Le Cirque Des Reves

Чу Ваньнин давно не просыпается с кем-то рядом. Особенно после того, как в полной мере разворачивается его странный дар. Те несколько романов, в которых он умудряется оказаться, заканчиваются в тот момент, когда после совместной ночи Чу Ваньнин прикасается к чужой обнаженной коже и видит рядом со своим любовником не себя. Он лишь ухмыляется, выпроваживает мужчину и вскоре забывает о его существовании. С появлением цирка о чувствах он забывает вовсе. Они не только становятся ему не нужны, но и способны причинить «Цирку сновидений» вред. Так он считает до момента первого поцелуя с Мо Жанем. Окончательно уверяется в обратном вчерашней ночью, когда Мо Жань ласками и сильными руками превращает его в расплавленный воск, такой же горячий и способный принять любую форму под ладонями Мо Жаня. Чу Ваньнин крепко цепляется за его плечи, кричит и всхлипывает, наплевав на то, услышит ли их кто-нибудь. Потому что любой человек, существо и демон не имеют для него значения, пока они с Мо Жанем меняют бесчисленное количество поз и пылко изучают тела друг друга. Когда у них едва ли остаются силы в руках и ногах, Мо Жань осторожно, робко спрашивает, может ли он переночевать здесь. Чу Ваньнин мягко улыбается, поднимает его и тянет за собой в душ. Там их хватает только на неторопливые поцелуи. Глаза слипаются у обоих. Чу Ваньнин засыпает сразу же, стоит ему устроить голову на плече Мо Жаня. Чей профиль, проснувшись раньше любовника, Чу Ваньнин внимательно разглядывает. В очередной раз говорит себе, насколько Мо Жань красивый. Невозможно возбуждающий. И ведь он еще расцветает, стремится к пределу своей мужественности. Пройдет несколько лет, и Чу Ваньнин на него без судорожного вдоха взглянуть не сможет. Чу Ваньнина осеняет. Его неприкрытая перчаткой ладонь еще с ночи лежит на обнаженной груди пышущего животной притягательностью Мо Жаня. Для Чу Ваньнина это еще более дикое и едва ли не напрочь позабытое чувство, чем совместное пробуждение. Он закрывает глаза и прислушивается к ощущениям. Под его тонкими пальцами живут пульс Мо Жаня, мягкое течение его магии, бархатистость медовой кожи. Между ними нет преграды в виде дорогой ткани, и рядом с Мо Жанем она Чу Ваньнину больше не нужна. Чу Ваньнин чувствует себя опьяненным такой сокровенной близостью и не хочет упустить ни капли этого хмеля, бьющего в голову сильнее самого крепленого вина. Чу Ваньнин оглаживает грудь Мо Жаня, спускается к прессу, закусив губу, обрисовывает все рельефы мышц. Проводит чуть левее, гладит запястье и переплетает их пальцы. Голова кружится от возможности касаться кого-то вот так. Хотя нет, мысленно отрицает Чу Ваньнин. Ведет его от того, что трогает он именно Мо Жаня. За все это время к Чу Ваньнину не приходит ни единого, даже размытого видения, связанного с Мо Жанем. Чу Ваньнин не может понять, исчез ли его дар совсем, или же это связано именно с Мо Жанем? Стоит ли этого пугаться — или Мо Жань оказывается тем, кто пойдет с Чу Ваньнином и дальше? Все его сомнения разрешает Мо Жань, чьего пробуждения увлекшийся размышлениями гимнаст не замечает. Он подносит ко рту его ладонь, целует голубую венку на запястье и проникновенно шепчет: — Доброе утро, Ваньнин. Мой единственный Ваньнин. Чу Ваньнин знает о жизни и людях достаточно, чтобы слышать особые, неповторимые интонации в голосе Мо Жаня. Так не говорят с теми, кто выступает в роли краткосрочной игрушки, годной лишь на то, чтобы отправиться на склад использованного для постельных игр реквизита. Так обдают дыханием уши тех, кого не хочется выпускать из кольца своих рук до скончания времен. Чу Ваньнин на этот раз улыбается широко и счастливо, а вместо ответного утреннего приветствия бодает Мо Жаня в подбородок и слышит притворно-возмущенное «Эй!». Чу Ваньнин издает смешок, закидывает на Мо Жаня еще и ногу, поднимает голову и выцеловывает то место его мужественного подбородка, куда приходится несильный удар. Чу Ваньнин заканчивает утешать не сильно-то и пострадавшего Мо Жаня и чуть запрокидывает голову. Их взгляды пересекаются, и любовники замирают. Мо Жань — от того, что ему кажется, словно в янтарных, чуть раскосых глазах горят тысячи ярчайших звезд. Чу Ваньнин — потому что глаза с неповторимым, по-настоящему магическим фиолетовым оттенком смотрят с нескрываемыми любовью и страстью. Чу Ваньнин вспоминает, какой сценический псевдоним взял себе Мо Жань, и невольно улыбается в который раз за это утро. Потому что Мо Жань смотрит на него, как император на будущую императрицу, к ногам которой готов бросить свою страну. — Чему ты смеешься? — слегка обиженно спрашивает Мо Жань. Чу Ваньнин протягивает руку к его лицу и кончиками пальцев начинает обрисовывать каждую черту. Проводит по бровям, переносице, скулам, касается губ. Мо Жань прикусывает его пальцы, и лишь тогда Чу Ваньнин говорит: — Просто я счастлив, — Мо Жань от его слов расцветает и сияет, но тут же замирает ошеломленно, слыша следующие слова. — Только я хотел кое-что уточнить. Кажется, вчера в полумраке я не заметил, что ты сделал татуировку. Когда ты успел? Ты же не отлучаешься из цирка. Мо Жань поражается. — Какую татуировку?! — Вот эту, — Чу Ваньнин легко стучит пальцем по ключице Мо Жаня. — Ее оплетает ивовая лоза. Цвет ты выбрал красивый, мне нравится алый. — Но я не делал никакую татуировку, — вскрикивает Мо Жань и стремительно подскакивает с кровати. Подлетает к зеркалу и разглядывает себя с неподдельным изумлением. Он начинает сомневаться в том, что способен трезво мыслить. Потому что видит то, чего быть не может. — В-в-ваньнин, я не делал ее. Чу Ваньнин хмурится и садится в кровати. Одеяло спадает с него, полностью обнажая всю верхнюю часть тела. Увиденное заставляет Мо Жаня вообще почти потерять дар речи. — Ваньнин, ведь у тебя такая же. Только золотистая. На этот раз приходит черед Чу Ваньнина изумляться. Он еще не до конца просыпается, поэтому уходит какое-то время, когда сонный разум начинает доставать из своих закромов фрагменты книг и передаваемых в его семье по наследству трактатов. Чу Ваньнин вспоминает один из них и удивленно ахает. Его голос срывается, когда он объясняет: — Мо Жань, я думаю, что это только легенда, но… Такие узоры на теле — что-то вроде метки для тех, кто изначально связан судьбой. О том, как они проявляются, почти нигде не указано. Какие-то общие слова, что-то вроде «объединения энергий». И, кажется, мы можем понять, о чем шла речь. — Я не сомневался, — Мо Жань прыгает обратно в кровать и крепко прижимает Чу Ваньнина к себе. — С того вечера, когда впервые тебя на арене увидел, не сомневался, что ты моя судьба. Когда встретился с тобой в цирке, лишь убедился в этом. Но знаешь… Есть момент, смущающий меня до сих пор. Я не мог не заметить, что ты меня испугался. Что случилось? Чу Ваньнин вздыхает. Что ж, он помнит о своем обещании открыть тайну перчаток. Хотя сложно прятать секреты от человека, прижимающегося своим обнаженным телом ко второму, от чего начинает внизу живота зарождается пламя. — Это связано с перчатками, Мо Жань. Когда вы подошли к моему вагончику, я не успел надеть их. Когда я вас коснулся, проявился мой дар, из-за которого я их и ношу. Дело в том, что когда я касаюсь кого-то обнаженной ладонью, то вижу, с кем человек будет заниматься любовью. И дотронувшись до тебя… Мо Жань слегка отодвигается от Чу Ваньнина и опасно прищуривается. — То есть ты сейчас говоришь мне, что еще тогда знал о том, что между нами произойдет? Про Сюэ Мэна тоже знал? — Чу Ваньнин дважды кивает, и взгляд Мо Жаня становится еще темнее. — И в Париже ты по этой же причине себя вел? — Да, Мо Жань. Я тогда увидел нас в поезде. У меня были причины испугаться подобного. Я тебе все объясню, но сделаю это, когда мы хотя бы будем одетыми. Мо Жань мотает головой. — Погоди-погоди. То есть ты знал и видел, что мы должны переспать на пути из Парижа, но вчера попытался от меня сбежать? — Чу Ваньнин скептически приподнимает бровь, и Мо Жаню отчаянно хочется затолкать последнее сказанное им обратно в рот. До него доходит абсурдность претензии. И дурак способен понять, почему Чу Ваньнин с негодованием прерывает ужин и покидает его. — Забудем об этом. Сейчас, когда ты меня касаешься, это происходит? — Нет, Мо Жань. Я проверял. Мне крайне интересно, связано это с тобой или с даром вообще. Но мне и не нужно использовать его, чтобы точно знать: я хочу тебя прямо сейчас. — Будет исполнено, — усмехается Мо Жань и больше не тратит время на болтовню. Под покровом темноты их поцелуи похожи на острое, пряное блюдо, разжигающее огонь. Утром же обоим их хочется смаковать, как дорогой шоколад — пробуя по кусочку, вбирая всю сладость, чтобы потом слизать ее с любимых губ. И когда Мо Жань действительно проводит языком по контуру губ Чу Ваньнина, тот в ответ кусается. Потому что одного шоколада для завтрака не хватит. Мо Жань укус ему возвращает сторицей, начиная с шеи. Медленно истязает каждый сантиметр тела, так же неторопливо зализывая укусы. Сводит с ума Чу Ваньнина — но и сам сходит с ума вместе с ним. Потому что стоит Мо Жаню спуститься к невероятно восприимчивой к любой ласке груди, Чу Ваньнин, не сдерживаясь, стонет, запрокидывает голову, изгибается и крепко хватает Мо Жаня за волосы — Мо Жань уже знает, что на языке его тела это значит «Не смей останавливаться». Мо Жань послушный ученик, он не смеет ослушаться Наставника. Поэтому грудь Чу Ваньнина он истязает сладостно и мучительно долго. Кусает, всасывает, обводит по кругу каждый из сосков. Знает: Чу Ваньнину это нравится настолько, что он постепенно уплывает из реальности — в этом Мо Жаня легко убеждает все более крепкая хватка пальцев на его плечах, постепенно переходящая в поцарапывания. Аккомпанементом ей служат беспрерывные тихие стоны, и Мо Жань уверен, что скоро они перейдут во вскрики. Когда Чу Ваньнин не выдерживает и начинает двигаться ему навстречу, Мо Жань ухмыляется и спускается к животу. Не пересчитать, сколько раз он покрывает его поцелуями ночью, но Мо Жаню все равно мало — он слишком жаден до Чу Ваньнина. Поэтому истязать прекращает лишь когда слышит требовательно-жалостливое: — Мо Жань, пожалуйста… Мо Жань прекрасно знает, о чем его просят, и с радостью просьбу выполняет. Удобнее устраивается между бедер Чу Ваньнина, разводит их в стороны и любуется раскинувшимся перед ним произведением искусства. Чу Ваньнин уже с трудом фокусирует взгляд, но Мо Жаня больше не торопит. Ему нужно несколько мгновений такой молчаливой передышки. Чу Ваньнин боится, что стоит только Мо Жаню взять его в рот, он тут же отлетит на вершину. Так почти и происходит, когда Мо Жань размашисто проводит языком по его плоти. Чу Ваньнин от удовольствия едва не сводит дрожащие бедра, но Мо Жань не дает ему, удерживая в одном положении мертвой хваткой. В этот момент раздается стук в дверь купе Чу Ваньнина. Ни он, ни Мо Жань сначала не реагируют. Они слишком увлечены процессом и друг другом, чтобы обращать внимание на незваных посетителей. У Юйхэна в цирке репутация замкнутого человека, все в курсе, что он сам решает, хочет вести разговоры с кем-то или нет. Репутация Юйхэна играет им на пользу, поэтому они продолжают: один ласкать, второй готовиться к тому, что скоро вознесется к небесам. Когда Мо Жань вбирает головку члена Чу Ваньнина в рот, стук повторяется. Когда насаживается полностью и начинает ритмично двигаться, стук становится похожим на барабанный бой, и за дверью слышится обеспокоенный голос Сюэ Мэна: — Наставник, вы тут? Наставник, если вы здесь, ответьте! Мо Жань пропал. Мы нигде не можем его найти. Никто вообще не знает, где он. Я уже весь поезд оббегал, остались только вы! Чу Ваньнин и Мо Жань замирают. — Мо Жань, — голос Чу Ваньнина и так хрипит после ночи, так на него еще и накладываются новые стоны. — Ему нужно ответить. Он упертый и будет стоять под дверью, пока не дождется моего появления. К тому же, он за тебя беспокоится. — И что вы ему скажете, Наставник? Что всю ночь занимались со мной любовью, да к тому же вас оторвали от этого прямо сейчас? Поэтому катись отсюда, дорогой ученик, я намерен вернуться к процессу. — Мо Жань! — шипит Чу Ваньнин. — Прекрати. Разберусь. Чу Ваньнин легко, но уверенно отодвигается от Мо Жаня и встает с кровати, чтобы надеть халат, поплотнее его запахивая. Мо Жань любовно оглядывает результаты своих трудов. Все тело расцвечено его метками, и Мо Жань почти перестает сердиться на брата. Так и быть, на пять минут он может поделиться Наставником, зато все остальное время он будет принадлежать ему. Взъерошенный, залюбленный, страстный и откликающийся навстречу любому касанию. Наставник, прямо сейчас произносящий: — Сюэ Мэн, тебе не о чем переживать. Мо Жань ночевал у меня. Вчера он направился за мной, потому что забыл поделиться пришедшей к нему идеей. Но я обратил внимание, что он плохо себя чувствовал. Думаю, он переволновался из-за первых выступлений. Я о нем беспокоился, поэтому предложил остаться, чтобы я мог за ним присмотреть и помочь, если ему станет хуже. Пожалуйста, не волнуйся. Сюэ Мэн облегченно выдыхает. — Я так счастлив это слышать, наставник! В смысле, я не рад слышать, что он приболел. Я имею в виду, что вы были рядом и смогли помочь. Могу я его увидеть? — Сюэ Мэн тараторит, тараторит, а потом замолкает на полуслове. До него доходит смысл сказанных Юйхэном слов. К тому же, Сюэ Мэн замечает несколько выразительных красных пятен на его шее. Брови факира взлетают вверх. — Наставник, подождите. Ночевал?! То есть он… То есть вы… То есть кровать… — Сюэ Мэн, ты был в моем купе. Знаешь, сколько там подушек. Мне вполне было удобно спать на них, а Мо Жаня я положил на кровати. Никаких неудобств мне это не доставило. Я удовлетворил твое любопытство? Сюэ Мэн объяснению верит, о чужих засосах старается не думать, с расспросами больше не пристает и едва ли не уходит восвояси, как его окликает Чу Ваньнин. — Сюэ Мэн, погоди, пожалуйста. У меня странная просьба. Я могу пожать тебе руку? — Эмммм... — Сюэ Мэн даже представить не может, что приходит в голову его Наставнику, но доверяет ему. Если Наставник просит о подобном, значит есть причины. — Да, конечно. Чу Ваньнин прикасается к ученику и с трудом сдерживается, чтобы вслух не восхититься выносливостью Сюэ Мэна. Лишь благодарит, прощается и оставляет Сюэ Мэна, плетущегося прочь в полнейшей растерянности. Возвращается к Мо Жаню, на ходу сбрасывая халат. Гибкий, грациозный, словно холеный кот. — Мы не закончили, Мо Жань. И да, видения перестали появляться, судя по всему, только о нас с тобой. Мо Жань расплывается в самодовольной улыбке, притягивает его к себе, усаживает на край кровати и встает перед ним на колени. Оглаживает — он никогда от этого не устанет, — ноги снизу вверх, покрывает их поцелуями, вызывая дрожь, и возвращается к тому, от чего их таким бессовестным образом отрывает Сюэ Мэн. Чу Ваньнин с силой тянет его за волосы, бесстыдно громко и похотливо стонет и толкается вперед. Мо Жань улавливает сигнал и ускоряется, чтобы не испытывать на себе терпение Наставника, а довести его до помешательства так быстро, как он пожелает. Чуть позже, когда Чу Ваньнин так размашисто на него насаживается, что непонятно, кто здесь кого должен на самом деле вдавливать в матрас, Мо Жань осознает: постучи в дверь купе Юйхэна хоть все артисты труппы разом, им не откроют до тех пор, пока Чу Ваньнин окончательно не потеряет голос.