Aqua et ignis

Бакуго, съев до последней ложки завтрак и выпив восстанавливающего зелья, покорно лежал на кровати, пока мать разминала ему щупальца и медленно сгибал и разгибал пальцы. Эйджиро, не разбудив его с утра, уже улетел во дворец и Бакуго было не по себе: хоть они вчера и помирились, но неприятный осадок и недовольство собой остались. — Ма, как держать себя в руках? — уже без хрипоты произнес Бакуго: голосовые связки почти пришли в норму. — Вообще или в конкретных ситуациях? — уточнила она, заканчивая с одним щупальцем и берясь за другое. — И вообще, и конкретно. Я вчера получил от Эйджи… Правильно получил и сорвался. — А он что? — осторожно спросила мать. — А он на меня наехал, представляешь? И правильно сказал, что все мои психи ничего не решают. Не мне одному больно себя такого видеть. В общем, отчитал меня по полной программе. — Красавчик он у тебя. Просто красавчик, — усмехнулась мать, принимаясь за следующее щупальце. — И он прав, Кацуки. Контроль своих эмоций — это навык, который надо развивать. Мне ли не знать — мы же похожи… — А как ты справляешься с этим? Ведь тебя же тоже что-то бесит? — Конечно бесит. И ты меня иногда тоже бесишь, если уже начистоту. — Я могу, — усмехнулся Бакуго. — Прости, что ли… — Давно уже простила. Поняла, что ты бесишься, когда у тебя что-то не получается. Тогда ты становишься таким как ёжик. Но за гневом у тебя, как и у меня, скрываются другие эмоции — тревога, обида, даже страх. Я, лично, стараюсь в такие моменты вспомнить, что я люблю Масару, тебя, отца и сколько проблем потом будет, если я сорвусь и наговорю лишнего — слезы, боль, бессонные ночи и угрызения совести. Попробуй, может и тебе поможет.  — Спасибо, ма. А что делать, когда всё идёт не так, как я хочу, и это адски бесит? — буркнул Бакуго, прикрывая глаза: смотреть в понимающие глаза матери было сложно. — Это тоже проблема. — Знаешь, Кацуки, никому не нравится, когда планы срываются, но надо учиться воспринимать это спокойно. Берешь и переигрываешь по-другому. — Вот ты как этому научилась? — Стала матерью, — усмехнулась она. — Ты постоянно срывал все мои планы: не давал спать, спокойно поесть, а уж о том, чтобы просто полежать я вообще не говорю. Тебе постоянно требовалось внимание: то поиграть, то поползать по мне, то ты хотел есть, то спать, то ты начинал капризничать ни с того, ни с сего. А про то, что ты постоянно пытался смыться из дома я вообще молчу… Я ведь не могла на тебя за это срываться, не так ли? Пришлось учиться принимать, что все, что может пойти не так, может пойти не так… — Тяжко тебе было… — искренне посочувствовал ей Бакуго. — А без детей никак не научиться? — Почему же? Можно научиться. Просто надо помнить, что ты не можешь прямо все контролировать и развивать терпеливость. Не бояться говорить, когда что-то не получается, вдруг кто-то знает как это сделать лучше тебя… Знаешь, добиться чего-то самому — это здорово — чувствуешь себя прям героем — смог, сделал, достиг… Но вот добиться чего-то вместе — это ни с чем не сравнимые ощущения… — мать задумчиво улыбнулась, продолжая массировать. — Помнится, у тебя резались зубы и ты, не переставая, голосил — мы с Масару были откровенно на пределе: задерганные, не спавшие несколько суток… Все известные нам средства не помогали — мы реально с ним были в отчаянии. И вдруг, Масару вспомнил колыбельную, которую ему пела мать в детстве и начал тихонечко тебе напевать, укачивая, и ты заснул… Морской бог не даст мне соврать, мы были настолько счастливы — ты себе даже не представляешь: сидели и глупо улыбались друг другу — получилось! А потом в обнимку с тобой так и вырубились на диване в гостиной, не доплыв до спальни. Так мы вычислили, что колыбельные — беспроигрышный вариант. — Быть родителем — это пиздец как тяжело… Как можно продолжать любить ребенка, когда он настолько усложняет жизнь? — Да, дети усложняют жизнь, это правда. И быть родителем — совсем не просто. Но в этом также много радости, Кацуки. Это бесценный опыт вашего общего взросления — тебя и ребенка, после которого все больше понимаешь собственных родителей, которые тебя самого, такого заразу, мало того, что не прибили давным-давно, так ещё и до сих пор любят. — Мда… К родительству стоит подходить ответственно, я понял, — резюмировал Бакуго, открывая глаза. — И спасибо, что ты меня, такого заразу, до сих пор любишь и согласилась ещё на сестрёнку. Я постараюсь стать хорошим старшим братом. — Вы с Эйджиро будете просто отличными братьями, я уверена, — мать погладила его щупальцами. — Ну, теперь ты можешь его целовать, не скрываясь, верно? Вы открылись друг другу? — Ага. Открылись. Только подбешивает, что я в таком состоянии, мало что могу. Столько всего хочется и никак… — Ну, Кацуки, придется немного побыть терпеливым. Зато потом столько всякого приятного наделаете друг другу, прямо ух… — постаралась подбодрить его мать. — Смотри, ты уже многого добился: говоришь без хрипоты, пальцами и щупальцами потихоньку шевелишь. Так что, просто продолжай, и в субботу поешь сырников и не только… Бакуго согласно угукнул и расслабил пальцы, прислушиваясь к своим ощущениям в щупальцах: те, которые успела размять мать, противно кололо, будто он их перед этим хорошенечко так отлежал, но Бакуго сохранял невозмутимое выражение лица — сказал же, что готов на все. «Молчать, терпеть и улыбаться как ни в чем не бывало, пока не приду в норму», — принял он мысленное решение и открыл глаза: надо было отвлечься от дискомфорта. — Ма, а вы с отцом уже решили как назовёте маленькую осьминожку? — Ещё пока не думали. А есть предложения? — Особо нет. Просто интересно стало. Может Сацуки? Почти как мое имя, но немножко другое… — Сацуки — неплохо, но хотелось бы больше такого… — мать замолкла, явно подбирая подходящее слово, а потом усмехнулась, — девчачьего. Ну, понимаешь… — Чего такого девчачьего вам обоим вдруг захотелось? — с интересом спросил дедушка, заплывая в комнату. — Доброе утро, мои золотца! Он плюхнул большую сумку на пол, обнял мать и погладил Бакуго щупальцами. Тот улыбнулся и демонстративно пошевелил всем, что двигалось, чтобы дедушка по достоинству оценил его достижения. — Ну ничего себе, какой у вас тут прогресс! — он одобрительно поцокал языком и подхватил сумку с пола. — Итак. Мицуки, продолжаешь разминать, а я буду мазать, хорошо? И да, что там про девчачье было? — Я просто спросил как ма хочет назвать сестрёнку, а они с отцом ещё об этом не думали, — пояснил Бакуго, глядя на довольно крутящегося скатика. — Привет, Одеялко! Совсем скоро я тебя поглажу, не переживай. — Кацуки предложил твою внучку назвать Сацуки, но мне хочется чего-то более девчачьего, — пробубнила мать, посматривая на дедушку, наносящего мазь на руки Бакуго. — Хммм… — тот ненадолго задумался, сноровисто втирая в кожу желтоватую субстанцию, пахнущую травами. — Как насчёт Эйми? Красота любви — очень даже по-девчачьи, нет? — А мне нравится, — улыбнулся Бакуго и подмигнул матери. — И с де Монсоро хорошо рифмуется, если что. — Это на что ты тут намекаешь? — усмехнулась та, прищурившись, смотря на него. — Эммм… — Бакуго посерьёзнел. — Наверное, на то, что я очень люблю пароходы, но бросать Эйджи ради продолжения дела деда не хочу? — А кто сказал, что ты должен это делать? — удивился дедушка, переходя от намазывания его рук к плечам. — Я, вообще-то, не собирался просить тебя ни о чем подобном… — Просто у людей принято, что сын или внук продолжает семейное дело… — Бакуго поспешил внести ясность. — Эйджи, вон, продолжает, же? И я подумал, что ты попросишь… Поэтому и решил сказать заранее. Если бы я не встретил Эйджи, я бы точно согласился, но теперь не могу — я решил был преданным королю, которого выбрал. — Так и будь, Кацуки. Ничего против не имею — у тебя самого очень важная роль в истории Алекстразы, — успокоил его дедушка. — Я пока не собираюсь на покой, а там, глядишь, и у самого наследники появятся. Но если внучке будут интересны пароходы и путешествия, то я, конечно же, против не буду. Но навязывать — ни в коем случае. — Фух, хорошо, что мы это выяснили, — помявшись, признался Бакуго. — Это меня очень напрягало. Правда. — Все хорошо, Кацуки, можешь расслабиться и идти своей выбранной дорогой. — Спасибо, деда, — улыбнулся Бакуго и уставился на мать. — Так что насчёт Эйми? По-моему очень красивое имя. — Соглашусь, — она закончила с массажем и откинулась на спинку кровати, поглаживая плюхнувшегося рядом Одеялко. — В принципе, мне нравится. Но надо ещё Масару спросить. Его же дочь тоже. Если он не против, пусть будет Эйми. — Спасибо, Мицуки, — довольно хмыкнул дедушка, пересаживаясь на кровати и усаживая Бакуго ровно, чтобы намазать тому спину. — Так звали мою бабушку. Прекрасная была сесаелия. Во всех отношениях. Конечно же Бакуго с матерью не могли не расспросить дедушку и тому пришлось немного рассказать о своем детстве, пока мазал щупальца Бакуго уже другой мазью. Оказывается бабушка у него была ух какая строгая и требовательная, но очень любимая. Она столько всего знала: легенд, сказок, просто истории, которыми щедро делилась с ним. — От нее у меня тяга ко всему новому и неизведанному, — подмигнул Бакуго и матери дедушка, намазывая последнее щупальце и чмокая мать в щеку. — Поэтому я и предложил. Так сказать почтить память. — После такого рассказа точно без шансов, — улыбнулась мать. — Будет Эйми. Масару вряд ли будет против. — Спасибо, Мицуки. Это очень многое значит для меня, — засмущался дедушка, а потом легонько похлопал Бакуго по шупальцам и улыбнулся. — Может, поедим? А то я позавтракать не успел.

***

После второго завтрака, во время которого Бакуго самостоятельно ел по одной креветке — тренировал подвижность то пальцев, то щупалец — они с дедушкой, отправив мать вздремнуть, удобно устроились в обнимку на кровати и приступили к прочтению той самой книги — про султана и раба. Дедушка оказался прекрасным чтецом: передавал разные интонации в диалогах, делал где требовалось драматичные паузы и настолько выразительно читал про несчастья, выпавшие на долю главного героя — подростка, что Бакуго даже не заметил, как проснулась мать и приплыла к ним в комнату — настолько его увлек сюжет и описания. — Что читаете? — заинтересовалась она, устраиваясь в изножье кровати вместе с Одеялком. — Роман про султана и раба. Эротический, как мне продавец в книжном магазине сказал, — пояснил дедушка. — Будешь слушать про любовь двух мужчин? Будут откровенные постельные сцены, насколько понимаю. — А чего бы и не послушать? Про мужчин и постель я как бы в курсе, — хмыкнула мать, устраиваясь поудобнее, но внезапно застыла и вопросительно посмотрела на Бакуго: — Кацуки, тебе нормально, если я с вами тут полежу, или мне всё-таки стоит оставить вас с отцом вдвоем? — А в чем проблема? — дедушка тоже уставился на Бакуго. — Да нет особой проблемы. Просто до этого мне было сложно с ма о сексе разговаривать. Родители и все такое… Потому она и интересуется. — О сексе? Это что? — округлила глаза мать. — Мицуки, это по-человечески называется все то, чем вы с Масару в постели занимаетесь, — хмыкнул дедушка и посмотрел на Бакуго. — Родители, Кацуки, такие же люди, как и мы с тобой. И, кстати, умение говорить с родителями о сексе — это признак того, что ты взрослеешь. Может попробуем все вместе познакомиться с этой историей и обсудить? Ну, а если вам будет некомфортно, то Мицуки потом самостоятельно прочитает отдельно. Договорились? Бакуго угукнул и затих, слушая дедушкин голос. Тот быстро пересказал матери о чем они узнали из книги ранее: главного героя вместе с другой молодежью из разграбленной и сожжённой деревни, заковали в кандалы воины султана и погнали к своему владыке через пустыню. Про пустыню Бакуго особенно понравилось слушать: во-первых, он о таком еще не знал, а, во-вторых, автор очень красочно описывал бесконечные холмы песка, палящее солнце днем и пронизывающий холод ночью. — Жутковатое место эта пустыня, вам не кажется? — мать передёрнула плечами, когда воины султана вместе с пленниками преодолели бескрайние пески, оставив за собой несколько трупов — некоторые из будущих рабов не пережили переход. — Да, ты права, Мицуки. В пустыню без должной подготовки соваться вообще не стоит, — хмыкнул дедушка. — Ну и как вам роман? Пока интересно? — Ага, — кивнул Бакуго, немного ерзая на кровати. — Деда, а ты мне можешь объяснить кто такие эти рабы? — Рабы, Кацуки, — это, считай, собственность того, кому они принадлежат. Хозяин раба может делать с ним все, что пожелает: заставлять выполнять любую работу или прихоть, ведь, по сути, раб — это вещь, у которой нет ни права голоса, ни выбора, ни собственной свободы… — Какой ужас! — опешила мать. — То есть живёшь себе, никого не трогаешь, а потом на деревню нападают, тебя сковывают кандалами, как какое-то животное, и ты — бесправное создание, у которого больше нет свободы? Что, такое на самом деле происходит в мире людей, отец? Или написанное — выдумка? — В том-то и дело, Мицуки, что это только отчасти выдумка. Такой кошмар, как рабство, на самом деле существует в человеческом мире. — Пиздец… И Эйджи ещё смеет считать меня варваром, когда в его мире есть такое?! — побагровел Бакуго: вроде как уже позабытая обида кольнула его с новой силой. — Кацуки, в государстве Эйджиро рабства нет, поэтому я думаю, что он испытал не меньший шок, читая этот роман, — дедушка сразу же встал на защиту наследного принца Алекстразы. — И я не думаю, что он когда-либо считал тебя варваром, скорее всего не совсем верно выразился. Просто, по сравнению, с его привычным миром, подводный — менее цивилизованный, но более гуманный, если соотносить его с некоторыми человеческими, и именно варварскими, государствами. — Как хорошо, что нам не придется сталкиваться с рабством, — поежилась мать и просяще посмотрела на Бакуго. — Кацуки, поделишься подушкой, а то что-то спина затекла. Дедушка пресек попытку Бакуго передать требуемое, махнул рукой и подушка сама подплыла к матери. Та устроилась поудобнее, почесала спинку скатику и улыбнулась. — Спасибочки. Я готова слушать дальше. И очень надеюсь, что в романе появится разумность и любовь. — Кацуки? — дедушка вопросительно посмотрел на всё ещё взбешенного Бакуго. — Читай, пожалуйста, дальше, — буркнул тот и прикрыл глаза, стараясь успокоиться и не расстраивать дорогих людей. Дедушка откашлялся и продолжил знакомить их с горькой участью главного героя: после пустыни тот ещё несколько дней добирался до дворца, сбив ноги в кровь и ободрав кандалами запястья и лодыжки. И когда его измученного, грязного и голодного кто-то из воинов толкнул в спину, чтобы он встал на колени перед своим новым «хозяином», главный герой, больно стукнувшись коленями о камни, сжал зубы покрепче и страстно пожелал у Бога смерти, чтобы не стать игрушкой в спальне жестокого султана. — А что имеется в виду под «стать игрушкой в спальне»? — Бакуго открыл глаза и недоуменно уставился на дедушку. — Имеется в виду, что главного героя будут заставлять заниматься сексом, — хладнокровно пояснил тот. — Никто не будет обращать внимания нравится ему это или нет. Никто не будет заботиться о его комфорте и удовольствии. — Это типа как в период размножения у нас? Самцы, не особо заботясь, хватают самок, оплодотворяют и плывут себе дальше, — нахмурившись, уточнила мать. — Не успела унести щупальца и, глядишь, уже беременна непонятно от кого. — Хуже, Мицуки, — помрачнел дедушка. — В нашем мире это происходит в определенные периоды и с целью размножения. А люди могут сексом заниматься ежедневно и цель у них не всегда биологическая, то бишь продиктованная природой. Сексом можно наказывать, им можно морально и физически ломать. Понимаешь чего боится главный герой? — Что его морально и физически сломают при помощи насильственного секса, и он потеряет себя? — Именно. Тем более, что ранее упоминалось, что султан жесток. А жестокие люди жестоки во всем. — Но ведь люди могут меняться… — неожиданно вставил свой комментарий Бакуго, которому все больше не нравилось о чем будет дальше: неужели нельзя было написать о чем-то хорошем, а не о насилии, которого навалом? — Могут, Кацуки, могут, если захотят, — приободрил его дедушка. — Если автор этого в своем романе не покажет, то будем воспринимать это произведение в качестве примера, как поступать не надо. Согласны? Или всё-таки не будем продолжать, раз вам не по себе? Можно попросить Эйджиро захватить из библиотеки какую-нибудь другую книгу… — Я считаю, что должен прочитать ее. Вместе с вами или сам — как решите, — отчеканил Бакуго. — Даже если мне не нравится то, о чем пишет автор, я должен знать что именно происходило в романе и чем всё закончилось, ведь Эйджи ее прочитал, и прочитанное на него повлияло не самым лучшим образом. И я хочу знать, что это было. Это как с тем руководством про драконов — я плевался, но читал, чтобы понять, что в башке у Шото. — Такой подход достоин восхищения, я считаю, — хмыкнул дедушка и потрепал его по волосам. — Поэтому я готов продолжить читать с тобой, тем более, что я тоже отчасти виноват — надо было самому ознакомиться перед тем, как давать Эйджиро, а не полагаться только на одну рекомендацию продавца и очень краткое описание в начале… — А знаете, я тоже тогда останусь с вами и узнаю чем всё закончилось, — хищно улыбнулась мать. — Вряд ли меня настолько напугает какая-то книга… Зато буду знать больше о людях. — И их пороках, — хмыкнул в бороду дедушка, переворачивая страницу. — Ну, тогда продолжим заседание нашего почти литературного клуба? — Продолжим! — хором подтвердили Бакуго с матерью. — Давай дальше. Бакуго снова прикрыл глаза и весь обратился в слух: так ему больше нравилось воспринимать читаемое — история будто оживала. А благодаря таланту дедушки преподносить текст непосредственно и эмоционально, иногда даже казалось, что он подглядывает за главным героем через шар. Вот и сейчас, Бакуго словно сам был загнанным, смертельно уставшим подростком, стоящим на коленях с опущенной головой перед султаном, который неспешно прогуливался перед ним и ещё десятком молодых парней и девушек, и оценивал свое «имущество». А когда его голову задрали вверх сильные мозолистые пальцы и перед глазами появилось суровое лицо султана, старше его самого раза в два, Бакуго захотелось громко послать своего новоиспечённого «хозяина», решительно глядя в один-единственный уцелевший глаз, ведь второй был обезображен шрамом… Однако главный герой не стал посылать султана, он просто оцепенел, и про себя молился, чтобы его сослали на кухню мыть грязную посуду или в служебные помещения для выполнения черной работы. — Идиот! — чертыхнулся Бакуго, когда султан, после долгого рассматривания главного героя, приказал его накормить, отмыть, перевязать и отправить в его комнату. — Надо было послать и не стал бы постельной игрушкой. Ты ведь этого не хотел! — Тогда бы его убили прямо там, правильно понимаю, отец? — мать, недовольно поджав губы, посмотрела на дедушку. — А так хоть есть шанс выжить и сбежать. — Да, Мицуки, такое поведение даёт больший шанс на выживание, — согласился тот. — Привееет! — радостно заголосил, заплывший в комнату Эйджиро и тут же завис в воде, глядя на нахмуренного Бакуго, недовольную мать и задумчивого дедушку с книгой в руках. — А что вы делаете? — У нас тут, вроде как, литературный клуб, — проворчал Бакуго, улыбаясь ему в ответ. — Деда читает про султана и раба, а потом мы вместе разбираем прочитанное. — Ох… — сочувственно посмотрел на всех Эйджиро. — Это достаточно тяжёлая книга для литературного клуба… — Да, Эйджиро, тяжёлая, — согласилась мать, обнимая того в знак приветствия. — Но мы решили все равно до конца узнать про судьбу главного героя. — Тогда молчу и не говорю, что будет дальше, — хмыкнул Эйджиро, чмокая ее в щеку и поглаживая скатика. — Привет, Одеялко! — Тогда объявляю заседание литературного клуба на сегодня закрытым, — хмыкнул дедушка, откладывая книгу на прикроватную тумбочку и обнимая подплывшего к нему Эйджиро. — Продолжим завтра. А сейчас у нас смена караула: Кацуки передаем на попечение Эйджиро, а мы с Мицуки тогда на прогулку и рыбалку, а потом все вместе встречаемся на совместном ужине. — Отличный план, — улыбнулась мать, возвращая позаимствованную подушку и подмигивая Бакуго. — Парням надо побыть наедине. Есть предпочтения на ужин? — А можете сделать той вкусной миноги? — улыбнулся Эйджиро, приземляясь под бок Бакуго и обнимая его. — Привета, Кацу! — Без проблем, — улыбнулся ему в ответ дедушка и подмигнул. — Мы не долго, так что никуда не уходите. Эйджиро с Бакуго посмеялись с его шутки и, как только взрослые со скатиком покинули комнату, кинулись в объятия друг друга.