Душное Рождество

Stray Kids - Waiting for Us

***

— Какого хрена ты не спишь? У тебя уже первый час ночи! — ругается Сынмин, спешно перебегая светофор. — Мне гру-у-устно, — ноет в трубку Феликс. — Чанбин уехал в командировку на неделю, Чан недоступен, у него тоже какая-то командировка, а ты — мой лучший друг! — Я правильно понимаю, что сначала ты набрал Чанбину, потом Чану, и только потом — своему лучшему другу? — саркастически уточняет Сынмин, заворачивая за угол. Стоило, конечно, сегодня обойтись без укороченного пальто — март в Сеуле дал немного жару, он весь вспотел, пока бежал до любимой кофейни, где планировал провести обед. — Я бы позвонил тебе в первую очередь, но ты в тот момент ещё был на работе, — довольный своим оправданием, рокочет в трубку Феликс. — Куда вообще идёшь? Ой, а та кофейня, куда мы любили ходить, ещё существует? Блин, там были такие кайфовые булочки с ягодной начинкой. — Существует, — хмыкает Сынмин, толкая стеклянную дверь. — Я как раз сюда пришёл и собираюсь перекусить той самой булочкой с ягодной начинкой. — Изверг! — ужасается Феликс. — Ладно, не буду тебя отвлекать, спасибо за пять минут твоего драгоценного времени. — Ликс, серьёзно, ложись спать. Тебе завтра в больницу! Конечно, вывих давно зажил, но Феликс всё равно периодически гонял в больницу, когда чувствовал странное натяжение или боль. — Оки. Люблю, — подозрительно быстро соглашается тот и сбрасывает вызов. Сынмин бросает рабочую сумку и снятое пальто с прикрепленной брошью-корги на лацкане на стул у свободного столика и встаёт в очередь перед кассой. С момента его рождественского отпуска прошло больше двух месяцев, как и с момента, когда он начал новый жизненный этап. Правда, доверять людям у него выходило не очень, как и избавиться от привычки саркастически высмеивать всё, что ему не нравилось, но он делал подвижки и даже дважды с кайфом сходил на свидания чисто ради свидания. Оба закончились мокрыми, не совсем приятными поцелуями, но Сынмин этому даже был рад. Благодаря Феликсу, который теперь мог делиться сплетнями о жизни своих друзей, которые так удачно познакомились у него дома, Сынмин был наслышан о новостях из жизни Чана и был рад узнать, что тот тоже изменился, точнее, вернулся к первоначальной версии себя. Порой его так и подмывало попросить у Феликса номер Чана, но он каждый раз себя одёргивал — нет, ни ему, ни Чану это не нужно. Листая профили в приложении для знакомств, Сынмин всё чаще ловит себя на мысли, что подсознательно ищет кого-то, кто напоминал бы ему Чана — внешне или характером. Пока ещё не удалось найти кого-то хотя бы минимально похожего, но Сынмин рук не опускал. Кассир долго принимает заказ, добавляя Сынмину нервозности. На работе и так проблемы, ещё и всякие мелкие бытовые неприятности добавляют в котёл горящей злости свои пару капель масла. Расплатившись, он идёт к своему забронированному столику и немеет, когда вместо своего пальто и сумки видит чужой рюкзак. День не то чтобы паршивый, но достаточно богомерзкий, чтобы жутко расстроиться и разозлиться от того, что кто-то занял твоё место, пока ты отходил делать заказ. Весь позитивный настрой, подаренный Феликсом за пять минут разговора, улетучивается тонкой струйкой под потолок. Сынмин не хочет ругаться, но, видимо, придётся. Он резко оборачивается, чтобы просканировать толпу и вычленить преступника, и открывает рот, который так и остаётся открытым, когда он упирается взглядом в стоящего аккурат позади него человека. Первое, что он замечает: две серьги в правом ухе — одна гвоздик в виде креста, вторая висячая с красным камнем. Второе: подкрашенные фиолетовым коротко стриженные виски, из-за чего даже успевает немного расстроиться — волнистые будто бы шли ему больше. Но цвет всё равно красивый. Третье: в чужих руках его пальто и сумка. — Привет, — широко улыбается ему Чан и машет ладонью. Сынмин моргает дважды, чтобы убрать наваждение и проснуться. Человек напротив не исчезает. — Привет, — с опозданием здоровается Сынмин, надеясь, что из-за шума кафе не слышно, как сильно бьётся его сердце. А оно бьётся прям сильно, до боли в рёбрах, которые стремится проломить. — Удачное совпадение, правда? — шкодливо улыбается Чан, пристраивая пальто и сумку Сынмина рядом со своим рюкзаком. — Можно присоединиться? Теперь Сынмину кристально понятен этот странный звонок от Феликса — хотел удостовериться, что на обед он пойдёт именно сюда. Не будь Сынмин так загружен рабочими проблемами, то сразу бы это понял, ведь о том, что эта кофейня до сих пор работает, он рассказал ему, когда они болтали в день перед отлётом. Жучара. — Я тебе ничего не заказал, — кивнув, заторможенно отвечает Сынмин. — Сделаю глоток из твоего стакана. Не против? Сынмин качает головой — не против. Ещё он не против узнать причину чужого присутствия. Он рассматривает Чана с осторожным любопытством, подмечая изменения, задерживаясь взглядом на объёмных плечах, сейчас скрытых толстовкой. — У вас в компании поменялся дресс-код? — кивает он на серьги. Чан тотчас тянет к ним пальцы. — Не хочу хвастаться, но я оказался важнее дресс-кода. — То есть, работаешь всё ещё в Тэджоне. А в Сеуле какими судьбами? — У меня недельная командировка в филиал. — Хоть где-то Феликс не обманул! — И как раз поблизости эта прекрасная кофейня. Захожу, а тут ты. Удачно, не думаешь? — Филиал твоей компании находится по другую сторону реки, — выгибает бровь Сынмин с видом «кого ты пытаешься наебать». — А ты интересовался? — после короткого смешка спрашивает Чан, нисколько не смущенный тем, что его раскрыли. Он, видимо, особо и не старается скрываться. Сынмин слегка краснеет, потому что да, интересовался, даже ходил пару раз мимо того здания. Просто так. Выгуливал собак. Его спасает оклик кассира, сообщающий о готовности заказа. Когда Сынмин возвращается и ставит поднос на стол, то в нём накапливается достаточно смелости, чтобы задать нужный вопрос: — Зачем ты здесь? — Феликс сказал, что здесь потрясающие булочки. Можно? — он кивает на румяный кругляш и Сынмин разрывает его пополам и протягивает половину, сочащуюся ягодной начинкой. Чан аккуратно берёт булочку. Взгляд примагничивается к запястью, которое обвивает знакомый браслет — с волчатами и лунами. В груди приятно теплеет, а он даже не отпил какао. — Без сахара? — уточняет Чан, указывая на стакан. — Без сахара. Так почему ты здесь? — Хотел тебя увидеть, — пожимает плечами Чан, с удовольствием поглощая свою часть булочки. Пухлые губы, измазанные ягодной начинкой, манят. — Феликс сказал, что ты изменился. Вот я и подумал, вдруг изменился настолько, чтобы начать со мной встречаться, м? Во рту резко пересыхает, а в висках пульсирует поднятая давлением кровь. — Ты тоже изменился. — Я нравился тебе более спокойным? — Ты мне не… Сынмин осекается, потому что не может сказать: «Ты мне не нравился», хотя бы потому, что это совершенно не соответствовало действительности. Нравился и даже очень. И, кажется, нравится сейчас — вот так нагло занявший его место, нагло попросивший вторую часть булочки, нагло улыбающийся, понимая, почему Сынмин осёкся. — Да, когда ты был овощем, с тобой было приятнее иметь дело, — язвит Сынмин, потому что не может не, а Чан, вместо того, чтобы обидеться на колкое «овощ», вдруг хохочет на всё кафе, пугая подростков за столиком позади себя. — Простите, парни, — кидает он им и поворачивается к Сынмину. — Ты очень забавный, серьёзно. Твоя вредность тоже очень забавная. Мне нравится. Обычно Сынмину говорили, что его вредность — цитата — «заебала». — Как там Хару и Хонча? — меж тем интересуется Чан, делая глоток какао, и даже не морщится, как в прошлый раз. В груди разливается приятное тепло от того, что Чан помнит клички его собак. — Хорошо. Живут лучшую собачью жизнь. — Я бы хотел с ними познакомиться. — Это ты так в гости напрашиваешься? — А ты позовёшь? Вместо ответа Сынмин вгрызается в булочку, потому что она так остынет и станет невкусной, и вообще у него обед и он рискует уйти голодным из-за одного говорливого парня. Чан, вытерев руки салфеткой, внимательно за ним наблюдает, улыбаясь мягко и по-доброму. — Слушай, — тон его голоса становится сильно серьёзным по сравнению с тем балагурством, что звучало ранее. — Я помню, что ты мне тогда сказал. Слишком хорошо помню, но попробовать же можно? Прошло слишком много времени, как по мне, и я не охладел чувствами, наоборот, лишь в них убедился. Сынмин тоже лишь убедился в том, что рождественский курортный роман захватил его сильнее, чем мог бы, но сказать не может — жуёт булку. — К слову, моя командировка здесь по случаю моего же перевода в Сеул, — как бы между прочим замечает Чан, почёсывая ухо, чем вдруг напоминает Сынмину о том, что когда-то на этом красивом бледно-розоватом хряще крепились каффы. — В целом, я довольно комфортный в отношениях. Вроде бы. Никто не жаловался. Правда, один сбежал. — То, как легко он сейчас шутит про Ённама, говорит, что Чан действительно избавился от призраков прошлого и шагнул дальше. Сынмину почему-то это льстит. — Только, если ты не против, можно у нас будут разные счета в банках? Хотя бы на первое время. — Конечно, у нас будут разные счета в банках! — восклицает Сынмин, так удачно дожевавший булку, — нечем давиться от возмутительной фразы. — Значит, ты согласен? — лукаво щурится Чан, будто бы уже зная ответ. — Словно у меня был выбор, — Сынмин вздыхает так, словно его вынудили принять это решение, а не он сам потянулся к нему всем своим трепещущим естеством. — Боже, ты такой душный, я не могу! Очень сексуально, — смеётся Чан, воровато оглядывается по сторонам, приподнимается, упираясь руками в столешницу, и быстро чмокает Сынмина в губы, вставая с места. — Извини, побегу. Мне ещё на другой берег перебираться. Твой телефон я взял у Феликса, вечером напишу. Сынмин едва успевает сказать «пока» вслед убегающей спине, оставаясь один на один с крошками от булочек на подносе, недопитым какао, пылающими от простого чмока губами и мыслью, что ещё никто не называл его душность сексуальной.