Везунчик

      Ко дню моей выписки Виктор уже успел уладить все вопросы с оплатой. Мне же не пришлось ни время тратить, ни деньги. Боюсь представить, какая сумма в итоге набежала за месяц. Даже немного больше. Наверное, лучше и не знать.       Виктор хотел меня встретить, но в итоге написал, что у него появилось важное дело, и он будет ждать меня дома. Так что переступить порог клиники я собирался в гордом одиночестве.       Попрощавшись с милой девушкой у стойки регистратуры, я хотел было выйти, но у выхода меня встретил Ричард. Я вообще-то полагал, что наше общение ограничится тем случайным странноватым разговором. Пока что.       — Дэниел, добрый день! — мужчина приветливо улыбнулся, поправляя свой галстук. — Уже выписались? Это радует. Не желаете ли немного поболтать?       Да-да, совершенно случайно встретил меня тут, как раз выписывающегося. К чему риторические вопросы? Почему не сказать сразу, что ему нужно? Ну и семейка.       — Добрый, — я улыбнулся ему в ответ из-за привычки быть по умолчанию вежливым с теми, кто значительно меня старше. — Я вообще-то собирался ехать домой. Разве я могу вам чем-то помочь?       — Кое-чем можете, — Ричард хитро сузил глаза — так же, как обычно это делает его сын. — Это не займёт много времени. Выпьете ли со мной по чашечке кофе или чая?       — Не думаю, что могу сейчас позволить себе тратиться на излишества, — это просто отговорка, ведь его внимание ещё при первой встрече меня несколько смутило. И вряд ли он этого не заметил.       — Вы забавный молодой человек, — посмеялся он. — Я же приглашаю. Значит, я угощаю. Прошу, не отказывайте мне в короткой беседе. Вообще-то я только вас сейчас и ждал.       Теперь хотя бы честно.       — Меня? — я даже не попытался сделать вид, что удивился. — Прежде, чем я соглашусь или откажусь в очередной раз, скажите, чем я вообще обязан такому вниманию?       — Знакомством с моим сыном, конечно, — хотя этот человек и говорит довольно расплывчато и не выдаёт того, что у него на уме, он не кажется мне враждебно настроенным. — Всего полчасика. Тут недалеко есть чудесная кофейня!       — Ладно, — вздохнул я. — Но я вряд ли вам расскажу что-то, чего бы вы не знали сами.       Вообще-то Ричард Лэнг показался мне довольно приятным человеком, хотя и пока что не очень понятным. У него определённо есть харизма, а также, что играет в его пользу, он позволяет себе немного дурачиться. Нравятся мне люди, что с возрастом не становятся серьёзными и исключительно важными персонами. Мне было бы совсем уж не по себе, если бы от меня что-то было нужно подобному человеку, да ещё и при этом богатому. Но было бы проще, если бы он снова был со своим котом. Было бы легче не думать о том, какое до меня вообще может быть дело папаше Виктора, я бы просто гладил рыжика.

***

      Отпив зелёного чая из чашки, я выжидающе посмотрел на своего собеседника.       — Как ваше самочувствие? — поинтересовался он.       — Вполне неплохо, — отмахнулся я. — Простите, я не силён в светских беседах, так что вам не обязательно задавать мне формальные вопросы. Можете и сразу к делу переходить.       — Ха-ха! — засмеялся он. — А вы были разговорчивее, когда со мной был Реджинальд!       — Коты всегда могут растопить моё ледяное сердечко, — улыбнулся я, припоминая, что Кайл иногда называл меня снежной королевой за умение состроить морду кирпичом и отмахиваться от любых любезностей, когда мне что-то не нравится.       — Должен признаться, Дэниел, я кое-что о вас знаю, — наконец-то начал Ричард, — Не слишком много. Но некоторые сведения имеются.       Это я и так понял, когда Виктор стал ругаться на отца за то, что тот говорил со мной. Я тогда не понял сути его претензий, но решил не заморачиваться, ведь мне и так хватало пищи для размышлений.       — И-и-и?.. — протянул я, ожидая дальнейших слов.       — И вы занятный парень, — сказал он. — Я не буду скрывать, для меня не составляет проблемы найти информацию о ком-либо. Мой сын не хотел, чтобы я лез в ваши дела, так что всё, что я узнал из клиники — лишь когда вы выписываетесь. За конфеденциальность не переживайте. Но я не смог отказать себе в том, чтобы удостовериться в вашей добропорядочности. Вероятно, вы знаете, что у Виктора была, скажем так, насыщенная юность. Я, как и любой другой отец, до сих пор за него переживаю и не хочу, чтобы ему снова пришлось проходить через всё то, что было раньше. Мне просто интересно, с кем так тесно контактирует мой сын. Думаю, вы меня понимаете. Увы, я ошибался и многое упустил из виду. Может, и поздновато спохватился, но хотелось бы быть в курсе происходящего.       Ричард улыбнулся так просто и дружелюбно, будто бы вовсе не сказал ничего такого. Но для меня подобные разговоры не являются чем-то привычным. И не кажутся естественными.       — Да, для меня не новость, что у вашего сына случались неприятности из-за, как вы выразились, его насыщенной юности, — я усмехнулся, всё ещё не совсем понимая, к чему это всё, но уже предполагая не самый приятный вариант. — И вы, как заботливый родитель, хотели узнать, не уголовник ли я, ни сумасшедший ли, из достойной ли семьи? Не знаю, о какой информации вы говорите, но полагаю, о хорошем чаще всего молчат. Говорите прямо, что со мной не так? Мне даже интересно послушать, что же занятного вы находите в простом смертном.       — Кажется, моему сыну нравятся люди не менее колючие, чем он сам.       — Что вы вообще хотели этим сказать? Пожалуйста, я и правда не слишком хорош в том, чтобы угадывать, что люди имеют в виду, когда не говорят прямо. Слишком много могу придумать. С фантазией у меня всё хорошо, даже слишком. И хорошо, что сейчас я достаточно расслаблен, чтобы прямо сказать об этом.       — Вы не поняли, Дэниел, — мужчина, не прекращая улыбаться, тихо вздохнул. — Я не пытаюсь вас чем-то задеть или же в чём-то обвинить. Я всего лишь любящий отец. У нас в семье были сложности. Все мы делали ошибки. Как я уже сказал, я о многом жалею, вспоминая, что не уделил сыну достаточно внимания тогда, когда ему это было нужно. Мы с моей любимой супругой всегда старались делать всё из лучших побуждений. Мы всегда желали сыну только лучшего. А потому сейчас, когда и я, и Виктор, смогли признать свои ошибки и пойти друг другу на встречу, я бы хотел быть для него лучшим отцом, чем был раньше. Жаль только, что моя покойная супруга так и не увидела, как он успел повзрослеть. Так что мой интерес к вам строится исключительно на желании понять, чем живёт мой сын. Он ещё не совсем готов полностью доверять мне. Он считает, что семья разочаровалась в нём. Сложно переубедить в обратном такого упрямца. Со временем он, конечно же, многое поймёт. Но пока что я не вижу ничего ужасного в своём желании узнать, кем дорожит мой сын. У него мало близких. Даже в детстве у него был всего один друг. Конечно, мне стало интересно, что вы за человек, раз Виктор к вам привязался. Но я так же и знаю, что сам он мне всего не расскажет. А лично расспрашивать вас о каждой мелочи было бы малоэффективно. Проще ведь самому узнать самые важные моменты, согласитесь.       — Послушайте, я вас не понимаю. Я прекрасно знаю, что ничего особого и выдающегося обо мне вы не нашли. Я обычный человек, с обычной жизнью и довольно обычными диагнозами. Всё скучно. Можете не оправдываться отцовской любовью. Я знаю, что родители и о взрослых детях зачастую очень уж пекутся. Но к чему вы начали разговор с того, что что-то там обо мне знаете? Я, вот, знаю, что у вас есть мейн-кун, что дальше?       — А вы и правда излишне скромничаете, Дэниел, — усмехнулся Ричард. — По некоторым довольно незначительным, казалось бы, деталям можно составить довольно правдоподобный портрет человека. Я понимаю, почему вы нравитесь моему сыну. И меня радует, что он привязался к вам, а не к тому, кто его будет снова тянуть на путь саморазрушения. И вы заблуждаетесь, если думаете, что я знаю о ваших диагнозах. Я лишь попросил своего брата найти мне немного информации о вашей семье. Меня куда больше интересуют ваши отношения с законом. Но разговоры с вами тоже дают немало информации. Это правда — ничего особо интересного о вас не найти. У вас не было проблем с законом, хотя у вашего брата имеется пара приводов в полицию, благо, не слишком серьёзных. Были, конечно, у него интересные эпизоды, но ничего особо важного для меня. Вы же мирны и никогда не искали неприятностей. Даже в недавнем происшествии вам не было выдвинуто никаких обвинений, хотя вы остались с небольшим шрамом, а преступники попали в больницу. Одному из них, кажется, потребуется длительная реабилитация. Вы учитесь, работаете и делаете всё, чтобы ваша жизнь была более-менее сносной — это со слов Виктора. Тем не менее, в вашем юном возрасте вам понадобился месяц интенсивной психотерапии, что явно говорит о том, что ваша жизнь не сахарная.       — Вообще-то я и так знаю, кто я, и, какой была и является моя жизнь, — полное непонимание того, что я тут вообще делаю, я попытался скрыть глотком чая. — Мне надоедает это слушать. Я раньше думал, что это я многословен. Я ошибался.       — Вы неглупый парень, — сказал Ричард, — Глупые в таких условиях к вашему возрасту живут иначе. У вас хватает проблем и искажений в восприятии мира, но всё же вы дружите с логикой и здравым смыслом. К моему стыду, я при всех своих средствах не смог вырастить сына так, чтобы он в вашем возрасте был бы достаточно рассудительным. Вы же таким выросли в условиях стресса и в окружении довольно неприятных людей и событий. Поправьте, если я ошибся, всё же полных сведений о вас у меня нет. Повторю, я понимаю, почему Виктор к вам привязался. Мне показалось, что он уважает вас. От моего сына это уже очень высокая степень признания. Скажите, как вы к нему относитесь?       — Вы могли спросить это без долгих предисловий, — заметил я. — Зачем же вы портите о себе впечатление, рассказывая мне о том, что разнюхивали информацию обо мне?       — Не хочу недопониманий. Я знаю, кто вы и, что из себя представляете. И у меня к вам довольно положительное отношение. Я говорю это всё, чтобы вы понимали, что не надо притворяться и врать. Я всего лишь отец, который уже давным-давно не имеет достаточно влияния на сына, чтобы сделать его жизнь лучше. А потому иногда приходится искать обходные пути. Так что? Что скажете о Викторе?       — Он импульсивный, но он готов признавать ошибки. Он искренне о них сожалеет и старается не повторять. Он мне кажется умным, но ввиду характера он может делать глупости. Нередко. Я слышал, что он агрессивный, но я бы так не сказал. Он как большой ребёнок. Наверное, слишком уж эмоциональный для своего возраста. Он может быть той ещё занозой, но вообще-то он куда добрее, чем кажется. Он даже немного мечтатель и идеалист, хотя вряд ли признается в этом. Кажется, ему не так просто принимать некоторую несправедливость мира, как должное. Мило, что такой бука на самом деле явно хотел бы видеть мир красивее и добрее. И он об этом сам раньше даже не подозревал, как мне показалось. Ему всегда говорили, какой он гад, он таким и был. Обычная реакция. Беспочвенно обвини кого-то — он захочет дать основания. И он привык быть таким, каким его видели окружающие. Это тоже своеобразная «справедливость», хоть и довольно детская. Он пытается быть лучше. И у него это хорошо получается. Мне нравится Виктор. Лично моё мнение — у вас прекрасный сын, хотя ему и потребовалось много времени для того, чтобы набраться ума и опыта. Разве я сказал вам что-то, чего вы не знаете сами?       — Нет, — Ричард, кажется, рад. — Но приятно услышать, что кто-то понимает моего сына. Неудивительно, что он хочет о вас позаботиться. Дэниел, а в каких вы с ним отношениях?       — В хороших? — я засомневался в смысле его вопроса. — Я не думал с ним подружиться, когда переезжал. Но мы поладили.       Главное — не раскраснеться сейчас. Мне не совсем понятно, спрашивает ли Ричард о том, ладит ли кто-то с его сыном, или же, имею ли я виды на него. Я ведь совсем не знаю, какой информацией поделился бы сам Виктор, чтобы не сказать лишнего.       — Я не об этом, — мужчина даже будто бы посмотрел на меня с какой-то странной теплотой. — Я же сказал, вы можете не врать. Некоторые незначительные детали… Бросьте, Дэниел. Бедный парень в недешёвой клинике, в дорогом пальто. Достаточно умный и понимающий, чтобы мой упёртый сынок признавал в вас авторитет, несмотря на то, что вы младше и совершенно другого круга. И, конечно же, Виктор, который выглядит как неловкий влюблённый школьник, когда смотрит на вас. Вы правда думаете, что я не сложу два плюс два?       — Тогда почему вы спрашиваете меня об этом, если сами всё знаете? — глоток чая поможет скрыть смущение. Мне хочется так думать.       — Хочу услышать это от вас, — Ричард вдруг рассмеялся. — Не волнуйтесь! Этот разговор останется только между нами! Можете не стесняться.       — Что же так? — нахмурился я. — Вы же так хорошо делаете выводы на основе крупиц информации и собственных наблюдениях.       — И всё же я могу ошибаться. Я ещё сомневался, когда Виктор только рассказал о вас, но при вашей встрече сомнений стало меньше. Развейте их полностью. Даже у лжецов глаза бывают честными. А у моего сына нет огромного таланта ко вранью. Да и вы не особо скрывали чувств. При вашем виде рядом с моим сыном мне показалось, что вы… человек широких взглядов.       — Это называется бисексуал, — спокойно заметил я.       — Нет, вы очаровательны! — снова засмеялся он. — Есть своя прелесть в общении с такими молодыми людьми.       — Я уже сказал вам, мне нравится Виктор, — начал я. — Но между нами на данный момент нет тех отношений, о которых вы, видимо, думаете.       — То есть он просто делает вам щедрые подарки? — с насмешкой и недоверием спросил Ричард. — Хоть мы с моей покойной супругой, возможно, и избаловали его, он вообще-то никогда огромной щедростью не отличался. Просто так, потому что может, тратить деньги не стал бы.       — Это его дело, куда он тратит деньги, — сказал я. — Мне неловко принимать дорогие подарки. Но так уж вышло, и я не хочу перед вами оправдываться за помощь Виктора. Хотя и не хотелось бы, чтобы вы думали, что я исключительно выгоду ищу и развожу вашего дорого сыночка. Но вы не похожи на того, кто будет делать такие банальные выводы.       — Не-е-ет, что вы… — он сделался даже виноватым. — Я, как уже говорил, не хочу вас оскорбить или задеть, но позвольте заметить, что с вашей внешностью и непредвзятостью вы могли бы далеко пойти. Вы молоды, у вас красивое лицо и есть мозги. Если бы вы хотели, то давно уже могли бы жить гораздо лучше, чем сейчас. И вам бы это было нетрудно. Вам даже не пришлось бы работать. Вряд ли до вас это дошло бы только недавно, когда вы познакомились с моим сыном. Вы бы и не встретились, если бы вы без зазрения совести по полной пользовались своими природными данными.       — Сочту за комплимент, — процедил я, натянуто улыбнувшись.       Н-да. Сначала кажется, что этот человек дружит с хорошими манерами, но на деле может сказать и что-то такое. Видно, что без задней мысли. Но приятнее от этого не становится. Даже если Виктор действительно больше похож на мать, от отца у него тоже немало. Но одно дело, когда я понимаю, почему человек так говорит, а другое, когда я за всё время разговора, так толком и не понял, что от меня вообще хотят.       — Простите, если это больная тема, — на этот раз мужчина стал серьёзнее. — Я лишь хотел сказать, что не такого мнения о вас, Дэниел. Если вы и правда не в тех отношениях, о которых я думаю, то что между вами? Я вижу, как мой сын смотрит на вас, слышу, как он говорит о вас, и вывод напрашивается сам собой. О друзьях так не заботятся и такие подарки для них — это что-то редкое. У Виктора именно так — это уж точно. И вы не отрицаете своей симпатии.       — Так и есть, — признался я. — Но на данный момент это нерешённый вопрос. А потому я бы всё же попросил, не лезть не в своё дело. Или вы хотите рассказать мне, что мне не место рядом с вашим сыном?       — Ой-йой! — Ричард приподнял руки, как бы сдаваясь. — Обижаете, Дэниел! Я же вам уже так долго рассказываю, что вы мне приятны! Или вы каких-то дурацких сериалов пересмотрели? Хоть Виктор ещё и сомневается в этом, я хотел бы, чтобы его жизнь наконец наладилась. Я хочу, чтобы он был счастлив. Я готов его поддержать и помочь при необходимости. Мне всё равно, какого вы пола и статуса. Главное, чтобы хотя бы сейчас рядом с Виктором был человек, который его понимает и не осуждает. Я прекрасно понимаю, что многие люди будут с подозрением смотреть на парня, который лечился от зависимости и впустую потратил не один год. Я-то своего сына знаю, и понимаю, что это, скорее, моё упущение. И я знаю, что всё это было лишь защитной реакцией довольно ранимого человека. Но окружающие видят другое, и их сложно в этом винить. Но я хотя бы узнал, что вы видите то же, что и я. Потому я и задаю вам странные вопросы, потому я и раздумываю, как я ещё могу вам посодействовать.       — Почему бы было не сказать всё прямо так? — я подпёр лоб ладонью, поставив локоть на стол. — Господин Лэнг, что бы вы ни думали, я правда не слишком хорош в таких беседах, где никто ничего прямо не говорит.       — Пожа-а-алуйста! — протянул он обиженно. — Без официальностей! Ри-и-ичард! В общем, я хотел спросить, насколько вы серьёзны, когда вам кто-то нравится?       — Серьёзнее, чем хотелось бы, — вздохнул я.       — Тогда, пожалуйста, присмотрите за моим сыном, — теперь уже без тени улыбки попросил Ричард. — Ему тяжело. И действительно одиноко. Мы с супругой своё упустили. Я люблю Виктора, но он уже никогда не сможет так мне довериться, как мог бы в детстве, если бы я был в то время умнее. Просто сделайте его папаше приятно, ладно?       — Я не могу вам ничего обещать, — я решил ответить честно. — Я бы хотел сказать вам, что буду рядом с вашим сыном, но это зависит не только от меня.       — Мне что-то подсказывает, что вы слишком дороги Виктору, чтобы вы могли его чем-то оттолкнуть. Не переживайте по мелочам. Жизнь слишком коротка для этого. Я не жду от вас обещаний. Я просто сказал то, что хотел. Я рад узнать, что Виктор наконец находится в обществе подходящего человека.

***

      Кто там называл меня странным? Посмотреть бы им сейчас в их глаза. Возможно, годам к пятидесяти я тоже стану позволять себе ещё больше причуд. Отец Виктора явно любит изъясняться так, чтобы ввести собеседника в заблуждение. Интересно, конечно. И я бы не сказал, что он мне как-то неприятен. Однако Ричард Лэнг — это довольно странный старт для возвращения к нормальным серым будням. И хватило бы ведь пяти минут! Можно было просто сказать: «Дэниел, я не против вашей связи, но не обижайте моего нежного сынулю, пожалуйста!» И всё было бы понятно. Но, что отец, что сын — оба любят смутить посильнее, да наговорить всякого.       Виктор писал мне, что меня будет ждать тёплый приём. Надеюсь, он ничего такого не выкинет.       Ещё до того, как меня выписали, когда мне стало получше, я успел вкратце сообщить Майку, что со мной всё в порядке, и я потом при личной встрече объясню, что случилось. По крайней мене, брат перестал заваливать меня сообщениями и вопросами.       А вот матери я бы предпочёл вообще не рассказывать ни про прошлое, ни про нападение, ни про клинику. Лучше будет соврать, что я просто упал или что-то вроде того. Стоит подумать. Но с ней тоже надо бы встретиться, хотя бы посмотреть, как она одна живёт.       Бенджамину я тоже не хотел бы рассказывать всего, но поговорить надо. Я ведь так и не успел с ним встретиться после всего этого. Бен заваливал меня сообщениями. Конечно, я написал, что объясню всё позже, но ему явно этого было мало. Однако и я на тот момент не был намерен отвечать на кучу сообщений и объясняться по телефону. Пойму, если он будет зол на меня. Но я всё равно лучше встречусь с Беном лично и постараюсь рассказать о том, что его касается.       С Виктором же меня ждёт долгий разговор, который я не хотел бы оставлять на потом.       Я немного волнуюсь, но приятно вновь подниматься по винтовой лестнице. А на пятом этаже я почуял приятный аромат чего-то съестного. За последний месяц у меня немного улучшился аппетит. Такого не наблюдалось уже несколько лет, так что мне непривычно по-настоящему хотеть что-то съесть.       Даже наша пожилая соседка из квартиры напротив, миссис Девис, выходя и здороваясь со мной, повздыхала о том, что явно что-то необычное творится.       Виктор почему-то с ней на ножах. Не пойму, чем ему не угодила милая пенсионерка, но из-за этого она и на меня недовольно поглядывала, когда я только переехал. Но, если со сверстниками у меня и бывают проблемы, то старушки меня почему-то обожают. Видимо, сказывается папкина школа. Он всегда был любимчиком тех, кому за пятьдесят. Что в его двадцать с хвостиком, что в сорок. Видимо, я перенял даже слишком много. Так что и миссис Девис вскоре расслабилась и занесла меня в список «приличных молодых людей», несмотря на мои длинные волосы и пирсинг, которые зачастую так не любят пенсионерки. И с её слов: «Наконец-то кто-то воспитает из него человека! Чуешь, Дэнни? Даже кашеварит что-то там! Я-то думала, только ты и готовишь! Глядишь, даже здороваться со старшими научится!»       Виктор-Виктор… что же ты мог не поделить с пожилой соседкой? Как вообще можно заставить невзлюбить себя милую женщину, которой для хорошего отношения хватает улыбки и вежливости?       Когда я наконец открыл входную дверь, Виктор оказался в прихожей тут как тут. Запах стал ещё отчётливее и аппетитнее. Кажется, что-то с курочкой.       — Практикуешься? — вместо приветствия спросил я, скидывая свой тяжёлый многострадальный рюкзак.       — Кто-то же должен тебя едой соблазнять, — он улыбнулся мне. — Обед как раз готов.       — Не поверишь, я даже голодный, — я стянул ботинки и снял пальто. — Буду подъедать твои запасы.       — Тогда проходи.       — Но я думал сначала поговорить о важном.       — За едой начнём, — Виктор пожал плечами. — Я же просто талант! Сам чуть слюной не захлебнулся, пока готовил.       Пройдя на кухню, я сел за уже накрытый стол на своё привычное место. Виктор, кажется, немало готовил в моё отсутствие. Неужели так понравилось? Надо будет подарить ему прелестный фартук. Самый милый, какой найду. Розовенький, с котиками, с сердечками…       Виктор сел напротив, и мы принялись понемногу есть мясо с запечёнными овощами. Этот парень просто жить не может без курицы, говядины, свинины, да и рыбы тоже. Как и его кузина. У них удивительно схожи предпочтения в еде — мясо с мясом, желательно, в мясном соусе. Даже странно, что про овощи не забывают.       — Ученик вот-вот превзойдёт учителя, — сказал я, проглотив кусочек курочки. — Может, тебе самому работать горничной? С чулочками и кудряшками.       — Ну, смотри, у тебя опыта работы побольше, чем у меня, — ответил он. — Будешь добытчиком, а? А я домохозяюшкой. С чулочками и кудряшками. Рассказывай. Как ты?       Даже как будто бы никакой неловкости. Словно просто давно не виделись. Хотя, наверное, мы оба просто не совсем знаем, с какой стороны лучше подойти. И оба, вероятно, не хотим показывать, как сильно волнуемся. Встретились два идиота.       — Значительно лучше, — начал я, — Но мне ещё долго пить антидепрессанты. Дорого-о-о… А ходить к психотерапевту ещё дороже.       — Это не проблема, — нахмурился Виктор, который, кажется, не настроен спорить о том, что он может мне оплатить, а что нет. — Какой хоть диагноз? Если не секрет.       — Ничего особо интересного. Депрессия, генерализованное тревожное… И ещё всяких мелочей немного. В общем, как и у большинства, веселёнкий коктейль.       — Что вообще говорят?       — Динамика хорошая, но тревога — это перманентно. Только учиться с ней справляться. В остальном же — надо просто работать над этим всем. Психиатр и эндокринолог посоветовали больше есть и найти себе физические тренировки по душе.       — Можем вместе ходить. Буду тренировать тебя.       — Будет у тебя ещё один повод надо мной посмеяться, — улыбнулся я. — И сказали, что лучше бы сменить работу, или вообще устроить отдых на какое-то время и сосредоточиться на учёбе. Слишком плохо влияет постоянный стресс на работе, а теперь ещё и будет напоминание о неприятных событиях.       — Так увольняйся, — он просто пожал плечами. — Не проблема. Мне хватит денег на двоих с запасом. Пока аппетиты адекватные, конечно.       Вот так. Легко и просто. Виктор там уже всё для себя решил в своей головушке? Меня кто будет спрашивать?       — И тут мы подходим к самому главному, — сказал я. — Надо обсудить, что мы вообще будем делать дальше.       — А что тут обсуждать? — Виктор посмотрел на меня будто бы с недоумением. — Всё пока что, как и раньше. Ты живёшь тут, но ни о каких деньгах не заморачиваешься.       — И что это будет? — усмехнулся я. — Вопрос в этом. Мы с тобой так и недоговорили на тему… наших взаимоотношений.       — А в чём проблема? — спросил он. — И что хочешь предложить ты?       — У меня есть несколько вариантов. Сейчас в мозгах у меня всё более-менее на места становится, так что, полагаю, прийти к чему-то нам будет проще. И мне будет немного легче вообще рассказать о том, что случилось. Но я бы хотел доесть для начала.       — Интригует…       — Вообще, основных варианта два: я делаю как ты предлагаешь, или я съезжаю, чтобы мы друг другу не мозолили глаза. Во втором случае есть ещё подварианты: будем ли мы общаться, или нет, и так далее. В зависимости от того, что мы друг от друга хотим и, насколько это совместимо. Но основа такая. Решение приму после нашего разговора.       — Дэниел, я хотел ещё раз извиниться. Я не должен был вести себя так. Мне правда очень жаль. Как я уже сказал, я действительно хотел бы, чтобы ты со спокойной душой мог бы принять мою помощь. Ты правда можешь на всё это согласиться. Ты мне ничего не будешь должен, если это то, что тебя беспокоит. Я не буду к тебе приставать, если ты этого не хочешь. Если ты пожелаешь, мы можем оставить всё, как было раньше. Просто я в этот раз ещё и деньгами помогу. Я хочу это сделать даже просто так. Даже если ты вдруг в клинике надумал, что никогда не стоит давать мне шанса, я это приму. Но я не смогу согласиться с твоим решением, если оно тебе навредит. Я не приму, если ты продолжишь загонять себя только из-за того, что не хочешь принять мою помощь, только из-за того, что я тебя обидел.       — Ты меня не обидел, — проглотив очередной кусочек курицы, я с досадой посмотрел на Виктора. Неужели он так и не понял? — Я же говорил, что всё в порядке. Я сам немного заигрался, будучи неготовым к последствиям. Это моя проблема. Да, ты увлёкся, но мы уже выяснили, что произошло недопонимание. Я не в обиде. Но нам надо выяснить отношения. И я хочу сразу внести ясность — я собираюсь расстаться с Беном в любом случае. Я решил для себя, что мне больше не нужен суррогат нормальных отношений. Я хочу быть или один, или с тем человеком, в которого я действительно влюблён. Вопрос лишь в том, что всё же от меня хочет этот самый человек. Он слышал, как я к нему отношусь. Он уже в курсе, что меня не устроит, как с Беном, просто попробовать. Он знает, что я настроен серьёзно. И я бы сказал ему, что человек, которого я сам выбираю, может стать для меня самым важным на свете. Именно поэтому я не хочу недосказанностей. Мне надо знать, что этот человек думает обо мне. И, что он ждёт от меня, ведь мне пока что дать ему, увы, нечего.       Посмотрев на Виктора, на время прервавшегося от еды, я слегка улыбнулся. Мне всё ещё немного страшно услышать, что я жду слишком многого, но на самом деле я знаю, что это лишь маленькая необоснованная тревога. Ричард был прав, говоря, что я сам прекрасно всё понимаю. Перед мной сидит Виктор — казалось бы, далеко не стеснительный парень. Но он смущённо отводит взгляд, проводит рукой по зачёсанным назад волосам и поджимает губы. Он смешно хмурится, будто бы пытаясь показать себя более суровым, будто бы он не та нежная фиалочка, которой я его вижу. А потом снова смотрит на меня, и я впервые за время нашего знакомства замечаю очаровательную деталь — у него покраснели уши.       Я знаю, что происходит, а мои сомнения даже начинают казаться смешными. Я ведь видел, как Виктор переживает за меня. Видел, как он испугался, поняв, что сделал что-то не то. Это действительно просто, как сложить два и два. Но я хочу это услышать.       — Этот человек от тебя в восторге, — наконец заявил Виктор. — Влюбился и чувствует себя редкостным идиотом. Он хочет, чтобы ты был с ним. Только с ним, целиком и полностью. Он готов согласиться на другое, лишь потому что ещё больше хочет лишь того, чтобы ты был здоров и счастлив. Но если его чувства взаимны, то он никак не сможет тебя отпустить. Он чуть с ума ни сошёл, поняв, что по собственной дурости чуть ни заставил тебя отдалиться. Но он был бы счастлив получить ещё шанс, чтобы показать, насколько он серьёзен.       Вот ведь… так нечестно. Теперь уже я залился краской. Сам всё знаю, а всё равно краснею, слыша всё это от Виктора. Точно два идиота. Краснеем, бледнеем и пытаемя объясниться.       Проглотив последний кусочек еды, я вздохнул с облегчением, но уже морально готовясь к тому, что теперь точно придётся рассказать вообще всё.       — Хорошо, — начал я. — Всё взаимно — это замечательно. Но я должен тебе многое рассказать прежде, чем мы окончательно решим, что и как делать дальше. Не хочу взваливать на тебя слишком много, но, если ты будешь согласен, то я, наверное, от счастья разрыдаюсь как маленькая сучка. Просто… я просто хочу, чтобы ты точно знал, кто перед тобой. Я привык врать, когда кто-то пытается пересечь определённую черту. Но я этого не хочу. Хотя бы с одним единственным человеком, которого хочу подпустить ближе, чем прочих. А это значит, что ты будешь знать всё. И, возможно, тебе что-то не понравится.       — Ладно, — смягчился он, — Но не думай, что что-то поменяет моё мнение.       — Не обращай особого внимания, если я буду делать долгие паузы, — предупредил я. — Это всё ещё непросто для меня.       Предыстория получилась гораздо более краткой и сжатой, чем у психотерапевта. Мы столько с ним об этом говорили, что я смог спокойнее рассказывать о детстве, о том, что чувствовал и, что думал. Я просто кратко рассказал про то, что у меня были поводы начать опасаться мужчин ещё с детства, хотя это и не было так ярко выражено. Но всё же, когда я начал плавно подходить к рассказу про Кристиана, в очередной раз почувствовал ком в горле, из-за чего стал запинаться. Я поделюсь этим только с Виктором. Но это всё равно тяжело.       Чувствуя себя тем ещё дураком, я рассказал о том, какой была наша дружба. О том, почему мне было сложно отдаляться от людей, к которым я привык. О том, что я был достаточно наивным, чтобы ждать, что для других друзья будут настолько же важными людьми, как для меня самого. Я рассказал Виктору о том, что вначале Крис был вполне обычным ребёнком, хоть и из неблагополучной семьи, но постепенно шёл к тому, чтобы стать таким, какой он сейчас. Рассказал и о том, что первое время я шёл у него на поводу, тоже пробовал всякое, но мне это не нравилось. Тогда я просто был мягче и давал себя уговорить на разные глупости.       — В мои четырнадцать, я наконец начал понимать, что всё это не вполне нормально. И, что, если мне что-то кажется плохой идеей, я не должен каждый раз на личном опыте выяснять, понравится мне или нет. Тогда я ещё не совсем пришёл к тому, чтобы по-настоящему отстаивать свои личные границы и своё право делать только то, что мне самому хочется, но уже был близок к этому. И всё же мне было плохо, когда умер папа. Одиноко. И брат тогда уже жил отдельно. Только с Элис я и общался. В итоге, хотя мне уже изрядно тогда надоела вся эта возня с Крисом, я всё же решил с ним встретиться, когда он предложил… Тогда он уже начинал вытворять всякое. Я знал, что это плохая идея. Но я хотел ошибаться. Я решил проверить в последний раз. Это было глупо. Но я сказал, что хочу не с его друзьями время проводить, а с ним. Сейчас мне очевидно, что и как тогда было… а тогда… я… я не замечал того, как он на меня смотрит… я не ждал такого от него…       К горлу снова подкатил ком. Сейчас уже нет тошноты от этих воспоминаний, но всё равно противно.       — Дэниел, я понимаю, к чему идёт история, — голос Виктора прозвучал мягко, но в глазах я вижу тихую злость, говорящую о том, что он действительно давно уже всё понял. — Тебе не обязательно это говорить, если это так тяжело. Я и сам уже догадался.       — А я скажу, — возразил я. — Я хочу, чтобы ты услышал. Я тогда пришёл к нему. Вернее, к его бабке. Она куда-то отходила, так что ненадолго мы были одни дома. Мы просто болтали. Как когда-то. Я даже был рад. Я не помню, как именно мы дошли до этого… он и раньше иногда немного… слишком откровенно шутил. Сейчас я знаю, что выдавали все эти знаки, которые он оказывал тогда. А раньше я лишь догадывался, но думал, что я слишком серьёзно это воспринимаю лишь из-за того, что мне нравятся не только девушки. Уже не раз я делал вид, что это всё для меня лишь шутки. Но тогда мне уже совсем надоело, что он иногда переходит черту. Я не особо стеснялся того, что мне нравятся парни, просто не видел смысла об этом распространятся. Но тогда, во время очередной его дурацкой шутки и попытки облапать, я ему рассказал о своих предпочтениях. Попросил так больше не делать, так как я не могу не видеть в этом всём подтекст, даже если это делает парень. Он этому очень обрадовался. Стал говорить, что я ему давно нравился, но он думал, что я и дальше буду игнорировать его намёки. И почти прекратили мы общаться якобы из-за того, что ему было очень обидно, что я перестал выходить на связь и стал наотрез отказываться от любых посиделок, а он решил проверить, как долго я буду играть в молчанку. Но вот мы случайно встретились, и он не выдержал и позвал в гости. Говорил, что наконец-то он может быть со мной до конца честным. Якобы он уже давно хочет меня. Стал твердить, что мы будем вместе… Он никогда не был в моём вкусе. Я считал его другом. И уже готов был к тому, что мы перестанем общаться вообще. Да и на тот момент мне было весьма паршиво, не думал я о таком. Даже переходный возраст не заставил меня поспешить с кем-нибудь переспать. Четырнадцать лет всего. Куда спешить? Я попытался ему помягче сказать, что я не хочу с ним встречаться. Он стал пытаться меня поцеловать. Настаивал на том, что я просто сам отрицаю свои чувства. Раз я столько раз на него злился, но снова оказался у него, это якобы что-то значит. Я должен был заметить раньше, что я ему нравлюсь. Были такие явные признаки… Но я был ещё ребёнком. И по-настоящему опасался только взрослых мужиков. Конечно, я его оттолкнул. Его это сильно задело. Он стал говорить, что я просто не понимаю, как хорошо нам будет вместе… Он никак не хотел униматься. Я оттолкнул его снова. Я хотел уйти. Но он ударил меня по лицу. Пока я приходил в себя, он откуда-то достал нож. Приставил его к моему горлу. Взял за волосы. И сказал, чтобы я даже не думал что-нибудь выкинуть, и тогда он меня простит. Сказал, что я его очень обидел, но он понимает, что я просто не до конца ещё всё осознал. Такой вот способ помириться — ткнуть мне в лицо своим членом. Говна кусок. Если бы я был умнее, я бы знал, что на тот момент он не стал бы задействовать нож. Но тогда я испугался. Мне всё-таки было четырнадцать. И я тогда стал делать то, что он хочет. Его бабка должна была вот-вот вернуться, поэтому он не хотел со мной возиться. Было бы у него больше времени, наверное, было бы хуже. И это вскоре после того, как я потерял отца. Я не сильно пострадал. Но впечатления были сильные… Когда я вернулся домой, я проблевался несколько раз. Какое-то время я не выходил из дома без необходимости. Я боялся с ним столкнуться. Позже до меня доходили слухи, что он попадался то на грабеже, то ещё на чём, а потом и вовсе сел в колонию… А вскоре его бабка умерла, так что больше я его в нашем районе не видел. А потом я и вовсе не вспоминал про этого ушлёпка.       — И ты никому не говорил об этом? — спросил Виктор после долгого молчания. — Ни матери, ни брату? Вы не писали заявление?       — Зачем? — усмехнулся я, — Мать ничего бы не сделала, но распереживалась бы так, что мне же её пришлось бы успокаивать. Брату я не хотел создавать проблем. А он бы их нашёл. Может, сам бы отмудохал этого ушлёпка, и был бы у него ещё один привод в полицию. А доказательств того, что Крис сделал, не было. В итоге то, что тогда случилось, просто осталось со мной. Это воспоминание скоро словно поблекло. Я помнил, что у меня когда-то был друг Крис. Помнил, что мы поссорились. Но я не мог вспомнить, из-за чего и особо-то и не пытался. Будто бы знал, что лучше не помнить. Иногда какие-то образы смутно вспоминались. Но в целом… в скором времени мне стало лучше, и я жил относительно нормально. Но появился страх перед близостью с парнями. И я не мог точно сказать, откуда это. Я ведь помнил, что даже пару раз спокойно целовался с парнями. Мною это воспринималось так, будто бы дело только в том, что я просто боюсь большего. Будто бы это норма для меня. Я же вообще нервный, ага. Меня ужасно бесило, что мне нравятся парни, но я ужасно боюсь. И в итоге мы переспали с Беном. А там и встречаться начали: я его устраивал в постели, а я просто не мог больше ни с кем. Не было у меня чёткого представления, отчего так страшно рядом с большинством парней. Не мог я полностью кому-то довериться. Всё время вертелась непонятная мне мысль о том, что никому нельзя доверять. Мне сделают больно. А когда я пытался игнорировать эти мысли и чувства, включалось физическое отторжение. С Беном было проще. Мы не были близки. Мне как будто не было бы так больно, если бы он что-то сделал не так. Сейчас, вспоминая всё и видя всю картину целиком, я понимаю, что я, скорее, боялся, что близкий человек предаст, а не того, что я кого-то там задену, как я думал раньше. А Бен мне не был близким, но к его присутствию я привык. Он ведь мне не друг и не любимый. Вот и получились у нас непонятные отношения. Я думал, что, может быть, со временем мы так притрёмся друг к другу, что это будет походить на что-то нормальное и настоящее.       — Бенджамин тоже не знал об этом?       — Нет, конечно. К тому моменту я уже не особо помнил о том событии. Я просто сказал ему, что очень волнуюсь, я ведь именно так и считал. Он заподозрил что-то, но быстро забыл, я ведь очень старался больше действовать сам, чтобы страх подавить. Отвлёк и себя, и его. Наверное, это что-то вроде иллюзии контроля: буду действовать сам — значит, буду держать всё в своих руках. Последние пару лет в моей жизни прибавилось стресса и стало ухудшаться общее состояние. Иногда стали появляться панические атаки. Тревожность усилилась. Воспоминание давало о себе знать, но не проявлялось чётко. И вот проходит ещё время, и я снова встречаю Криса. В голове в тот момент стали появляться более чёткие образы, но всё ещё не совсем ясные. Сразу появился дикий страх. Даже вырвало. Я должен буду поблагодарить Кайла за его помощь, кстати говоря. От него не ждал такого спокойствия. Мне было жутко страшно. Но вышло то, что вышло. Тот уёбок, которого я отпинал, это был Крис, как ты уже, наверное, понял. О-о-о, он был рад меня видеть! Хотел отыметь меня. Хотел затащить к себе в машину. И, чёрт ещё знает, что он от меня хотел. Одержимый отморозок. Я даже не понимаю, что я такого сделал, что он на мне помешался. Что я вообще не так делаю, что так цепляю говно всякое? В общем, в переулке я вспомнил это всё во всех красках. Вспомнил, почему мне так страшно, почему так сложно довериться, почему вообще всё… Но сейчас я уже не ребёнок, который не видит опасности. Сейчас я парень, который видит опасность даже там, где её нет. Я не собирался давать этому куску говна ни малейшего шанса на то, чтобы меня трахнуть. И я победил. Но остановиться я уже не мог, когда стал его пинать. И, когда ты оттащил меня от него… я сидел и думал… думал, что мою жизнь знатно подпортил такой как он. Как это жалко. Я ведь даже почти не пострадал… Меня не покалечили, сколько раз сухим из воды выходил… Но чёртов страх всё ещё не даёт мне покоя. Вот такая история. Теперь ты знаешь её. Знаешь, почему и чего я боюсь. И только тебе решать, как с этой информацией поступать. Я был просто глупым подростком, сам виноват в том, что так получилось… Я знаю, что по-настоящему виноват Крис, но это мне теперь со всем этим жить. Перед тобой парень, который никак не может до конца пережить маленькое неприятное событие.       — Маленькое?! — выпалил Виктор. — Любишь же ты свои проблемы преуменьшить. Почти не пострадал, неприятное событие… Придурок ты, Дэниел. И ты не виноват в том, что произошло. Я рад, что ты решил мне это рассказать. Очень. Но как это должно поменять моё мнение о тебе и о том, что нам следует делать дальше? Неужели ты думаешь, что меня оттолкнёт то, что какой-то малолетний урод воспользовался уязвимостью и доверием одинокого мальчишки, недавно пережившего трагедию?       — Вовсе нет. Просто я хотел, чтобы ты знал, что вот это всё действительно сильно на меня повлияло. Мне с детства неприятно излишнее мужское внимание, а после Криса появился ещё и страх, проявляющийся на физическом уровне. Из-за собственной наивности и доверчивости мне сложно не воспринимать мужчин как опасность.       — Прекрати это, Дэниел! — простонал Виктор и опустил лоб на обе ладони, поставив локти на стол. — Твоей вины тут не было и быть не могло. Случилось то, что случилось. Чёрт! Какой же я крети-и-ин… Я ведь и сам мог раньше догадаться. Твоё поведение… А я стал зажимать парня, которого когда-то изнасиловали. Вашу ж мать! Прости меня, Дэниел. Прости. Я ужасно виноват.       — Эй… — меня смутило то, насколько его до сих пор не отпускает та ситуация. — Всё в порядке. Ты ведь не мог знать. Ты вёл себя так, как тебе казалось нормальным. И будь у меня в голове всё в порядке…       — Я должен был догадаться… — Виктор всё ещё не поднимает головы.       — Божечки-кошечки… — вздохнул я.       Обойдя стол, я встал перед Виктором.       — Кс-кс-кс, — позвал я его, чтобы он посмотрел на меня.       Виктор повернулся на стуле в мою сторону, глядя с некоторым недоумением. «Какое кс-кс-кс, когда я тут перед тобой сокрушаюсь?!» — говорит его взгляд. Я обнял Виктора, прижимая его голову к своей груди. Пальцами одной руки я зарылся в его густые чёрные волосы, нагло портя укладку. Моё сердце застучало быстрее, но мне не страшно. Сейчас я чувствую себя лучше, чем когда-либо, наверное. Таблетки сделали мой мозг гораздо спокойнее. Уж такую малость я могу себе позволить.       — Видишь? — спросил я. — Всё не так ужасно. Сейчас я даже могу тебя обнять. Представь себе, после месяца в клинике и после приёма антидепрессантов, я даже не очень сильно волнуюсь. Виктор, запомни, пожалуйста: я на тебя не злюсь и не обижаюсь. Что было, то было. Я же говорил тебе, я знаю, что ты не хотел ничего плохого. Хватит посыпать голову пеплом. Вот, я тут, перед тобой. Знаешь почему? Потому что за такое короткое время ты стал мне очень дорог. Может, это наивно. Может, это глупо. Но ты мне очень и очень нравишься. Настолько, что я тебе верю. И, если вдруг я об этом пожалею, то сам буду виноват. Хотя, конечно, тогда я уже не смогу оставаться таким же понимающим к тебе. Но сейчас… Ты сделал для меня столько, что маленькое недоразумение не сделает тебя хуже в моих глазах. Ты прекрасен. И спасибо тебе за всё, Виктор. Я не знаю, что со мной было бы, если бы ты не помог мне. Спасибо за то, что не поливал дерьмом и не добивал морально, спасибо за понимание, спасибо за честность. Это много для меня значит. И я рад, что в такой момент рядом со мной оказался именно ты, а не кто-то ещё.       Немного погладив его волосы, я хотел было отстраниться, но Виктор обнял меня в ответ, крепко стиснув своей стальной хваткой. Держит будто в тисках, но мне это даже нравится. Создаётся ощущение, словно, что бы ни случилось, Виктор меня не отпустит и будет рядом.       — Пожалуйста, ещё немного, — тихо попросил он. — Хотя бы чуть-чуть.       — Сколько пожелаешь, — сказал я и продолжил мягко поглаживать его по голове.       Надо же. Я давно пришёл к выводу, что Виктор — тот ещё милашка. Но даже не думал, что ему, судя по всему, может не хватать объятий. Виктор сейчас показался одиноким и маленьким ребёнком. Я даже не выдержал и зарылся носом в его макушку. Он мне во многом помог, хочет, чтобы я положился на него и дальше, но и ему нужно иногда позволить себе побыть слабым. Хоть моё сердцебиение и участилось, мне довольно спокойно.       — Будь со мной, — тихо сказал Виктор и прижался ко мне ещё сильнее. — Пожалуйста, доверься мне. Ты… ты мне нужен, Дэниел. Только с тобой я стал чувствовать себя настоящим, живым. Собой. Ты делаешь меня лучше. У меня тоже был непростой период. И, по правде говоря, было довольно пусто и уныло. Я, как мог, пытался найти какой-то смысл, делать что-то правильное и полезное… но этого было мало. А с тобой всё кажется ярким и интересным. Прошу, Дэниел, я правда не наврежу тебе. Тут, со мной, ты всегда будешь в безопасности. И не надо чувствовать себя должником, я сам соглашаюсь дать тебе столько времени, сколько надо. Просто будь со мной и верь мне. Я не стану пользоваться тем, что ты согласился положиться на меня. Правда. Я не стану на тебя давить, остановлюсь, как только ты попросишь… я буду терпеливым. Просто верь мне.       — Разве я могу тебе отказать? — чмокнув его в макушку, я всё же отстранился. — Ты же просто прелесть. Теперь я уже не смогу думать о том, чтобы сбежать подальше.       А сейчас я резко осознал, что сделал, и глупо заулыбался. Я обнял Виктора и даже чмокнул в макушку, но это не было сложно. И никакого страха или действий «через силу». Это же Виктор. И он совсем не страшный. Не для меня.       — Это значит, что ты отказываешься от идеи переехать? — спросил Виктор, глядя мне в глаза.       — Всё так, — подтвердил я. — Но это не совсем всё. Я приму от тебя всю ту помощь, которую ты предлагаешь, и останусь жить тут. Не загоняться у меня вряд ли получится, но постараюсь всё же не слишком беситься из-за того, что я буду в некоторой степени зависеть от тебя. Это… если честно, это довольно напряжно и не может не волновать. Но я слишком хочу тебе верить. Если ты говоришь, что для тебя это нормально и посильно — ладно. Тебе лучше знать. Но запомни, я тут же свалю, если у меня появятся мысли о том, что я зря решил на тебя положиться. Если тебя устроит, я хочу оставить свои скромные сбережения на такой случай, который, надеюсь, не настанет. Но мне для спокойствия нужны пути отступления. Так что держи себя в руках. То, что случилось один раз — ничего. И я пойму, если ты, скажем, вдруг забудешься и станешь делать что-то, на что я ещё не буду согласен. Но я не потерплю, если ты не остановишься, как только я тебя об этом попрошу. Я понимаю, что это немного странновато — испытывать влечение, но соглашаться лишь на обнимашки. Но как есть. Понемногу будет проще. Но я на этот раз хотел бы чувствовать, что ничего против моей воли не будет происходить. Прости за лишнюю мороку. Вообще-то мне сейчас лучше достаточно, чтобы даже попробовать рискнуть, но это не лучшая идея. Психотерапевт тоже советовал не делать всё на свете через силу. Но… Если это принципиально важно для тебя, думаю, что я могу попытаться. Я действительно уже не помню, когда мне было лучше, чем сейчас.       — Я тебя понял, — Виктор улыбнулся и положил свою ладонь мне на щёку — это можно. — Меня всё устраивает. Не бойся. Ты будешь полностью контролировать ситуацию. Я не собираюсь злоупотреблять тем, что ты мне открылся. Нет значит нет. Я больше не увлекусь настолько. По крайней мере, до тех пор, пока от твоего страха не останется и следа. Но пока что я под тебя подстроюсь, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. И нет необходимости спешить. Твоё спокойствие важнее. Я ведь уже говорил, что меня привлекаешь ты сам. То, как далеко мы с тобой зайдём, будет зависить лишь от тебя. Ни о чём не волнуйся, продолжай ходить к психотерапевту, сколько тебе надо, и не заставляй себя делать что-либо. Я сделаю всё, что в моих силах.       — Спасибо… — я накрыл его ладонь своей. — Спасибо тебе. Ты лучший.       Сейчас мне и правда захотелось расплакаться. Совсем я обмяк. И всё же… Меня услышали. Меня приняли. И мне не придётся доказывать себе и кому-либо ещё, что страх не управляет мной. Мне вообще ничего не надо доказывать или пытаться докричаться. Виктор просто хочет быть со мной так же, как и я с ним. А остальное теперь кажется таким незначительным.       — Знаешь, ты подарил мне возможность наконец-то навести порядок в голове, — хоть я и постарался держаться скалой, всё равно шмыгнул носом, выдавая собственную сентиментальность с потрохами. — И хотя я всё ещё не вполне доволен результатом, я вижу сейчас всё намного более чётко. Мне и правда намного лучше и спокойнее, даже если это лишь заслуга таблеток. И я многое успел переосмыслить в некоторой степени. И… если честно, я словно всё это время наблюдал за происходящим будто бы немного со стороны. А теперь снова управляю своей головой и телом в полной мере. Или почти. Я это к чему всё… Я не знаю, что именно ты во мне увидел. И не знаю, каким окажется конечный результат. Будет грустно, если Дэниел, который устроил бы меня, перестанет нравится тебе. Я не стану другим человеком. Но ты ведь понимаешь, что всё то время, что мы были знакомы, я хотел показывать лишь приятные свои стороны. Хотя всё равно попадался тебе на глаза с жалким видом, хах… А сейчас я не хочу притворяться. Каким бы ты ни видел меня раньше, я действительно нервный. Как могу, я это контролирую, но мне хочется прятаться, когда кто-то просто повышает голос. Я пытаюсь отстаивать собственные интересы, но это так сложно, что выжимает из меня все силы. А ещё я очень много сомневаюсь. Особенно в собственной адекватности и разумности. Опыт показывает, что то, что называют интуицией, у меня работает неплохо, и мне стоило бы прислушиваться к ней, но даже этот опыт не помогает перестать сомневаться. И из-за этого я не всегда могу вовремя подстроиться под незнакомую ситуацию. Я хочу научиться не накапливать в себе весь негатив, но пока что… я не очень это умею. И я не знаю, когда может рвануть. А, когда рванёт, я… ну, я, в общем-то, не знаю меры, не чувствую, когда надо остановиться, не могу вовремя оценить, насколько адекватно себя вообще веду. А ещё я не люблю, когда мне что-то навязывают, даже если это делается из лучших побуждений. И я никогда ни под кого не подстроюсь, если не захочу сам, или того не будет требовать выживание. Такая вот гиперкомпенсация за то, что всю жизнь подстраивался под семью. Зато напиздеть могу легко, если считаю, что так будет лучше. И много ещё такого. Я пытаюсь быть лучше. Но я вряд ли действительно такой уж восхитительный, каким ты меня, кажется, видишь. Нервный, неуверенный, нерешительный, местами упрямый, но тихушник и иногда даже пиздабол, которому очень хочется быть честным, но страшно…       — И ты говоришь это мне? — Виктор, перебив меня, усмехнулся, всё ещё держа свою ладонь на моей щеке, и погладил её подушечкой большого пальца. — Дэниел, мы оба пытаемся быть теми, кем хотели бы быть. Получается, оба фальшивки, а? Я тоже хотел показать тебе лучшее. Но ты слышал и видел правду. Я даже всё ещё не могу слезть с таблеток. Ты нервный? А я какой тогда? У меня всё выкручено на максимум. Я пытаюсь быть нормальным. Местами даже получается. Вот, в свои двадцать три года, например, уже умею не крушить всё вокруг из-за какой-нибудь мелочи. Прогресс! Я не хотел, чтобы ты видел, каким я бываю. Надеялся, что это навсегда останется в прошлом. Я избалованный, вспыльчивый, капризный и к тому же ещё и не работал ни дня в своей жизни. И что дальше? Ты думаешь, что что-то поменяет моё мнение о тебе? Это мне стоит беспокоиться, что ты сбежишь, как только увидишь, как я на кого-нибудь вызверюсь.       — Главное, не на меня, — никак не могу прекратить улыбаться. — Да и у тебя неплохо получается сдерживаться, раз я ещё ни разу такого не видел. Просто не забывай, что со мной можно спокойно говорить. Я такой человек, что всегда попытаюсь понять другого, даже если мне что-то кажется глупостью. Не переживай слишком сильно. Я не настолько наивен, чтобы полагать, что в жизни можно обойтись без негатива. Это нормально. Проблемы начинаются тогда, когда даже дома не ждёт ничего хорошего. Я никогда и не думал, не ждал, что ты будешь воплощением спокойствия.       — И всё равно я попытаюсь, — вздохнув, Виктор вдруг снова притянул меня к себе, обхватив руками за талию. — Тем более, что я и сам читал, и психиатр мне говорил, что с возрастом может стать лучше, а то и совсем пройти, если не класть болт на наличие диагноза. А то, понимаешь, не ставят его подросткам, списывая на норму. А потом я в двадцать узнаю, что я, оказывается, сраный пограничник. И сразу всё таким понятным становится.       — Дерьмово, — я стал быстро вспоминать всё, что вообще знаю об этом. — Ну, буду иметь ввиду. Что ж, приятно заново познакомиться! Тревожно-депрессивный недосоциофоб с некоторыми признаками деперсонализации и ПТСР! Пожалуй, и правда ходячее недоразумение!       Широко улыбнувшись, я положил свои ладони на плечи Виктору. Он же заглянул мне в глаза снизу вверх и не то поджал так губы, не то грустно улыбнулся.       — Пограничник с сильной склонностью к зависимостям и со вспышками агрессии, который всё ещё отходит от относительно недавней депрессии, — представился он в ответ. — Можно «ебанат» и «псих ненормальный». Будем знакомы.       — По крайней мере, вместе будет не так грустно.       — У меня кое-что для тебя есть! — вдруг объявил Виктор. — Скажем, для поднятия настроения и для чувства безопасности.       — Что? — я смущённо улыбнулся. — О чём ты? Куда мне ещё что-то? Ты же и так…       — Тебе понравится. Сиди тут и закрой глаза.       Я сел обратно на свой стул и послушно закрыл глаза. Тут бесполезно отнекиваться. Виктор куда-то ушёл. Судя по звуку шагов, в свою комнату. Из-за открывшихся дверей стало доноситься забавное, но неразборчивое, ворчание Виктора и какой-то грохот. Это интригует, конечно.       — Так, аккуратненько… — сказал Виктор, войдя на кухню. — Сейчас поставлю подарочек тебе на колени.       Что-то мягкое легло мне на ноги. Я уже в полном недоумении. Что он задумал-то?       — Открывай глаза и радуйся, — велел Виктор.       Разлепив веки, я увидел на своих ногах пушистого белого котёнка с чуть сероватыми лапками и мордочкой. Голубые глазки с интересом уставились на меня. Я посмотрел на эту прелесть несколько секунд в абсолютной растерянности. И она всё это время так тихо сидела в комнате Виктора?       Котёнок оказался не пугливым и ручным, просто, видимо, тихим. На вид месяца три. Это пушистое нечто с радостью позволило себя погладить и вполне охотно дало взять себя на руки.       — Но… — всё ещё растерянно я посмотрел на Виктора, держа котёнка в руках перед своим лицом. — Что… Ты…       — Я, конечно, и так не собираюсь тебя заставлять волноваться, — сказал он. — Но, когда дома аж два котёночка… Не-е-ет, я не смогу себе позволить напугать обоих! Так что тут будет тихо и мирно.       — Как тебе вообще такое в голову-то пришло? — это, наверное, самый неожиданный сюрприз. — Ты сдурел?!       — А что в этом такого? — Виктор пожал плечами. — Я уже купил всё, что для неё необходимо. Ты кошек обожаешь…       — Да не в этом дело! — перебил я его. — И что бы ты делал, если бы я не согласился у тебя остаться? Или, что будешь делать, если что-то не заладится у нас?       — Я уже успел забыть, что ты всегда подумаешь о худшем варианте, — вздохнул он. — Я даже не рассматривал подобное. Я бы тебя убедил. Я, в конце концов, не привык к отказам. А даже если бы и не удалось… Ну, оставил бы себе. Она вон как на тебя похожа. Неуклюжая кошатина.       — Не слушай его, малявка, — пробубнил я, приблизив котёнка к своему лицу так, что её маленький носик коснулся моего. — Сейчас бы ещё какой-то безответственный тип говорил про неуклюжесть масенького котёнка. Он просто ничего не понимает. Даже не подумал обо всех вариантах, ха! В этом весь Виктор, да, малявка? Тебе надо будет присматривать за ним в моё отсутствие! Будешь оставаться за старшую!       — О да, — усмехнулся Виктор. — На самом деле я ведь просто нашёл себе усатую няньку!       — Божечки-кошечки, — я покачал головой, возвращая котёнка к себе на колени. — Ну как такой кретин может быть таким милым? Скажи, а? Тихонькая такая. Мышкой будешь.       После драки я не закрывался в своей комнате, так как иногда просто забывал об этом из-за туго работающей головы, да и мне в целом было наплевать почти на всё. Но с сегодня, кажется, я впервые с полным осознанием буду оставлять дверь открытой.