302

Сынмин просыпается в объятиях Джисона. Солнце уже встало, и свет, приглушённый тучами, пробивается в комнату сквозь шторы, из-за чего делается вывод, что до звонка будильника осталось совсем немного времени и можно вставать. Но Сынмин не спешит этого делать. Он лениво оглядывает комнату: ёлка при утреннем освещении выглядит особенно кошмарно, хотя вызывает странную теплоту в сердце и напоминает о том, что сегодня канун Рождества; его кровать непривычно пуста, как будто вовсе никому не принадлежит; одеяло и подушка, которые он вчера забрал, когда перебирался на кровать Джисона, обнаруживаются на полу. Джисон обнимает его всеми конечностями, словно коала — ствол дерева, и мирно сопит ему куда-то в район шеи, щекоча своим тёплым дыханием. Пошевелиться в таком положении довольно трудно. Сынмин бы и не стал, но у него затекло примерно всё, поэтому он аккуратно переворачивается на другой бок, стараясь не потревожить чужой сон, и оказывается лицом к лицу своего соседа. Они настолько близко, что зрение перестаёт фокусироваться. Из-за того, что кровать слишком узкая, Сынмин не может отодвинуться всем телом, рискуя свалиться на пол, однако чуть отодвигает голову и получает возможность смотреть на спящего Джисона чётко и ясно. Он немного опухший после ночи рыданий, при этом совершенно безмятежен: его веки слегка дрожат, а губы беззвучно шевелятся, иногда причмокивая — он будто видит приятный сон, что забудется сразу, как он откроет глаза. Такой Джисон, умиротворённый и спокойный, похож на ангелочка с рождественских открыток. Проходит меньше четверти часа, как Джисон начинает ворочаться. Сынмин притворяется, что до сих пор спит, чтобы посмотреть, как тот будет вести себя в сложившейся ситуации, но трезвон будильника рушит его планы: он мгновенно рассеивает дрёму с Джисона и подстрекает Сынмина подняться с кровати — слушать пронзительный сигнал сродни пытке. — Сколько времени? — хлопает глазами Джисон, ещё не отошедший от сна. — Восемь тридцать. — Кто встаёт в такую рань, — хнычет он и зарывается лицом в подушку с явным намерением поспать ещё. — Сегодня канун Рождества. Санта Клаус не приносит подарки тем, кто долго спит. Джисон лежит ещё минуту, пока Сынмин подбирает с пола сброшенные постельные принадлежности и раскладывает их на свои места, и затем нехотя встаёт, зевая. Очаровательно. Почему Сынмин раньше не замечал, что Джисон очарователен по утрам? Атмосфера в комнате заметно расслабленнее, чем была все предыдущие дни. Это радует, и хотя Сынмин не до конца понимает, как ему себя вести, он чувствует себя менее скованно, как и Джисон. Тем не менее, за завтраком он решает уточнить, в порядке ли его сосед после вчерашнего. — Да, теперь всё хорошо, — неловко улыбается Джисон. — Спасибо. А после Джисон сбегает под странным предлогом. Ненадолго. Сынмин успевает надумать много различных сценариев, потому что тот не объяснил толком, куда он собирается и что за внезапное срочное дело у него появилось, однако Джисон быстро возвращается. С дополнением. В руках он держит коричневый горшок, из которого растут несколько стеблей, покрытых тёмно-зелёными глянцевыми листьями, — и гордо вручает его Сынмину. — С Рождеством! Я не знал, что тебе подарить, но вспомнил, что вы с Феликсом, кажется, пытались вырастить кактусы, поэтому… Вот. Это замиокулькас. Замиокулькас — не кактус, но это самое неприхотливое растение из нашей лабы. Оно выдержало всё. Мы не можем объяснить, почему оно до сих пор живое, но мне кажется, если оно выдержало наплыв нескольких сотен студентов, то оно сможет выдержать и тебя. — Не знал, что из лаборатории можно таскать цветы, — произносит Сынмин, не веря в происходящее: Джисон всё-таки приготовил ему подарок. Джисон приготовил ему подарок. — Нельзя. Но профессор Ли разрешил мне за отличные результаты в учёбе. — Вау. Спасибо. Я о нём позабочусь. Сынмин тронут. Искренне, до щемящего чувства в груди тронут. Кажется, именно так ощущают себя кошатники, когда подобранный ими возле мусорного бака котёнок впервые тычется носом в их лодыжки. Он ставит горшок с замиокулькасом на стол, обещая, что сделает всё возможное, чтобы это растение выжило. Ведь это не просто растение. Это растение, которое подарил ему Джисон. Который запомнил, что несколько месяцев назад он пытался заниматься садоводством. Даже Сынмин уже забыл про это. Кто бы мог подумать, что ещё вчера они с друг другом не разговаривали! Но, кажется, в большем шоке оказывается Джисон, когда Сынмин вручает ему подарок в ответ. Он настолько удивлён, что Сынмин ставит под сомнение свой образ в глазах окружающих его людей. Каким монстром Джисон его считал, раз не предполагал, что он подарит ему рождественский подарок? После всех упаковок шоколадного молока, которые он приносил ему за просто так? Тем не менее, он оставляет эту тему, и продолжает разговор по другой ветке, которая, как ему кажется, не приведёт к конфликту. Потому что хотя лёд в их отношениях явно растаял после вчерашнего, он не уверен, насколько, а продолжить разговор хочется безумно. — Так значит, ты отличник. — Стараюсь. — А на каком факультете? — Биологическом. Занимаюсь генетикой растений и агробиотехнологией. — Уже? — удивляется Сынмин. — У вас на первом курсе проходит распределение по специализациям? — Так магистратуры все по специализациям… — Ты изучаешь биологию в магистратуре? Ты же мой одногодка, как это… подожди, ты правда вампир? — Что? Нет, — Джисон хмурит брови и сразу же отмахивается, не став заострять внимание на чепухе, которая сорвалась с языка Сынмина. — Я в 15 сдал школьные экзамены и пошёл в ВУЗ. — Так ты вундеркинд. — Наверное я был им когда-то, но сейчас я уже не такой умный, — пожимает плечами Джисон. — Мне кажется, в 15 был пик моего умственного развития. В бакалавриате мне было безумно тяжело, и сейчас, в маге, я уверен, что не дотягиваю до уровня других. Даже не в плане знаний, а… Мой мозг словно отторгает всю новую информацию. И я на самом деле не знаю, как учиться. Я с ужасом понял это недавно. Я тупо запоминал материал, а теперь в меня не лезет. Память закончилась. А по-другому я не умею, и получается, что сейчас я полный ноль в учёбе, а учёба — единственное, что у меня есть. Если бы я знал, что так будет, пошёл бы в школу, как все нормальные люди, и не выпендривался. — А ты не ходил в школу? — Не, я обучался на дому. Что ж. Это многое объясняет. Джисон действительно никогда не жил среди людей и его мозги действительно работают не так, как у остальных. — Теперь понятно, почему ты такой странный. — Эй, кто бы говорил! — легко отвечает Джисон. — Не тебе меня судить — ты тоже странный. — В чём это я странный? — Да во всём! Ты, например, не можешь нормально сидеть. — В смысле? — В коромысле, — передразнивает Джисон. — Вот что это за поза? Сынмин оглядывает себя: он сидит на стуле. Только на сидушку он поставил ступни, а сам приземлился на деревянную спинку. — Нормальная поза. — Странный ты. Странный. Как мой препод. Сынмин просит побольше рассказать о преподавателе Джисона, который то и дело возникает в их разговорах, и он рассказывает. Не только про преподавателя, но и про Чана, своего единственного друга, у которого он иногда ночевал, когда уходил из общежития; про семью в Малазии; про то, что он боится высоты настолько сильно, что из-за этого поменялся кроватями с Феликсом; про учёбу на дому и про то, что в бакалавриате он продержался на очном отделении всего месяц, потому что социализация не давалась ему вовсе. В магистратуре он вновь решил попробовать взаимодействовать не только с учебным материалом, но и с окружающими, и хотя это до сих пор трудно, он явно преуспевает в этом лучше, чем раньше. Во многом благодаря Феликсу и, немного, Сынмину. Джисон признаётся, что был уверен: Сынмин его ненавидел с самого начала и все просьбы и подколки казались издевательством. Почему именно он воспринимал всё таким образом Джисон не объяснил, хотя казалось, что он знает точную причину и она заключается не просто в недостатке коммуникационных навыков. Однако давить на него Сынмин не собирается, и они перескакивают на другие вещи. Разговор не прекращается до самой ночи и продолжается на следующее утро. Сынмин дразнится, что они провели канун Рождества и сейчас проводят само Рождество вдвоём, как парочки, и Джисон, хотя очевидно смущается, не обижается и остаётся в хорошем настроении. Видимо, выпустив все свои волнения наружу, ему стало существенно легче. Сынмин только рад. Ему нравится болтать с Джисоном даже больше, чем он предполагал. Он делится множеством рандомных фактов о растениях и природе, у него хороший вкус в аниме и музыке, у него оказывается множество хобби, и даже его мысли на абстрактные вопросы кажутся увлекательными, потому что ход его рассуждений отличается от всех, кого знает Сынмин. А ещё Сынмину приятно болтать с Джисоном самому, потому что он внимательный и искренне любопытный слушатель. После того, как Джисон говорит, что не понимает спорт и про бейсбол слышал только то, что это игра с битой, Сынмин несколько часов вещает про правила игры, лучших игроков, лучшие матчи и, несмотря на то, что Джисон не становится бейсбольным фанатом после всех этих пламенных речей, он не жалеет, что узнал что-то новое и пытается разобраться в незнакомой области. Ближе к вечеру к ним стучится незнакомая девушка, представляющаяся их соседкой сверху, и приглашает на маленькую рождественскую вечеринку у них на этаже в коридорном лобби. Там собираются почти все, кто не уехал домой, то есть большинство из присутствующих — иностранные студенты, но это не портит общего настроения. Из украшений почти ничего нет, музыка играет из динамиков чьего-то телефона и голоса напрочь заглушают её, зато есть еда, пускай совсем не праздничная сама по себе. Китаянки сварили суп, который из-за серого цвета напоминает воду после мытья полов, но по вкусу неожиданно аппетитный; кто-то притаскивает кимчи, чипсы, водоросли и даже фрукты. Алкоголь в общежитиях официально запрещён, но те же самые китаянки пронесли и несколько бутылок пива, и ни Сынмин, ни Джисон не стали отказываться от запретного угощения. Около получаса все знакомятся между собой, если кого-то не знают, и ждут возможных опоздавших. Позже начинаются игры. Джисон держится Сынмина, ни с кем не вступая в контакт самостоятельно, однако Сынмин включает его во все активности, которыми занимается сам, в том числе в смол-токи и игры, следя за тем, чтобы он не скучал. Джисон кажется довольным. После трёх раундов уно, уже более расслабленные и знакомые с друг другом, толпа решает поиграть в модифицированную версию бутылочки: никто не хочет целоваться, поэтому по новым правилам тот, на кого укажет бутылочка, должен ответить на вопрос того, кто крутил бутылочку. Всем эта идея нравится и люди усаживаются в круг. Проходит не менее десяти раундов, прежде чем кончик бутылочки впервые указывает на Сынмина. — У тебя есть девушка? — с сильным южным акцентом улыбается девушка, кажется, из Таиланда. — Нет, — лаконично отвечает он и крутит бутылочку сам. Она останавливается на девушке, пригласившей их на вечеринку. Он не знает о ней ничего, но задавать что-то скучное вроде того, какой её любимый цвет, не видит смысла, и поэтому задаёт такой же общий, но слегка более интригующий вопрос: — Тебе нравится кто-нибудь в этой комнате? Девушка и, очевидно, её подруга хихикают, и она кивает под улюлюканье, украдкой смотря на парня рядом с ней. Судя по всему это и есть объект её воздыхания. Раунды продолжаются. В следующий раз, когда бутылочка показывает на Сынмина, у него узнают, почему у него нет девушки, и он сообщает, что предпочитает парней. Джисон, сидящий рядом с ним, давится пивом. — Неочевидно. — Тебя смущает? — приподнимает бровь Сынмин. — Нет, вовсе нет. Я лишь немного удивлён. Сынмин удовлетворительно хмыкает и крутит бутылочку. Она останавливается ровно на Джисоне. — Какое твоё самое первое впечатление обо мне? Как о человеке. И думаешь ли так сейчас? Технически, Сынмин задаёт два вопроса, но все уже немного пьяные, а Джисон, хотя не допил ещё и первой бутылки, запьянел сильно, поэтому никто этого не замечает и позволяют ему схитрить. — Что ты очень красивый, — бормочет Джисон, смотря ему в глаза. — А сейчас ты ещё красивее. Люди вокруг не слышат его ответа, но главное — его слышит Сынмин. Если бы у него что-нибудь было во рту, он бы тоже сейчас подавился. Это тоже… неочевидно. Они зависают на несколько мгновений, и прежде чем успеть придать новому факту особое значение, Сынмин напоминает: — Твоя очередь, — и кивает в сторону бутылки. Джисону выпадает какой-то парень, имя которого забылось сразу же после того, как он представился, и ему приходится отвечать на вопрос про вагонетки — самый интеллектуальный вопрос, прозвучавший этим вечером, который никто не оценивает. Празднования и игры продолжаются до тех пор, пока не кончается алкоголь. Затем все медленно начинают расходится. Джисона, почти не в состоянии стоять на ногах, сразу отводят в комнату спать; Сынмин, будучи самым стойким и ответственным, остаётся до самого конца, помогая девушкам прибраться: им нужно собрать мусор, протереть пол и разнести весь инвентарь на места до того, как их застукает администрация общежития. Закончив, Сынмин собирается спускаться на свой этаж, как на лестничной площадке замечает Джисона. Он смотрит в пол. Оттягивает рукава своего свитера, чтобы они свисали с его конечностей, а затем поправляет всё, как было. Переминается с ноги на ногу и в конце концов, прикрыв веки, облокачивается на стену. Оттенок его смуглой кожи отдаёт зеленой, но не совсем понятно, виновато ли в этом отвратительное освещение или количество выпитого. — Эй, ты чего здесь? Тебя же отправили спать, — подходит к нему Сынмин. Джисон дёргается, открывает глаза и выпрямляется, явно с трудом фокусируясь на окружающем пространстве. — Я искал тебя, — на выдохе произносит Джисон. — Мне кажется, ты мне нравишься. — Нравлюсь? Как нравлюсь? — Сильно. Ага. Классно. Ничего не понятно, но очень интересно. И кто бы мог подумать, что ещё неделю назад они с друг другом не разговаривали?