На (не) своих местах

«Случайная встреча

— самая неслучайная

вещь на свете».

Хулио Кортасара «Игра в классики».

***

      Тони знал: за эту работу надо держаться. Если выгонят и отсюда, то такого позора он не перенесет. Ей богу, было бы все равно, не заблокируй отец банковские счёта. К бедности Старк не привык, поэтому жизнь в постоянном фоновом безденежном стрессе просто-напросто казалось невыносимой. Все свои двадцать пять лет он только и делал, что тратил, тратил и ещё раз тратил. До этого момента ни разу не приходилось отказывать себе не то что в покупке дорогих автомобилей, поездке в Малибу в рабочую среду, но и в базовых потребностях таких, как банка кофе на месяц, оплата домашнего интернета или новая пара носков. Теперь ограничения, экономия и дюжина скидочных купонов на кухонном столе стали суровой реальностью. Поэтому безвыходность своего положения Тони ощущал всеми фибрами души и чувствовал: ещё чуть-чуть и он на стену полезет или завоет от бессилия.       Если первое время Старк и отказывался осознавать, насколько критична ситуация, взявшая его в заложники, то спустя время это стало очевидно практически каждому. Ухватиться за предложенную возможность, начать нести ответственность за подобное стечение обстоятельств и оказаться самым примерным, умным и понимающим сотрудником — превратилось в настоящую необходимость. Однако неприятности поджидали и здесь (уже в лице будущих требований). Условия для задержки на этой работе были вполне адекватными для нормального человека, в то время как для Тони казались чем-то невероятным и совершенно невозможным в своем исполнении.       Первое: приходить к 9:00, без опозданий (со временем у Старка были проблемы: всегда либо слишком рано, либо слишком поздно, но никогда вовремя). Второе: два перерыва по тридцать минут за восемь часов казались настоящей каторгой, практически тюрьмой. Третье: сдержанность и спокойствие — приоритетные качества, требуемые работодателем. Со сдержанностью и спокойствием Тони был на «Вы», поэтому оценить или хотя бы наметить возможный ущерб, нанесенный собственной личности, было тяжело и практически невыполнимо. Все это в принципе представлялось достаточно утопично. Но денег хотелось сильнее, а ещё сильнее хотелось нормальный кофе, а не эту бодягу за три доллара, которую не то что пить невыносимо, но и без слез взглянуть не получается.       Собственно, с папиной легкой руки в жизни Старка все было не на своих местах. Это надо было решать.

***

      Первый рабочий день, соблюдая каждый завет неответственного человека, Тони начинает с опоздания. Вчерашняя вечеринка отзывается головной болью, бордовыми пятнами на шее и сухостью во рту. Оба будильника Старк успешно игнорирует, прикрывая голову подушкой, пока сосед не начинает сверлить так, что уши в трубочку сворачиваются. Стоит открыть глаза, как взгляд сразу же падает на часы. А на часах — 9:05. Тони не отличался особой скоростью, но в этот раз собирался так быстро, будто от этого зависела его жизнь. Ни глотка воды, ни куска сэндвича. Почистил зубы, оделся в то же, в чем был вчера, и выскочил из квартиры, как оголтелый. Ускорить работу метро, при всем желании, у Старка бы не вышло, поэтому лишь спустя час он оказывается на пороге новой работы.       А дальше начинается сплошное унижение, которое, если бы была возможность, Тони сразу бы стер из своей памяти и никогда-никогда не вспоминал. Старк рассыпается в мольбах, извинениях и ещё куче других непонятных, нечленораздельных звуков за свое опоздание, просит дать ему шанс, практически скулит щенком и добивается своего. Ник показывает институт, рассказывает о коллективе, обязанностях, напоминает о договоренном окладе. Раньше такая сумма была сдачей и мелочью, на которую даже безделушку по типу последней модели телефона не купишь, так что Тони ненароком весь скукоживается, с горечью представляя, как будет жевать черствый хлеб, каждый день есть одно и то же и мыться в холодной воде, чтобы не тратить деньги на горячую.       Монолог у Ника выходит достаточно сухой и скучный. Тони вообще не уверен, что услышал хотя бы половину из всего сказанного, вторую добрую-то точно прохлопал, рассматривая интерьер и думая о своем. Проснулся лишь тогда, когда Фьюри привёл в маленький кабинет на втором этаже. Кабинет больше напоминал кладовку, настолько маленькую, что, наверное, даже Золушкина в сравнении казалась бы апартаментами. Но ничего не поделаешь.       Фьюри оставляет его наедине, а Тони замирает. Ни пошевелиться, ни слова вымолвить, ни сбежать. Внутри все скручивается в тугой узел от осознания собственной беспомощности. Неужели ему, правда, придется работать здесь? Да ещё и неизвестно сколько? — Привет, ты Тони?       Старк пугается, хватаясь за сердце и оборачиваясь на звук. Мысли, переживания, вопросы и ответы рассыпаются бусинами порванного украшения по полу. Тони и смотрит-то, забывая о этикете, впритык. Перед ним рослый парень, наверняка его ровесник. На нём голубая рубашка в клетку, заправленная в джинсы с коричневым ремнем на бедрах. Русые волосы как-то нелепо зачесаны назад. Тони таких рубашек не видел… лет пятнадцать? Незнакомец же, в отличие от Старка, о приличиях не забывает, не рассматривает его с ног до головы и лишь делает приветственный шаг вперед, протягивая руку. Секундой позже разрывает рукопожатие и потом как-то неловко, будто смутился, пожимает плечами, отворачиваясь. — Я Стив. Будем коллегами. — Симпатичная рубашечка, — проговаривает Старк, разглядывая накаченную спину, обтянутую синими клетками. Такое даже во времена динозавров не носили, не то что пятнадцать лет назад. — О, спасибо! Моя любимая, — тихо хмыкает Стив, улыбаясь одними уголками губ чему-то, известное ему одному.       После короткого разговора ни о чем Роджерс (Тони узнает фамилию по бейджику, лишний раз удивляясь, что ими до сих пор кто-то пользуется. На себя он такой нацепить не позволит даже под дулом пистолета) раскрывает тайны того, что умолчал Фьюри. Эта информация оказывается особенно полезной и драгоценной. Стив показывает, где находятся туалеты, в каком меньше всего людей в перерывах, что в столовой брать стоит, а что определенно нет. Он часто улыбается, но едва, как первый раз: лишь морщинки в уголках глаз выдают. Старк иногда против воли засматривается на Роджерса. Удивляется чужой выдержке, спокойствию, легкости. Его интересно слушать, несмотря на то, что говорит он сдержанно и мало.       Экскурсия, к сожалению Тони, который мог бы весь день так ходить по коридорам и ничего не делать, заканчивается в их кабинете-кладовке-гробе через полчаса. Они обмениваются номерами для связи и Стив убегает по делам.       Через час Тони еле дыхание переводит. Никакой работы с компьютерами, никаких программ и установок. Он таскает огромные принтеры с первого этажа на четвертый или с первого на второй. К середине рабочего дня Старку, что воля, что не воля — все равно. Двадцать пятый принтер он несет с трясущимися руками и едва не роняет его на лестнице. Стива в это время Тони видит лишь два раза. Оба раза он носится из кабинета в кабинет. Чем конкретно занимается Роджерс, Тони не знает. Но завидует. Это, вероятно, интереснее его работы.       На переносе тридцатого принтера Старку звонит Стив. — Алло, Тони? Это Стив. Поднимись на третий этаж, во вторую аудиторию и включи проектор. Справишься? — Обижаешь! — довольно хмыкает Старк. Наконец, подходящая работа для него!       Обижает Тони не только Стив, но и университет. И техника. Сначала он путается. Ей богу, не может найти не то, что аудиторию, но и нужную лестницу, которая приведет к ней. Три раза заходит не туда и под удивленные взгляды студентов шипит «извините». Ещё чуть-чуть и наверняка обойдет все аудитории и кабинеты в здании, а проектор так и не включит. Бродить приходится минут десять, пока не случается чудо и, уже окончательно не запутавшись, Тони не входит в правильную дверь. Улыбается во все тридцать два как голливудский актёр, но, сразу же слыша тихое недовольное «ну наконец-то» с первого ряда, кривит лицом. Вообще-то Старк никогда не славился умением держать язык за зубами, несет так, что никто остановить не может, но в этот раз покорно молчит. Иначе и отсюда выгонят.       Через пятнадцать минут Тони понимает: большего позора, чем сегодняшний, он все же не испытывал в своей жизни ни разу. Даже, когда его выгнали с двух предыдущих работ. Даже, когда он покупал новую машину, а оплата не прошла, потому что банковские счета оказались заблокированы. Потому что с невозможностью включить проектор для программиста и выпускника одного из самых престижных институтов США, не может сравниться абсолютно ничего. Старк вертел провода и так и сяк, но результат был… совершенно безрезультатный. Ему и самому в это не верилось. Техника всегда давалась ему легко, а тут не смог включить какой-то проектор? Ещё и в первый рабочий день. Да его сегодня же уволят! Выкинут за шкирку и волшебным пинком одарить не забудут.       Проектор, несмотря на все тщетные усилия Старка, не сдавался. Тони старался не сдаваться тоже, но выходило у него это куда хуже. Старк явно проигрывал. Уж покраснел, а толку все не было. Преподаватель, мужчина средних лет, то и дело поглядывал на мучающегося десять минут Тони без какой-либо надежды на положительный итог. Продолжал читать лекцию, старался привлечь внимание студентов, но они, точно сговорившись, дружно смотрели на напрасные старания Старка. — Понанимают непонятно кого, — хмыкает парень с первого ряда, вызывая волну тихого смеха в аудитории. — Баки, — шикает внезапно вошедший Стив, прикрываясь локтем от Тони.       Роджерс, в отличие от Старка, справляется за считанные секунды. Преподаватель благодарно расплывается в улыбке, даже пожимает руку. Стив, ни тратя ни одной лишней минуты, утаскивает Тони в кабинет, предварительно смерив серьезным взглядом Баки. Не справиться с проектором, ну надо же! Старк прямо сейчас провалится под землю от стыда. Ничего удержать на ногах не сможет.       Однако оставшийся день, по везению Тони, проходит спокойнее. Доверить проекторы ему больше никто не решается, поэтому он так и занимается перетаскиванием техники с одного места на другое. Домой Старк приходит настолько уставшим, что едва ногами передвигает — сразу же валится на диван без сил. Мышцы болят так, словно он вагоны разгружал.       Поэтому, подведя итоги первого рабочего дня, Тони ставит четыре минуса из пяти. Минус за еду в столовой (салат был просто отвратительным, не уж то каждый день теперь такое есть), минус за расположение университета, рабочие обязанности и проектор во второй аудитории на третьем этаже, опозоривший его при всех студентах.       И лишь за одно Тони ставит плюс.       За Стива.

***

      Первая рабочая неделя проходит вполне… сносно. Старк опаздывает только-то два раза из пяти, но Фьюри, на удивление, прощает ему и это. Хотя Тони догадывается: случись такое ещё несколько раз и на его месте появится новый Тони Старк. Пунктуальнее. И ответственнее. Так что приходится собрать всю свою волю в кулак и уже через неделю Тони опаздывает лишь один раз, всего-то на пять минут.       На работу с проекторами его, слава богу, больше не посылают, но и дел меньше от этого не становится. В принципе отвлекаться Старку здесь и не на что: одно задание идет за другим и время подумать остается лишь в перерывах. Но даже там все место занимается лишь одним — Стивом.       Для Тони Стив Роджерс — самая настоящая загадка. Хотя, на самом деле, он — просто рубаха-парень. Всегда здоровается с другими сотрудниками, желая им хорошего дня, говорит со студентами на перемене, каждый раз берет один и тот же салат с черным чаем, обедая с Баки. Но что-то для Старка остается тайной. Такой неведанной и желанной в своей разгадке, что перестать думать об этом просто-напросто не получается. Может, то, как хмурится Стив, глядя на сломанную технику, или как улыбается одними глазами, находя решение проблемы и шепча под нос: «так вот оно что!». Тони раньше никогда не общался с такими. Его друзья были как он: взбалмошные, шумные, несдержанные. Старк и не думал, что больше всего ему захочется сблизиться со спокойным и уравновешенным Стивом. А, главное, узнать его получше. — Держи.       Чужая ладонь касается его плеча. Тони оборачивается, а во взгляде — немой вопрос. В руках Роджерса яблоко. И как у него только получается быть таким? Внимательным, дружелюбным, заботливым. Всегда придет на помощь, даже если не просили. И пахнет просто невероятно. Хвоей, кожей и ягодами. Особенно смородиной. Старк вообще не уверен, что такое возможно, но стоит Стиву встать рядом, как в нос ударяет сладко-кислый запах. Тони с ума от него сходит. — У тебя живот урчит.       Старк после первой пробы чудес местной кулинарии в столовую ходить не пытался. Даже больше — обходил стороной. Стоять в очереди, а потом сидеть одному в окружении громких студентов (Стив сидел с Баки, а с Баки Тони быть ни в какую не хотел), так ещё и невкусной едой давиться — никакого желания не вызывало. Поэтому в обеде Старка неизменно оставались лишь три переменные: он, шоколад и кофе. Одной порцией кофе дело, конечно, не ограничивалось. Тони то и дело наливал новую. В течение дня кружка словно приклеивалась к руке: Старк от неё не отлипал, везде и всюду по возможности брал с собою. Стив как-то раз даже попробовал то, что Тони так старательно ему расхваливал, но больше двух глотков сделать не смог. Чай ему нравился гораздо больше. — О, спасибо! Ты — настоящий друг.       Новое альтер-эго Тони рядом с Роджерсом — молчаливая тихоня. Признаться, он раньше никогда таким не был. И больше разговоров любил лишь одно — шутить и сыпать остротами. Шутки Старка приравнивались к гидре: сказал одну, а на её месте появилось ещё несколько. Но рядом со Стивом Тони терялся. Не то что шутить не мог, но и предложение по-нормальному сказать. Все мямлил как девчонка-старшеклассница. Да краснел.       Проблема, очевидно, выходила за рамки допустимого, потому что Старк ведь только и делал, что думал о Роджерсе! И эти мысли, обжигающие без причины так больно, старался отгонять как мух. Чтобы лишний раз не задаться вопросом: почему все так? Почему «просто коллега» из головы не выходит, почему на работу — только чтобы его увидеть? Но глупости совершать все равно не переставал. Пару раз даже пошёл искать Стива, спросил какую-то ерунду про компьютер, хотя и так знал ответ, умолял помочь. Чтобы побыть вместе подольше, поговорить, посмотреть в голубые глаза, задуматься о чем-то своем и даже не услышать пламенные речи помощи Роджерса.       Он лишний раз рот открыть боится, а Стив по сравнению с ним то и дело вопросы задает, интересуется, но никогда ничего лишнего не скажет и не спросит. Не лезет. Знает, когда нужно промолчать.       Объяснить свои действия Тони не мог.

***

      Не успевает Тони подойти к кабинету, а уже с коридора слышит болтовню Барнса. Баки в кабинет к другу перед первой лекцией приходил чуть ли не каждый день. Прямо по расписанию. Сядет на стол Старка и рассказывает все новости. Не то, что бы Стив был особо разговорчив. Говорил и спрашивал только по делу, но слушал всегда внимательно. Со Старком, конечно, при личной беседе любил узнавать о его жизни, но ведь они и знакомы-то немного. Ничего друг о друге толком не знают. С Баки же каждая тропа изведана. Одним словом — лучшие друзья с детства. — 42-34? — Приехали, — вздыхает Старк себе под нос, заходя и привлекая взгляд Стива с Баки. — 6, — недовольно продолжает Барнс. — Приехали, — протягивает Тони, подходя к нему и стаскивая со своего стола. — Поболтали, теперь вперед за знаниями. Кыш-кыш, — машет рукой Старк в сторону двери, — не то будешь неучем.       Хватает Баки за плечи, выпроваживая к выходу. А Баки специально тормозит пятками, упираясь в пол ослом, которого волочить пытаются с возом. Ещё немного и паркетная доска разломается от такого упорства. — Иначе что? Буду десять минут включать презентацию? Так у нас уже один такой есть, — хмыкает Барнс, оказавшись в коридоре, — спе-ци-а-лист, — по слогам тянет он. — Ну все, хватит, — Старк захлопывает дверь прямо перед его носом.       Наконец, выпроводив Баки и довольно улыбаясь собой, Старк разворачивается к Стиву. Роджерс же на него даже не реагирует, лишь продолжает рассматривать что-то у себя в руках, чуть сгорбившись.       В отличие от Стива Барнс никакой загадки для Тони не представлял. С ним легко браниться, шутить, подтрунировать друг над другом. Легко быть собой, не теряться и не сдерживаться. С Роджерсом так почему-то не получается. Совсем другие чувства, пока недоступные для постижения и осмысления: всегда волнение вперемешку с трепетом, изучающее созерцание, пока Стив не видит, желание быть заметным для него. — Что это у тебя там? — спрашивает, подходя чуть ли не впритык.       Стив пугается внезапному вопросу, передергивает плечами и переводит взгляд на Старка. Из рук Роджерса выпадает цветок. Тони сначала даже внимания не обращает, наклоняется больше по привычке, не видя, как Стив, приходя в себя, сгибается к полу. Сначала Старк не осознает происходящего. Лишь замирает, как вкопанный, не в силах отдернуть руку, соприкасающуюся с рукой Роджерса. Так и стоит, неотрывно смотря на их пальцы. Случайно. Все это получилось случайно. Но Старка будто током прошибает.       Кожа у Роджерса холодная и бледная, не чета его красивому загару, заработанному долгими лежаниями на пляжах Малибу у берегов Тихого океана. Тони срочно нужно убрать свою руку, отвести её, отойти от Стива, пошутить нелепую шутку, но все, что может сделать сейчас — стоять и пялиться (что уже давно перешло все границы приличия). — Ой, — шепчет Стив, отходя первым, а минуту спустя добавляет, — увидел сегодня по пути, не сдержался и сорвал. Никогда таких не видел. — Так это же василёк, — смешно щурится Тони. Где Роджерс только нашёл его? — Красивый, — хмыкает Стив, неожиданно отрывая от цветка взгляд и переводя на Старка.       Всю ночь Тони не может уснуть. Ворочается в кровати, пока рядом вертится целый рой мыслей. Не в силах понять свою реакцию, так и продолжает прокручивать в голове секундное касание чужой руки, растерянный взгляд Роджерса, замешательство после. Старк вспоминает цветок, вспоминает Стива. И думает лишь об одном…       Глаза у Стива красивые. Голубые. Васильковые.

***

      Происшествие с цветком Тони даром не обходится. Он словно попадает во временную петлю, запертый наедине с собой, мыслями и одним-единственным воспоминанием. Не смотреть на Стива оказывается просто-напросто невозможно. Стоит ему отвернуться и заняться своими делами, как Старк сразу же переводит взгляд. И смотрит скрытно, стараясь не выдать себя. Любой шорох — так Тони моментально утыкается в экран, притворяясь, будто внимательно изучает что-то. Первоклассный актер, не иначе! Баки один раз замечает странное поведение Старка, буквально ловит с поличным, но Тони сразу же огрызается на опережение и чуть ли не скалится как дикая собака, пытаясь скрыть очевидное.       И если зовут перенести компьютер или настроить его, то Старк идет всегда окольными путями, чтобы пересечься со Стивом, сказать какую-то нелепую шутку, а потом подумать про себя: «ну и дурак».       Свое поведение Тони по-прежнему не понимает. Да и не пытается. Зато Стив каждый день подкидывает новые причины для рассуждений. Например, приносит ему яблоки. Из дома берет не только для себя, но и для Старка. Ничего не говоря, оставляет одно на рабочем столе с утра, а сам и глазом не моргнет.

***

— Весь испачкался, — вздыхает Стив.       Старк оборачивается. Слышал, что Роджерс чинил огромный экран в аудитории, с которым пришлось повозиться. Снятую рубашку Стив бросает на стул, оставаясь в одной футболке. Тони от такого вида старается не потеряться, но получается плохо. И взгляд у него какой-то совсем не дружеский, Роджерс ведь и понять может неправильно. А Старк и сам не знает, что такого в этих руках, от которых не в силах оторваться. — Слюни-то подбери, — шепчет про себя Тони, а потом добавляет уже громче, — эй, эй, Стив, тут же дети, — шутит Старк.       А самому ни капельки не смешно. Как обычно пытается скрыть истинные чувства за пеленой шутки. Едва слышно смеется, глядя на Стива из-под ресниц, а дыхание даже перевести не может.

***

      Руки, цветочки, рубашечки, яблочки. А до Старка лишь спустя месяц наконец-то доходит. Он влюбился. В Стива. И осознание это такое неприятное и больное, что хочется каждую мысль выцарапать из головы. Понимает ведь, что никаких шансов нет. Для Роджерса он не больше, чем коллега и знакомый. Но сердце, такое непослушное, такое вольное, живет по собственному зову. А он к Стиву тянет, как к магниту. И от взгляда его все теплеет и как по весне снег на душе тает. Стоит увидеть улыбку Роджерса, как сам в такой же расплывается.       На работу Тони готов хоть каждый день ходить. Даже в выходные. Лишь бы увидеть Стива. Лишь бы побыть рядом, помечтать о несбыточном и целый день, при любой возможности, любоваться им. Но сердце разрывается. И так стыдно за себя, что спрятаться хочется. Может, с ним что-то не так? Раньше ведь Тони всегда пользовался вниманием, в него вся школа и институт были влюблены. А здесь… впервые! Впервые по-настоящему, искренне, наивно. И как назло, не повезло.       Возможно, у Стива кто-то есть. Стоит Тони только задуматься об этом, как злость берет. Ничего с собой поделать не может. Ревнует непонятно к кому. Представляет, какой Роджерс в отношениях. Как целует, называет ласково, берет за руку. И принадлежит кому-то другому. Полностью. Не ему.       Тоска от этих мыслей всего Старка съела. Так ещё и кофе на работе закончился, пришлось идти в буфет, когда там яблоку негде упасть. Настроение от этого портится ещё сильнее. В голове столько сомнений, что стоит зацепиться за одно, как в голову приходит другое. Если бы… если бы был хоть малейший шанс, Тони стал бы самым счастливым человеком. Но вот он — сидит темнее тучи в полном одиночестве вокруг громких студентов. А что дальше делать не знает. С самим собой в раздрае. — Тебе, красавчик.       Невысокая блондинка ставит кусок торта прямо перед ним, игриво покусывая губы. Не успевает Старк и слова вставить, как она уходит, виляя бедрами. При других обстоятельствах Тони сделал бы все возможное: улыбнулся самой завораживающей улыбкой, начал заигрывать с ней, не допустил бы, чтобы ушла. Но сейчас… даже «спасибо» вымолвить не смог. И если бы только на её месте был Стив — все было бы по-другому. Конечно, Роджерс тоже угощал его и заботился по-своему, каждодневно оставляя яблоки, но это ведь… дружеское.       Тони даже торт есть не хочет: кусок в горло не лезет. Лишь ложкой разваливает, чтобы отвлечь себя. В голове же тысяча песочных замков падает. Один за другим. В кабинет возвращаться, к Стиву, тоже не хочется. От этого, как будто бы, только больнее. Старк до этого момента и не знал, что невзаимность колючим репейником заполняет всего тебя. Вроде бы мечтает о том, чтобы быть ближе, но как обожжется о дружелюбное отношение Стива — сразу руку отдернет. А потом опять в огонь, позабыв обо всех уроках.       На торт смотреть тошно. Тони отворачивается к окну, не переставая думать о том, что кроме Стива у него ко всем отторжение. Куда бы сердце не пересадили, а прижиться не способно. И стоит только подумать о Роджерсе, оторваться от изучения пейзажа, как через три стола видит Стива. А Стив смотрит прямо на него, внимательно разглядывает, словно пытается мысли прочитать. Но практически сразу отводит взгляд, смутившись. Тони и не знал, что он тоже здесь. Значит, видел не только всю эту сцену, но и кислое лицо Старка.       После этого на него Стив уже больше не смотрит. Да и зачем? Разве смотрят на коллег долгим взглядом, вкладывая в него все, что спрятано в сердце? Роджерс уткнулся в свой чай, механически помешивая ложкой, пока Баки продолжает что-то рассказывать, размахивая рукой. А на лице отпечаток тоски. Даже привычный румянец с щёк сошёл.       «Хватит», — думает Тони. Отворачивается. Так нельзя. Могут и другие заметить. А по его взгляду разве что дурак не поймет творящееся на душе.              Лишь один раз Старк поднимает взгляд на Стива, будто борясь с собой. А Стив глядит на него. Так открыто, мол, смотри, смотри на меня, я тоже чувствую это. Но этого Тони, конечно, не замечает.       И только на долю секунды ему кажется, что в глазах Стива он видит свое отражение.

***

      Перерыв Тони как обычно проводит в одиночестве. Сегодня даже из кабинета не выходит, чтобы размять затекшие ноги. Сидит в наушниках, со звуком на полную громкость и слушает музыку, попивая кофе. А в голове, как обычно, целый клубок мыслей — попробуй расплести. То ли с ним что-то не так, то ли у Стива кто-то есть (наверняка есть), то ли они слишком разные, чтобы быть вместе — непонятно. Старк свято верит в каждую из них. Ищет в себе недостатки, следит за поведением Роджерса и представляет их вместе, хотя сердце так болезненно сжимается от этого. В Тони-то и надежды толком не осталось. Одно отчаяние.       Стив неожиданно трясет Старка за плечо, выталкивая из размышлений. Тони снимает наушник, но не поворачивается — и так знает, кто. Он ведь Роджерса по звуку скрипящих полов узнает, по голосу, дыханию. Сумасшествие какое-то. Кому скажешь — не поверят, ещё и пальцем у виска покрутят. — Любишь музыку? — вопрошает Стив, и так зная ответ. — А кто не любит?       Роджерс присаживается рядом, отодвигая кружку со стола. Кладет руки на деревянную поверхность и как-то странно смотрит. В самую глубь. Тони от такого становится некомфортно и неловко. Вдруг по его смущению Стив все поймет? Прочитает по глазам, что в голове бегущей строкой ползет? Каждую мысль, желание, мечту? Осознает, какой эффект одним лишь своим присутствием оказывает на Тони? И какой силой обладает? Старк против воли отводит взгляд. Может, в глубине души и хотел бы, чтобы Стив, наконец-то, понял и снял с Тони душащую удавку. Но и позволить себе этого не может. Непонятно, в какой хаос придет жизнь каждого после. — У меня даже виниловый проигрыватель есть, — зачем-то добавляет он, пытаясь скрасить тишину.       Стив сразу оживляется: выпрямляет спину, чуть сдвигает стул ближе к Тони и продолжает смотреть, не отрываясь. Видимо, не ждал, что Старк после длительной аскезы молчания сам заведет разговор. Последнее время он ведь только и делает, что молчит. Молчит, ходит серой тучей по университету, смотрит на всех либо равнодушно, либо недовольно, в перерывах всегда сидит один, пьет кофе, слушает музыку в наушниках, дверь закрывает и глядит в окно на деревья. Слова лишнего не вытянешь. Любой разговор старается пресечь на корню. А если и разговаривает, то в основном ворчит да фыркает. — Правда? Никогда не слушал виниловые пластинки, — Роджерс улыбается.       От улыбки Стива Тони и сам улыбается, забывая о том, что запретил себе. Запретил улыбаться, находиться дольше пяти минут рядом, по коридорам ходить в поисках его. Все это такое наивное, детское, но сердце болит так невыносимо от желания любить, что хочется в клетку его посадить и запереть, как дикого зверя.       А Старку все равно на любые запреты: так и продолжает глупо улыбаться против воли. Контролировать свои действия совсем не может. Он бы и на плаху со Стивом пошёл, ни на секунду не задумавшись. Завяжи глаза и веди, куда хочешь. Главное вместе. — Приходи завтра вечером послушать, — и будто боясь отрицательного ответа, сразу же тихо спрашивает, — Придешь?       Тони готов язык оторвать, но справиться с самим собой не способен. Как трехлетний ребенок уперся пятками в асфальт и умоляет криками на всю улицу остаться на площадке. И ничего ведь не остается кроме, как согласиться. К Роджерсу тянет невероятно.       Сказанного не забрать. Старк сидит, не дыша. Переживает, что предложил лишнего. И ждет заветное «да».       Стив кивает.       Может, у него есть шанс…?

***

      Всю ночь Тони не спит. Убирается в квартире, выкидывает ненужное, протирает пыль, покупает сладости и чёрный чай. Раньше, конечно, Старк таким сам не занимался. Едва мог носки найти: все делала домработница. И вещи на следующий день выберет, и погладит, и повесит аккуратно на вешалки, завтрак приготовит, полы помоет так, что блестят алмазами на солнце. А теперь никаких домработниц: в нынешних условиях Тони делает все сам. Учится готовить яичницу, резать помидоры, орудовать шваброй и делать стрелки на брюках (первые три раза получается четыре — по две на каждую штанину). Последнее время уборка даже стала нравиться. Отвлекает от мыслей.       С согласием Стива умершая надежда возрождается фениксом. Тони уверен, практически наверняка, Роджерс не захотел бы прийти к нему домой, если бы не чувствовал что-то в ответ. Для чего ему это? Послушать музыку на виниловом проигрывателе, посидеть рядом на диване и вернуться к себе? Нет. Тут скрывается что-то большее. Что-то, что Стив надежно прячет, старается не показывать. Наверняка контролирует себя и сдерживается. По причине ли или без — непонятно. Но Старку необходимо выяснить это.       Возможно, Тони ошибается. Даёт себе ложный шанс на счастье, а Роджерс, и правда, хочет послушать музыку без каких-то подводных камней. Однако Старк не успокоится, пока не проверит. Ему жизненно-необходимо убедиться. Нырять в омут с головой и действовать рискованно сразу, конечно, не стоит. Если Роджерс оттолкнет, то Старк отпустит его, как бы больно это не было.       Спит Старк всего лишь два часа, но бодрость ощущает небывалую. Ещё чуть-чуть и прыгать начнет. Надевает самую лучшую футболку, любимые кроссовки, чёрное пальто. Загляденье! Идет как на праздник, улыбается всем и вся. В метро едет с глупой улыбкой, представляя сегодняшний вечер. Так витает в облаках, что пропускает свою станцию и приходится возвращаться обратно. Но и это не способно испортить хорошее настроение.       На работе же то и дело шутит, со всеми сотрудниками чуть-ли не щебечет (поглядывать на него начинают странно), пару раз припирается с Баки и даже идет в перерыв обедать в столовую. Пресный тыквенный суп кажется самым вкусным на свете. Только время тянется очень уж долго. Тони то и дело на часы поглядывает через каждые пятнадцать минут. Стива Старк практически не видит. И хотя это расстраивает, Тони знает: вечером он успеет нарадоваться обществу Роджерса вдоволь.       За пять минут до конца рабочего дня Стив приходит в кабинет. Встает мраморной статуей посередине, молчит, рассматривая Тони, а в каждом движении — одни вопросы. Словно решает что-то, известное лишь ему одному. Зато Старк весь расцветает весенним подснежником. Смотрит обеспокоенно в надежде, что ничего не отменилось. И представлять совсем не хочет, что будет с ним, если Роджерс откажется. Но Стив, в гробовом молчании, накидывает куртку, забирает вещи и поднимает взгляд на Тони. Старк собирается за десять секунд.

***

— Я, вот, принес, — говорит Стив на пороге квартиры.       Шуршит пакетом и протягивает виниловую пластинку с песнями из «Титаника». Старк хлопает глазами, замирая. Такая музыка обязывает к определенным действиям, определенной атмосфере, определенным… отношениям? Это же самая трагическая, но в то же время самая красивая история любви. Что хотел показать Роджерс, принеся её домой к Тони? Старк даже предположить не может. Всегда считал себя сложным и запутанным человеком. Но вот они — стоят вдвоем в тесном коридоре, греясь теплом квартиры и друг друга, а Тони гадай не гадай, но Стива разгадать не может. Пластинка в руках Роджерса повисает между ними немым вопросом, невысказанным вслух, который и так понятен каждому. — Ты же никогда не слушал… — начинает Тони, но Стив тут же перебивает. — Нет, нет, я купил вчера. Мой любимый фильм, — расплывается в улыбке, — подумал, что послушаем вместе.       Старк как-то странно ведет плечами. Осторожничает. А на душе так хорошо, тепло, радостно, что хочется обнять Роджерса, прижаться щекой к плечу и стоять вечность. Все это настолько интимно, глубоко, сокровенно. Стив доверяет ему…? Ещё и постарался: купил пластинку (определенную) и предлагает насладиться музыкой вместе. Поделиться чем-то личным. Значит, думал об этом заранее (значит, думал о Тони), готовился, выбирал. Тони ещё чуть-чуть и будет прыгать до потолка. Конечно! Не только Старк осторожничает… но и Стив. Они делают маленькие шаги на встречу друг к другу. Такие, какие умеют. Какие могут. Но вместе! Это ли не главное? — А ты что любишь? Рок? — В основном, — вкрадчиво отвечает Тони.       Сначала Старк показывает свою квартиру. Хвастаться особо не чем. Все, начиная с места расположения дома и заканчивая интерьером, соответствует зарплате Тони. Это раньше он был сыном миллиардера Говарда Старка, который мог позволить любую прихоть и жил в огромном пентхаусе. А теперь простой программист в университете со скромной зарплатой. Стив рассматривает внимательно, но за рамки приличий не выходит: заходит только туда, куда приглашает Тони. Тони же и приглашать особо некуда: в квартире туалет, кухня да комната. Именно на последней экскурсия и заканчивается. Старк вспоминает, как пришёл на работу впервые, а Стив также водил его по всему зданию, и улыбается, не сдержавшись. Потом наливает чай (Роджерс от виски напрочь отказывается, Тони от такого дешёвого бы тоже с большим удовольствием открестился, но деньги нынче есть только на такой) и предлагает сесть на диван.       Тони, как и обещал, ставит для Стива виниловые пластинки. Медленной музыки у Старка никогда не было: сплошной рок да электроника. Поэтому приходится звук чуть ли не на минимум выкрутить. Соседи на него и так жалуются практически каждый день за любой писк. Конечно, и соседи у Старка тоже были не подарок: постоянно сверлили, топали, шумели. Но и Тони ведь не лыком был шит: встанет с утра после шумной ночки жителей сверху, включит проигрыватель в разрешенное для шума время на всю громкость, а сам думает: «сейчас посмотрим, кто кого». Слушать на максимуме обожал, так, чтобы в ушах звенело, но не в десять же ночи!       Стив выбирает три пластинки: AC/DC, Black Sabbath и The Beatles. Тони включает музыку, плюхается на диван, смотрит на Роджерса, глядящего прямо перед собой, и тоже отводит взгляд. Так они и сидят вдвоем на диване под тихую музыку, пока каждый думает о чем-то своем. Стив пьет черный чай, а Старк выпивает шестую по счёту кружку кофе за сегодня. Знает, что не уснет потом, будет ворочаться всю ночь, но по-другому никак себя успокоить не может. Они же сейчас так близко. Ближе, чем были когда-либо. Но с другой стороны так далеко. У Тони руки чешутся прикоснуться к Стиву и ощутить холод бледной кожи. Хочется сесть рядом так, чтобы ни осталось ни единого сантиметра между ними, положить голову на плечо и замереть на вечность.       Роджерс внезапно нарушает волнительную тишину между ними, заводя разговор. Совершенно спокойно рассказывает о своем детстве, о Бруклине, Баки. Смеется, когда вспоминает себя в подростком возрасте: худого и болезненного. Говорит о драках, о том, как Барнс всегда защищал его и не давал в обиду. Вспоминает о первых тренировках на задворках улиц, когда даже удар отбить не мог. Рассказывает о матери, но на лицо сразу такая грустная улыбка набегает, что Тони все и так понимает. Он мог бы миллион лет сидеть и слушать, но так и не наслушаться. Века бы не хватило.       А потом Стив зовет его потанцевать. Старк чуть ли кофе не давится от неожиданности, но соглашается. Под внимательным взглядом и чутким руководством Тони сам ставит купленную пластинку, скромно и кротко радуясь маленькой победе. Только медленная музыка заполняет квартиру, как атмосфера вокруг них меняется. Становится ещё интимнее. Они же стоят друг напротив друга, смотрят в глаза и понимают все. Все несказанное, не озвученное, до конца не изученное. Сердце волнуется, бьется так, что ещё немного и выпрыгнет. Стив протягивает Тони руку. А Тони чувствует. Чувствует, как спадает вся броня. Как пропадает сарказм, шутки, стремление спрятать себя, защитить.       Старк волнуется. Наверное, впервые в жизни. Держит руку Стива крепко, боясь отпустить. Вдруг иллюзия? Вдруг исчезнет, стоит только дать слабину? Но Роджерс уверен. Слегка обнимает за талию, прячет нос в изгибе чужой шеи, пока пряди волос щекочут щёки Тони. Он от этого смешно морщится, но лишь крепче прижимается к Стиву. Не может поверить, что все происходит наяву, что это не сон. Что мечтал об этом ночами. Что хотел вот так вот просто касаться его.       Стив наклоняется. Мажет губами по шеи. Не может сдержаться, когда Тони так близко, когда жмется к нему, крепко держа за руку. А по Тони от горячих губ Роджерса табун мурашек пробегает и сдержать сдавленный стон совсем не получается. Все кажется настолько нереальным. Старк словно в самую заветную мечту попал и от улыбки удержаться не может. Хмыкает прямо в плечо Стива и думает лишь о том, как хочет поцеловать его. Прижаться губами, пальцами ощутить жизнь на шее, зарыться в пшеничные волосы. Совсем-совсем не может отделаться от этого желания. Да и не хочет. Поднимает глаза и смотрит с мольбой, не разрешая медлить. И пока не дает себе окончательно задуматься с рациональной стороны, когда поймет, что это ужасно плохая идея, и пойти на попятную — станет необходимостью… тянется медленно.       Роджерс замирает. А в глазах — такое же желание. Дураку понятно будет, чего хотят. Только бы не оттолкнул, только бы… — Тони, — стонет Стив прямо в губы. Замирает сначала, будто окаменев, а потом начинает отходить назад, — мне надо… мне надо идти, покормить… — Кого? — зло отвечает Старк, едва отталкивая Роджерса. — Кота, — Стив уже в охапку все свои вещи взял и стоит на пороге, надевая ботинки, — это подарок, — кивает в сторону пластинки, а секундой позже захлопывает дверь.       Тони остается один.

***

— У тебя же нет кота, — задумчиво произносит Баки, хрустя яблоком.       Старк так и замирает у двери. Всю ночь об этом думал. Вертелся в кровати и не мог сдержать бурю эмоций: радость от близости, злость от того, что Роджерс ушёл. Оставил в самый отчаянный момент одного. Гадал, почему Стив дал шанс, а потом оттолкнул его. Ещё и каким-то котом прикрылся. Старк бы посмеялся над нелепостью ситуации, но грудь жмет болью обманутых надежд. Тони ощущал себя так несуразно, неловко, но в то же время так потерянно… брошено. Ненавидел себя. За свою глупость, слепую веру, отключенный мозг. С одной стороны мечтал отмотать время назад, сделать что-то иначе, исправить ошибку в их «коде», с другой — любил каждый момент этого вечера. То, как Роджерс держал его руку в своей, мазал теплыми губами по бронзовой коже, а музыка разливалась волной спокойствия. — Знаю, — вздыхает Роджерс, — Но мне надо было что-то сделать, — бормочет Стив. — Да и ты сделал, — скептически напоминает Баки, — сказал, что тебе надо покормить кота и сбежал.       Сердце Старка разбивается. Бери метлу да сгребай осколки, чтобы другие не поранились. А сам ведь топчется по ним так, что все ноги уже в крови. Стоит и слушает, пока стекло впивается в пятки. «Что-то сделать». Пришёл, принес эту свою пластинку с романтической музыкой, пригласил танцевать, касался его так, как друзьям не позволено, а как только все стало серьезно — убежал. Тони злится. Злится на Стива. За то, что дал представление возможного будущего, показал, что может ждать их, что они могут дать друг другу, а потом забрал все с собой. Оставил выжженной поле. О чем Старк только думал, когда решил, что все будет иначе? Когда на секунду, лишь на секунду, был уверен в счастливом конце для них двоих?       Тони не знает, как быть дальше.

***

      Старк принимает решение. Собирает себя по кусочкам заново, осознавая, что все зависит от него. Надо приложить максимум усилий, вдавить педаль газа в пол и добиться Стива. Заставить поверить, что им стоит быть вместе. Да, Роджерс оттолкнул его. Но ведь Тони чувствовал! Чувствовал, что все это — взаимно. Видел во взгляде Стива, ощущал в каждом движении, слышал в сказанных фразах. Стив, наверняка, боится. Боится больше Старка. Но кто-то из них двоих обязан взять ответственность за происходящее и предпринять ещё одну попытку.       Поэтому весь следующий месяц Тони с Роджерсом играют в кошки-мышки. Старк, несмотря на свою решимость, не знает, как подобраться, как заставить Роджерса поверить, что испытанное в тот вечер — возможно. Тони действует. Так, как может. Оставляет маленькие подарки на рабочем столе Стива, будь то сорванный цветок или купленная шоколадка. Бывает и записку в пальто подложит с шуткой или пожеланием хорошего дня. Пару раз не брезгует и даже цитирует стихотворения о любви. Напишет какую-нибудь глупость, но не позволяет себе шагнуть назад. А Роджерс этого словно и не замечает.       Стив непреклонен. Говорит мало. Но смотрит на Тони всегда странно. Словно ищет в лице Старка ответы на свои вопросы или же выискивает вопросы, не озвученные ему. Тот вечер никто больше не обсуждает. Даже намеками. Тони слишком больно. Как вспоминает, кривится и жмурится, будто съел что-то кислое. Стиву, наверное, думать об этом слишком неловко. И так чувствует себя виноватым, куда ж ещё больше.       Но сколько бы сожаления не было во взгляде Стива — он остается непоколебим. Говорит с ним редко, в кабинете старается не появляться лишний раз. Иногда только вместе идут до метро, но ничего лишнего себе не позволяют. Обсуждают происшествия на работе, компьютеры, новые задания. Любое личное Стив пресекает на корню. Так искусно переводит тему, что любой оратор бы позавидовал. Чем ближе старается быть Тони, тем дальше отодвигается Стив. Вроде бы идут на расстоянии метра, но как будто находятся на разных концах Америки.       А Тони так хочется! Быть рядом. Хотя бы ещё раз просто ощутить, по-настоящему ощутить, чужое тепло. Дотронуться до руки Роджерса, обнять его, пошутить. Старк не понимает Стива. При всем желании не смог бы. Ещё чуть-чуть и краснеть начнет от злости. Разве Роджерс не замечает, что они топчутся на одном месте? Как встали на мертвой точке, так и стоят, ни сдвинувшись ни на миллиметр. А Тони сдвинулся бы. Ей богу, с большим облегчением вышёл бы из этого замкнутого круга, не желая продолжать быть её переменной. Но и позволить себе потерять Роджерса не может. Никто другой не нужен. Знает, что взаимно. Знает, что Стив боится.       Чего только…?

***

      Баки опять пришёл к ним в кабинет на перерыве. И сидит там уже полчаса, ничего не делая. Разве что Стива отвлекает от работы лишний раз своей болтовней. И ладно бы говорил о чем-нибудь важном и полезном — все о каких-то пустяках. Старк только хотел зайти, выгнать Барнса взашей и заняться делами, но стоило подойти к двери, как замер истуканом. И знал ведь, мама в детстве учила: подслушивать нехорошо. Однако ничего с собой поделать не смог. Так и стоял рядом, прислушиваясь к каждому слову. — Не могу, Баки. Не хочу…       Тони обмер. Почувствовал, как в душе что-то с громким треском оборвалось. Знает ведь, знает наверняка, что речь о нем. Ему о том, что «не может» не сказал, зато с Барнсом любезно поделился. Это же у Барнса сердце разрывается от одного только взгляда Стива, от молчания, от невозможности быть ближе. Дослушивать до конца не стал. Развернулся и пошёл, куда глаза глядят. А потом сидел полчаса в коридоре, рассматривая собственные пальцы, думая, что сделал не так. В какой момент был неверный шаг, где ошибся, где старался не до конца.       Не может. Не хочет. Все со Стивом понятно. Изначально было ясно, что это плохая затея. С первого дня, как Тони увидел его. С того самого момента, когда мечтал о Роджерсе, засыпая и просыпаясь. Когда понял, что влюбился. Когда позвал к себе домой и согласился потанцевать. Когда сам потянулся к чужим губам, надеясь, что Стив не оттолкнет.       От любви уходить тяжело. Но ещё немного и Старк потеряет себя. Или же потеряется в бесконечных попытках понять Стива и изменить исход. Старк устал. Устал пытаться, мечтать, представлять. Не получать ничего в ответ. Все было бесполезно. Напрасно. Надоело. Сил больше нет. Даже, если ничего не вышло, он будет знать, что пытался, что сделал все возможное и зависящее от него.

***

      Тони теперь постоянно грустит. Не может забыть Стива. Осознать, что все закончилось, так и не начавшись. И сам не знает, что сделать с этой тоской. Как вытянуть её из себя и извести. Травит ведь каждый день. Уже ничего живого внутри не осталось. И Роджерс тоже не выводится. Уничтожает своим невидимым образом все попытки отстраниться, начать, наконец, жить свою жизнь, а не продолжать быть её сторонним наблюдателем. Но ни на кого другого, кроме Стива, как бы Тони не пытался, смотреть не хочется.       Старк никогда ведь не нуждался в любви. Всегда был всем для себя — обстоятельства в детстве заставили. А сейчас впервые захотелось стать всем для кого-то другого. И быть слабее: лечь котенком на колени к Роджерсу, свернуться клубочком, ничего не бояться, ни о чем не переживать и ни о чем не думать. Тони же каждый вечер засыпает с мечтой. Придумывает и представляет, как ехали бы вдвоем по серпантину, чувствовали ветер в волосах. Стив бы смеялся с пассажирского сидения и держал его за руку. С каждой такой мечтой любящему сердцу Старка становится ещё больнее, тревожнее и несчастливее. Сил себя уже терпеть нет со всеми этими девчачьими мечтами. Мог бы и себя бы обязательно извел на пару с этой тоской.       Зато Стив не тоскует. Последние две недели ведет себя странно, порождая ещё больше сомнений, вопросов и загадок. Тони сразу замечает неладное. Но как относиться к этому так и не решает. А Роджерс то и дело касается его, постоянно задерживает взгляд, говорит много. Но Старк, со своим потухшим сердцем, ответить на это не может. Молчит, любое прикосновение сразу старается стереть из памяти, в ответ никогда не смотрит. Да и смысл? Биться в закрытую дверь можно до бесконечности. Хоть обстучись. Но результата от этого больше не станет. Дружить со Стивом, когда хочется целовать его, — настоящая каторга и издевательство над собой. Лучше никак, чем так.       Старк тонет. Тонет в каждой догадке, каждой мысли, мечте, потаенном желании. Чувствует, как захлебывается солёной водой в океане во время шторма. Протягивает руки, но рядом никого. И на берег выбраться не может и уйти под воду на глубины тоже не получается. Так и барахтается где-то посередине, не в силах остановить мучения. Захлебывается, кричит, сопротивляется каждой волне, но она накрывает с каждым разом все сильнее и сильнее. Только кажется, что ещё немного и заветное спокойствие — штиль. Как снова неудача.       Последние три недели настроение у Тони мрачное и пахнет от него теперь всегда кофе, недосыпом и тревожными мыслями. Сегодня целый день вот разбирает сломанный компьютер. Даже музыку не включает. Думает о своем. О том, что все было напрасно. Поэтому работа идет медленно. То и дело неправильно деталь вставит или паяльником палец прижжет. Но от боли даже глазом не моргнет, в душе ведь куда больнее. И чувства хочется выковырять или прижечь этим самым паяльником. Уволиться отсюда, уехать на какой-нибудь необитаемый остров и никогда больше никого не видеть. А главное — Стива, хозяина каждой трещинки на сердце Тони. Но не может. Слишком влюблен, слишком привязан. Сердце ведь переубеждать бесполезно. — Тони, — зовет Стив, — Тони. — Чего? — раздраженно бурчит Старк, не поднимая головы. — Нам надо поговорить, — как-то неловко просит Роджерс, подходя ближе. — Не о чем нам говорить, — так ядовито выплевывает Тони, что ещё немного и захлебнутся в комнате, по потолок заполненной едкой отравой.       Старк не может. Не может пересилить себя. Словно ребенок: ещё немного и заплачет от обиды, непонимания и несправедливости. Хочется быть ближе, но Тони себе не позволяет. Даже теперь, когда возможность есть. И тонет уже не в океане, а в вязком болоте самокопания, отверженных чувств, собственной неправильности. Упирается в стену из боли, выстроенную за все эти недели так старательно, чтобы огородиться от добавочной порции мучений. Старк уже не выдерживает. Зачем так издеваться над ним? Понимает, насильно мил не будешь. Все давно осознал. Объяснять смысла нет. — Послушай, Тони, — Стив разворачивает его, хватает за плечи, — Ты… Я… — Прости, — минутой позже шепчет Роджерс, — я ничего не объясню словами. Просто закрой глаза.       Старк глаза едва не закатывает. Цокает недовольно, но послушно закрывает. Хуже уже не будет. И тут, секунду спустя, чувствует на своих губах чужие. Стив целует. Целует так нежно, что Тони начинает казаться: он на небесах. Не иначе. Роджерс скользит пальцами по лицу, едва прикасаясь, очерчивая контур подбородка, и у Старка от такого ноги подкашиваются. Ещё чуть-чуть и рухнет прямо здесь. Но, будто не до конца понимая, что происходит, отталкивает его. Смотрит на Стива растерянно, а потом осознает. И осознание настолько радостное, настолько долгожданное, что весь мир окрашивается в яркие краски.       Тони притягивает Роджерса за ворот голубой рубашки так отчаянно, вкладывая в это все пережитое за последняя время. Углубляет поцелуй и чувствует, как тело трясет, а дыхание у Роджерса учащается. Сердце чуть ли чечётку не отбивает. Старк мажет пальцами по острым скулам, зарывается в пшеничных волосах, ощущает холодную кожу на самых кончиках. И с души такой камень падает, что Тони себя пушинкой ощущает.       Хватает руку Стива в свою.       Никогда не отпустит. Теперь никогда. — Ну наконец-то! — с упреком щебечет Тони прямо в губы Роджерса. — Наконец-то, — улыбается Стив.       В конце концов…       Все было на своих местах.