Azalea

      Поезд из Лондона прибывает на Гар-дю-Нор, или же попросту Северный вокзал Парижа, в шесть часов вечера. Пассажиры торопятся покинуть вагоны, таща за собой пожитки и постепенно вливаясь в поток людей, снующих туда-сюда по оживленному перону.       Молодой мужчина, на вид лет двадцати с небольшим, не торопится, спокойно дожидаясь, когда толкучка уляжется, и только тогда поднимается со своего места и, потянувшись, разминает затекшую в пути спину, а затем следует к двери вагона, попутно прихватив небольшой чемодан и сумку поменьше.       Оказавшись в здании вокзала, он останавливается немного в стороне от входа, чтобы не мешать другим и, посмотрев на время на наручных часах, окидывает взглядом зал. Здесь многолюдно. Всегда так было, что, собственно говоря, не удивительно, ведь Гар-дю-Нор является основной пассажирской станцией и самым крупным железнодорожным вокзалом в Париже. Великолепное здание из белого камня и металла с резными колоннами и фасадом, украшенным помпезными статуями, что символизируют страны и направления, в которые можно уехать с его перронов, несколько раз претерпевшее изменения, но сохранившее свое очарование первоначальной архитектуры в стиле бозар.       — Месье Ким Тэхен? — окликают мужчину совсем рядом, и он, поворачиваясь на звук, видит перед собой невысокого мужчину в возрасте. — Мое имя Жорж. Я помощник месье Жовани.       — Да, это я, — Тэхен слегка склоняет голову в поклоне, отчего буйные каштановые кудри падают на глаза. Он убирает их, зачесывая пальцами назад и заправляя за уши. — Мишель говорил по телефону, что меня встретят. Где Ваша машина?       — На парковке через дорогу. Прошу следовать за мной, — Жорж указывает рукой в сторону центрального выхода из здания и забирает у Кима чемодан, оставляя ему небольшую сумку с ручной кладью.       Они лавируют в потоке пасажиров и встречающих и вскоре оказываются на улице, где суеты не меньше. Жорж укладывает вещи Кима в багажник новенького Peugeot 508, а затем открывает заднюю дверцу для Тэхена. Тот усаживается в салон, пахнущий дорогой кожей и чем-то неуловимым, фруктовым с легкой табачной примесью.       — Нам ехать почти четыре часа, так что располагайтесь удобнее, — сообщает Жорж, занимая водительское кресло. — Месье Жовани ждет Вас с нетерпением. Он думает, что Вы будете в восторге от увиденного.       — Он меня заинтриговал своим звонком. Обещал нечто невероятное, — Ким ухмыляется, глядя в окно на проносящиеся мимо суетливые улицы французской столицы. Он любит этот город, и если бы ему не требовалось сейчас ехать к черту на рога из-за обещания другу, он однозначно остался в каком-нибудь небольшом отеле, а завтра с самого утра отправился гулять по Монмартру.       Спустя сорок минут автомобиль покидает шумный Париж, и вокруг теперь только поля и редкие лесные массивы. В салоне играет легкая музыка, а Жорж и Тэхен периодически переговариваются о самых разных мелочах, последних новостях и сплетнях.       Тэхен не был во Франции уже два года. Во время последнего приезда в составе группы реставраторов, работающих над восстановлением Нотр-Дам-де-Пари, он и познакомился с Мишелем Жовани, сыном известного в стране и за ее пределами отельного магната. В юности тот изучал бизнес в университете Сорбонны, а после выпуска к своим тридцати годам смог заработать авторитет в гостиничной и экскурсионной сфере.       Семья Жовани была огромным поклонником искусства и меценатами, но никогда не ограничивалась только этим. Поэтому кроме пожертвований на восстановление одной из визитных карточек столицы, молодой француз принимал непосредственное участие во всех мероприятиях. В один из дней, когда Тэхен почти сутки без сна корпел над скульптурой, сильно поврежденной огнем, его плеча коснулась чья-то ладонь. От неожиданности парень вздрогнул, и только чужая рука остановила его собственную, едва не нанесшую второй слой жидкости для очистки, не дождавшись эффекта от первой. Подумать только, Ким мог испортить одну из статуй двенадцати апостолов, являющихся гордостью собора.       — Эй, парень! Все твои ушли еще четыре часа назад, — Мишель смотрит в усталые глаза напротив. — Ты спал вообще? А когда ел в последний раз?       — Мне нужно было закончить с головой апостола Петра и я… — начал было Тэхен, но тут же осекся под осуждающим взглядом мужчины.       — Ну, у тебя может появиться шанс увидеть его лично, если продолжишь в том же духе, — цокнув недовольно языком, тут же возразили ему. — Мое имя Мишель. Пойдем, покормлю тебя.       С того самого дня они постоянно обедали вместе. Жовани тщательно следил за регулярностью питания Кима, иногда буквально силой заставляя оставить «куски мрамора, которые никуда не денутся за полчаса и если простояли века, то еще постоят».       Они много говорили об искусстве, музыке, архитектуре, все больше сближаясь и узнавая друг друга. Мишель был потрясающим собеседником, мог поддержать любую тему и Тэхену он очень нравился: высокий темноволосый с хорошими манерами, сияющими голубыми глазами, стройный и подтянутый. Он просто очаровывал всех вокруг своей бешеной энергетикой. И двадцатитрехлетний Ким не стал исключением.       — Тэхен, можешь откровенно ответить на один вопрос? — Мишель, ковыряя вилкой кусок десерта, пристально вглядывается в глаза напротив.       — Да, конечно. Задавай, — попивая капучино из высокого стакана, пожимает плечами тот.       Они сидят на летней площадке небольшого ресторанчика неподалеку от собора спустя три месяца с их знакомства. Чудесная погода радует, на Тэхене легкая белая рубашка и бежевые брюки, и сейчас он вовсе не хочет возвращаться к работе, в помещение под высокими готическими сводами Нотр-Дам, где всегда прохладно.       — Ты чувствуешь что-то ко мне? — Жовани вмиг становится серьезным и сосредоточенно наблюдает за реакцией Кима. — Я имею в виду, я нравлюсь тебе как мужчина?       Тэхен вздрагивает от неожиданности и широко распахивает глаза, удивленно глядя на мужчину. Не сказать, что он не задумывался о природе их отношений, пытаясь самому в них разобраться и в себе в том числе, но вопрос, заданный так неожиданно, удивил его. Он прокашливается, ставя напиток на стол, того и гляди уронит из-за дрожи в руках, и собирается с мыслями.       — Послушай, Мишель. Я… Мне… — он мнется, тщательно подбирая слова, не желая обидеть нового знакомого. — Ты замечательный человек и хороший друг. Ты обаятельный, веселый, в тебя невозможно не влюбиться. Но… Для меня эта любовь… не такого рода. Она, скорее, теплая, уютная и… дружеская. Извини! — наконец выпаливает он, слегка заикаясь.       Жовани слушает все, не перебивая, а затем облегченно выдыхает, чем несказанно радует Кима. Теперь Мишель улыбается ярко, и на лице не остается и тени от того напряжения, которое Тэхен видел там еще минуту назад.       — Это же чудесно! Я так волновался, что ты влюбился в меня, а я не смогу ответить тебе взаимностью, — он сцепляет пальцы в замок, подпирая ими подбородок и упираясь локтями в стол. — У меня уже есть чувства к одному человеку, и я надеюсь, что у нас с ним все получится. А еще то, что я гей, тебя не смущает?       Тэхена это ни капли не беспокоит. В современном мире все меньше предрассудков и, в большинстве своем, окружающим наплевать, кто у кого ночью стонет в постели и в каких позах. Но есть еще те, кто осуждают однополые связи, поэтому вопрос Жовани логичен и понятен.       Сам Ким еще не определился, в равной степени восхищаясь и женской и мужской красотой. Для Тэхена нет пола. Он видит тела обоих одинаково прекрасными, и мужчина такое же искусство, как и женщина.       Когда впервые в возрасте пяти лет мать подарила ему энциклопедию мировой истории с яркими картинками, изображениями древнеримских и древнегреческих статуй, фресками эпохи Возрождения и готической архитектурой, маленький Тэ-Тэ с горящими глазами рассматривал созданную человеческими руками красоту. Спустя время читал и восхищался тем, как искусство тесно переплеталось с жизнью. Цивилизации и эпохи уходят, умирают, исчезают с лица земли, но не бесследно. Они остаются в пожелтевших от времени свитках, ярких картинах, глине и мраморе.       Спустя время он все больше увлекался этим. Родители отдали его сначала в художественную школу в класс рисования, где преподаватель показал ему, что не только штрихи на бумаге, мазки акварели и масла могут создавать миры. Господин Тривольи познакомил его со скульптурой: мрамором, гипсом, бронзой и медью, превращенными в великолепные произведения искусства. А сейчас он студент четвертого курса Лондонского университета искусств.       — Я надеюсь, наша дружба не пострадает из-за этого маленького разговора по душам? — резюмирует Мишель, вырывая Тэхена из мыслей.       — Конечно же, нет! — заверяет его Ким и улыбается своей широкой квадратной улыбкой.       Спустя еще два месяца после разговора Тэхен уехал, успев реставрировать две из двенадцати статуй апостолов. Того самого Петра и Марка, остальное передал новому реставратору и отбыл в Лондон продолжать учебу.       Прошло уже больше двух лет с того разговора, и они правда общаются по сей день. И вот теперь в авто бизнес-класса он едет к своему другу в аббатство Ла-Ферте — бывшую цистерианскую обитель, а теперь новое вложение Мишеля. Он выкупил его у прежнего владельца, который там ни разу даже не был, и теперь намерен восстановить его и превратить в гостиницу и небольшой музей, сделав жемчужиной Бургундии.       На место они добираются к одиннадцати часам ночи. Длинная подъездная аллея не освещена и ночью кажется зловещей и немного пугающей. Вдали здание аббатства производит впечатление нежилого и запущенного. Собственно говоря, до последнего месяца так и было.       Автомобиль останавливается у главного входа, и Жорж, открыв дверцу для Тэхена, сам достает его чемодан из багажника. Тусклый свет фонаря над одной из входных дверей разбивает ночную темноту, создавая хоть какую-то видимость того, что здание не пустует. Из множества окон, расположенных на фасаде, свет виден только в двух: одно на первом этаже и одно на втором.       Двери распахиваются, и на пороге их встречает сам хозяин.       — Тэхени! Рад тебя видеть! — Мишель разводит руки в стороны, ожидая объятий, которые и получает спустя мгновение. — Я уже заждался вас. Ужин на столе, поэтому быстро переодевайся, и жду тебя в столовой. Жорж, проводи нашего гостя в его комнату и попроси Юнги присоединиться к нам. Он так и не ужинал сегодня. Не уверен, что и обедал, — дает распоряжение мужчина, когда они оказываются в холле.       — Кто такой Юнги? — любопытствует Ким. Значит, здесь есть еще кто-то кроме них.       — О, это мой старый…кхм… знакомый. Вы обязательно познакомитесь если не сегодня, то завтра за завтраком, — заверяет его Мишель и указывает в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. — А теперь иди и поскорее возвращайся. У меня есть что тебе показать.       Поднимаясь в отведенную для него комнату, Тэхен оглядывает богатое убранство бывшего монастыря: портреты в тяжелых рамах, барельефы с изображениями королевской семьи и сценами из Библии, рассказывающие о жизни святых. Парадная лестница, по которой они идут, поражает размерами и красотой.       — Эта лестница самая большая в Бургундии, — сообщает Жорж, видя восхищение в глазах гостя. — Мы находимся в той половине, которая принадлежала настоятелю монастыря. Другая служила жильем для монахов. Когда месье Мишель приобрел этот замок, в подземельях нашлось немало интересного. Хотя, думаю, он сам вам все расскажет за поздним ужином. Вот мы и пришли, Ваша комната здесь, — Жорж останавливается перед богато украшенной резьбой и позолотой белой дверью и, повернув ключ в замочной скважине, распахивает ее, жестом приглашая Тэхена пройти внутрь.       Комната в сине-золотых тонах просторная с богатой отделкой в стиле французского классицизма. Каждая деталь была выполнена в соответствии со вкусами и предпочтениями той эпохи. Лепнина на стенах и потолке, высокие окна, дающие много света днем, но сейчас скрытые за тяжелыми портьерами, красочные панно на стенах, как и во всем замке, передавали религиозные мотивы.       Из мебели в помещении были только широкий шкаф, большая кровать, секретер из красного дерева и такой же туалетный столик с огромным зеркалом. У окна стоял небольшой круглый стол и два кресла.       За еще одной дверью оказалась ванная комната, и Тэхен, наскоро умывшись и переодевшись, окинул себя взглядом в зеркале, а затем поспешил на полуночный ужин.       Мишель ждал его в столовой на первом этаже. Как и повсюду, здесь царила присущая духу восемнадцатого века роскошь.       — Ты и правда думаешь, что в такое время суток нужно было столько еды? — Тэхен усмехается, глядя на заполненный блюдами стол, и присаживается напротив хозяина. — Я же и половины не съем. Меня бы вполне устроили бутерброды.       — Я не кормил тебя два года, дай наверстать упущенное, — пожимает плечами тот и наливает в бокалы Domaine Curtet Altesse. — Хорошая еда и вино еще никому не навредили. А тут, кстати, твой любимый тартифлет, который ты поглощал в неимоверных количествах в прошлый свой приезд.       — Ты слишком хорошо меня выучил, Мишель, — в ответ качает головой Ким и, сделав глоток вина, прикрывает глаза, довольно жмурясь. — А твой второй гость не пришел?       — Нет, к сожалению. Но это и не удивительно. Он достаточно замкнутый и предпочитает бывать один. Но видел бы ты, как горят его глаза, когда он занят делом. В этом вы сильно похожи. Юнги, как и ты, фанат своей работы, — принимаясь за еду, объясняет Жовани. — Он младше меня всего на два года, а такое впечатление, что на целые века.       — Даже так? Интересно, — Ким отправляет в рот кусок тартифлета и про себя хвалит повара, приготовившего все идеально. — Ладно, давай лучше поговорим о том, зачем ты меня позвал. Ты упомянул о какой-то находке.       — Да. Ты же знаешь, что я хочу открыть здесь гостиницу, совмещенную с музеем. Это шато — великолепный образец классической архитектуры, место идеально с исторической и экономической точки зрения. Отец полностью одобрил мою идею, и я купил его. Прошлый владелец сильно запустил территорию, и сам замок был в упадке, вот мы и принялись приводить его в порядок. При расчистке подземелий был обнаружен замурованный коридор. На планах здания его не было, но когда рабочие снимали часть старой побелки, оказалось, что кладка сильно отличается от остальной. Если большая часть каменная, оставшаяся еще со времен первого восстановления после захвата гугенотами в семнадцатом веке, то здесь мы обнаружили кирпичную, по составу датированную, ориентировочно, началом восемнадцатого. За ней оказался тот самый скрытый коридор и комната, — мужчина делает паузу, отпивая вина, а Тэхен заинтересованно следит за ним.       — Подобное не редкость в таких местах. Монастыри часто прятали свои сокровища в тайниках, а учитывая, насколько этот орден в свое время был богат, я представляю, что вы там обнаружили, — пожимает плечами Ким.       — О, поверь, там не было ни золота, ни драгоценных камней. Но там было кое-что другое. Пойдем, покажу, — Мишель поднимается из-за стола и жестом зовет Тэхена следовать за ним.       По пустынным гулким коридорам они идут в другую часть замка, ту, что некогда служила жилищем монахам. Вход в подвал и подземелье оказался на старой монастырской кухне. Неприметная дверь, покрытая слоем вековой копоти, сейчас была открыта настежь, а крутые ступени, ведущие вниз, освещены фонарями.       Тэхен и Мишель осторожно спускаются, шаг за шагом, опасливо держась за шершавые стены.       Внизу также светло от множества светильников, которые висят на крюках, вбитых в твердый камень. Узкие коридоры то и дело петляют и расходятся в стороны. Каким образом здесь ориентируется Жовани — для Тэхена загадка. Он едва за ним поспевает, когда повороты сменяют друг друга, и не сказать, что Ким не умеет ориентироваться в пространстве и топографическим кретинизмом не страдает, но все хода уже смешались в голове, и врядли он сможет выбраться на поверхность самостоятельно.       — У меня такое впечатление, что мы идем не один час, — Тэхен уже совсем не понимает, где они. Он ежится из-за сырости и ругает себя, что не взял теплую одежду, а остался в одной тонкой рубашке. — Мы так до Парижа дойдем.       — На самом деле, нет, мы все еще под бывшей территорией аббатства. И это заняло всего-то минут пятнадцать, — смеется Мишель и указывает в сторону. — Мы у цели.       Перед ними зияющая дыра в стене, кирпичи аккуратной стопкой сложены рядом с входом в коридор. Тэхен внимательно осматривает несколько из них. Пока ничего необычного: обожженная глина и известняковый раствор.       — Пойдем. Дальше интереснее, — тянет его за собой Мишель, заставляя ступить в зияющий проем.       Небольшая деревянная дверца метров через тридцать также открыта, и тонкая полоска света пробивается из помещения за ней. Мишель отчего-то немного притормаживает и словно медлит, но, вспомнив, что не один, поводит плечами и, прокашлявшись и одернув полы пиджака, все же берется за ручку и тянет на себя.       Комната не очень большая, но достаточно просторная. Она заполнена стеллажами, ровными рядами стоящими практически от входа и до дальней стены с книгами, свитками и различными деревянными шкатулками, а слева в углу расположен небольшой стол, заваленный пергаментами и фолиантами. Мишель прикладывает палец к своим губам, призывая Кима быть тише, и кивает в сторону. Среди вороха пожелтевшей и истлевшей по краям бумаги спит человек. Он опустил голову на согнутые в локтях руки, а темные волосы блестящей волной струятся по предплечьям и плечам, создавая в тусклом свете иллюзию черного смоляного водопада. Тонкие пальцы все еще сжимают карандаш. Видимо спящий что-то записывал, но в процессе его настигла усталость, и он, склонив на мгновение голову, уже не смог оторвать ее от поверхности.       — Не будем ему мешать, — шепотом произносит Мишель, и Тэхену чудится в нем трепет и некое… восхищение, что ли. — Нам туда, — указывает он на проход между стеллажами.       Они пробираются через узкое пространство вглубь комнаты, невольно поднимая клубочки пыли, когда задевают плечом очередную книгу или рукопись. Тэхен порывается чихнуть пару раз, но, вспоминая о спящем человеке, он только трет переносицу и сдерживается.       Когда стеллажи заканчиваются, перед взором Кима открывается то, что полностью отметает на второй план все.       На небольшой площадке на мраморном пьедестале покрытая мхом, копотью и пылью стоит она. Прикована к земле, но, кажется, что вот-вот взлетит.       Тэхен застывает в проходе между полками, так и не сделав больше ни шагу. Во взгляде широко распахнутых глаз читается не прикрытый восторг, а челюсть едва не встретилась с полом. Мишель рядом только лишь довольно хмыкнул. Он однозначно был доволен произведенным эффектом, ведь находка поистине великолепная.       — Она прекрасно сохранилась, — Тэхен все же приближается, протягивая руку, но так и не решаясь коснуться. — Кто она?       — Понятия не имею. Мы очистили основание, но подписи автора не нашли. Я хочу, чтобы ты восстановил ее, — Мишель обходит скульптуру по кругу, оглядывая со всех сторон, и затем останавливается напротив Кима, ожидая ответа.       Тэхен думает лишь мгновение. Смотрит в мраморное лицо, подмечает необычную внешность, переданную умелыми руками мастера, то, как очерчен каждый изгиб тела, как воссоздана иллюзия ветра, треплющего длинные волосы девушки, а ее тонкая воздушная одежда заставляет поверить в то, что она еще мгновение и будет парить в небесах. Прежде он видел тонкие работы Микеланджело и Донателло, Бернини и Канова. Но ни один из них не создавал такое совершенство, ни один не был настолько точен в передаче деталей.       — Ты еще спрашиваешь?! Конечно, я возьмусь за нее, — восклицает Тэхен и, опомнившись, понижает голос. — Я никогда не видел ничего подобного.       — Тогда иди отдыхать, а завтра, когда привезут твои инструменты, можешь приступать, — удовлетворенно кивает Мишель, и они направляются к выходу.       Парень за столом даже не сменил позу за это время. Жовани берет плед, лежащий на кресле рядом, и накидывает спящему на плечи, легонько касается пальцами смоляных прядей, но тут же одергивает руку и отступает к двери, откуда за всем наблюдает Тэхен.       — Это и есть Юнги? — решается спросить он, когда оба оказываются в холле.       — Да. Это он, — улыбается ему Мишель, и Тэхен видит тень грусти в этом простом движении губ. — Юнги специалист по кодикологии и замечательный палеограф. Как видишь, здесь для него работы предостаточно. И еще… Помнишь тот наш разговор в Париже? О том, что есть человек, которого я люблю, но это безответно, — утвердительный кивок, — так вот, это он и есть.       — И это все еще не взаимно? — поражается Ким. — Как можно не влюбиться в тебя? Это длится все два года? Он знает о твоих чувствах? — сыплет вопросами и хочет понять, почему его друг никогда не рассказывал об этом человеке.       — Да, можно, Тэхени. И он обо всем в курсе. Я давно смирился и понял его, мы слишком долго знаем друг друга, чтобы таить за такое обиду. Я очень хочу, чтобы он был счастлив. Даже если не рядом со мной. Он многое пережил и как никто другой достоин не только быть любимым, но и сам полюбить. Ладно, уже поздно. Иди отдыхать, поговорим позже, — говорит Жовани, чтобы избежать дальнейших расспросов, и у Тэхена нет другого выхода, как отложить разговор.       Оказавшись в своей комнате, Тэхен наскоро принимает душ и засыпает практически мгновенно, как только его голова касается подушки.       

***

      Ему снится ромашковое поле. Тэхен стоит, не решаясь сделать шаг и смять босыми ногами хрупкие стебли. На нем простая длинная рубашка до средины бедра и льняные широкие штаны, легкий ветерок треплет каштановые кудри, а теплые лучи солнца ласкают кожу. Вдали он видит девушку, идущую к нему, и узнает в ней ту, что видел недавно в подземелье. Она прекрасна: тонкая талия, скрытая шелком небесно-голубого платья, изящные руки, алебастровая кожа, пухлые розовые губы, слегка раскосые глаза. Чем ближе она подходит, тем сильнее поднимается ветер, колышет цветы, создавая впечатление, что они среди морской пены в разгар шторма, а не на твердой земле. Девушка останавливается, становясь почти вплотную, и Ким замирает, кажется, даже дышать перестает. Она протягивает ладонь с тонкими длинными пальцами и касается его щеки, мягко проводит вдоль скулы, очерчивая, и затем одними кончиками обрисовывает контур губ, едва касаясь, а следом жадно приникает к ним своими, шокируя этим на мгновение Кима. Тэхен, очнувшись, отталкивает ее от себя и сам делает шаг назад.       Все вокруг вмиг чернеет, и ураганный ветер развевает теперь ее платье и волосы точь-в-точь как передал неизвестный мастер в мраморной копии, но лицо уже другое. В нем злость, презрение и даже отвращение, оно вмиг преображается, становясь ужасным от тех чувств, которые мелькают на нем. Она шипит змеей, и если бы взглядом можно было убивать, то Тэхен уже был бы мертв.       — Не будет счастья! Никогда не узнаешь, что такое взаимная любовь! Раз я не смогла познать ее, то и ты не должен. До скончания веков будешь скитаться по миру, искать, но так и не найдешь! А если и встретишь такую, которая сможет тебя спасти от вечного одиночества, то умрешь только после того, как похоронишь того, кого ты полюбишь! — выплевывает зло, ядовито, со всей ненавистью. — Помяни мое слово!       Ким вздрагивает и просыпается. Капелька холодного пота скатывается по виску, он стирает ее ладонью и трясет головой. Что за бред ему снился? Но прикосновения все еще ощущаются на щеке и губах, а голос раз за разом слышится в голове.       Кто она? Кто эта девушка и почему говорила такие ужасные вещи? Кого она проклинала на вечную жизнь в одиночестве? Вопросов много, а ответа нет ни одного.       Тэхен встает с постели и, отдернув тяжелые портьеры, распахивает настежь окно, впуская в комнату прохладный воздух, вдыхает его, пытаясь очистить разум и отойти от видения.       Мягкий лунный свет заливает задний двор, давая хоть и слабую, но возможность разглядеть силуэт возле фонтана. Он тенью проскальзывает мимо, направляясь в сторону заросшего парка, идет, не оглядываясь, уверенно, даже не подсвечивая себе дорогу, словно знает ее наизусть.       Кима разбирает любопытство и, поколебавшись всего минуту, он накидывает на себя кардиган и, как есть в пижаме и тапочках, покидает свою комнату, спускается вниз и выходит через заднюю дверь во двор замка.       Он не знает дорогу так хорошо, как тот, за кем он идет, поэтому время от времени спотыкается и замедляет шаг, пытаясь внимательно смотреть под ноги. А затем и вовсе притормаживает, когда немного поодаль видит человека, стоявшего на коленях у раскидистого дуба. В замке кроме него, Мишеля и Жоржа есть только один человек, а так как тот не похож ни на хозяина замка, ни на его помощника, то вывод только один — это Юнги. Ким подходит все ближе, осторожно ступая уже не по каменной дорожке, а по мягкой траве, подбирается все ближе. И вот уже он способен расслышать тихое бормотание, а в руках разглядеть букет кустовых азалий, цветущих вокруг замка.       — Ты права была. Во всем права. Но тогда я этого не понимал. Мне понадобилось столько времени, чтобы осознать, что значат твои слова. И вот он я здесь, спустя столько лет одиночества и боли, но я все равно верю, что не все еще потеряно, — тихий хрипловатый голос дрожит, а у Тэхена от него мурашки по всему телу, и он невольно делает еще один шаг вперед, становясь почти за спиной Юнги. — Прости меня за то, что не смог, — он кладет букет прямо на траву, а Ким ничего не понимает: ни сказанных слов, ни действий, ведь нет ни могилы, ни надгробия.       Окунувшись в свои мысли, он не замечает, как Юнги поднимается с колен и, развернувшись, чтобы уйти, застывает, наткнувшись на невольного свидетеля. А Тэхен шокировано распахивает глаза и непроизвольно открывает и закрывает рот, ведь перед ним стоит точная копия девушки из его сна. Лицо напротив до мельчайших деталей повторяет мраморный лик статуи в подземелье замка: те же скулы, подбородок, нос, губы, тот же разрез лисьих глаз. Но перед ним однозначно, совершенно точно мужчина.       У Тэхена помутнение? Он поехал мозгами? Или он все еще спит?       Кто этот человек? Он живой или видение? Мираж?       Юнги приходит в себя быстрее и, отвернувшись, шагает мимо замершего в ступоре Тэхена, намереваясь вернуться в свою комнату. Он уже жалеет, что после того, как задремал в подземелье, проснувшись, снова решил прийти сюда вместо того, чтобы сразу идти к себе. Мишель предупреждал о приезде реставратора и о том, что они, возможно, будут пересекаться иногда, но не думал, что это произойдет в первую ночь. Юнги видел его из окна своей спальни, когда Жорж привез гостя. И лишь раз, взглянув на него, Юнги понял, что им лучше не встречаться. Юнги не сможет больше, не вынесет того, чем это все закончится. Из раза в раз сценарий и итог один: после всего остается разбитое на осколки сердце. А чужое или его собственное, уже не имеет значения.       Тэхен смотрит в спину удаляющемуся мужчине и понимает, что разговор с Мишелем просто необходим. Тот не мог не заметить сходства его второго гостя и скульптуры, стоящей в подвале замка. Значит должен объяснить все с самого начала.       Вернувшись в свою комнату в еще более подавленном состоянии, Ким едва дождался, когда наступит утро. Как только над деревьями небо окрасилось в розово-золотой оттенок, Тэхен уже стоял в пустом холле. Рабочим дали выходной, а из персонала в замок пока наняли только повара и несколько девушек для уборки жилых комнат. Ему нужно найти Мишеля или Жоржа, чтобы тот подсказал, где мог быть хозяин. Но время шло, а никто так и не появился. Он обошел уже несколько комнат на первом этаже, но часть из них встретила его голыми стенами по причине ремонта, а остальные пустовали, поэтому Тэхен не нашел ничего лучшего чем спуститься в подземелье.       Он боится заплутать и вовсе не выбраться отсюда, но, свернув пару раз не туда и попав в тупиковые коридоры, Ким соображает, что светильники есть только в центральном и стоит идти, ориентируясь на них.       Оказавшись у цели, Тэхен первым делом бросает взгляд на столик в углу, где в прошлый раз спал Юнги. Место пустует, но воображение само дорисовывает то, чего нет: черные, как смоль, волосы, пухлые губы, белоснежную кожу, сияющую в лунном свете, и темные, почти что одного цвета с волосами глаза с таким необычным разрезом. Юнги восхитительно красив. Его голос низкий, будоражащий, заставляющий табун мурашек пробегать по телу, а еще что-то теплое разливается в груди даже от простых воспоминаний о нем. Он хотел бы понять, что, но пока не может. В то же время, Кима пугает это его сходство с девушкой из его сна и статуей, стоящей у дальней стены.       Позади слышится шорох, и он резко поворачивается на звук. Перед ним снова стоит Юнги, а Тэхен, помедлив всего секунду, поддается неясному импульсу и решается. Сколько он еще будет бегать и искать ответы? Вот же все они. Перед ним стоят, в глаза смотрят, изучают, брови хмурят и нервно облизывают губы, которые от этого еще и блестят в тусклом свете ламп, перетягивая все внимание на себя.       Шаг. Юнги не отступает.       Второй. Дыхание сбивается, а сердце внезапно гулко стучит, словно позади пройденный марафон.       Третий. Они близко настолько, что расстояние между их телами едва позволяет просочиться воздуху.       Тэхен думает, что с ума сошел. Не отдает себе отчета о собственных действиях, не ведает, что творит. Но он смотрит в глаза напротив и видит там что-то, чего не видел давно в других — надежду. На что или кого — не ясно. А еще он в них тонет. Его затягивает в чернеющий омут, как шлюпки на картинах маринистов, без шансов выбраться на поверхность, от чего сердце едва не останавливается, пропуская удары через один.       Юнги не знает, как так произошло. Почему бы ему не уйти сейчас? Не искушать себя ложной надеждой. Сколько уже раз его сердце разрывалось? Не сосчитать. Каждый раз рана глубокая, долго заживает, оставляя после себя ноющий шрам на месте вырванного с корнем кого-то. Мин Юнги — ты глупец, раз веришь, ждешь и ищешь.       Но вот он все еще здесь.       — Мое имя Ким Тэхен. Я реставратор и, если честно, ни черта не понимаю сейчас, — полушепотом говорит первый, решается. — Можешь помочь?       — Меня зовут Мин Юнги. Я много кто, зависимо от обстоятельств, и я не знаю, как тебе помочь, — ему отвечают так же тихо.       — Просто расскажи мне, почему ты и она, — Ким пальцем тычет в сторону помещения со статуей, — одно лицо? Я вижу это, даже несмотря на то, что она не в лучшем состоянии сейчас. Каждая черточка на твоем лице есть и на ней, я уверен. Так почему?       Юнги медлит с ответом. Не подобрал еще нужных слов, которые могли бы казаться правдоподобными. А еще хочет насладится этой вынужденной близостью. Тэхен потрясающе красив. Он сам, словно вылеплен лучшими скульпторами: высокий, стройный, с изящными чертами лица, пронзительным взглядом, четко очерченной линией губ. Ему бы на пьедестал, и Давид Микеланджело Буонаротти покажется грубо отесанным куском камня.       — Так что? — Тэхен смотрит пристально, склоняя немного голову, чтобы глаза в глаза, а затем отступает на шаг, увеличивая расстояние между ними, и кивает, словно подтверждая самому себе какую-то догадку. — Все ясно. Похоже, я не услышу ничего, что дало бы мне возможность понять ситуацию.       Юнги жаль, правда. Но он не может ответить так, чтобы рассказать только половину, а всю правду Ким вряд ли воспримет. Поэтому он просто пожимает плечами и, проходя мимо него в свой уголок, за столом бросает на ходу:       — Так бывает. Не зря же говорят, что у всех нас есть двойник в прошлом или настоящем.       На большее Тэхену похоже рассчитывать не стоит. Он разворачивается и уходит прочь, решая все же найти Мишеля. Уж он-то его не проигнорирует.       Жовани оказывается в столовой, занят утренней газетой и кофе. Завидев вошедшего Тэхена, он приветливо улыбается и, отложив прессу, наливает вторую чашку свежесваренного напитка для друга.       — Может, хоть ты мне объяснишь, что происходит? Почему этот твой Мин Юнги так похож на статую в подземелье? — без прелюдий выпаливает Ким, как только усаживается за стол. — Что за чертовщина? И еще этот букет ночью у старого дуба. Что это все значит?       — Ты все же познакомился с ним? — хмыкает тот в ответ. — И он не мой. К сожалению. Я не могу тебе рассказать все. Скажу, что знаю его слишком давно, чтобы понимать, что он сам все тебе расскажет, если будет уверен в том, что ты должен знать о нем, нужно только время. Вы могли бы пообщаться чуточку больше, может, и найдете общий язык. Тем более, что к вечеру твои инструменты уже привезут и можно начинать работу.       Больше они не говорят на эту тему. Тэхен уходит в сад прогуляться, а Мишель уезжает с Жоржем по делам.       Ким садится на скамейку возле искусственного пруда. Запах множества кустов азалий пьянит цитрусом и сладостью и от него слегка кружится голова. В ней всплывают образы прошедших суток. Но все они, так или иначе, сводятся к одному единственному — мужчине загадочному и, что греха таить, манящему. Возможно, сыграла роль таинственность и непонятность ситуации, но разгадать загадку очень хочется.       Инструменты и правда привезли вечером, и Тэхен сразу же умчался в подвал, отказавшись от ужина. Жовани и Жорж на это только переглянулись и пожали плечами.       Юнги все так же корпел над свитками и даже глазом не повел при его появлении. Но Киму это и не интересно было сейчас, он уже вовсю колдовал над мраморной девушкой.       Для начала смешав несколько видов реактивов из своего чемоданчика, он окунает в полученный раствор ватную палочку и проверяет на крохотном участке пъедестала, подходит ли концентрация для работы и, удовлетворенно хмыкнув, вооружившись терпением и большим количеством чистой ткани, принялся за работу. Слой за слоем снимая плесень, мох, и вековую пыль, он обработал в первую очередь лицо, в очередной раз убеждаясь насколько он был прав: все до мельчайших деталей во внешности Юнги мастер повторил в мраморе.       С его места было не видно, как Мин сидит сгорбившись над бумагами, но очень даже слышно. Он шуршал ими, иногда тихо что-то бормотал, а иногда и матерился в перемешку на французском, итальянском и китайском языках, чем вызывал у Тэхена улыбку и тихий смешок.       Юнги тоже, сидя за своим столом, украдкой поглядывал на Кима. Слушал, как тот разговаривал тихонько с холодным мрамором, задавал вопросы, словно ждал, что тот ответит. И все больше вместо того, чтобы тщательно вчитываться в детали фламандских повествований о жизни святых или германские исторические записи и перепроверять их достоверность, он слушал бархатный голос реставратора.

***

      Так прошла неделя, а за ней и другая. Тэхен справился с загрязнениями, восстановив сантиметр за сантиметром первоначальный цвет и, завершив первый этап реставрации, занялся пломбировкой найденных повреждений.       За все это время они с Юнги понемногу начали общаться и даже иногда пересекались в саду у пруда и за обедом или ужином. Сначала тот игнорировал его, но спустя пару дней начал отвечать, и теперь даже мог бросить какую-то шутку, смеша Тэхена. Во время работы короткие беседы стали неким обязательным ритуалом. Кима это несказанно радовало, потому что то самое неясное чувство внутри обрело форму и название. Вот бы еще как-то о нем сказать.       — Великолепно, Тэхени! — Мишель всплеснул ладонями при виде белоснежного мрамора. — Ты поистине мастер! — он пришел посмотреть на результаты работы, когда Ким сказал, что перешел ко второму этапу восстановления.       — Я, кажется, нашел подпись и название работы, — сообщает сияющий Тэхен. — Она была вырезана на ступни, довольно необычное для этого место, я бы сказал. Имя скульптора Мартен Дежарден. Но это, скорее всего, не так. Эта работа слишком невероятна для него. Он, конечно, мастер и придворный скульптор, но даже он не передавал так детали в своих работах. Тут же впечатление, что воссоздали каждую пору и морщинку модели. Но я…       — Ну, почему же нет, — голос Юнги внезапно прервал его. — Он делал все очень скрупулезно и детально, если это было для души, а не на заказ. Если вкладывал в свое творение сердце и, главное, любовь.       Тэхен в недоумении смотрел на стоящего перед ним мужчину. Что-то в нем изменилось. В его взгляде на скульптуру было столько нескрываемой любви и… вины, а еще неприкрытой грусти и скорби, что Ким невольно сделал шаг в желании обнять, оградить, прогнать эти чувства. Мишель же только с сожалением покачал головой.       — Мартен безумно влюбился в эту девушку. Ходил за ней по пятам, дарил подарки и всячески старался привлечь ее внимание. Даже стихи сочинял. Вот только она его не просто не любила, а чувствовала отвращение. Единственной ее любовью был ее родной брат. Кроме него для девушки не существовало других мужчин, — Юнги говорит тихо, и чем дальше, тем все тише становился голос. — Скульптура называется «Азалия отцветающая». Это момент ее смерти.       Он резко разворачивается и уходит прочь, оставляя Тэхена и Мишеля позади.       — Иди за ним. Возможно, это единственный шанс закончить все это, — Мишель кивает ничего не понимающему Киму в сторону прохода, и тот срывается с места, несясь изученным уже до мелочей путем.       Он не знает где искать Юнги. Сначала идет в его комнату, но она пуста, и Тэхен спускается на первый этаж, открывая все попадающиеся на пути двери подряд одну за другой.       Его нигде нет, и сердце в груди ноет от беспокойства, слезы скапливаются в уголках глаз, но он быстро смахивает их, не время. Сейчас главное найти и утешить, все остальное потом. Тэхену не важна причина такого состояния, но он готов забрать на себя все те эмоции, которые он видел в глазах Мина. Они должны сиять от любви и счастья, чтобы в них звезды загорались, а не боль и тьма свои спирали закручивала.       Дыхание спирает и горло, словно тисками зажато, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он хватает ртом воздух в попытке унять подкрадывающуюся панику и восстановить сбитое дыхание. Мозг медленно насыщается кислородом и начинает работать. Азалия.       Единственная догадка пронзает сознание, и Тэхен спешит назад через коридоры к выходу на задний двор. Он спотыкается, едва не падая, но удерживается на ногах и продолжает путь.       Юнги сидит на траве под дубом. Его голова покоится на сложенных на коленях руках, а плечи подрагивают. Ким тихонько опускается рядом и, не спрашивая разрешения, сгребает крохотное сейчас тело в охапку, крепко обнимая.       — Ты спрашивал, почему мы похожи. Азалия моя сестра-близнец, — всхлип и пауза. — Она любила меня так, как женщина любит мужчину, а не сестра брата. Я не знаю, когда это все зародилось в ней и переросло в большее, когда она стала смотреть на меня, как на объект вожделения. Но для меня это было не допустимо. Я не принял бы ее чувств. А когда в одну из ночей она пришла ко мне и начала целовать, я не выдержал и прогнал ее. В то время я не понимал, к каким последствиям это приведет. — Юнги говорит, а у Тэхена шестеренки в мозгу не крутятся, пазл все никак не складывается. — Слуги донесли родителям, и они, не найдя лучшего выхода, объявили ее сумасшедшей, заперев в лазарете при монастыре в Ла-Ферте. Вот только они не учли, что она вполне себе здорова и очень сообразительна. Окрутив одного из монахов, Азалия добилась того, что ее стали выпускать на прогулку. В тот день я пришел ее навестить, и мы пришли сюда. Раньше здесь был широкий ров и крепостная стена. На нее-то мы и поднялись, а дальше начался кошмар.       — Ров, стена… О чем ты, Юнги? — Тэхен уже думает, что все это бред. Как можно поверить в такую историю? — Здесь же нет ничего.              — Конечно, нет. Теперь здесь дуб и зеленая лужайка. И могила моей сестры. Это было давным-давно. Она тогда стала уговаривать меня сбежать вместе, но я только назвал ее сумасшедшей и оттолкнул. А она… Она прокляла меня и сбросилась вниз. Знаешь, какие были ее последние слова? Не будет счастья! Никогда не узнаешь, что такое взаимная любовь! Раз я не смогла познать ее, то и ты не должен…       — До скончания веков будешь скитаться по миру, искать, но так и не найдешь! А если и встретишь такую, которая сможет тебя спасти от вечного одиночества, то умрешь только после того, как похоронишь того, кого ты полюбишь! — заканчивает за него Тэхен и не верит. Так это был не просто сон. Это была она. Сестра Юнги, явившаяся к нему ночью, чтобы повторить проклятье, посланное брату.       — Откуда… — Юнги поднимает голову, смотрит в глаза, которые успел полюбить, когда не понятно и точно ли это любовь, он не знает, но это чувство он определил именно так. Ведь как тогда объяснить, что квадратная улыбка стала заменять солнце, что редкие разговоры дороже всех тех, что у него были за всю его долгую жизнь, что при виде родинки на кончике носа он еле сдерживается, чтобы не поцеловать ее.       — Я видел ее во сне. Она была такая злая. Наверное, потому, что уже тогда знала, что я влюбился в тебя в тот момент, как только увидел в подземелье. Ну, или на следующий день. Не помню точно, — пожимает плечами Ким. — Мне трудно сейчас все переварить, но я обещаю, что постараюсь. А суть проклятья? В чем она?       — Сначала я сам не понял, не осознавал точнее. Но прошло тридцать лет, а я совсем не изменился за это время, не постарел ни на миг. А после уже счет моих лет пошел не на десятки, а на сотни. Тогда я понял, чтобы это прекратить, мне нужно найти истинную любовь. Такую, чтобы безусловная, взаимная, в равной степени пятьдесят на пятьдесят. И я искал, вот только, похоже, такой не существует, и каждый раз это заканчивалось ничем. Представляешь, я даже к гадалкам ходил, чтобы подсказали, где найти, — Юнги усмехается горько, теребя в руках сорванную травинку. — Но все, как ты понимаешь без толку. Вон даже Мишель уже столько лет в меня влюблен, а я не чувствую к нему ничего.       — Я думаю, что ты просто не оказывался до этого в нужном месте и в нужное время. Любовь не приходит по зову и ее невозможно найти или взрастить. Это не будет она: страсть, привязанность, благодарность, симпатия и еще много чего. Но не истинная любовь, не та, которая с большой буквы. Я не знаю точно, что я испытываю к тебе, но я хочу называть это чувство ее именем. У меня к тебе Любовь, Юнги. И если ты позволишь проверить, правда ли это она, я готов, — Тэхен говорит уверенно, все больше убеждаясь в правильности своих слов, а когда замолкает, просто ждет ответной реакции.       Мин больше не сдерживается, он впивается в такие желанные губы жадным поцелуем, а не почувствовав сопротивления, углубляет его, прижимает стройное тело, касается холодными руками обжигающе горячей кожи Тэхена и не хочет выпускать его из своих объятий. Ведь он тоже готов назвать то, что испытывает, Любовью, и теперь он в полной мере понимает разницу с тем, что чувствовал раньше.       И возможно кто-то назовет их сумасшедшими, но им это нравится.       Когда воздуха катастрофически не хватает и им приходится отстраниться друг от друга, Тэхен решается уточнить еще одну деталь.       — Юнги, а сколько тебе лет? Не то чтобы я сильно парился по этому поводу, но просто интересно.       — Я старше. Намного. Мне почти четыреста пятьдесят, — сразу же дует губы и хмурится, из-за чего становится похожим на сердитого кота, а видя веселые искорки в глазах, грозит пальцем. — Тэхен! Только вздумай!       — Ой, а я всегда мечтал об умном парне. А нашел умного и красивого аджосси, — выпаливает тот в ответ, подрываясь с места и хохоча.       А для Юнги все вмиг меняется. Этот радужный смех залечивает раны, и все остальное в мире перестает существовать. Ни времени, ни пространства больше нет. Есть только будущее. Пусть неясное и туманное, но они согласны проверить все на себе и принять результат.       Он вскакивает следом и уносится в ту же сторону, что и Тэхен, пытаясь его поймать поперек талии. И если посмотреть со стороны, то они сейчас словно дети. Пусть так, зато в них много веры в это самое будущее.       Их совместное, с Ким Тэхеном!              Спустя неделю под старым разлогим дубом в парке бывшего аббатства Ла-Ферте садовник обнаружил удивительную вещь: сквозь землю пробивался маленький росток куста азалий.