Путь Ласточки

      Вероятно, это ошибка.       Именно так подумал Сандей, когда смог открыть глаза, окружённый мягким светом. Вместо кладбища, пузыря в хладных руках Часовщика и Ласточки он увидел перед собой заваленный кипами бумаг письменный стол. А ещё часы — большие и странные, аж несколько штук.       На ум сразу пришло сравнение — комната часовщика. Часовщика. В буквальном смысле.       Он сомневался, что Ласточка имела в виду именно это, говоря, что если долго вглядываться в тот полупрозрачный шар, можно прийти к смирению и найти ответы на все свои вопросы. Какие выводы он мог для себя сделать, попав в это место? Понять мотивацию Часовщика? Стать ближе к Шипе? Сомнительно как-то. Тем не менее, для чего-то ему позволили проникнуть в эту грёзу. Но у него не было ни малейшего желания разбираться в чьих-то скрытых мотивах. Он просто должен найти выход отсюда.       Сандей внимательнее огляделся по сторонам, пытаясь приметить что-нибудь полезное. Часы, бумаги, книги; на кофейном столике недопитый чай и пара чашек. И ни одного признака пребывания живой души здесь. В кабинете, вероятно, давно уже никого не было.       Он вздохнул и, развернувшись, направился к единственной двери, на выход. Сначала прислушался: где-то вдали раздавалась приятная приглушённая музыка. Потом приоткрыл дверь и осторожно выглянул — в коридоре царил полумрак, по левую и правую сторону расхаживали Мемы зоны воспоминаний и Кошмарики, а декор смутно напоминал отель «Грёзы». Проклятое место. Прямо напротив него в воздухе проплывали какие-то рыбы, рождённые из мемории. И плыли они все в одном направлении, будто указывая ему правильный путь.       Вступать в бой в его нынешнем состоянии — не лучшее решение. Несмотря на то, что Ласточка выходила его, он всё ещё был слаб — духом, не телом. Чтобы сражаться, ему придётся принять силу Шипе, которую он зарыл глубоко внутри себя, отказавшись следовать путём Гармонии. Примет силу Шипе — признает свою неправоту. А ему это пока давалось с трудом. Не был он готов вернуться к тому, с чего начал, словно блудный сын.       Стыдно потому что.       Монстры не патрулировали этот участок коридора, поэтому он смог выйти наружу беспрепятственно. Стоило ему оказаться за дверью, как на стене отсветы от мемории сложились в буквы, буквы — в слова, а слова уже составили вопрос:

Чего ты хочешь?

      Такой простой вопрос, но он заставил его впасть в ступор. Чего он хочет? Ну и чья воля интересовалась этим? В любом случае, он понимал, что ответить — проблема. Сандей сложил руки на груди в закрытой позе и поджал губы, потом прикрыл глаза и покачал головой. Его крылышки опустились как-то виновато, когда он погрузился в раздумья.       Сандей сам не заметил этого, но с момента попадания в дом Ласточки и Воронок, у него будто началась новая жизнь. Изменились ценности, поменялись увлечения, появились какие-то… планы на будущее даже. Хотя нет, пожалуй, планы — это слишком громкое слово. Мечты, грёзы — вот что это было. Банальные мечты о лучшем. Грёзы, которые, увы, могли существовать только в рамках его фантазии.       Ещё пару недель назад он мечтал о великом. О власти, о силе, о незримом богатстве. А сейчас, потеряв не просто всё, а фактически самого себя, он начал мечтать об обыденности. О том, чтобы у него был тёплый дом. О том, чтобы у него всегда была еда и возможность общения. О том, чтобы рядом с ним был кто-то, кто бы принял его и смог направить в верном направлении.       Он мечтал о Ласточке.       Клац!       Сандей резко распахнул глаза, когда неподалёку вдруг послышался лязг металла. Кошмарик подобрался слишком близко к коридору, с подозрением вглядываясь вглубь. Пора бы ему отправляться дальше, пока не попался. Он тихо выдохнул и, развернувшись в противоположную сторону, торопливо удалился, не заметив на горизонте опасности. Так или иначе, ему придётся двигаться вперёд, пока не найдёт отсюда выход, но на месте стоять точно нельзя — слишком опасно.       А ещё мысли непрошенные в голову лезть начинают.       Мемы зоны воспоминаний спокойно сидели по углам полумрачного зала, который оказался у него на пути. По периметру расположились несколько закрытых дверей, но рыбы продолжали плыть строго вперёд. «Иди вперёд, не сворачивай никуда, не оглядывайся». Обычно ведь так говорят, когда не знаешь, какой дорогой идти? Что ж, идти прямо в самом деле будет лучше, чем заглядывать в каждую комнату в поисках чуда.       «Эй, эй, эй, эй!»       Сандей удивлённо моргнул, услышав хорошо знакомый голос, и замер.       «Да очнись же ты, ну!»       Тревожный голос из другой реальности — это Ласточка звала его. Ну конечно, он ведь, наверное, свалился в обморок прямо у неё на глазах. Заставил её снова волноваться. Перед глазами сразу предстала картина, как она трясёт его за плечи или легонько хлещет по щекам, пытаясь добудиться. И, с одной стороны, это невероятно приятно, а с другой, ему стало неловко. Он и так доставил ей достаточно много неудобств и не хотел беспокоить ещё больше.       — Надо выбираться отсюда… — прошептал сам себе Сандей и прибавил шаг.       Он быстро побежал вперёд, преодолел небольшой помосток, распахнул двойные двери, оказавшись перед невысокой лестницей. Поднявшись наверх, снова резко открыл двери и выбежал на полукруглый балкон, да тут же и замер. Его глазам предстала удивительная картина, искренне поразившая его.       В самом сердце огромной бездонной залы, под потолком, расположился настоящий фонтан, вокруг которого плыли рыбы. Их косяк уходил далеко ввысь, и Сандею пришлось запрокинуть голову, чтобы проследить за ними, но когда у него хрустнула шея, он понял, что не стоит засматриваться на созданий чужой грёзы. Их завихрению всё равно не было ни конца, ни края.       Среди множества дверей, разбросанных вокруг в хаотичном порядке, он сразу смог вычислить нужную ему. На противоположном конце комнаты находился точно такое же балкон, с точно таким же проходом, какой был сейчас за его спиной. Но чтобы преодолеть расстояние от двери до двери, ему придётся быть аккуратнее — внизу уже собралось много монстров. Ничего страшного, он с этим справится. Чутьё подсказывало ему, что ещё чуть-чуть, и он достигнет своей цели.       Пусть только Ласточка дождётся его.       Прежде чем Сандей успел развернуться, чтобы броситься вниз по лестнице, его внимание снова привлекли бледные буквы, завитавшие в воздухе, прежде чем сложиться в слова и составить новый вопрос:

Почему ты ранишь тех, кого любишь?

      Кто-то отчаянно пытался влезть ему в душу и расковырять едва начавшие заживать раны.       Раздумывая над вопросом, продолжая двигаться по выстроенному маршруту, Сандей сухо усмехнулся. Почему он ранит тех, кого любит? Это звучало как провокация, хотя не то чтобы вопрос был построен совсем неверно. Сандей никого не любил в этой жизни. Никого и ничего, кроме Робин. Но его любовь и жажда построить для неё идеальный мир едва не погубили её. Теперь у него не было права любить её — он это право не заслужил. Пока что. Вот реабилитируется, исправит ошибки прошлого и тогда обязательно сможет смотреть ей в глаза.       «Но что насчёт Ласточки?» — закономерный вопрос сам собой возник в голове.       Ласточка была какой-то уникальной, самобытной, не похожей на других. Его тянуло к ней — не могло не тянуть. Ласточка перевернула его картину мира, раскрасила серую жизнь яркими красками, помогла окончательно проснуться от многолетнего сна. Она стала для него своего рода маяком, который был готов осветить ему дорогу, развеять призраков прошлого и помочь.       Это было больше, чем слепая привязанность или безграничная благодарность за спасение. Нет, Сандей хорошо осознавал и свои чувства по отношению к ней, и свои желания. Он хотел быть рядом с Ласточкой, хотел саму Ласточку. Хотел, чтобы она позволила ему стать лучшим другом Воронок и подарить девочке всё то, чего она лишилась в раннем детстве.       Как бы странно это ни звучало, но Сандей хотел создать с ними семью — настоящую.       Хватило ли бы ему смелости выразить своё желание, глядя Ласточке глаза в глаза, — уже другой вопрос. Она дала ему понять, что он ей приятен, но не уточнила, в каком смысле. Впрочем, в своём нынешнем положении Сандей был бы рад любому раскладу, даже если бы она разрешила ему просто дружить с ней.       На самом деле, взаимная симпатия — это очень опасно. Любовь может одновременно окрылить тебя и сделать слабым. Он уже жестоко просчитался однажды; если снова сделает неверный шаг и причинит Ласточке и Воронок боль, то ни за что не простит себе.       Но Ласточка, наверное, только поругала бы его за такие мысли, если бы услышала их.       Когда зал с фонтаном остался позади, за закрывшимися дверями, и очередная лестница была преодолена, Сандей попал в новую комнату, которая выглядела как вполне безопасное помещение. Светлая, уютная, хотя явно не последняя здесь. Его внимание сразу привлекла стайка птиц-оригами, устроившихся в углу на кофейном столике. Яркие алые птички окружили другую птицу, покрупнее, которая явно была среди них главной. Та сидела тихо, с важным видом, пока малыши громко чирикали что-то о своём. Сандею удалось уловить среди их переливистого говора знакомое имя: Часовщик. Впрочем, ничего удивительного, это всё же его сон.       Наконец на Сандея обратили внимание, когда большая птица повела клювом и склонила голову чуть набок, устремив взгляд глаз-бусинок на него. Они молча переглядывались с мгновение, и Сандей машинально сделал шаг вперёд, за ним ещё один, и ещё. Неожиданное чириканье «главной» птицы прозвучало достаточно громко, чтобы он смог услышать и чётко понять сказанное.       — Ты заблудился, чирик?       Сандей остановился и неопределённо повёл плечами, бросив взгляд в сторону.       — В каком-то смысле, пожалуй.       Птица снова чирикнула и раскрыла одно крыло пошире, словно указывая на дверь, расположенную рядом с их «гнездом».       — А ты готов к тому, чтобы тебе указали путь, чирик?       Сандей снова посмотрел на птицу и слегка нахмурился, раздумывая над ответом. Готов ли он вернуться? Вот уж правда, хороший вопрос.       У Сандея больше нет дома. Сандей больше никому не нужен. Сандея больше никто не ждёт.       Наверное, если бы он сказал что-то подобное вслух, точно получил бы оплеуху от Ласточки, а Воронок сказала бы, что он дурак. И была бы права — он в самом деле круглый дурак. Ведь у него появился дом. Ведь он нужен Воронок. Ведь его ждёт Ласточка.       А где-то там — он верил — его и Робин всё ещё ждала.       Птица словно расердилась из-за того, что он слишком долго молчал, и чирикнула с какой-то недовольной интонацией.       — Ты боишься! Сомнения добра тебе не принесут, чирик! Ты потеряешься в лабиринте собственных страхов, если не перестанешь трястись!       Сандей фыркнул, закатив глаза. Ещё бы его птица не осуждала. Хотя ведь правду говорила — стыдно признавать это перед самим собой. Он выдохнул, спрятав лицо в ладонях, затем помассировал виски и снова поднял взгляд, собираясь с мыслями. Да, он боится и сомневается. Да, он знает, что если не отпустит свои страхи, то они погубят его. У него ведь и мотивация есть, чтобы перебороть себя. Только решиться и шагнуть навстречу неизвестности всё равно сложно.       — Что мне делать? — наконец спросил он, одарив птицу серьёзным взглядом. Та взмахнула крылом, всё ещё указывая на дверь, и отвернулась от него. Спустя мгновение чирикнула таким тоном, что стало ясно — это её последнее слово.       — Ты знаешь, чего хочешь, чирик. Ты понимаешь, что права на ошибку у тебя больше нет. Иди вперёд, не оглядываясь, и встреться со своими страхами лицом к лицу.       Сандей поджал губы и смиренно кивнул. Он в несколько широких шагов преодолел комнату и остановился лишь за тем, чтобы распахнуть дверь, уставившись прямо перед собой. Вступив внутрь, он затаил дыхание, когда полумрак снова поглотил его; дверь с мягким скрипом закрылась позади.       Круглая комната, полностью увешанная дурацкими часами и заставленная пузатыми телевизорами. Тихое тиканье сопровождало телевещание на мерцающих экранах, свет от которых резал глаза. Двери, расположенные по окружности, горели красным, оповещая о том, что они закрыты. Сандей остановился на середине комнаты и стал оглядываться, пытаясь разглядеть какую-нибудь подсказку или увидеть какой-нибудь знак.       Эта комната — финишная прямая. У него нет пути назад, а путь вперёд хорошо спрятан. Помощи теперь ждать тоже неоткуда — он сам себе помощник.       Бзз. Бзз. Бзз.       Рябь на выпуклых экранах наконец прекратилась, будто антенны поймали сигнал. Картинки стали появляться одна за другой, мигая с разницей в несколько секунд. Миг: Робин. Миг: Ласточка. Миг: Воронок. Миг: Шипе. Робин — Ласточка — Воронок — Шипе. Любимая сестра, близкий человек, юная подруга, отрешённое Божество.       Сандей пустым взглядом пялился сразу на все экраны, с которых на него взирали те, ради кого он жил и из-за кого творил то, что творил. Это какое-то испытание? Его проверяют на прочность или давят на совесть? У него, кажется, начал дёргаться глаз, а сердце в груди лихорадочно зашлось. Он не удержался и, ослабев, рухнул на колени.       Тревога нарастала. Пальцы напряглись, и дыхание спёрло. Стало по-настоящему плохо, до тошноты и до потери сознания. Он спрятал лицо в ладонях, почти задыхаясь.       Ему нужно выйти, выйти!..       Нет, стоп. Отставить панику. Паника — не выход.       Сандей сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, осторожно опустив руки. Сфокусировал зрение на одном лишь экране напротив себя. Робин, Ласточка, Воронок, Шипе. Его жизнь отныне крепко связана с этими именами. Ради своей семьи он готов принять силу, которой был наделён с рождения. Ради дорогих ему людей он готов снова ступить на путь Гармонии и следовать ему, как праведник.       Он больше не будет прятаться и убегать.       Неожиданно экраны вокруг него начали гаснуть по очереди, пока комната окончательно не погрузилась во тьму — но ненадолго. Одна из дверей вдруг подсветилась мягким голубоватым цветом и тихонько скрипнула, приоткрываясь. Сандей моргнул и неспешно встал с пола, затем зашагал в её сторону.       Похоже, он наконец нашёл выход из лабиринта.

***

      Сандей резко распахнул глаза.       Нависавшая над ним с тревожным взглядом Ласточка округлила глаза, вытянувшись в лице. Она не плакала, но явно была взволнована, сидя прямо на холодной земле, устроив его голову на своих коленях. Сандей медленно моргнул, скосив взгляд чуть в сторону — они всё ещё были на кладбище и устроились прямо у ног Часовщика. Потом он снова посмотрел на Ласточку, давая понять, что окончательно пришёл в сознание. Лишь тогда она начала причитать, легонько встряхнув его за плечи:       — Идиот! Ты хоть знаешь, как я испугалась? Свалился тут на меня! Тебе кто вообще разрешал падать в обморок? Я тебя за этим сюда привела? Ещё и Часовщика собой чуть не потревожил! Кощунство! — когда словесный поток от всплеска эмоций подошёл к концу, Ласточка поджала губы, вперившись в него взглядом, пока Сандей молча пялился на неё снизу вверх. Её маленькая ладонь, объятая знакомым зеленоватым светом, опустилась ему на лоб, прямо поверх вспотевшей кожи. Она с шумом выдохнула и уже тише поинтересовалась: — Ну ты как?..       Он проглотил ком в горле, слегка запрокинув голову, ощущая под собой мягкость её бёдер. Тонкие пальцы Ласточки с нежностью погладили его по голове, иногда запутываясь в волосах. Ради этого — ради её волнительного взгляда, заботливого прикосновения и сердитых слов правда стоило вернуться. Сандей приподнял уголки губ в умиротворённой улыбке.       — Теперь я в порядке.       Ласточка устало вздохнула и покачала головой, прикрыв глаза. Её рука остановилась у него на макушке. Они провели в тишине ещё немного, пока она снова не открыла глаза, отведя взгляд в сторону, и не заявила:       — В общем… я кое-что решила, пока ты тут валялся в отключке.       Сандей приподнял брови в удивлении, не понимая, о чём она.       — Не знаю как… Но я помогу тебе встретиться с твоей сестрой. Хотя бы раз, но помогу. Без лишних свидетелей, чтобы КММ не помешали вам, — тут их взгляды всё-таки пересеклись; Ласточка посмотрела на него вполне серьёзно. — Ты только подожди немного, и я всё организую. Хорошо?       Он улыбнулся чуть шире. Её решительность обрадовала его, оставив после себя приятное послевкусие. Сколько же добра она ему уже сделала и продолжает делать — он и вовек не расплатится. Перехватив её руку с неловкостью, Сандей притянул её ближе к своим губам и коснулся внутренней стороны запястья в невесомом поцелуе, ощутив участившийся пульс. Ласточка зарделась, приподняв угольные крылышки, чтобы спрятать щёки. Она надулась, но руку вырвать не попыталась.       — Спасибо тебе… Ласточка, — её имя мягко перекатилось на его языке как стослойное мороженое. Он всматривался в её ярко-красные глаза как заворожённый и не прекращал улыбаться. — Спасибо за всё.       Вспыхнув от смущения, Ласточка насупилась и всё же скрыла покрасневшее лицо за крылышками, щёлкнув Сандея свободной рукой по лбу.