Мой покровитель — Самурай

      Хосок отпил из маленькой кружки горячий кофе и, зевая, откинулся на спинку кожаного диванчика. Сложив примерную стоимость всего, что он только что прочитал, в его голове возник вопрос, который сам невольно сорвался с губ:       — Юнги теперь богаче меня?       — Получается, что да, — с улыбкой ответил Чонгук.       На часах почти пробила полночь, а Хосок всё ещё был в гостях у друга. Проверка документов затянулась на несколько часов.       Чонгук открыл папку, чтобы в который раз за вечер проверить новые документы. Он уже несколько раз до этого их просматривал вместе с Хосоком, но страх пропустить что-то был сильнее его, поэтому каждый раз альфа начинал заново раскладывать официальные документы на столе.       Поставив кружку на столик, Хосок, закатив глаза, встал с диванчика и подошёл опять к столу. Один заставлял проверять каждый иероглиф и цифру, а другой — тот, что любимый — обрывал телефон, зазывая домой.       — Так, давай ещё раз, — Хосок склонился над бумагами, освещёнными жёлтым светом от настольной лампы. — Право собственности на джип, — притянул к себе красиво оформленный документ ближе, — есть.       — Бентли и ауди, — Чонгук пододвинул ещё две бумаги к другу.       — Есть.       — Особняк, — Чонгук протянул другу документ с переливающимися на свету голограммами.       — Так, особняк, — Хосок взял документ в руки и пробежался по иероглифам глазами. — Мин Юнги… — тихо прочитал он имя нового собственника, — Мин… Имя и фамилия так подходят друг к другу… — альфа отложил бумагу в сторону. — Что там осталось? Два банковских счёта?       — Да, — Чонгук отдал другу две оставшиеся бумаги. — И паспорт, пожалуйста, проверь ещё раз… Я своим глазам уже не доверяю…       Хосок отложил документы в сторону и взял в руки новенький паспорт — странички его хрустели, а сам он пах чем-то похожим на клей.       Открыв удостоверение личности, альфа внимательно проверил заполненные данные.       — А фотографию когда успели сделать? — Хосок невесомо провёл большим пальцем по фото омеги.       Чонгук забрал у друга паспорт, чтобы в сотый раз взглянуть на Юнги. Конечно, он помнил, как и когда была сделана эта фотография.       После непродолжительной паузы он всё же ответил:       — У меня на телефоне больше двухсот фотографий, где только один Юнги… Старался в любой удобный момент запечатлеть его… Он и не знает о некоторых из них, — с улыбкой произнёс последнюю фразу. — Мы выбрали подходящую и немного отредактировали. Вот и всё…       — Хорошо получилось. И не скажешь, что непрофессиональное фото… — Хосок положил паспорт на стол и, сонно потягиваясь, продолжил: — Ну что, друг, поздравляю, ты теперь не лучше бездомного. Хотя и у него найдётся пара сотен вон в кармане...       — Зачем мертвецу деньги?       — И то верно, — Хосок завалился опять на диванчик и взял со столика остывший кофе. — Ты меня, конечно, прости, что не отговариваю тебя… — альфа сделал пару глотков, а затем продолжил: — На твоём месте я бы поступил абсолютно так же.       Чонгук убрал со стола документы и паспорт обратно в папку.       — Хосок?       — Что ещё? Я весь внимание, — спросил альфа, хотя уже знал, о чём попросит друг.       — Не бросайте Юнги одного со всем этим… — Чонгук потряс в руке папку. — Родители будут рядом, но они, кроме моральной поддержки, боюсь, больше ничем ему не помогут…       — Обижаешь, друг. Мы с Чимином сделаем всё возможное и невозможное. Юнги один не будет — я тебе обещаю, — Хосок на мгновение забыл про сон. Отвечал, смотря другу прямо в глаза — чётко и без тени улыбки.       — Захочет получить образование — пусть поступает куда пожелает. Работать захочет — помоги с работой. Захочет своё дело какое-нибудь — открывайте. Пусть распоряжается деньгами как душе угодно…       — Я тебя понял, друг. Будет сдела… — не успел договорить Хосок, как в кабинет ворвался напуганный Тэян.       В махровом халате и с растрёпанной макушкой он, побледневший, припал к стене, вымолвив лишь:       — Там… в комнате…       — Что-то с Юнги?! — Чонгук подскочил из-за стола и направился к двери.       — Твои собаки… там… с ним… — почти плача рассказывал Тэян, — открыл дверь… а они… начали рычать на меня…       После слов «твои собаки» Чонгук больше ничего не слышал. Его словно водой окатили. В холодном поту он выбежал из кабинета и бросился в комнату Юнги. Бежал так, как будто там и не его выдрессированные псы были, в воспитании которых он уверен на все сто процентов, а неизвестные ему бродячие собаки.       Влетел в сумрак комнаты и не сразу поверил тому, что с трудом разглядел в темноте.       Сонное царство на комнату опустилось. Тишина и покой укутали в свои объятия необычную троицу, сладко спящую на мягкой кровати.       Чонгук включил на прикроватной тумбочке лампу, чтобы на несколько минут рассеять в комнате ночь и рассмотреть тех, кто, кажется, совсем был не против спать в такой тесноте.       Его балбесы сопели, зажав Юнги между своих широких спин. Места троим на одной кровати было мало, поэтому большие лапы немного свисали с неё.       Сет лениво поднял голову, щурясь от света лампы. Посмотрел на хозяина и вновь плюхнулся мордой на простыню. Гор так вообще лишь тяжело вздохнул, как бы безмолвно показывая, насколько сильно он устал от нарушителей их спокойного сна. Рычать псам не было смысла — они, ещё до того как дверь в комнату распахнулась, учуяли по запаху того, кто к ним сейчас пожалует.       Как так вышло, что Гор и Сет оказались в комнате Юнги?       Чонгук склонился над кроватью. Подрагивающей рукой он отодвинул край одеяла, в которое был завернут с головой омега, чтобы посмотреть, действительно ли с Юнги всё хорошо.       Склонившись совсем близко к сонному омеге, он тихо спросил:       — Как тебе удалось их незаметно провести в комнату?       Юнги завозился под одеялом и, вытащив одну руку из-под него, положил её на шею Сета, который от такого жеста прижал голову к омеге ещё ближе, молча прося о ласке.       — Мне не спалось… И я спустился в зимний сад, а оттуда ушёл к ним… — не открывая глаз ответил омега, нежно гладя шею и загривок Сета. — Открыл вольер… Их шёрстка такая холодная была… Зима же… И я подумал, что в доме им будет теплее. Пусть погреются хоть немного? — последнее прозвучало как просьба.       — Хорошо. Не рычали даже? Они обычно дерут глотку воем, — вновь спокойно спросил альфа, легонько перебирая омежьи волосы, хотя внутри у него было совершенно не так.       — Не рычали. Воспитанные мальчики. Тихо шли за мной, — Юнги, устав гладить довольного пса, убрал руку под одеяло, отчего тот облизнулся и тяжело расстроенно выдохнул.       — Папа сказал, что они рычали на него.       — Ну да… Но это только потому, что мы уже спали, а он нас разбудил… И папу они совсем не знают.       Чонгук аккуратно пригладил растрепавшиеся омежьи волосы и поправил одеяло так, как оно было, за исключением лишь того, что оставил небольшую щёлочку для того, чтобы Юнги мог дышать.       — Мне увести их обратно? Они тебя зажали с двух сторон…       — Пусть спят, — тихо, но утвердительно сказал омега.       — Можно тогда и мне с вами остаться? На полу много места…       — Можно, — ответил уже громче Юнги, скинув одеяло с головы. Он открыл глаза и посмотрел на склонившегося над ним альфу. Надо было удостовериться, что его правильно расслышали.       — Я сейчас провожу Хосока и приду к вам, — прошептал на выдохе Чонгук, немного удивлённый решением омеги. Разрешил остаться с ним? Ему не кажется?       — Мы будем ждать тебя, приходи быстрее… — сонно протянул Юнги перед тем, как нырнуть вновь под одеяло.

***

      Надев чистую пижаму на ещё мокрое тело, Чонгук поспешил вернуться туда, где его, хотелось бы верить, очень ждали.       Он, не издав и звука, зашёл в комнату, тишину которой разбавляли два сопящих носа Гора и Сета; сел на пол у изголовья кровати и облокотился на неё спиной. Всё равно уснёт — ему не привыкать. В последнее время альфа засыпал в любых позах, на разных поверхностях — будь это жёсткий стул, тесное кресло или кожаный узкий диванчик в его кабинете.       Чонгук откинул невысохшую после душа голову на край матраса и прикрыл глаза. Большая лапа Сета дёрнулась, ударяя прямо ему по лбу, отчего губы альфы невольно растянулись в улыбке. В голове до сих пор никак не могла утихнуть мысль о том, как же всё-таки Юнги провернул похищение псов из вольера. Помнится, омега до ужаса боялся их, даже когда рядом с ним был Чонгук…       — Чонгук? — услышал альфа сквозь сон, но веки предательски отказывались подниматься на зов любимого голоса. — Чонгук, забирайся ко мне… Ну же, давай, поднимайся скорее с пола… Чонгу-ук…       Мокрых волос и щеки альфы коснулась омежья ладонь; она несколько раз легко похлопала по лицу, вынуждая распахнуть тяжёлые веки.       — Я сказал, поднимайся, — прозвучал строгий приказ.       Альфа взял ладонь омеги в руку и, оставив лёгкий поцелуй на кончиках пальцев, тихо пробормотал:       — Тесно же… А мне… и здесь хорошо…       — Если ты сейчас не залезешь ко мне под одеяло, то я разбужу Гора, и он быстро заставит тебя встать с пола. И я не шучу, Чонгук.       — Юнги… — альфа тихо рассмеялся на такое серьёзное заявление от омеги.       Чонгук был вынужден сдать позиции. Приказ должен быть исполнен.       Аккуратно забравшись к Юнги в серединку между двух тарахтящих кабанчиков, альфа и сам не понял, как оказался под одеялом, прижатый головой к омежьей груди.       Юнги уложил его почти полностью на себя, заключая в объятия. Прижал к себе чужую влажную макушку, чтобы было удобно перебирать прядки волос.       Последний раз они так лежали больше месяца назад. Так давно это было. Оба скучали, тосковали по теплу их объятий. Сейчас они были словно путники, которые спустя бесчисленное количество дней в пустыне без единой капли воды в кувшинах вышли к зелёному оазису с кристально чистой холодной водой. Ещё бы чуть-чуть, и они бы погибли от терзающей их тела жажды.       — Господин Моретти сегодня снова похвалил меня… — начал первым Юнги. Прикрыв глаза, он одной рукой гладил Чонгуку плечи, а другой накручивал на указательный палец чужие отросшие прядки волос. — Акцент, конечно, у него… Каждый раз так и хочется рассмеяться. Смешной такой дедушка…       — Я горжусь тобой, Юнги… — прошептал альфа, млея с закрытыми глазами от омежьих ласковых рук.       — Я делаю… — Юнги на несколько минут замолчал. — Я… пытаюсь… Всё, что в моих силах…       — Я знаю, котёнок, я знаю…       — Ещё… он сказал, что я буду пить таблетки. Не очень хочется их принимать… Может, как-то без них?       — Господин Моретти сказал, что это необходимо. И… таблетки уже заказали, Юнги. Без них никак, прости…       — Хорошо, но… А как долго мне придётся их пить?       — Курс лечения — три месяца. Ты справишься… Я в тебя верю, — совсем тихо сказал Чонгук, почти убаюканный сердцебиением омеги.       Юнги облегчённо выдохнул, про себя радуясь успешно сработанному плану — альфа почти заснул на его груди.       — Чонгук?       — М-м-м?       — Я специально привёл Гора и Сета в комнату, — с губ омеги сорвалось чистосердечное признание.       — Зачем же?       — Я знал, что ты не оставишь меня одного наедине с ними.       — Ни за что на свете не оставил бы… — засыпая ответил Чонгук.       — Я же вижу, как ты устал… Каждую ночь проверяешь меня по несколько раз, — Юнги крепче стиснул в руках неподвижное тело заснувшего альфы. — Поэтому… спи, Чонгук… Этой ночью я буду охранять твой сон.

***

      Зимний сад в особняке новоиспечённого хозяина в лице Мин Юнги представлял собой небольшое квадратное застеклённое помещение. Три стены, выходящие на задний двор, и крыша были полностью сделаны из дорогих итальянских стеклопакетов, встроенных в деревянный каркас. Комфортная для растений температура поддерживалась за счёт тёплых полов и кондиционера.       Сердцем сада был круглый фонтан, в неглубокой чаше которого нежились три мраморных ангелочка. Вода в нём журчала круглыми сутками. Рядом с ним стоял низкий кованый чайный столик и два плетёных кресла с изумрудного цвета подушками.       Всего в зимнем саду было несколько горшков с папоротниками, две небольшие драцены, бесчисленное количество хамедореи — как совсем маленькой, так и большой разросшейся, — и много-много горшочков с фикусами, кодиеумами и кактусами. Рододендрон с распустившимися красными бутонами был яркой изюминкой сада. Он, как самый большой и долгоживущий среди остальных, стоял один в самом углу и, раскинув свои ветви, как будто молча следил за всеми со стороны.       Рядом с ним как раз таки и сидели омеги, расположившись на плетёном диванчике.       Чимин приехал в гости к Юнги, отбросив все планы и работу, как только тот ему позвонил — в первый раз после случившегося. Терапия Юнги явно пошла на пользу, потому что, как бы Чимин ни рвался к нему, увидеть, поговорить, обнять — всё было бессмысленно. Сперва Чонгук отговорил его от затеи остаться и ухаживать за омегой, апеллируя тем, что хватит его с Тэяном, а также маленький Юми будет сильно скучать по отсутствующему папе. А потом, как только Юнги приехал из больницы домой, он сам никого не желал видеть, за исключением двух человек. Сколько раз Чимин, приезжая к ним, сталкивался с закрытой дверью комнаты — и не сосчитать.       Юнги сидел, прижавшись к плечу друга, подтянув колени к груди.       Натянув на спины большой мягкий плед, Чимин, взяв его края в свои руки, сомкнул их на Юнги, заключая того в кольцо тёплых объятий.       — Ты точно не обижаешься на меня? — повторял в который раз Юнги, заглядывая снизу вверх в глаза Чимину.       — Как я могу обижаться на тебя, мой зайчик? — Чимин чуть крепче сжал чужие плечи. — Я могу только любить тебя… Сильно-сильно… Очень-очень любить…       — Сейчас мне гораздо лучше… В добавок ко всему, ещё таблетки принимаю.       — Юнги, даже если бы ты меня год не подпускал к себе, я не перестал бы быть твоим другом, слышишь меня?       В ответ Юнги лишь хмыкнул в согласии. Лёгкая улыбка коснулась его губ.       — Чимин? — робко спросил Юнги.       — Что, мой хороший?       Юнги замолчал на несколько секунд, обдумывая вопрос, беспокоивший его вот уже несколько дней.       — Чонгук был в борделе, да? Я случайно услышал разговор…       — Был. И не раз. Но приезжал не затем, о чём ты подумал.       — Да я не думал… Просто интересно стало… — засмущался от чего-то Юнги. — А что он там делал?       — Чонгук поставил на уши весь бордель. Устроил допрос персоналу и омегам… — Чимин тяжело выдохнул и продолжил: — Нашёл крыс. Ну, без угроз и запугивания, конечно, не обошлось. Кто-то из омег даже сознание потерял.       — И… кто это был?       — Мне никто не может нормально объяснить, что всё-таки произошло, представляешь? Видел только, как одного омегу под руки выволокли из борделя в одних шортах и майке. Телефон его разбили. А остальные все запуганные и молчат, словно рыбы… — Чимин отпустил плечо друга и вытащил руку из-под пледа для того, чтобы запустить её в чужие волосы. — Хосок сказал мне потом, что он жив. Больше ничего…       — Чонгук же не убил его?       — Нет. Раз Хосок сказал, что он жив, значит, жив… — уверенно ответил Чимин. — Лучше… расскажи мне, как ты? Как сеансы проходят? — омега прижался носом к чужим волосам и чмокнул белую макушку.       Юнги завозился в объятиях друга и прижался к чужому боку так, что пространства между ними больше не осталось. Весь поджался, собрался с мыслями. На душе было столько всего невысказанного, ни одной душе не доверенного. Обитая всё своё время в четырёх стенах комнаты, Юнги успел переосмыслить те вещи, которые раньше задвигал в самый дальний ящик. Разговоры с господином Моретти также привнесли в затуманенную голову необходимое просветление. Трудно — да, тяжело и страшно вспоминать произошедшее — да, и некоторые сверлящие мозг моменты из прошлого до сих пор внезапно обрушивались средь бела дня на омегу, вызывая нестерпимую жгучую боль где-то в груди, но Юнги боролся с собой, не давал разуму поглотить себя целиком. В особенно трудные минуты он снова курил. Как бы ни звучало странно — ему разрешили. Господин Моретти лично дал добро на такую вот, казалось бы, пагубную привычку. И ведь помогает, чёрт возьми!       — Я за это время кое-что осознал, Чимин… — шёпотом начал свою своеобразную исповедь Юнги.       — Расскажи мне, зайчик, как есть — всё расскажи, — как можно ласковее промурлыкал Чимин.       — Я же сильный. Сильный и живучий, — прохрипел Юнги, устремив блестящие глаза на красивых ангелочков. — Какой же я оказался живучий, сука! — закусив нижнюю губу, чуть громче продолжил омега.       Чимин как мог сдерживал слёзы и лишь время от времени прижимался губами к чужим мягким волосам. Хотел бы он что-то сказать, поддержать, но болезненный ком в горле, казалось, не даст вымолвить и слова.       — Я не умер… — Юнги поднял взгляд на застеклённый потолок, через который было видно вечернее закатное небо. — А это значит, что… Вселенная со мной ещё не закончила, — с уголков глаз сорвались первые прозрачные слёзы, скатываясь по вискам к шее. — У неё на меня планы…       Чимин закусил дрожащую губу и, вытерев рукавом мокрое лицо, заикаясь сказал:       — Ты будешь сиять… Гореть ярче всех…       — Жизнь ломает мои крылья, топчется по ним… А я, как дурак, снова и снова пытаюсь раскрыть их! — обращался всё так же к небу Юнги. — И я раскрою! Вот увидите… — закрыл глаза и уткнулся носом в толстовку Чимина.       Омегам потребовалось некоторое время, чтобы нахлынувшие эмоции немного утихли.       Когда все слёзы высохли, а красные опухшие глаза с трудом открывались, Юнги прервал образовавшуюся между ними тишину, продолжив:       — Мой Чонгук… Ему ведь тоже плохо…       — Выглядит он, откровенно говоря, не очень, — сказал как есть Чимин.       — Я знаю, что у него на уме, — уверенно сорвалось с губ Юнги. — И то, что у Чонгука там, — указательным пальцем ткнул себе в висок, — это то, чем он сейчас живёт. Цель, ради которой он встаёт по утрам и пытается функционировать.       — Что за цель? — нерешительно спросил Чимин.       — Не могу сказать, просто… — поджав губы, Юнги посмотрел на друга. — Если скажу вслух, боюсь, это воплотится в реальность ещё быстрее… А я пока не готов… Не готов… — подбородок опять предательски задрожал.       — Наши мужчины — главы мафиозных кланов, где законы написаны кровью. Это обратная сторона медали… — Чимин, к сожалению, понял, о чём так боится сказать Юнги.       — На его месте я бы поступил точно так же… — замолчал, едва не проговорившись другу. — Если он этого не сделает, то просто не сможет жить дальше, Чимин… Не сможет…       — Иди ко мне… — прошептал Чимин, утягивая Юнги в объятия.       И прежде чем вновь дать волю чувствам, Юнги решил доверить другу ещё одно немаловажное для него открытие.       — Если… в Чонгука будет направлено дуло пистолета, то я… Я не задумываясь спущу курок в стреляющего.

***

      Тэхён словно ураган носился по своей квартире, проверяя по десятому кругу пустые полки и шкафчики.       Через несколько часов — около пяти утра — за ним приедет такси, и он покинет этот город. Уедет туда, где его уже ждёт просторная двухкомнатная квартира в тихом спальном районе Тэгу. Омега уезжает в новую, наполненную яркими событиями жизнь — верит и надеется на это. Всё плохое он решил оставить здесь, в Сеуле: перечеркнул неудавшиеся попытки быть счастливым, почти выкинул из головы и сердца того, кого считал любовью всей своей никчёмной жизни. Корона с головы давно слетела. Он потерял былую силу, гордость, стервозность и манию величия — как ядовитая гадюка сбросил старую отмершую кожу.       Сейчас Тэхён был подобен жалкой бездомной кошке — грязной, замученной и подранной собаками, без пушистого хвоста и с оборванным ухом. Он, так же как и она, дрожал круглые сутки от страха, прятался по углам квартиры и ждал… Ждал в ужасе, что вот-вот наступит конец.       Мужчина, что был для него любовью и билетом в светлое беззаботное будущее, превратился для Тэхёна в личного палача; тот уже наточил своё лезвие и, облачившись в чёрную мантию, неспешно следовал за ним, отсчитывая каждую минуту до роковой встречи.       С мокрыми после душа волосами и в одних коротких шортах Тэхён наспех проверял собранные в два больших чемодана вещи; не закрывал их, так как ещё не решил, в какой из них запихает всю косметику, которая была разбросана на кровати. Кроме чемоданов у входной двери стояла одна дорожная сумка и несколько бумажных пакетов.       Чувство тревоги не отпускало омегу ни на секунду. Он давно не слушал музыку и не включал телевизор, боясь пропустить хоть малейший шорох у двери. Последней каплей в его шатком нервном состоянии стало то, что, когда он решил встретиться и попрощаться с Наэлем, не смог до того дозвониться. Друг так ему и не перезвонил. А съездить в бордель и самому проверить пропавшего Наэля Тэхён не мог. Слишком страшно было возвращаться на место преступления.       Тэхён искал в куче косметики увлажняющий крем, когда входная дверь со скрипом открылась. Только двое знали пароль от замка, и что-то подсказывало омеге, к нему в гости пожаловал не пропавший друг.       Пробил час расплаты. Палач пришёл вершить правосудие.       Тэхён, услышав звук тяжёлых шагов в коридоре, затрясся и свалился на задницу, прижавшись голой спиной к кровати. Животный страх охватил омегу. Бежать теперь смысла не было; да и как бежать, если тело больше не подчинялось ему. Он сейчас как тряпичная кукла — свалился на пол и ждал, когда же его найдут. Жаль, Тэхёна в случае чего нельзя будет заштопать — пришить, например, оторванную голову.       Перед Тэхёном возвысилась чёрная тень мужчины, в глазах которого можно было прочитать свой смертный приговор — нечеловеческий взгляд, совсем холодный и безразличный, пустой, поглощённый тьмой.       — Я совершил ошибку… Чонгук! Я всё объясню! — Тэхён решил попробовать поговорить с альфой. Одной рукой он закрыл обнажённую грудь, а другую выставил перед собой в защитном жесте. — Это он всё придумал! Заставил меня! У меня не было выбора, Чонгук!       Тэхён хотел выкрикнуть ещё что-то в своё оправдание, но рука альфы, схватившая его за волосы, резко дёрнула вверх, отчего от боли изо рта вырвался лишь крик.       Бросив омегу на кровать, Чонгук склонился над телом, сомкнув ладонь на чужой тонкой шее. Альфа был уверен, что сдержит себя и предстанет перед Тэхёном в холодном безразличии; что нет больше сил на громкие разбирательства. Прикасаться к омеге тем более не собирался — руки теперь одному только верность хранили.       Всё полетело к чертям, стоило ему увидеть Тэхёна. Перед глазами всплыли страшные образы из недавнего прошлого: жёлтая лампочка, грязный матрас, бетонные стены и один замученный, растерзанный ангел, белые крылья которого сломали и оставили истекать кровавыми слезами.       В нежную кожу спины Тэхёна впились острые уголки от тюбиков, стеклянных флаконов и другой косметики, которую он сам же раскидал на кровати. Шею альфа сдавил так, что из горла с трудом вырывались лишь обрывки фраз. Чонгук никогда не применял к нему грубую силу — мог повысить голос, напугать пистолетом в моменты невыносимых истерик омеги, но бить… Бить омег было не в его правилах.       — От… пус… ти… — с трудом прохрипел Тэхён, вцепившись ногтями в чужую руку в попытке освободить горло. — За… ду… шишь… — тело билось от ужаса в конвульсиях, отчего на спине от разбросанной косметики стали появляться кровавые царапины.       — Будь проклят тот день, когда я с тобой познакомился, — сквозь зубы прошипел Чонгук на ухо омеге.       Он отпустил шею Тэхёна, когда увидел, как тот закатил глаза.       — С-су… мас… ш-шедший, — между раздирающим кашлем и слезами тяжело протянул омега.       Не обращая внимания на рыдания Тэхёна, Чонгук притащил с кухни стул и уселся на него недалеко от кровати, на которой сидел и трясся, обнимая колени, омега.       — Вы тупые, Тэхён, — лёгкий смешок сорвался с губ альфы. — Свидетелей желательно тоже надо ликвидировать. Это тебе на будущее.       — Что ты сделал с Наэлем?!       — Наказал.       — Он не виноват! Где он? Жив? — крикнул Тэхён, так как инстинкт самосохранения, по всей видимости, от стресса совсем отключился.       — Делает то, что и всегда. Сосёт члены. Расплачивается за дружбу с тобой, — Чонгук откинулся на спинку стула, выдохнул, остудив немного свой пыл.       Тэхён не верил альфе, чувствовал в его словах явный подвох.       — Ты следил за мной? — тихо спросил омега.       — Конечно.       Истерика с новой силой вновь охватила Тэхёна. Страх неминуемой смерти, казалось, разорвёт его сердце намного раньше, чем это сделают руки палача.       — Я… умру? — всхлипывая, спросил омега, приложив ладони к дрожащим губам.       — Нет. Ты тоже будешь наказан.       Услышав заветное «нет», Тэхён облегчённо выдохнул, и ему обманчиво показалось, что альфа помиловал его. В порыве ложной радости омега слез с кровати, чтобы подползти к ногам своего палача.       Тэхён прижался лбом к чужим начищенным туфлям и сквозь льющиеся сопли и слюни начал молить об одном:       — Позволь мне встретиться с Юнги! Позволь! Я буду просить о прощении! Валяться в его ногах буду! Чонгу-ук! Буду в ногах… лежать, пожалуйста…       — Нет.       Скривив губы, Чонгук смотрел сверху вниз на цепляющегося за его ноги плачущего крокодильими слезами омегу.       — Хватит! — крикнул альфа, напугав тем самым Тэхёна. Тот вздрогнул и наконец отлип от его ног. — Поднимайся! — схватив за волосы омегу, он встал со стула, дёргая за собой и того.       Чонгук, всё так же держа чужие волосы, толкнул дезориентированного и несоображающего Тэхёна в сторону коридора.       — На выход!       — К-куда? — обхватив голые плечи, робко спросил омега.       — В новую жизнь.       — Мои вещи?.. А как же… Я же… — сбивчиво бормотал напуганный Тэхён. Он, казалось, ещё не до конца осознал, что с ним произошло; не верил, что никакого Тэгу и квартиры, новой жизни, полной ярких счастливых событий, больше не будет…       Попытка схватить хотя бы телефон со стола оказалась провальной.       Ни в чём неповинный телефон Чонгук разбил об стену, навсегда обрывая омегу от прежней жизни.       — Пришло время собирать камни, — прилетело в спину Тэхёна, когда он в одних шортах шёл босыми ступнями по холодной плитке лестничного марша навстречу неизвестности.