Аукцион «Первый шанс»

На экране телефона высвечивается имя звонящего контакта: «Отец». Хэ Сюань хмурится, но звонок принимает и прижимает телефон к уху. — Я слушаю. — Братик, а ты скоро домой? — По ту сторону трубки раздаётся голос сестры. — Мин-эр? Ты чего не спишь? Уже поздно. Ты не ложилась ещё? Помнишь, что мы обсуждали? Недосып пагубно влияет… — Братик! — перебивает его Мин-эр, и Хэ Сюань не видит, но прекрасно знает, что она надула щёки и топнула ногой. — Я спала, честно-честно! Но папа вернулся из города и разбудил меня, а я сразу позвонила тебе. Ты говорил, что поможешь дяде и вернёшься… — Вернусь, — кивает Хэ Сюань. — Дело немного затянулось, мы с дядей не ожидали, что понадобится столько времени. Завтра уже планирую возвращаться к вам, не переживай. — Хорошо, я тебя очень жду! И Пикси ждёт! — Тогда как я могу вас подвести? — Черновод приподнимает уголки губ в подобии улыбки. — Как отец? Как матушка? — Отец выглядит немного уставшим, но говорит, что матушку скоро вылечат, представляешь? От радости в голосе сестры Хэ Сюань сам невольно улыбается. Всё-таки оно того стоило. Всё, на что он пошёл ради семьи, ради этого счастливого голоса, того стоило. — Мин-эр, что это? — где-то на фоне слышится приглушённый голос отца, будто из другой комнаты. — Ой, а это… Такси останавливается, и Черновод, торопливо попрощавшись, сбрасывает вызов и покидает машину, не забыв поблагодарить водителя. Самодур следует за ним. — Так я, значит, уже дядя? — вскинув брови, интересуется Ши Уду, но Черновод понимает шутку. — Скажи спасибо, что не тётя, — фыркает Хэ Сюань и отворачивает от него голову, упираясь взглядом в здание напротив себя. Отель, у входа которого они стоят, смотрится действительно дорого. Светящиеся буквы на крыше складываются в название — «Небесная столица». Этажей минимум десять, повсюду горящие огни ламп и окон. Черновод ёжится и складывает руки на груди: окружение будто давит на него, вытесняет, пытается заставить развернуться и сбежать, купить билет на электричку и вернуться домой, к родителям и сестре, в место, где царит атмосфера безденежья — такая знакомая и уже родная. А здесь всё будто чужое и враждебное. Хэ Сюань, в чёрных штанах и чёрной водолазке, с неаккуратным хвостом, синяками под глазами и потрескавшимися от холода костяшками пальцев, смотрится слишком неподходяще среди места, так и блистающего дороговизной. А вот Ши Уду явно чувствует себя в своей тарелке. Оглядев вход оценивающим взглядом, он поднимается по ступенькам к дверям, которые похожи скорее на небольшие ворота, нежели на обычные двери. Чего только стоят большие кольца вместо ручек, выкрашенные под золото. Внутри холла становится только хуже. Повсюду расхаживают люди в дорогих нарядах и украшениях, и Черноводу кажется, будто каждый из присутствующих бросает на него осуждающий взгляд, полный презрения. Он, такой обычный, никак не вписывается в это место, словно случайно поставленная клякса не картине великого художника. Самодур отходит к стойке регистрации и о чём-то говорит с менеджеркой за стойкой. А Хэ Сюань, оставшись наедине со своими навязчивыми мыслями, прижимается спиной к одной из декоративных колонн и ссутуливает плечи. Он делал так в детстве, чтобы казаться меньше, когда это было нужно, и со временем привычка прижилась. — Нам пора, — отойдя от стойки, говорит Ши Уду, и в его руке поблёскивает ключ с номером 713. Хэ Сюань кивает. И после они поднимаются на седьмой этаж.

~ ~ ~

Номер двухкомнатный и обставлен достаточно недурно, чтобы доходить до уровня «приемлемо». Но, на взгляд Ши Уду, ковёр из медвежьей шерсти — пустой выпендрёж, так что ставить оценку «неплохо» он не торопится. Лишь краем глаза заглянув в одну из комнат и увидев две кровати, как он и приказывал — ещё бы его требования не выполнили, — Самодур заходит во вторую. Плазменный телевизор, висящий напротив большого дивана, заманчиво поблёскивает в свете ламп, но Ши Уду этим не удивишь: в его квартире техника явно дороже, чем в отеле, даже если отель люксовый. Самодур включает свой плейлист классической музыки, проходит в следующую дверь, ведущую в ванную, и щёлкает замком. Он принимает горячий душ, смывая с себя накопившееся утомление. Вечер, конечно, был необычным. И день тоже. И несколько дней ранее. Из-за этого аукциона все нормы в жизни Самодура начали рушиться. Сначала он потратил пятнадцать миллионов на незнакомого мальчишку, после его не воротило от мыслей о прошедшем сексе, как это было с большей частью предыдущих партнёров, а затем Пэй Мин спустя несколько дней ворвался к нему со словами «Пора знакомиться с рыбкой». Рыбка — весьма подходящее прозвище для Хэ Сюаня. Лёгкое, незамысловатое на первый взгляд, но имеющее смысл, даже вполне весомый, при лучшем рассмотрении. Найдя в шкафчике халат и укутавшись в него, Самодур бросает взгляд на зеркало. Его поверхность запотела, и, чтобы увидеть своё отражение, он вытирает его рукавом. Отражение выглядит вполне сносно: Ши Уду всегда знал, что с мокрыми волосами смотрится красиво, даже когда от влажности они немного вьются. И постричься под каре было хорошей идеей, даже несмотря на все ворчания Дражайшей Цзе. Покинув ванную, Ши Уду замечает Хэ Сюаня в углу дивана. Выглядит он будто подавленно, но Ши Уду это не комментирует и садится поодаль, чтобы не жаться к Черноводу, ведь размеры дивана позволяют. — Второй халат в шкафчике, — говорит Ши Уду, намекая, что и его спутнику следует принять душ. Тот молча кивает и скрывается за дверью ванной. Самодур находит пульт и включает телевизор. Список доступных фильмов очень даже обширный, на любой вкус. Он заходит в раздел с детективами и, бегло читая предложенные описания, листает. Большую часть отметает сразу, ссылаясь на банальную завязку, очевидную концовку или что бы то ни было ещё неугодившее; некоторые фильмы запоминает, решая, что, возможно, посмотрит когда-нибудь потом. Но ничего, что могло бы подойти на этот вечер, так и не находится. Сдавшись, Ши Уду открывает список фильмов по книгам Агаты Кристи. Не зря ведь её считают Королевой Преступлений. Уловив звук открывающейся двери ваннной, но не оторвав взгляда от экрана, Самодур не столько предлагает, сколько ставит перед фактом: — Я включу «Убийство в «Восточном экспрессе». Раз, как уже выяснилось, мы оба любим детективы, это должен быть неплохой вариант. — А чем тебе музыка не угодила? Ши Уду наконец поворачивает голову в его сторону, изгибая бровь. — А ты собираешься просто сидеть и музыку слушать? На алкоголь можешь даже не расчитывать, о чём я тебе уже говорил. — А я уже говорил, что не пью, — цыкает Хэ Сюань. — Ты собираешься трахаться под детектив? В тебе нет ничего святого. И наконец Самодур понимает: мальчишка рассчитывал на ещё один секс с ним! — Не думал, что ты такая жадная сучка, — усмехается он. — Не прикидывайтесь святошей, господин, — язвительно фыркает Черновод. — Ты привёз меня сюда ради секса, а не я. — Ты меня за животное принимаешь? Считаешь, что отели снимают лишь ради того, чтобы переспать? — А ради чего же ещё? — Например, ради просмотра детективного фильма в компании собеседника, достаточно эрудированного, чтобы понять мои мысли. — Ты меня сейчас хорошим собеседником назвал? — Достаточно эрудированным, чтобы превосходить школьника по уровню знаний, — ехидно усмехается Самодур и отворачивает голову обратно к телевизору. — А ты часто со школьниками общаешься? — Нет, я часто общаюсь со взрослыми людьми, недалеко ушедшими от школьников. Ши Уду кликает на надпись «Начать просмотр». Хэ Сюань, не найдясь с ответом, садится на диван, уже не забиваясь в угол так явно, пока Ши Уду выключает музыку и глушит свет, оставляя только тусклую подсветку. От прохлады в номере он ёжится и пытается глубже закутаться в халат. Бросив взгляд на Черновода, Ши Уду замечает, что ему его халат и вовсе велик. Вспомнив мальчишеское телосложение, он не удивляется. На креслах, стоящих рядом, сложены два пледа. Один Самодур забирает и кладёт на свои оголённые ноги, второй отдаёт Хэ Сюаню. Тот никак не комментирует, лишь кивает и набрасывает ткань на свои плечи. Фильм начинается.

~ ~ ~

Черновод выглядит уставшим. Ши Уду замечает это, оторвав взгляд от телевизора и краем глаза посмотрев на своего спутника. Он еле держит глаза открытыми и часто подавляет зевки, но упорно не просит выключить фильм и не уходит, упрямо сидит и борется с сонливостью. Самодуру кажется, что сонливость побеждает. Учитывая, что настенные часы показывают полтретьего ночи, усталость спутника не становится удивлением. Возможно, Пэй-сюн и не ошибся так основательно, как Самодур предполагал. И он прекрасно понимает, почему его другу пришла эта идея со свиданием. Дело в том, что Хэ Сюань не оставил ни одной метки. У Ши Уду очень ухоженная кожа: он тратит немало денег на уходовые средства, так что ещё бы это было не так. И пятнать её незнакомым или малознакомым людям он никогда не позволял. Как бы хорош и виртуозен ни был партнёр, это всё равно лишь на одну ночь, максимум на две. Так почему он должен оставлять следы на нём, Водяном Самодуре? Но все почему-то стремились укусить посильнее и оставить засос позаметнее, будто рассчитывая, что Ши Уду придёт в восторг от вида синяков на себе. Словно животные, право слово. А Черновод оставил кожу такой же чистой, как и до него. И Ши Уду не мог не обратить на это внимания. Так что Пэй Мин, возможно, не ударил в грязь лицом, предлагая столь необоснованно рискованную затею. Только возможно, конечно. И раз платит в любом случае Пэй-сюн, Самодуру не было особого повода отказываться. И вот теперь он здесь, сидит, укутанный в плед, на одном диване с Черноводом. Неделю назад он бы и думать о таком не посмел! Фильм вскоре заканчивается, и Ши Уду даже позволяет уголкам своих губ приподняться в подобии ухмылки: концовка очень даже хороша и вполне оправдана. Он поворачивает голову в сторону Хэ Сюаня и видит его спящим. Глаза прикрыты, даже плечи расслаблены, что для него, как уже успел заметить Самодур, редкость. Без фырканий и язвительных комментариев он становится более домашним, в какой-то степени. Ши Уду понимает, что унести его в комнату не вариант: даже если он сможет поднять Черновода на руки, тот наверняка проснётся. Будить его тоже не хочется: слишком умиротворённо он выглядит. Потому Самодур кутает его в плед поплотнее, помогает принять более удобную позу и уходит во вторую комнату. Устроившись на кровати, Ши Уду проверяет список уведомлений в телефоне и открывает чат с Дражайшей Цзе. Она писала ему около часа назад и спрашивала, как проходит вечер. Самодур печатает ей ответ, рассказывая, что Черновод оказался неплохим собеседником со схожими вкусами, и откладывает телефон. Ей не следует знать о красивых ключицах и сверкающих ореховых глазах. Только о его эрудиции. И Пэй Мину, которому у Ши Уду нет сил отвечать сейчас, тоже не стоит. Эти мысли Ши Уду закинет в закрома своей головы и никому о них не расскажет. Это ведь всего одно свидание, на которое Хэ Сюаня вынудила пойти внушительная для него сумма. С этими мыслями Самодур проваливается в сон.

~ ~ ~

Будит Ши Уду звук открывающейся двери. Скрип, если быть точнее. Нет, скрипучие двери в люксовом отеле — это уже издевательство! Он обязательно напишет гневный отзыв на это место и не забудет указать на безвкусные ковры в виде шкур животных. Самодур бросает взгляд на настенные часы и вздыхает, видя, что разбудили его в семь утра. Плакала его возможность выспаться, а он ей платочки подавал. Сложив руки на груди, Хэ Сюань стоит в дверях, выглядя несколько отстранённо. Халат уже сменился чёрными джинсами и водолазкой, и свой хвост он успел переделать. — Ты заказывал еду? — интересуется он, оглядывая Самодура. Ши Уду кивает и потягивается, зевая. — В таком случае, вставай, потому что её уже принесли. А мне пора. У меня скоро электричка, и я обещал сестре приехать сегодня. Понимающе промычав, Ши Уду встаёт с кровати и, поправив свой халат, спрашивает: — Ты до вокзала на такси? — Пешком. — Хэ Сюань пожимает плечам, вызывая у Самодура недовольное фырканье. — У меня есть люди, на которых я готов тратить деньги. Перебьюсь, зато матушка получит лекарства лучше. Ши Уду изгибает бровь, спрашивая: — Лекарства? — Я не просто так пошёл на этот аукцион, Самодур. Голос Хэ Сюаня звучит бесцветно, но Ши Уду чудится в нём раздражение, смешанное с некой тоской. Но, вероятно, это лишь шалости не до конца проснувшегося мозга. Самодур мычит в ответ что-то неразборчивое. Черновод никак не реагирует и, развернувшись, направляется к двери. Ши Уду направляется за ним, чтобы пройти во вторую комнату и позавтракать. Черновод покидает номер молча, не прощаясь. Ши Уду не сказать, что рассчитывал на что-то иное, потому он лишь пожимает плечами и садится на диван. На столике напротив стоит поднос с заказанным завтраком, а рядом — листок бумаги, на котором написан никнейм WeChat и рядом красуется подпись: «Мы не закончили обсуждать Ремарка». Самодур кривит губы в ухмылке. Пэй Мину, конечно, уже известны и номер телефона Черновода, и его аккаунты в соцсетях — при желании Самодур с лёгкостью узнал бы что угодно. Сам Черновод тоже наверняка это понимает. Но то, что он сообщил никнейм самостоятельно, можно считать показателем хотя бы отсутствия явной неприязни, и это, возможно, даже в какой-то степени радует. Совсем чуть-чуть, конечно.

~ ~ ~

Всю дорогу до дома Хэ Сюаня не покидает липкое чувство внезапно возникшей тревоги. Он не любит полагаться на интуицию, но на этот раз шестое чувство вопит во весь голос, сообщая, что должно произойти что-то поистине ужасное. И оно не затихает даже тогда, когда Черновод подходит к двери дома. Оно лишь усиливается и будто бьёт по рёбрам, обращая на себя внимание. Хэ Сюань считает до десяти, стараясь глубоко дышать, и входит в прихожую. Внутри подозрительная тишина, отчего шестое чувство, кажется, уже сорвало горло, потому что так кричать нужно ещё постараться. Мин-эр высовывается из-за угла, и у Хэ Сюаня сердце замирает: сестра выглядит чертовски напугано! Она, сжав в руке куклу, торопливо подходит к брату. — Братик, — Мин-эр всхлипывает, — это моя вина. Прости. Хэ Сюань замирает. Он читал, что дети склонны винить себя даже в том, в чём они не виноваты. Теперь в их семье нет проблем с деньгами. Не могло случиться что-то действительно ужасное. Не могло случиться то, с чем они не смогли бы справиться теперь. Чёрт, его не было меньше суток! Что или кто посмели довести до слёз его сестру?! Хэ Сюань делает глубокий вдох, шумно выдыхает и садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с сестрой. Он тянет к ней руки, чтобы обнять, но та отшатывается и снова всхлипывает. Мин-эр обожает объятия, особенно со старшим братом. Что могло заставить её вести себя так? — Мин-эр, расскажи, что случилось. Я уверен, что смогу помочь. — Хэ Сюань не верит себе до конца, но главное, чтобы верила сестра. — Ты ранена? Мин-эр качает головой, и по её щеке скатывается слеза. Она вытирает намокшую щёку кулачком и прижимается спиной к стене. В прихожую входит отец. Лицо его обыденно непроницаемо и не выражает эмоций, но тревога Черновода вдруг взлетает до небес. — Здравствуй, отец, — здоровается он и встаёт на ноги. — Что-то произошло? Почему Мин-эр плачет? — Хэ Сюань, — он делает недолгую паузу и чуть хмурится, — во что ты ввязался? — Что? — Я спрашиваю, во что ввязался мой сын, — голос его приобретает нотки стали. — Сначала, когда ты только сообщил о том, что появилась возможность спасти Ван Ли, я не заподозрил неладного, но теперь я осознал, что заработать такую сумму за короткий срок почти невозможно, на сколько бы работ ты ни устроился. И понял я это, увидев в твоей комнате чемодан. Черновод тотчас же замирает и не находит в себе сил сказать хоть что-то. Его интуиция не подвела: случилось действительно самое ужасное. Его худший кошмар сейчас происходит наяву. Семья узнаёт правду. Мин-эр ещё слишком мала, чтобы понять. Матушке вряд ли сообщает что-то, пока она в больнице, чтобы лишний раз не тревожить. Но это ведь пока. И даже если в неведении останутся они, узнает отец. Тот, на кого Хэ Сюань равнялся с юных лет. Тот, кем восхищался. Тот, кого в детстве он считал героем, а с возрастом хотя и понял, что отец не всесилен, но не стал уважать меньше, даже наоборот, ведь отец, несмотря на все трудности, всегда старался дать сначала ему, а после и сестре счастливое детство. Хэ Сюань любил отца. И до сих пор любит. Но будет ли отец любить его после такого? А он тем временем продолжает: — Хэ Мин сказала, — Черновод тут же бросает взгляд на сестру, и та, испуганно вздрогнув, спешит покинуть коридор, прошептав еле слышное «прости», — что этот чемодан дал тебе «дядя» за то, что ты ему помог. Нетрудно догадаться, что там деньги, наверняка большие. Что за помощь и кому ты предоставил, Хэ Сюань? Черновод опускает голову, не в силах смотреть отцу в глаза, и сжимает кулаки до отметин в виде полумесяцев на ладонях. — Я… Хэ Сюань задыхается. Его лёгкие и горло будто кто-то сдавливает, не позволяя нормально дышать. Это не приятно, как было тогда, с Ши Уду. Это… страшно. — Я не могу сказать, — выдавливает он и кусается себя за щёку так сильно, что чувствует привкус металла во рту. — Конечно, ты не можешь. В криминальном мире не любят, когда разглашают информацию, мне ли не знать. Черноводу хочется плакать. Хочется зажмуриться, чтобы ничего не видеть, закрыть уши руками, чтобы ничего не слышать, и плакать так сильно и громко, чтобы сорвать горло. Но слёзы не идут. И Хэ Сюань может справиться с чем бы то ни было, не уподобляясь ребёнку. Даже если справляться приходится с собственным отцом. — Это… не криминальный мир, — проглотив ком в горле, возражает Черновод. Всё его тело мелко дрожит, и он готов прямо сейчас упасть на пол. Желательно удариться об него головой и размозжить себе череп. Но этого не происходит. — Что, если не он? Хэ Сюань вновь замолкает, сжимая зубы до боли. Что ему следует ответить? Правду. Конечно, правду, ведь лжи отец не поверит. Но как эту правду преподнести? И Черновод сам не знает, как назвать это. Проституция? Да, вероятно. Скорее всего, он действительно шлюха. И даже такая огромная сумма не оправдание. — Во что ты ввязался, Хэ Сюань? — Проституция. Воцаряется тишина. Черновод слышит только бешеное биение сердца в своей грудной клетке. Ему кажется, будто оно сейчас сломает ему рёбра. Это был бы лучший исход, нежели умереть от стыда прямо на глазах отца после того, как он признался, что стал шлюхой. — Мне заплатили пятнадцать миллионов евро, — говорит Хэ Сюань. Ему всё ещё стыдно и страшно, но он не отречётся от своих слов: никакого сожаления. Он знает, что оно того стоило. Даже после того, как семья отречётся от него. Главное, чтобы они наконец были счастливы. — Я продал девственность. Этих денег должно хватить на лечение матушки и закрытие кредитов. Отец продолжает молчать; Хэ Сюань продолжает рассматривать пол. — Я заберу вещи сегодня. Береги их и, — Черновод запинается, но продолжает: — береги себя, отец. — Куда это ты собрался? — голос теряет стальные нотки, приобретая что-то, что Хэ Сюань не может распознать. — Обратно в общежитие, конечно, раз в этом доме мне больше не рады. Черновод наконец поднимает голову и встречается со взглядом отца. И тот выглядит… удивлённым? — С чего ты это взял? — Я разочаровал вас. Черновод вновь отводит взгляд и упирается им в фоторамку на стене. В ней они вчетвером: родители, он и Мин-эр. Это фото сделано в третий день рождения сестры. Там они выглядят такими счастливыми. Отец шумно вздыхает и жестом приглашает сына на кухню. Хэ Сюань послушно идёт за ним и садится за стол. Отец ставит чайник и молчит всё время, пока делает две кружки чая, ни в одну не добавляя сахара. Черновод нервно теребит рукав водолазки и кусает губы. Поставив две чашки на стол, отец садится рядом. — А-Сюань, — Черновод вздрагивает, слыша прозвище, которое обычно не использует никто, кроме матушки, — ты никого не разочаровал. Ван Ли ещё не знает, и я не собираюсь говорить ей. Ты сам примешь решение, сообщать ей или нет. Хэ Мин ещё не понимает, и это к лучшему. Но невольно знаю я и вот что хочу сказать. — Он накрывает руку Черновода своей и смотрит прямо в глаза. — А-Сюань, я волнуюсь за тебя. Ты мой сын. И что бы ни случилось, это всегда будет так. Я не разочарован. Но я… боюсь за тебя. Хэ Сюань отводит взгляд и, поджав губы, сводит брови к переносице. Чтобы унять колотящееся сердце, считает до десяти. До двадцати и тридцати. Но даже когда он доходит до пятидесяти, его чувства не утихают. И Хэ Сюань срывается. Он рассказывает про всё: про то, как решился пойти на это ради семьи, ведь иначе нужную сумму никак не заработать, но в криминал ввязываться было нельзя; про то, как страшно было выходить на сцену в свете софита; про то, как он был шокирован, когда за него предложили поистине огромную сумму; даже про то, как его покупатель не обесчестил его, а лишь доставил удовольствие им обоим, но Черновод, конечно, не вдаётся в подробности. И про Пэй Мина рассказывает, наконец объясняя причину наличия чемодана в его комнате, и про свидание, и про схожие с Ши Уду вкусы и взгляды, и про фильм, и даже про то, что проснулся Хэ Сюань укутанным в плед, хотя точно помнит, что засыпал по-другому. И наконец завершает свой рассказ он новостью, что поделился с Самодуром своим аккаунтом в соцсети. Отец слушает, не перебивая. Черноводу становится чуть легче после этого подобия исповеди, дышится уже легче, но грудь не перестаёт сдавливать фантомная тревога. Он допивает последний глоток уже остывшего чая из своей кружки и говорит: — Прости. — Тебе не за что извиняться, А-Сюань. — Отец качает головой и гладит Хэ Сюаня по тыльной стороне ладони. — Ты сделал это ради нас, я понимаю. Возможно, будь я на твоём месте, поступил бы так же. Хэ Сюань молча кивает. Многие ещё с детства говорили, что он пошёл в отца, и Хэ Сюань всегда этим так гордился. — Как ты сейчас? — Пусто, — бесцветно отвечает Черновод. — Я пойду в комнату. Мин-эр, наверное, волнуется. Отец кивает, и Хэ Сюань покидает кухню. Ощущения странные. После признания стало легче, но осадок остался. Возможно, отец принимает его. Возможно, понимает. Но разве это отменяет факт того, что сын стал для него разочарованием? Разумеется, нет. Что бы он ни говорил, Черновод — сплошное разочарование.

~ ~ ~

Мин-эр, забившись в угол кровати старшего брата, тихонько плачет, обнимая колени и сжимая в руке куклу. Вздохнув, Хэ Сюань садится поодаль от неё, чтобы не пугать, и зовёт: — Мин-эр. Сестра поднимает заплаканное лицо и шумно всхлипывает. — Тебе сильно досталось? — Вовсе нет, — качает головой Хэ Сюань. — Это не твоя вина, Мин-эр, ты здесь ни при чём. Ты ничего не знала. Я не злюсь. И отец не злится. Всё в порядке. Иди ко мне. И Черновод разводит руки для объятий. Сестра прижимается к нему так крепко, будто пытается задушить, но он не препятствует. Хэ Сюань почти невесомо гладит её по волосам, пока она хнычет в его плечо и пачкает слезами водолазку. Вещь можно высушить, это не проблема, а Мин-эр так станет легче, потому Черновод позволяет. Спустя несколько минут она успокаивается и, чуть отстранившись, хитро прищуривается: — Братик, ты растрепал мне хвостики. Хэ Сюань прищуривается в ответ. — И как же я могу загладить свою вину? — Заплети меня! Хэ Сюань улыбается шире и тянется к тумбочке за расчёской. Сестра радостно хлопает в ладоши и поворачивается спиной. Мин-эр явно пошла в матушку. Аккуратными чертами лица, лёгким характером и, конечно, прекрасными волосами. Они мягкие и послушные, как у её матери, и цвета такого же тёмного. С её рождением Хэ Сюаню пришлось научиться плести различные причёски помимо хвоста, который он всегда делал себе, так что он по праву может называть себя хорошим старшим братом. Расчесав волосы Мин-эр розовой расчёской с принцессами, имена которых, кстати, Хэ Сюань знает наизусть, он аккуратно, чтобы не потянуть слишком сильно и не сделать больно, заплетает сестре два хвоста, а после делает из них косы и скрепляет снизу ещё одной резинкой. Погладив её по макушке, Хэ Сюань гордо заявляет: — Готово. Сестра хлопает в ладоши и подбегает к зеркалу. Взглянув на своё отражение, она начинает прыгать на месте, рассматривая себя так увлечённо, что Хэ Сюань, кажется, видит искорки в её глазах. — Братик, это замечательно! Ты волшебник! — Конечно, — кивает Хэ Сюань. — И ты наколдуешь мне много-много сладостей?! — Наколдую. — И кукол наколдуешь?! — Наколдую! Хэ Сюаню так непривычно и тепло на душе от понимания, что он не лжёт. Он действительно может купить сестре всё, что она только пожелает. — А самого лучшего старшего брата мне наколдуешь?! — вдруг спрашивает Мин-эр и, когда Хэ Сюань уже успевает удивиться, добавляет: — Ой! Он же уже у меня есть! Хэ Сюаню требуется секунда, чтобы осознать услышанное. Сестра, его самая замечательная младшая сестра, заливается звонким хохотом, и он подхватывает его, чувствуя себя таким до невозможности счастливым.