Ночи, дни и все-все-все

Во всех событиях того дня Сайрисса винит Дану и Дженну. А еще Джона. Но Джона она в последние дни винит во всех грехах человечества, просто потому что Джон — это Джон, а ещё это весело. Но в том странном, по-своему хорошем дне и паре часов, которые определенно были слишком хорошими, чем должно быть время, проведенное с Харрисом, виноваты Дана и Дженна: если бы не они, она спокойно бы отдохнула в редкий свободный выходной, без всяких Харрисов. А еще, может быть, она самую малость благодарна им. Но только может быть. Дни после этого проходят в рутине, а у Сайриссы какое-то время даже нет нужды идти заниматься на кухне. Настоящее благословение. Но всё когда-нибудь заканчивается, а хорошему ещё и свойственно заканчиваться быстро, так что она снова оказывается на кухне общежития, снова заполняя таблички. Хочется послать всю учебу далеко и надолго, написать заявление об отчислении и забыть на всю жизнь о чертовых таблицах, но Сайрисса пока что держится. Пока что. Около часа ночи на кухню вваливается Джон. Именно что вваливается: резко, особо не церемонясь, усаживаясь на кухонную тумбу и чуть не роняя чайник. Сайрисса ещё не достигла того уровня просветления, чтобы, как профессор Абер, игнорировать Джона, поэтому отрывается от тетради и с немым вопросом «А какого хуя ты здесь забыл на этот раз?» смотрит на Харриса. — Это полнейший ужас! — возмущённо кричит Джон. Харрис сейчас беспокойный, его волосы растрёпаны больше обычного, а одежда, всегда сидящая на нем идеально, помята. Неизменным остается только излишняя театральность (на грани с циркачеством), с которой он возмущается всему на свете. — Что опять случилось у тебя? — В смысле «опять»? Какого ты обо мне мнения, красотка! — Джон и ноги подтягивает на стол, обнимая их руками и строя из себя самого-самого несчастного на всем белом свете, — вот вечно ты меня оскорбляешь. — Харрис, — закатывает глаза Сайрисса, — а можно к сути дела? Я и так теряю из-за тебя время. — Ооо, — Джон улыбается, — знаешь, у нас ведь так много общего! Знаешь, я тоже не люблю терять время зря… — Не похоже. — Ладно, ладно, твоя взяла, — Джон спрыгивает со стола, очевидно, неспособный просидеть на одном месте дольше пары минут, и начинает наворачивать круги по кухне, — Дилан, мой сосед, притащил в общежитие кошку. — Кошку? — переспрашивает девушка. — Кошку, — подтверждает Харрис. На секунду Сайрисса задумывается, а потом говорит: — Классно. Всегда хотела завести какое-нибудь. Жаль, в общежитии нельзя. — Вот именно! — Видимо, от переполняющих его эмоций Джон делает колесо. Дурак. — А на мой вопрос, какого чёрта и как кошка будет жить в общаге, Дилан просто меня просто игнорирует. Даже не подумал спросить меня, а нормально ли мне жить с кошкой! Что-то Сайриссе подсказывает, что сам Джон примерно никогда не советуется с соседом по важным вопросам, касающихся жизни обоих. — Ты можешь сказать вахтёрше об этом, — пожимает плечами девушка и пытается вернуться к заполнению таблицы. Получается не очень. Джон перетягивает все внимание на себя. — Не могу, — Харрис отворачивается так, что Сайрисса не может разглядеть его лицо, но прекрасно видит слегка покрасневшие уши, — кошку-то жаль. Она явно поумнее Дилана будет. Сайрисса непроизвольно улыбается. Приятно знать, что в Джоне Дейви Харрисе есть не только раздражающая сторона, но и что-то человеческое. — Терпи, значит, — надо вернуться к таблице, она не может позволить Джону постоянно её отвлекать, — а вообще делай свое кофе быстрее, да и иди отсюда, я тут заниматься пытаюсь. — Так занимайся. — Ты мешаешь, — констатирует факт Сайрисса. — Эй! Чтобы ты знала… — Харрис. Джон взгляд Сайриссы выдерживает, смотрит в ответ упрямо-упрямо, а потом подсаживается к девушке за стол (в кои-то веки не на стол, Сайрисса каждый раз побаивается, не сломается ли под весом) и ловко забирает тетрадь с таблицей прямо из-под носа ее обладательницы. — Ну, давай посмотрим, что тут у тебя… — Джон Дейви Харрис! — Сайрисса встает со стула и выхватывает собственную тетрадь. — Я помогаю, — Джон уже тянется, чтобы отобрать тетрадь обратно, но Сайрисса успевает положить её на другой край стола. — И чем ты мне поможешь? — Проконсультирую! Ты, может быть, не заметила, но я… Девушка его перебила: — Умный, гениальный и вообще самый-самый. Да, я заметила, что ты высокого о себе мнения. Но мне не нужна никакая консультация, тем более от тебя, так что, если тебе так хочется мне помочь… не знаю, кофе мне сделай и вали уже отсюда. Джон пускается в долгие, витиеватые речи о своем оскорбленном эго. А Сайрисса ловит себя на том, что уже не особо вдумывается в смысл его слов. Джон очень легко увлекается даже такими, казалось бы, неважными и дурацкими монологами. Размахивает руками, ходит по всей комнате, садится и опять встает, говорит-говорит-говорит. С расстановкой, очень вдохновенно, аж до горящих энтузиазмом глаз. Его приятно слушать, а еще приятнее смотреть. Увлекательно так. Удивительно, но в конце концов — после нескольких сотен слов полнейшего негодования — Джон правда делает ей кофе. Приговаривает ещё, что он тут не Ло, чтобы быть мальчиком на побегушках, но всё равно делает. Сайрисса благодарно кивает. А еще старается не показывать своего удивления. Не ожидала, что Джон и вправду сделает кофе ей. Удивительно, приятно и самую малость иррационально обидно. Сайрисса привыкла всё делать самой, поэтому даже такая мелкая помощь ощущается оскорблением. Но по большей части все равно приятно. Они размениваются парой колкостей, а Джон уходит чуть более спокойным, чем пришёл изначально. Сайрисса думает начать считать его чуть меньшим гадом, когда у самой двери Джон оборачивается и говорит: — В начале таблицы у тебя ошибка! Перепутала местами… В Джона летит тетрадь, и, хотя бы так, парень всё-таки понимает, что надо уйти.