Хэппи нью... Э!

             — Не понимаю, как мы вообще в это вписались, — недовольно ворчит Тэхён, поправляя накладную бороду, и, словно заслуженный артист театра, меняет кислую мину на дружелюбную улыбку, стоит очередному ребёнку подойти к ним для фотографии.       Всё лицо колет и чешется из-за дешёвого клея, на котором держатся детали костюма, а сам Тэхён уже ебать как окоченел торчать на улице несколько часов подряд, но ничего другого в ближайшую неделю ему не светит, так что остаётся только высказывать своё искреннее недовольство виновнику этого маскарада.       — Всё из-за тебя, — бормочет, перекидывая набитый бог знает чем мешок с одного плеча на другое, когда очередь сменяется.       — Серьёзно, чувак?! — шипит Чимин, смотря на него грозным взглядом сердитого гнома эльфа. Бубенчик на кончике загнутого колпака звенит, когда Пак вскидывает голову. — Это чуть ли не самое унизительное, что я когда-либо делал!       — А что «самое»? — Тэхён приобнимает подошедшую к нему девочку, показывая знак «V» над головой. На секунду всех троих ослепляет яркая вспышка фотоаппарата, после чего ребёнок спешно благодарит, убегая к матери.       — Даже не надейся, я не собираюсь самолично наделять тебя такой властью, — щурится Чимин.       — Как хочешь, — пожимает плечами Ким, прочищая горло. — Хо! Хо! Хо! Не стесняйтесь, подходите! Фото с Сантой и его маленькими помощниками совершенно бесплатно! — Он кладёт одну руку на плечо угрюмого эльфа, а другую — на голову стоящего в метре оленёнка, который приковывает взгляды людей своими светящимися рогами.       — Я тебе это ещё припомню, — не теряя улыбки, цедит сквозь зубы Пак и незаметно наступает своим остроносым сапогом Киму на ногу.       Тэхён на чужой акт насилия лишь насмешливо хмыкает. Он свои пальцы перестал чувствовать ещё пятнадцать минут назад.       Уже девять часов вечера, и мороз так крепко сжимает воздух, что, кажется, вместе с ним сжимаются и лёгкие, но Ким и Пак продолжают стоять в самом центре ярмарки, у большой инсталляции, где из динамиков непрерывно звучит очередная банальная рождественская песня. Мелодия повторяется, как заезженная пластинка (Тэхён уже может пересказать весь текст «Jingle Bells» задом наперёд), а толпы людей проходят мимо, заполняя пространство шумом, смехом и бесконечными просьбами детей сделать фото с «настоящим» Санта-Клаусом. Все они поглощены этим праздником: покупками, светом, яркими игрушками. Для них это — волшебство. Для Тэхёна — настоящая пытка.       Они с Чимином здесь с пяти часов — два взрослых и серьёзных человека, словно Чёрный плащ сменившие свои деловые костюмы на рождественские колпаки, — развлекают народ и ещё ни разу даже не присели!       — Если бы не ты, мы бы сейчас сидели у меня или в каком-нибудь баре, пили бы пиво и смотрели новогодний выпуск Шерлока, но нет, надо же было тебе открыть рот на этой чёртовой планёрке!       — Мистер Хиксли непрозрачно намекнул, что мы единственные, кто никогда не принимал участия в праздничных мероприятиях. Хочешь остаться без премии в новом году?       — Из-за твоей больной инициативы я быстрее останусь без конечностей! И без потомства. Мой член сейчас отвалится!       — Ты гей, не будет у тебя никакого потомства.       — Это не мешает мне пытаться.       Чимин смеряет его скептическим взглядом. Они оба знают, что секса у Тэхёна уже не было по меньшей мере год.       — Кстати. Ты помнишь про вечеринку на выходных? Будут все наши и ещё несколько знакомых ребят. Может, приглянётся кто?       Тэхён щурится. Он знает Пака без малого шесть лет, и именно так в его исполнении выглядит лукавство.       — Признавайся, ты уже заприметил кого-то, сваха несчастная.       — Эй! Я вообще-то о тебе забочусь! Джексон неплохой парень…       — Кто он такой? Я о нём даже не слышал никогда, — вскидывает бровь Тэхён, но тут же осекается, приветливо улыбаясь проходящей мимо семье.       — Он работает с Намджуном. Мы пару раз пересекались, он показался мне очень разносторонним и привлекательным — всё, как ты любишь.       — Все любят умных и красивых, — закатывает глаза Ким.       — Ну не знаю. Твой бывший любил шлюховатые подобия пробок из-под шампанского. До сих пор не понимаю, как ты вообще среди них затесался…       — У всех бывает такое, когда зашёл не в ту дверь, — глубокомысленно изрекает Тэхён.       Чимин замечает что-то на горизонте, пихая друга локтем. Ким прослеживает его взгляд, упираясь в мрачное лицо директора торгового центра. Он тут же обворожительно улыбается, показательно взмахивая руками:       — Хо! Хо! Хо! Не упустите шанс сфотографироваться с Сантой! Размести фото в социальных сетях и получи праздничную скидку!       Люди заинтересованно оборачиваются, дети машут сказочным героям и счастливо тыкают пальцами в завораживающую новогоднюю композицию. Кто-то громко поздравляет Санту и его эльфа с приближающимся Рождеством, на что Чимин отвечает воодушевленным:       — Мэри крисмас!       А Тэхён, как и полагается, подхватывает:       — Хэппи нью… Э! Оленя на место поставь!       Ким резко оборачивается, когда боковым зрением замечает постороннее движение слева.       Какой-то парнишка с оленьими глазами хватает своего собрата и, наплевав на угрозы Тэхёна, бросается наутёк, виляя между застывшими в шоке прохожими.       — Чего ты стоишь?! Давай за ним! — орёт Пак. — Я присмотрю за точкой.       Ким бросает на землю красный мешок, срываясь следом. Он расталкивает засмотревшихся зевак, раскидываясь матами вперемешку с извинениями. Начальство их за подобное по головке не погладит. А парень как будто чемпион по бегу с препятствиями, ей-богу. Так Тэхён его полиции и опишет: высокий, стройный — судя по подкачанным ногам, обтянутым чёрной джинсой, и до ужаса вёрткий, раз умудряется с оленем наперевес преодолеть добрые сто метров, покидая территорию рождественской ярмарки.       Тэхён тяжело дышит и упирается руками в колени, морщась от боли в правом боку. Он оглядывается по сторонам, замечая вдалеке светящиеся рога. Незнакомец закидывает оленя в багажник пикапа, а когда Киму до него остаётся жалких пять метров, давит на газ, скрываясь за поворотом.       — Чёрт! — ругается, мысленно проклиная этого спринтера. Ведь он не просто оленя спиздил (Киму на этого рогатого, если честно, вообще плевать), он спиздил его, Тэхёна, честно выстраданную премию!

***

      — Так что всё ок, не переживай, — говорит Чонгук другу, ставя цветастую кружку с пингвинами обратно на полку.       До Рождества остаётся каких-то три дня, а он из-за всей этой учёбы и экзаменов даже не мог настроиться на праздничный лад. Но всё наконец-то закончилось: зачётка пестрит отличными оценками, а глаза Чонгука — разнообразием новогоднего декора в соответствующем разделе Икеи. Теперь-то он точно возьмётся за создание вокруг себя правильной атмосферы. Может, после этого и вдохновение на новые проекты появится.       — Ну ты даёшь! Я бы на твоём месте триста раз пересрался, — раздаётся в наушнике голос Юнги.       Чон фыркает.       — Я себя не на помойке нашёл. Будут знать, как присваивать себе чужой труд.       Он кладёт в корзину симпатичные свечки с золотыми блёстками и направляется к стеллажу с гирляндами.       — Мягкий жёлтый свет или холодный белый?       — Жёлтый, — незамедлительно делает выбор Мин. — Решил украсить дом?       — Ага. А то этот олень стоит один-одинешенек. Вот думаю украсить вход и купить что-нибудь для интерьера, — отвечает Чонгук и улыбается, когда замечает, как на него смотрят другие покупатели. — Народ в магазине уже заценил мою футболку.       — О не-ет. Только не говори мне, что ты расхаживаешь в ней по Икее.       — Хорошо, не скажу.       — Боже, Чонгук, ты такой…       — Да ладно тебе. Это весело. Люди смотрят и улыбаются, а один парень даже попросил мой номер, пока я выбирал венок на дверь, — он прыскает.       — Ты пригласил его зайти? — усмехаются на том конце.       — Не так быстро. Сначала нам надо пообщаться. Вдруг у него не окажется чувства юмора?       — Твоего хватило бы на двоих, — злорадствует Юнги. — Не твой типаж, да? — уточняет проницательно.       — Не мой, — со вздохом отвечает Чонгук. — Но вдруг он окажется хотя бы смешным…       — Мне порой кажется, что у тебя просто травма после расставания с тем клоуном.       — Да не клоун он! Филл был акробатом. Но шутил и правда хорошо, — отмечает справедливо.       — Ваши отношения это не спасло.       — Их бы ничего не спасло! — кривится Чон, вспоминая те мучительные три месяца, за которые ссор между ними было больше, чем нормальных разговоров. Филл словно специально выводил его на эмоции, постоянно устраивая сцены ревности и при этом совершенно не заботясь о том, где они находятся: дома, в ресторане или в гостях у его родителей. В нём играл инфантилизм и безосновательный страх, что во время гастролей Чонгук найдёт себе кого-то получше. Иронично, но до его первых гастролей их отношения так и не дожили. Сейчас Чон даже не понимает, как смог продержаться в них так долго. — В его случае цирк — это призвание.       Он грустно вздыхает. Ну вот, а должен был быть исцеляющий новогодний шоппинг.       — Не пыхти, — подбадривает Мин в динамик смартфона. — Найдёшь ты себе нормального мужика. К счастью, морщины ещё не скоро.       — О да, седина в моём случае куда ближе, — преувеличенно звучит Чонгук. — Я тебе рассказывал, как в последнюю ночь доделывал макет для мистера Уильямса?..

***

      Когда Чон уже стоит на кассе, роясь в онлайн-кошельке в поисках нужной карты, стоящий позади мужчина издаёт смешок, привлекая его внимание негромким:       — Классная футболка.       Чонгук растерянно поднимает голову, замечая чужой взгляд, устремленный ему за спину. Туда, где на красной ткани красуется надпись:       «I was so good that Santa came twice.»       Он хмыкает, бегло оценивая хозяина комплимента. Учитывая то, в каком районе они находятся, вовсе неудивительно, что тот оказывается корейцем. Мужчина выше Чонгука на полголовы и даже немного шире. Его грудь и плечи обтягивает мягкий бежевый пуловер, и Чон машинально облизывается, когда направляет взгляд на V-образный вырез, открывающий вид на острые ключицы. Он вслепую прикладывает телефон к терминалу, скользя от крепкой шеи прямо к скульптурному лицу, и тихонечко выдыхает. Красивый. Гораздо красивее самого Чонгука, если верить его заскулившей самооценке, которая до этого момента, между прочим, была очень даже ничего себе. Светлые волосы и коричневое пальто, накинутое на плечи, намокли от растаявшего снега, как если бы мужчина заскочил в магазин всего на минуту. И правда, товаров у него оказывается немного: одинокая пара новогодних хлопушек.       Где же его такого прятали от Чонгука всё это время?       Он непроизвольно цепляется глазами за пухлые губы, которые что-то ему говорят, но ничего не может разобрать, а когда вновь восстанавливает шаткий зрительный контакт, слегка ёжится под внимательным прищуром.       — Это же ты, — напряжённо начинает обворожительный незнакомец, и Чонгук, словно жопой чуя неладное, медленно тянется к ручкам своего пакета. — Ты украл у нас того оленя! — вскидывает брови мужчина.       — О-о чём вы? — заикается Чон, делая маленький шажок назад. А ведь как хорошо всё начиналось! Почти история любви с первого взгляда! Вот только цирк из жизни Чонгука, похоже, уезжать пока не собирается, переквалифицировавшись в театр абсурда.       Люди в очереди шокированно переглядываются, а кассирша с подозрением косится на Чона, пытаясь понять, не стащил ли он чего на этот раз.       Чонгук в свою очередь медленно отступает и, недолго думая, срывается в сторону выхода. Мужчина что-то кричит ему в спину, но Чон уже не слышит, выбегая в декабрьский снегопад в одной футболке. За курткой вернётся как-нибудь в другой день. Всё равно он на машине, а она никуда не денется.       Тэхён чертыхается. Хватает из чужой тележки пуховик, собираясь рвануть следом, но кассирша останавливает его недовольным:       — Вы расплачиваться будете?       Раздражённо рыча, Ким прикладывает карту к терминалу и покидает магазин, как назло путаясь в выходах. А когда наконец оказывается на улице, то чуть не попадает под колёса уже знакомого пикапа. Парень за рулём на мгновение оборачивается в его сторону, но даже не думает останавливаться, лишь сильнее вдавливая газ в пол.       — Сука! — Ким встряхивает висящий в руке пакет, в котором больше места занимают не его покупки, а чужая дутая куртка. Его машина на другом конце стоянки. Даже если захочет — не догонит. Он смотрит вслед удаляющемуся автомобилю (на этот раз Тэхёну всё-таки удаётся запомнить номер) и с удивлением отмечает, что тот направляется в сторону его собственного частного сектора.       Что ж, похоже, это не последняя их встреча.

***

      Чонгук залетает домой, захлопывая за собой дверь, и, не включая свет, выглядывает на улицу через ближайшее окно, дабы убедиться, что за ним никто не гонится.       Сердце бешено стучит в висках, а всё тело липкое от пота. Он дрожит, стряхивая с плеч морозные мурашки. Ещё парочка таких забегов, и абонемент в спортзал можно будет смело выкидывать в мусорку.       Вздохнув, Чонгук сползает на пол и устало прикрывает веки. Сам не понимает, почему так испугался. Его тело среагировало быстрее, чем Чон успел хотя бы подумать о мирном решении вопроса. Он ведь этого мужчину даже не узнал! И лишь по разгневанному тону удалось догадаться, что перед ним тот самый «Санта» с праздничной ярмарки. В костюме он выглядел куда безобиднее…              Дождавшись, пока сердце перестанет отбивать чечетку у него в груди, Чонгук встаёт, сразу направляясь в спальню. Он снимает с себя футболку и поджимает губы, когда глаза в очередной раз пробегаются по шутливой надписи.       «Молодец, Чонгук, привлёк к себе внимание».       Решив, что теперь будет носить её исключительно дома, брюнет убирает вещь в шкаф и отправляется разбирать пакеты. Ставит на полке у телевизора статуэтку с символом года, вешает на шторы одну из гирлянд и в завершение оставляет на обеденном столе увитый вензелями канделябр, в который вставляет золотые свечи.       Кивнув самому себе, Чон уходит в кладовку, чтобы отыскать там ёлку. Спустя добрых полчаса он уже устанавливает её посреди гостиной, кладёт под низ декоративный снег и пару пустых коробок, красиво обвязанных цветными бантами. А после смотрит на то, что осталось: рождественский венок и длинная гирлянда с переносным аккумулятором.       Нерешительно потоптавшись по лежащему в гостиной ковру, Чонгук берёт украшения в руки и направляется в коридор. Он слабо приоткрывает входную дверь, как если бы незнакомец из магазина мог притаиться прямо за ней, и, убедившись в отсутствии на пороге каких-либо препятствий в виде неземных красавчиков, распахивает ту пошире.       Обматывая веранду гирляндой, Чон то и дело поглядывает на стоящего на лужайке оленя в надежде, что грозный Санта уже давно дома, занимается своими грозными делами, а не выискивает по району нашаливших мальчиков (но на случай, если тот всё же хоть чуточку злопамятный, чистит входной коврик от снега, чтобы не закрывал доброжелательное «Wellcum!»).       Вернувшись домой, Чонгук решает закончить вечер успокаивающей кружкой какао. Ему пишет Ёнхо — тот самый парень, который осмелился взять его номер в рядах Икеи, — но Чонгук не отвечает.       Да, у него давно никого не было, но после столкновения на кассе его словно немного отрезвило, и желание общаться с Ёнхо пропало само собой. Чонгук не хочет из-за полугодового отсутствия секса бросаться под первого встречного. Сам ведь недавно говорил Юнги, что не на помойке себя нашёл. Он хочет кого-то невъебического. Такого, как тот горячий Санта. И почему-то Чон уверен, что невъебический секс идёт к таким мужчинам в комплекте.       Под мерный говор телевизора Чонгук всё же отправляет Ёнхо сообщение с извинениями и просьбой не писать ему в дальнейшем, а после звонит Юнги по видеозвонку, чтобы поведать об абсурдности бытия.       — Ну подумаешь, ну навалил ты кринжа перед секси-Сантой, — шепелявит Мин, облизывая ложку от крема. У друга на столе армия пряничных человечков, и Чонгук внимательно наблюдает за тем, как Юнги пририсовывает им мордочки. Залипательно. — Ну оставит он тебя без подарочка, — хихикает тот пакостливо, заставляя Чона закатить глаза. — У нас вот в школе парень был. Чимин. Так вот он однажды на спор перед толпой девчонок зачитал стих про маленький член. Там ещё мотив такой был, знаешь, я на всю жизнь запомнил, — Юнги прокашливается, с выражением зачитывая: — Я вышел из дома, был сильный мороз, стручок мой, малютка, к скамейке примерз, — его голос дрожит, и Мин не выдерживает, начиная ржать. — Прикинь, да? Его все девочки до конца средней школы стороной обходили.       Чонгук давится какао, тоже начиная смеяться, но даже сквозь слёзы успевает посочувствовать:       — Это ж наверняка огромная травма!       — Да не то чтобы. Он геем оказался, — легкомысленно поясняет Юнги, но потом задумывается. — А может стал после того инцидента. Чёрт, не знаю. В любом случае, с членом у него всё нормально, я проверял.       — Ты что?!       Они ещё какое-то время смеются, обсуждая самые постыдные истории из жизни, чтобы позже прийти к выводу, что даже кринжовые ситуации нужно уметь принимать с позитивом. Кто знает, быть может, судьба в утешение подкинет тебе что-нибудь стоящее.

***

      Тэхён убирает руку с руля, чувствуя, как напряжение уходит из запястья, но остаётся в остальном теле. Машина катится по пустой дороге, огни светофоров плавно отражаются в тёмных окнах, а холодный воздух, проникающий через слегка приоткрытое окно, заставляет его вздрогнуть. Он устал, и хотя дорога домой не длинная, каждое мгновение тянется, как последние минуты смены на ярмарке. Сегодня им хотя бы подогнали фургончик с горячим чаем и хот-догами.       Кидая взгляд в зеркало заднего вида, Ким замечает одиноко стоящий на сиденье пакет, который он намеревался вернуть ещё вчера. Забыл. Как всегда забыл, уставший и рассеянный, но теперь не мог не заметить.       При мысли об очаровательном незнакомце на лице появляется улыбка.       Тэхён верит в знаки. Верит в то, что всё в их жизни происходит для чего-то, а под Рождество эта вера усиливается, подпитываясь окутывающей Землю чудотворной атмосферой.       Именно поэтому, столкнувшись с оленьим воришкой во второй раз, Тэхён убедился, что их своеобразное знакомство — не случайность, и нужно брать всё в свои руки, чтобы превратить происходящее в закономерность (к тому же симпатичный сосед более чем в его вкусе).       На въезде в жилой комплекс он притормаживает, сканируя взглядом украшенные дома, где каждый декорирован по-своему, но при этом все они едины в своём рождественском настроении. Огоньки гирлянд мягко переливаются, окрашивая стёкла автомобиля в яркие оттенки — красный, зелёный, золотой. Из окон одноэтажных усыпанных снегом пряничных домиков льётся тёплый свет — внутри кто-то готовит ужин и украшает ёлку. В некоторых дворах установлены фигурки Санта-Клаусов, снеговиков и северных оленей, которые выглядят немного комично, но неизменно создают ещё больше уюта в эту зимнюю ночь.       На одной из лужаек Тэхён замечает того самого оленя и серый пикап. Он включает поворотник, съезжая на обочину, и захватывает с заднего сиденья пакет.       Снег скрипит под подошвой, когда Ким ступает на дорожку к дому. Падающий от уличной гирлянды свет словно приглашает его войти, а стоит Тэхёну увидеть надпись на входном коврике, в голове мелькает весёлая мысль о том, что его, возможно, даже ждут.       Боже, как мало ему, оказывается, нужно, чтобы улыбнуться после тяжёлого рабочего дня.       Уже нажав на дверной звонок Ким понимает, что до сих пор одет в нелепый костюм Санта-Клауса, и едва слышно матерится. Хорошо хоть бороду отлепил перед тем, как сесть в машину, иначе было бы совсем смехотворно.       Дверь долго не открывают, но Тэхёна уже не переубедить. Он отставляет в сторону пакет, пряча замёрзшие руки в карманы и твёрдо намереваясь дождаться.

***

      Когда Чонгук слышит звонок в дверь, первой мыслью в его голове становится:       «Юнги всё-таки решил поделиться печеньем».       Но когда вместо печенья на пороге его встречает задорная ухмылка и внимательный взгляд карих глаз, привычное отсутствие у лучшего друга совести уходит на задний план, оставляя Чонгука метаться между «о боже мой, это он!» и «о нет-нет-нет, это он».       Вспоминая, снял ли он с лица увлажняющую маску, Чон нацепляет на лицо немного нервную улыбку. Тишина затягивается, заставляя растерянно переминаться на месте, поджимая замёрзшие ноги. Мужчина снова в костюме, наверняка только-только с работы, и Чонгук уже было открывает рот, чтобы несмело предложить тому кофе или себя чай, как вся его решимость ухает вниз вместе с глубоким:       — Ну привет, воришка.       Тэхён сканирует парня взглядом. Тот глядит на него испуганно и аккуратно заправляет за ухо прядь волос, которые вьются то ли из-за укладки, то ли из-за того, что сосед недавно помыл голову. Скорее второе, потому что даже на расстоянии Ким ощущает исходящий от чужой кожи аромат душистого мёда и миндаля.       Он давит в себе желание плотоядно облизнуться.       Юноша перед ним красив до скрипа зубов: спортивное, подтянутое тело, миловидное личико и аккуратный бантик губ. Въевшиеся в память чёрные глаза влажно блестят, отражая свет уличных фонарей, но смотрят пронзительно, с нескрываемым восхищением впитывая облик незваного гостя. И ресницы у этого воришки такие длинные — вылитый оленёнок.       «Такой же пугливый», — хмыкает про себя Ким, мельком кидая взгляд на длинные ноги.       На парне короткие шорты и всё та же футболка с щекочущей воображение надписью:       «I was so good that Santa came twice».       Тэхёну в костюме Санта-Клауса просто необходимо это проверить.       — Ты на кой чёрт оленя украл? За родственника принял? — подаёт наконец голос и тут же улавливает, как бегут мурашки по открытой шее. Парень скидывает с ноги пушистый тапочек с мордочкой — как иронично — оленя и неловко потирает левую лодыжку тыльной стороной ступни.       — Я имел полное право забрать своего оленя себе, — бурчит недовольно, ёжась от сквозняка.       Санта насмешливо приподнимает бровь, и Чонгук понимает, что в его глазах несёт полную околесицу. Он терпеть не может оправдываться. А оправдываться перед мужчиной, который третьи сутки не выходит у него из головы, просто нет терпения.       — Не хотите войти? — спрашивает невинно, но намеренно задваивает смыслы.       Он тоже не слепой. Прекрасно видит, с каким увлечением на него смотрят, и на секунду задерживает дыхание, когда чужие глаза сужаются в лисьем прищуре. Хитром и корыстном, выбирая именно тот смысл, который им обоим сейчас удобен.       — Даже не зна-аю. Ты был не очень хорошим мальчиком в этом году, таким не положены подарки, — с намёком тянет мужчина, незаинтересованно отводя взгляд.       — Я и сам своего рода подарок. Но если Санта хочет… он может меня наказать.       Тэхён толкает язык за щеку, принимая единственно-верное для себя решение, а после делает шаг вперёд, захлопывая за спиной дверь и с жадностью вгрызаясь в пухлые губы. Он ведь совсем не святой. Зато очень голодный. А этот оленёнок пахнет так, что его хочется проглотить живьём. Вот уж точно — настоящий подарок для Санты.       Ким меняет их местами, вжимая льнущего к нему паренька во входную дверь, и аккуратно, чтобы не спугнуть, сминает в ладонях тонкую талию. Мысль о том, что он собирается трахнуть эту милашку прямо в коридоре, рвёт Тэхёну крышу. Он проникает холодными с улицы руками под одежду, оглаживая вмиг поджавшийся живот, и хмыкает в чужие губы, раздвигая те языком, когда дёрнувшийся от контраста температур брюнет протестующе мычит, переходя на змеиное шипение.       Чонгук привстаёт на носочки, срывая с Санты шапку, и вплетает пальцы в высветленные волосы, что до такого варварского вмешательства были идеально зачёсаны и уложены. Губы саднит от болючих поцелуев и укусов, но ему отчаянно мало. Аромат их общего возбуждения словно витает в воздухе, и Чон с наслаждением втягивает его, млея, когда слышит сладкие цитрусовые ноты в чужом одеколоне. До одури притягательно и сексуально.       Член уже прилично оттягивает шорты, Чонгук подаётся вперёд, притираясь к не менее напряжённым бёдрам напротив, но блондин грубо рыкает, отстраняясь.       Аристократичные пальцы тянутся к ремню на талии, что со звоном летит на пол. Под немигающим взглядом мужчина стягивает с плеч тёплую шубу, отбрасывая ту следом, и принимается за водолазку.       Чон упоённо разглядывает обтянутые тонким термобельём мышцы и уже готовится опуститься на колени, когда представляет, что такие габариты могут сделать с ним в постели, но сильные руки рывком разворачивают его лицом к двери и молча давят на поясницу, заставляя выгнуться. Чонгука прошибает мурашками.       — К-как вас зовут? — бормочет едва слышно, не решаясь обернуться.       Только сейчас до него доходит, что он буквально с порога предложил себя незнакомцу. Нереально горячему, огромному Санта-Клаусу с не менее огромным членом, который теперь упирается Чонгуку в ягодицу, и только этот факт, если честно, мало-мальски успокаивает — его явно хотят трахнуть, а не съесть. От такого обычно меньше проблем.       — Ты можешь звать меня папочкой, — в голосе слышится улыбка.       Чонгук хочет возразить, сказать, что он не какая-то шестнадцатилетняя девочка, текущая от мысли о подчинении, у него вообще-то за спиной огромный опыт и почти оконченное высшее образование! Но широкая ладонь так не вовремя опускается на мошонку, надавливая на чувствительное местечко прямо за ней, тем самым напоминая, кто на самом деле находится за его спиной в данный момент.       — М-мх, — Чон стонет, выгибаясь, и мужчина обвивает его талию, прижимая к себе, пока другая его рука пробирается под кромку шортиков, взвешивая на ладони поджавшиеся яички. Чонгук затылком чувствует, как тот скалится.       — Кому-то нравится ходить по дому без белья?       — Я-я недавно вышел из душа, — снова оправдывается, краснея от коснувшегося уха смешка.       — Милашка. Давай-ка снимем это, — шепчет Санта, кончиками пальцев шагая вверх по его груди и задирая футболку.       И вся наигранная стойкость Чонгука, кажется, летит к чертям, потому что этот мужчина для него слишком. Слишком красивый, слишком настойчивый и при этом всём слишком Чонгука чувствующий. Он с лёгкостью избавляется от футболки, ведёт холодными руками по усыпанным родинками предплечьям и напоследок оставляет жаркий укус в районе седьмого позвонка, отчего всё ещё стоящий враскорячку брюнет охает. С выводами он, конечно, поторопился.       Сегодня Чонгука определённо съедят.       — Есть неподалёку презервативы со смазкой? — мягкий бархатистый голос обволакивает внутренности, обдавая низ живота кипятком.       — В сумке. Чёрная, — он тычет пальцем в сторону вешалок.       Краем глаза Чон наблюдает за тем, как в тени коридора переливаются мышцы на чужих руках. Вкусно. Мужчина выглядит очень вкусно, и Чонгук обещает себе хотя бы разок в отместку его укусить.       Ким вытаскивает из заднего кармана чужой сумки пару презервативов, очевидно, всегда имеющихся с собой про запас, и маленький бутылёк смазки с охлаждающим эффектом.       — Малышу нравится экспериментировать? — поддевает беззлобно, возвращаясь к Чонгуку. С едва сдерживаемым напором он проводит руками вдоль оголённых боков, оттягивая резинку шорт до тех пор, пока та не возвращается обратно с характерным шлепком.       Томящийся в ожидании парень вздрагивает, тяжело выдыхая.       — А по мне не видно?       — Пока что я вижу только то, что у тебя отсутствует чувство самосохранения, — рокочет Тэхён, скользя к груди и с ленивой медлительностью прокручивая между пальцами чужие затвердевшие соски. — Что, если я садист?       — Тогда души меня, накачанный дядя.       — Не я это сказал.       В тишине вновь слышится звон пряжки, а горло обжигает холод кожи. Чонгук чувствует её запах, когда ремень затягивается на его шее, и даже успевает испугаться того, как быстро сбылось его желание, но в затылок вовремя шепчут:       — Стукни два раза, если захочешь, чтобы я прекратил.       Согласное мычание растворяется в стоне, подобно тому, как Чонгук растворяется в настойчивой ласке. Его небрежно целуют, усиливая давление на беззащитное горло, и окончательно стягивают шорты, на контрасте мягко оглаживая смуглые бёдра.       Губы немеют, но Чонгук всё равно чувствует, как непроизвольно вонзается в них зубами. Первый палец входит болезненно. Сколько бы Чон ни игрался с собой по вечерам, отсутствие полноценного секса сделало из него девственника.       — Прикоснись к себе, — подсказывает мужчина, натягивая ремень. Грубый материал врезается в кожу, отвлекая от растяжки, и Чон открыто стонет, плавясь от непривычных ощущений. Ещё никогда безрассудная тяга к экспериментам не заводила его так далеко. Настолько, что сейчас дрожащей рукой он сжимает собственный истекающий смазкой член, с которого, мать вашу, капает, хотя они ещё даже не начали. В глазах плывёт от нехватки кислорода, а уязвимую кожу шеи обжигает ледяной металл застёжки, и от нахождения на этой острой грани Чонгука ведёт: ноги слабеют, словно он вот-вот упадёт, но лёгкая боль приводит в сознание, отрезвляя. Он негромко всхлипывает, когда к первому пальцу добавляется второй, принося давно забытое чувство напряжения и дискомфорта.       — Ещё смазки? — интересуется мужчина, опаляя дыханием ушную раковину.       — Да. Да, пожа-, — Чонгук давится своими же словами, когда тот бесцеремонно накрывает его руку своей, сцеживая смазку с кончика его члена. — Блять…       Негодяй низко смеётся, вновь проникая внутрь и ускоряя движения кистью, которая скользит как по маслу. Чонгук ощущает себя каким-то течным омежкой, которого ведёт от собственной распущенности и желания поскорее заменить пальцы на что-то более существенное.       Мышцы стягивает, а член дёргается, когда те наконец задевают простату, позволяя Чонгуку попасть в колею удовольствия, которое пронзает его от макушки до кончиков поджавшихся пальцев. Он протяжно стонет, чувствуя, как по плечам гуляют горячие губы. Незнакомец не стесняясь метит его тело засосами, но Чонгук даже не может найти в себе силы на слабый протест. Какой тут, к чёрту, протест, если ему до дрожащего дыхания приятно, и лёгкие горят в ожидании глотка пропитанного феромонами воздуха.       Словно вытащив эту мысль из опустошённой головы, Ким ослабляет давление ремня, добавляя к имеющимся пальцам третий и ударяя чётко по простате. Губы внимательно собирают с губ оборванные стоны.       У него уже нет сил терпеть. Кажется, что собственный налитый кровью член сейчас взорвётся, но он продолжает размеренно толкаться в хлюпающее нутро, с мазохистским наслаждением наблюдая за вытянувшимся как струна парнем. На скульптурной спине играют мышцы, а ногти беспомощно царапают лакированную дверь, но этого недостаточно. Под сорванный вскрик Тэхён вгоняет пальцы как можно глубже, начиная безостановочно натирать воспалённый комочек нервов, отчего чужие бёдра заходятся в сладкой дрожи, а парнишка лишь сильнее выгибается, скуля:       — Ещё, пожалуйста! Ещё немного… Я сейчас-, — брюнета натурально колотит в его руках, но Ким в последний момент вынимает пальцы, обрывая чужое наслаждение почти на пике.       — Попроси правильно, — сквозь разочарованное хныкание, отрезает Тэхён. Паренёк пыхтит, кидая гневный взгляд из-за плеча. — Давай, малыш, ты знаешь, что нужно сказать.       — Пошёл нахуй? — огрызается и хочет выпрямиться, но кожаный ремень в тот же момент сдавливает шею, приковывая парня к месту.       Ким сжимает в пальцах округлые ягодицы, слегка надавливая на растянутое колечко мышц:       — Давай же, это не сложно. Обещаю, я хорошенько о тебе позабочусь. Нужно только попросить.       «Сука», — думает Чонгук, глядя на свой покачивающийся от веса член. Надо же было ему во всё это вляпаться. Мог ведь просто подрочить на ночь, как обычно, и никаких квестов за оргазм. Нет же, потянуло на всяких стариков с сомнительными фетишами.       Чужие пальцы оглаживают его дырочку, кружат вокруг, как бы намекая, насколько близок Чон к долгожданной разрядке, но дальше не заходят.       Ему горячо. Чонгук ясно чувствует чужое возбуждение, представляя предназначенный именно ему блеск тёмных глаз, и обильно течёт, думая о том, что, вообще-то, к чёрту смущение. Он всё ещё хочет этого невозможного Санту себе. Хочет и получит. Но для начала, пожалуй, в себя.       — Прошу, папочка, — тянет Чонгук, стыдливо прикрывая глаза. — Я хочу кончить.       Он не успевает даже пискнуть, когда пальцы сменяются на толстый член. Его головка упирается в разработанное колечко, надавливая и проникая внутрь, безжалостно растягивая сжавшиеся стенки, которые даже после тщательной растяжки оказываются не способны принять чужие размеры.       — Блять, какой же ты узкий, — шипят из-за спины, и Чонгук бы хотел съязвить в ответ что-нибудь остроумное, но только и может, что поражённо стиснуть челюсти. Его больше не душат, но конкретно в эту секунду у него перехватывает дыхание, потому что мужчина за его спиной чертовски, блять, большой. И от этого одновременно хорошо и плохо.       Не давая себе привыкнуть, Чонгук судорожно хватается руками за косяк двери и слишком резко подаётся назад, желая приблизить момент, когда томящее жжение сменится на яркие вспышки удовольствия.       — Ёп твою мать, малыш, кто же так делает, — шипит мужчина, сминая в руках ягодицы, чтобы Чон ненароком не насадился сильнее. Он рассыпает по влажной спине миллион поцелуев, успокаивая, и Чонгук беспомощно всхлипывает, сжимаясь на стволе, что вошёл в него лишь наполовину. Он осторожно поворачивает голову, выпрашивая ещё один поощряющий поцелуй в губы.       — Потерпи, сладкий, ты хорошо справляешься, — ободряюще шепчет блондин, прежде чем поцеловать. Он делает это мокро и развязно, ведёт даже здесь, распаляя и без того взвинченного Чонгука, у которого от долгожданного ощущения члена в заднице уже каменно стоит.       Оставив лёгкий поощрительный чмок в уголке чужих губ, Ким отстраняется и вновь наматывает на кулак ремень, входя в жаркое, покрытое испариной тело до самого конца. Скользкие, тугие стенки обхватывают его ствол со всех сторон, из-за чего Тэхёну приходится задержаться в этой позе на несколько секунд, переводя дыхание. Он задаёт темп, наблюдая за тем, как собственный член пропадает меж тесных половинок, и низко стонет, когда парень под ним дёргается от попадания по простате. Оленёнок хнычет, бормоча между толчками едва различимое «да, вот так», и это служит красной тряпкой для быка: Ким ускоряется, проникая в узкую дырочку с громким чавканьем смазки, взбивая пену и почти рыча от ворвавшегося в эту какофонию звуков довольного скулежа:       — Хорошо… Твой член делает мне так хорошо, — распухшие от поцелуев губы растягиваются в азартной улыбке, а после роняют невинно пропитанное чистейшей похотью: — папочка.       — Сучка, — тянет Ким сквозь тяжёлое дыхание. Пусть и смущается, этот парень точно знает, что делает.       Сорвав с покрасневшей шеи ремень, Тэхён откидывает его в сторону, рывком разворачивая брюнета к себе, и, не церемонясь, подхватывает того под бёдрами, впечатывая спиной всё в ту же злополучную дверь.       — Ты такая сучка…       — Чонгук, ты можешь звать меня Чонгук, папочка, — ухмыляется этот дьяволёнок, собственноручно направляя побагровевший член в дырочку и блаженно закатывая глаза, когда крупная головка заново растягивает её края.       Тэхён рычит, вгоняя ствол по самое основание и вынуждая Чонгука надёжнее вцепиться в свои плечи. Парень всхлипывает. От смены позы головка приятно проезжается по простате, а его влажный член, зажатый между их телами, при каждом движении трётся о рельефный пресс, пачкая Кима мутным предэякулятом.       — Боже, быстрее! — требует Чон, жмуря слезящиеся от удовольствия глаза. Он упирается пятками в чужую поясницу, самостоятельно насаживаясь на член, и нетерпеливо пыхтит от маячащего на горизонте оргазма. Руки крепче обвивают мощную шею, а всё его тело неминуемо напрягается, опускаясь на распирающую длину. — Ещё чуть-чуть, пожалуйста…       Со стороны это, должно быть, выглядит слегка отчаянно, но в глазах мужчины неподдельный восторг. Он наклоняется для поцелуя, цапая зубами его нижнюю губу, и фиксирует Чонгука у стены, срываясь на бешенный темп. Чон захлёбывается в стонах, то и дело срываясь на крик, когда челюсть прикусывают одновременно с новым глубоким толчком. В него врываются размашисто, громко шлёпаясь о бёдра и ни на секунду не разрывая зрительного контакта. В полумраке коридора раскосые глаза кажутся дикими. Словно Чонгук у незнакомца тоже первый за долгое время.       «Бред. Такие мужчины не бывают одиноки», — противоречит Чон сам себе и притягивает блондина за шею для очередного влажного поцелуя. Он виснет на мужчине большой коалой, поскуливая каждый раз, когда чужой член заполняет его дырочку, и всё теснее прижимается к накачанному торсу в попытке потереться.       — Такой голодный, — усмехается Ким в непослушные губы, продолжая разрушать мальчишку рваными толчками. — Ты ждал меня, не так ли?       — Рассматривал такой вариант, — сбито шепчет Чонгук в ответ.       — Вариант, в котором я прихожу к тебе домой в костюме Санты и трахаю до помутнения взгляда?       — Пока что я вижу тебя достаточно ясно.       Бесстрашный оленёнок. С улыбкой дразнит хищника самым желанным куском сочного мяса.       Тэхён наклоняется к его уху, под судорожный вздох прикусывая мочку.       — Так мы ещё и не закончили, — рокочет, резче насаживая дрогнувшее тело на член.       Чувство, что он вот-вот кончит, застаёт Чонгука внезапно: как раз в тот момент, когда от переизбытка чувств его ногти вонзаются в сильные плечи, а сам Чон то ли стонет, то ли мычит, пассивно принимая в себя хаотичные толчки. Давление в паху мгновенно увеличивается, не позволяя даже предупредить, прежде чем он заливает чужой живот спермой. Всё тело горит, а по вискам струится пот, но Чонгук всё равно поднимает осоловелый взгляд на замедлившегося мужчину. Тот болезненно хмурит брови, совершая финальные движения и замирает, плотно вжимаясь в Чонгука бёдрами. Его грудь вибрирует от глубокого стона, отчего член Чона снова дёргается, выпуская остатки семени, и это не укрывается от жадных глаз, внимание которых вмиг возвращается к Чонгуку.       Тэхён вгрызается в блестящие от слюны губы и с лёгкостью подбрасывает Чона в воздухе, удобнее перехватывая того под лопатками, прежде чем оторвать от стены. Его член выскальзывает из пышущего жаром нутра, но Ким лишь шипит в поцелуй, перемещаясь со своей ношей на диван.       — Хочу тебе отсосать, — произносит Чонгук совершенно внезапно, пока они уютно слушают тишину и треск камина в мягко освещённой гостиной. Прошло от силы десять минут, руки Тэхёна лениво гуляют по чужим острым лопаткам, пока сам парнишка всё ещё утомлённо сопит, положив голову ему на плечо. Заправив за ухо волну тёмных волос, Ким стирает с виска Чонгука каплю пота, оставляя на том месте успокаивающий (как ему кажется) поцелуй.       — Я не думаю, что…       Но его уже не слушают. Младший резво сползает на ковёр, прокладывая дорожку поцелуев от груди к пупку, и предвкушающе облизывается, когда взгляд упирается в дорожку тёмных волос, ведущих к паху.       — Малыш, притормози, я физически, ох блять-       Чужие зубы мягко прикусывают кожу мошонки, отчего член моментально дёргается, посылая по позвоночнику волны мурашек. С пакостливой улыбкой Чонгук утыкается носом в самое основание, горячо выдыхая, и глаза Тэхёна неумолимо темнеют от этой развратной картины. Оленёнок кокетливо вскидывает взгляд, прижимаясь щекой к полувозбуждённой плоти, и разнеженно трётся об неё, мурча:       — Возраст не позволяет, папочка?       Оттого, как звучит это прозвище из чужих уст, встаёт за секунды. И Тэхён позволяет Чонгуку пользоваться имеющейся у него властью, потому что ещё никто не возбуждал его настолько, просто встав перед ним на колени.       — Чёрт с тобой. Соси, — приказывает Ким хрипло, опуская руку на взъерошенную макушку, и немигающим взглядом наблюдает за тем, как Чонгук бегло смачивает губы, прежде чем накрыть ими головку.       Он вбирает за раз больше половины длины, отсасывая так, словно держит в руках не член, а блядскую карамельную трость. В его рту жарко и влажно, Чонгук не жалеет слюны, хлюпая ею каждый раз, когда опускается до конца, демонстрируя отсутствие у него не только инстинкта самосохранения, но и рвотного рефлекса. А у Тэхёна яйца поджимаются от этих звуков.       Он грубо сжимает в кулаке чёрные волосы, толкаясь самостоятельно, и несдержанно стонет, когда Чонгук пропускает его в тесноту горла, сглатывая. Длинные ресницы мокнут от слёз, но парень смаргивает их, находя опору в мощных бёдрах, пока Ким продолжает насаживать его на свой член.       — Ещё немного, маленький, примешь внутрь?       Чон кивает, насколько это вообще возможно сделать с членом, распирающим глотку, а после тянется руками к чужой мошонке, вырывая из груди мужчины сиплый вздох. Не проходит и минуты, как тот кончает, нетвёрдой рукой поглаживая Чонгука по голове, пока тот тяжело дышит, уткнувшись носом в короткостриженый лобок.       — Умничка. Ты хорошо постарался, Чонгук-и, — хрипло басит Ким, глядя на вытирающего рот парня.       — Папочка доволен? — ну разве он мог не сострить в ответ?       — Пиздецки доволен. Не знаю, где ты этому научился, но это было горячо, — сыто улыбается Тэхён, откинувшись на спинку дивана.       — Спасибо, — хмыкает брюнет, поднимаясь на ноги. — Пойдешь первым в душ?       — Да. Дашь мне пару минут? — он хватает парня за руку, роняя на диван, чтобы с чувством впиться в распухшие после минета губы.

***

      — Может быть, скажешь уже, как тебя зовут?       — Ким Тэхён, — усмехается мужчина, благодарно кивая, когда Чонгук ставит перед ним чашку с чаем и песочное печенье.       Должно быть, это немного странно — чаёвничать и знакомиться не до секса, а после, но в их случае никто, похоже, не испытывает стыда или давящей на плечи неловкости. И что-то подсказывает Чонгуку, что всё дело в том, что они оба в равной степени бесстыдны.       — Чон Чонгук. Что приятно познакомиться, это мы уже выяснили.       Тэхён низко посмеивается, кидая на Чонгука лукавый взгляд.       — Кстати о знакомствах. Что там за история с оленем?       Чон закатывает глаза, приземляясь напротив, и складывает руки на поверхности стола.       — Я ландшафтный дизайнер. Четвёртый курс. Нашей группе предложили поучаствовать в художественном оформлении новогодней ярмарки, и мне достался дизайн-проект вашей инсталляции.       — То есть всю эту штуку с Сантой и эльфом придумал ты? — вскидывает брови Ким.       — Ну, я не настаивал на живых экспонатах, — он мило морщит нос. — Но администрация торгового центра посчитала это забавным.       Теперь уже очередь Тэхёна закатывать глаза. Очень забавно, просто обхохочешься.       — Я и не стал спорить. У меня и так хватало проблем. Из-за того, что бюджет на ярмарку был выделен единый и никто не подумал заранее договориться о том, сколько максимально можно взять на свой проект, мне едва хватило на материалы! — взмахивает руками Чонгук. — А этого, — он тычет в направлении окна, за которым светится олень, — я три дня делал.       — Ого, так он ручной работы? — натурально восторгается Тэхён. — Я бы никогда не отличил от тех, что стоят в магазине.       — Я талантлив, — гордо задирает нос Чон, отхлёбывая чай, но довольство на его лице быстро сменяется гневом. — И я привык к тому, что мой труд уважают. Но ваше руководство… Я ведь прав, вы с тем парнем — работники центра?       — Да, я работаю там начальником охраны.       — Оу, неплохо. Так вот. Когда всё было готово, нас дружно обрадовали новостью о том, что всё, что мы делали, мы делали за бесплатно, — хмурится брюнет, смотря на Тэхёна взглядом полным боли и несправедливости.       — Погоди, никому не заплатили? — хмурится Ким, не понимая, как такое возможно. Хоть ярмарка и была относительно небольшой, на её возведение было потрачено почти две недели. И то, сколько сил и ресурсов вложили в это бедные студенты, просто не укладывалось в голове.       — Нет. Не было никакого договора, потому что всё курировал университет. Нам просто пообещали вознаграждение, а когда дело дошло до его получения, распечатали нам благодарственные письма и поставили автомат за один из экзаменов, по которому у меня, чтоб ты знал, и без того выходило отлично, — пыхтит Чонгук, скрестив руки.       — И ты не придумал ничего лучше, кроме как…       — Забрать своего оленя себе, — кивает Чон, сияя ярче начищенного самовара. — Мстя была сладка.       Тэхён не может сдержать тихого смеха и накрывает лицо ладонью.       — Просто невероятно. И ты не побоялся, что на тебя заявят в полицию?       — Меня больше напугал ты. Дважды, — осуждающе звучит Чонгук. Он закусывает губу, не в силах совладать с глупой улыбкой.       Тэхён спохватывается, резко поднимаясь со стула.       — Точно, магазин! Я же принёс тебе куртку.       Под растерянный взгляд чёрных глаз он направляется в коридор, громко хлопая входной дверью, и возвращается в гостиную с оставленным за ней пакетом.       Чонгук заглядывает внутрь, начиная громко смеяться.       — Так ты за этим приходил?       — Нет, это изначально был мой хитрый план по соблазнению одного маленького оленёнка, — томно шепчет мужчина, прижимаясь к Чонгуку сбоку.       — Мм, в таком случае, он отлично сработал, — тянет Чон, слегка поворачивая голову, и тут же оказывается в плену чужих настойчивых губ. Его целуют пылко, пробуждая остаточное чувство возбуждения, что до сих пор ненавязчиво зудит в паху, и Чонгук уже готовится продолжить их разговор в спальне, как Тэхён отстраняется, тяжело дыша.       — Ты необыкновенный. Честное слово, ни с кем ещё мне не было так хорошо. Мог бы, посвятил бы тебе всю ночь, настолько не хочется от тебя отрываться…       — Но пора домой? — грустно хмыкает Чон, понимая, к чему всё идёт.       Ким кивает.       — Пора.       — Жена? Дети? — предполагает он, отстраняясь, и возвращается к столу, чтобы убрать посуду.       — Кошка, — отвечает мужчина, заставляя Чонгука волнительно замереть. — С вероятностью в сто процентов она уже нагадила мне в тапки за то, что я не вернулся вовремя.       Тэхён усмехается, подходя ближе, и кладёт на стол телефон.       — Оставишь мне свой номер?

***

      Рождественское утро одинокого Чонгука редко отличалось от любых других утр. Он просыпался в районе девяти часов, принимал душ, делал себе завтрак и просто усаживался перед телевизором, дожидаясь восьми часов вечера за просмотром рождественских фильмов. В это время к нему обычно приходил Юнги с двумя бутылками шампанского и ведром мандаринов, с которыми они перемещались на кухню. Им не нужно было готовиться, накрывать на стол или угощать гостей. Вечер всегда был простым, уютным и, возможно, даже немного грустным, как всегда, когда праздник разделён на двоих.       Но сегодняшний день начался как будто иначе. Чонгук всё так же проснулся в своей кровати, с кислой миной выключил кричащий будильник, который забыл отменить с вечера, и медленно прошаркал в ванную, сонно потирая глаза. И всё бы ничего, но каждый его шаг, каждое движение теперь сопровождались мыслями о Тэхёне.       Чонгук просто не мог перестать думать о нём. Он чувствовал, как сердце в груди неусидчиво ёрзает каждый раз, стоит телефону пиликнуть уведомлением, и не переставая ругал себя за собственные реакции. Что вчера, что сегодня он вёл себя как влюбившаяся школьница, и хотя обычно в отношении влюбившихся школьниц он никаких негативных чувств не испытывал, оказаться на их месте в свои двадцать два года точно не хотел. В его возрасте пора уже начать мыслить рационально: процент отношений, которые начинаются со спонтанного секса и длятся дольше нескольких месяцев, отчаянно мал. Но это осознание лишь портило Чонгуку и без того непраздничное настроение. В скверном расположении духа он продолжал ждать весточки от Тэхёна, как будто именно его звонок мог сделать этот день по-настоящему значимым.       На автомате Чон идёт на кухню и привычно достаёт из шкафчика большую кружку. Он не любит готовить — обычно это быстрый и невыразительный процесс, но сегодня ему хочется чего-то большего, поэтому, вместо того, чтобы просто бросить в кружку пакетик, он достаёт с полки листовой чай, приступая к завариванию и стараясь сосредоточиться на простых, знакомых действиях, способных успокоить его нервы.       Юнги пишет сообщение, узнавая, не изменились ли их планы.       Печатая в ответ короткое «всё в силе», Чонгук пытается взбодрить самого себя, ведь даже если Тэхён не напишет, его ждёт замечательный вечер. В компании Юнги в принципе не бывает скучно.       Завтрак быстро съедается. На этот раз Чонгук не включает телевизор, вместо ярких картинок на экране прокручивая в голове плёнку с записью минувшего вечера. В паху тяжелеет от фантомных прикосновений к собственным бёдрам и всё ещё виднеющихся на коже укусов. О, лучший друг точно захочет послушать подробности. И тогда Чонгук в подробностях расскажет, как полдня изводил себя мыслями, готовый уверовать в то, что кошка — всего лишь предлог, и мужчина на самом деле кем-то занят.       Время пролетает незаметно. В двенадцать часов, не зная, куда от себя деться, Чон решает пересадить цветок, который ему когда-то привезла мама. Но стоит только опустить руки в землю, на экране высвечивается входящий звонок.       — Чёрт, да как же тебя, — извернувшись, Чонгук наконец-то принимает вызов кончиком носа и ставит на громкую связь. — Ало?       — Привет, — мягко звучит на том конце, и Чон мгновенно расплывается в белозубой улыбке, не сразу соображая, что, вообще-то, нужно что-то ответить.       — Кхм, да, привет!       — Я не отвлекаю?       — Нет-нет, я тут… — он оглядывает раскиданные по полу шматки земли и явно из последних сил держащийся за жизнь цветок. — Ландшафтом занимаюсь.       — Дизайн, я помню, — с улыбкой в голосе отвечает Ким. — Я что хотел. В том пакете, что я тебе вчера отдал, остались хлопушки. Я брал их для рождественской вечеринки и вряд ли успею после работы купить новые, в магазинах сейчас сумасшедшие очереди…       Плечи Чонгука расстроенно опускаются. Хлопушки? Какие, к чёрту, хлопушки?!       Он волком смотрит на стоящий в коридоре пакет, как если бы тот мог испортить всю его жизнь.       — Да-да, я понимаю. Мне принести их тебе? Ты на работе? — проглатывая царапнувшую горло обиду, подчёркнуто-спокойно спрашивает Чон.       По крайней мере, ему так кажется.       Высокий голос едва слышно дрожит, и Тэхён хмурится, в очередной раз отмечая, что Чонгук очень подвержен влиянию собственных эмоций.       — Не нужно, я заеду. Не хочешь надеть что-нибудь особенное?       На какое-то время на линии воцаряется тишина. Надтреснутый голос сухо уточняет:       — Что ты имеешь в виду?       — Ты меня немного не дослушал, — улыбается Ким, наблюдая за мельтешащими на мониторах толпами народа. Чимин на соседнем кресле тихо цокает, за что тут же получает тычок в бок. — Я хотел забрать хлопушки, но перед этим планировал украсть тебя, чтобы вместе отпраздновать Рождество на одной классной вечеринке, — он переводит взгляд на друга, всем видом кричащего о том, что будет весело.       — Научись начинать с более важной информации, — фыркает Чонгук.       — Научись не перебивать старших, — парирует Ким, несдержанно улыбаясь, когда в трубке слышится раздражённое пыхтение. — Ну так что? Поедешь? Если у тебя уже есть планы, мы можем встретиться в любой другой день, в этом абсолютно нет проблемы.       — У меня действительно были кое-какие планы, но… я могу пригласить друга?       — Конечно, — облегчённо вздыхает Тэхён. Он так рассчитывал на положительный ответ, что эта секундная заминка показалась ему вечностью. — Я заеду после семи. И да, мне кажется, тебе очень пойдут оленьи рожки.

***

      Громкие биты какого-то рождественского ремикса настигают Чонгука ещё до того, как они входят в дом.       Атмосфера внутри напоминает ему университетские тусовки. В комнате мерцают гирлянды, на столах — снежинки, искусственные ёлки и разноцветные свечи. Через открытые окна доносится морозный воздух, но в комнате тепло и пахнет корицей. На фоне звучит оживлённая рождественская музыка, то и дело заглушаемая звонким смехом кучкующихся в гостиной людей. Отовсюду слышатся разговоры и звон бокалов, один из которых оказывается в руках Чонгука сразу, как только они переступают порог.       — Привет. Я Пак Чимин. А ты, должно быть, Чонгук, очень приятно, — протягивает руку светловолосый мужчина в блестящем костюме.       — Взаимно. Кажется, мы недостаточно принарядились, — хихикает Чонгук, стягивая куртку.       Пак оглядывает их с Тэхёном оценивающим взглядом. На паре обычные красные футболки, и это действительно выглядит довольно просто, даже когда Чонгук цепляет на голову ободок с теми самыми рожками.       — Поверить не могу, что ты и его в это втянул, — раздаётся громкое за их спинами, и Чонгук с Тэхёном расступаются, пропуская Юнги.       Тут-то Чимин и замечает парные надписи, напечатанные в центре футболок.       «I was so good that Santa came twice» — у Чонгука.       И «I'm Santa» — у Тэхёна.       Скрывая неконтролируемый смех за ладонью, Пак машет рукой.       — Не переживай, Чонгук, приз за самый оригинальный костюм уже у вас в кармане.       — Чимин? — удивлённо брякают сбоку, и названный оборачивается, встречаясь взглядом с…       — Юнги?       — Подожди, это тот самый Чимин? — быстро соображает Чонгук, хватая друга за рукав куртки.       — Вы что, обсуждали меня? — выгибает бровь Пак, и Юнги шипит, смотря на Чона с чистым негодованием.       Тэхён молча наблюдает, вбрасывая в повисшее молчание закономерный вопрос:       — Вы знакомы?       Сдерживаясь из последних сил, чтобы не заржать, Чонгук подхватывает его под локоть, начиная тянуть в неизвестное для самого себя направление, перед этим бросая негромкое:       — Мы вас там подождём.       Где это «там», разумеется, никто не уточняет. Он видит, как Юнги несмело подходит ближе, что-то спрашивая, и Чимин с готовностью протягивает ему свой бокал с шампанским.       — Ты ведь знаешь, что происходит? — спрашивает Тэхён или утверждает, Чонгук не понимает, но на всякий случай решает внести в ситуацию ясность:       — Ага. Однажды эти двое перепихнулись по пьяни, и походу сегодня будет что-то вроде обновления старых воспоминаний. Сейчас Юнги ещё немного выпьет… — говорит Чон, прослеживая, как другу приносят второй бокал.       — Хочешь его остановить? — уточняет Тэхён.       — Ни в коем случае! Он же потом ещё месяц будет ныть, что упустил свой шанс и что это всё на самом деле судьба, — фыркает Чонгук, вспоминая рассказы друга о единственном нормальном парне в его жизни, которого он когда-то не додумался удержать.       — Не веришь в судьбу? — мягко интересуется Ким, уводя их куда-то в сторону. Чонгук слепо следует за ним, оставляя на одном из комодов ещё не начатый бокал.       — Не особо. А ты?       — А я верю. И в приметы тоже, — отвечает Тэхён, укладывая ладонь на талию, чтобы притянуть его ближе.       Чон замечает висящую над их головами ветку омелы, к которой его всё это время вели.       Они стоят в проходе, наверняка загородив кому-то путь, но это последнее, о чём у Чонгука получается думать. Он касается руками чужой напряжённой груди, хитро щурясь.       — Получается, я не могу тебе отказать?       — Получается так, — расплывается в ухмылке Ким, наконец накрывая малиновые губы своими. Он мечтал об этом весь день, и больше не планирует Чонгука от себя отпускать. Ни сегодня, ни завтра, да вообще никогда.       — Может, ты ещё и в Санту веришь? — хихикает тот в поцелуй.       — Я и есть Санта, забыл? Особенно теперь, когда у меня появился такой славный оленёнок, — большие ладони скользят по спине, и Чон тихо стонет, улыбаясь:       — Звучит так, словно нас свела судьба.       Тэхён зеркалит его улыбку. Карие глаза искрятся нежностью, она виднеется в каждом коснувшемся Чонгука жесте, и это приятно греет срывающееся на бег непослушное сердце.              Мужчина оставляет на его щеке ещё один особенно тёплый поцелуй, заключая:       — Звучит как отличный повод в неё поверить.       

The end.