И приятен ты мне, и противен

      Чимин не успевает потянуть за ручку двери, как она, распахнувшись, выпускает одного из капитанов первого взвода. Тот ветром проносится мимо, заставляет покачнуться на месте и ступить шаг назад. Первый капитан проводил его недоуменным взглядом. На повестке дня стоял вопрос о введении военного положения на границе с Западом, и если бы Чимин не был уверен, что войны не будет, то это могло бы его насторожить. «Возможно, Хосок снова не в себе», — думает про себя Чимин, толкая дверь. — Разрешите войти? — говорит он больше для формальности и, не дожидаясь ответа, переступив порог кабинета, сразу же садится в кресло у стола. — Где-то пожар? — Покинь мой кабинет, — говорит Хосок. Он рвёт несколько бумаг напополам и убирает их в сторону. И так привычно не обращает на Чимина внимание, что у того складывается ощущение, будто он для Хосока надоедливый родственник, которого он привык не замечать. — Я к Вам с жалобой. Пару дней назад моему отряду сняли мерки и уже сегодня выдали новую форму. — У меня нет на это времени. — Никто не мог так быстро пошить зимнюю форму на целый отряд, генерал. — Это не входит в перечень моих обязанностей, но я лично поставил военному портному эту задачу в приоритет, — Хосок, совершенно не увлечённый столь занимательной беседой, продолжал разбирать бумаги на своём столе. — Скоро у Канов балл, и Вы, Пак Чимин, как один из капитанов, входящих в военный совет, приглашены. Я просто не мог допустить, чтобы Вас нельзя было отличить от дворцовой стражи. — Парадную форму нам никто не выдал, — Чимин говорил с лёгким раздражением в голосе. — Можешь зайти к портному и узнать, когда она будет готова, — переставляя местами бумаги, он только раз взглянул на Чимина. — Считай это моим подарком на повышение. — Сэр, я всё же… Хосок больше всего на свете не хотел выслушивать негодования Чимина по поводу формы. В особенности генерал не хотел видеть его, слушать или как-то соприкасаться с ним. Он всё ещё злился, что при его власти и возможностях ничего не мог с ним сделать. — Ты так и не узнал, кто из дворян замешан в конфликте на морской границе с Западом. Займись этим на досуге. Все необходимые документы находятся у старшего по смене. За этим Хосок указал в сторону двери, и Чимину ничего не оставалось, кроме как уйти.

* * *

      Тэхён не хочет открывать глаз. Он не мог припомнить, когда последний раз спал таким глубоким сном. Ему так хотелось насладиться этим чувством вдоволь, словно оно могло больше не повториться, но его сознание проясняется слишком быстро. Ему неудобно, и он совсем не понимает, где находится. У него болит затылок, позвоночник и колени. Он упирался во что-то пятками и совсем не мог разогнуть ноги. И весь его физический дискомфорт сопровождал голос, который, собственно, и разбудил его. Этот голос на протяжении длительного времени то ли угрожал, то ли пытался договориться. Тэхён предположил, что это какой-то юнец, сколько не из-за тембра голоса, который будто только начал ломаться, а из-за содержания пустых угроз. — Прошу тебя, заткнись, я так хорошо спал.       Окончательно придя в себя, он легко устанавливает, что находится в каком-то ящике. Было темно, что могло означать тёмное время суток или элементарное отсутствие щелей. На минуту Тэхён был благодарен всем тренировкам, которыми его мучили в академии и армии, потому что он, оказывается, достаточно гибок для того, чтобы занести согнутое колено, насколько это было возможным в его положении, назад — он почти коснулся коленной чашечкой своего носа — и ударить стопой в стену, за которой находился источник шума. И тут же об этом пожалел. Вибрация прошлась по всем четырём стенам и ударила его по затылку. — Ах, — глаза рефлекторно жмурятся, и он дотрагивается пальцами до своих висков, его голос был уставшим, — чувствую себя так, будто пил накануне.

— Тут кто-то есть?

— Да, есть, поэтому молчи. Никому не интересно, что ты там лепечешь.

— Вы похититель?

— Подозреваю, что такой же похищенный. Тэхён не успевает обрадоваться тишине, утихомирить гул в голове и начать думать о том, как выйти из сложившегося положения, как голос за стеной обратился к нему с долей неуверенности.

— Ты… Вы… Как я могу к Вам обратиться?

Тэхён цокает языком: этого ему ещё не хватало. — У меня нет имени. Никак ко мне не обращайся.

— Вы пронумерованный?

— Повторяю: заткнись. Тебя не учили, что обращаться к незнакомцам — дурной тон?

* * *

      Проходит три с половиной часа тишины. Тэхён перебрал несколько вариантов в голове. Его беспокоил и радовал факт отсутствия фонового шума. Беспокоил, потому что это означало, что, скорее всего, он за пределами города. Радовал, потому что была возможность выбраться и по-тихому сбежать. Он приподнимает руки, ладони тут же упираются в потолок совсем немного, сантиметров десять от головы, и проходится по углам пальцами, чтобы найти зазор. — Эй, ты ещё там? — Тэхён обращается к нему, когда выуживает из своих туфлей лезвие, которое пряталось под стелькой.

— Вы ко мне обращаетесь? Обращаетесь ко мне после того, как приказали заткнуться?

— Приятно слышать дерзость в ответ на искренне любопытство, — нужно было перекрыть шум от его попыток скальпелем открыть себе путь на свободу. — Тебе там совсем не страшно?

— А должно?

— О, сколько бесстрашия я слышу. В таком случае могу предположить, что тебя часто запирают в тёмных ящиках.

— Я думаю, бояться должны мои охранники: кому-то точно не сносить головы.

— Дворянин, — бормочет Тэхён. — Не завидую твоему положению. Тебя явно похитили не из благородных побуждений.

— Вы знаете, кто нас похитил? Зачем нас похитили? Вы знаете?

Голос за стеной приобрел воодушевлённый оттенок. — Предполагаю, что ты чей-то отпрыск и за тебя будут просить выкуп или же продадут дороже недругам — это будет зависеть от степени влияния твоей семьи и того, насколько она в тебе заинтересована. Или же кто-то из твоей семьи перешёл кому-то дорогу, и этот кто-то пойдёт на шантаж. Вариантов не так много.

— А что с Вами сделают?

— Возможно, это дилетанты, которые просто испугались и захватили вместе с тобой случайного свидетеля.

— Тогда тот, кто должен бояться — это Вы, сэр.

— Сэр?

— По вашим словам, сэр, я нужен им живой, а вот Вы…

— А вот я навряд ли им нужен хоть каким, хочешь сказать?

— Это Ваши слова, сэр.

— Ещё один раз назовёшь меня сэр.

— Дайте угадаю: что-то со мной сделаете? Я весь в ожидании.

Скальпель оказывается бесполезен. — Это ты сейчас надо мной издеваешься?

— И в мыслях не было, сэр.

* * *

      Ситуация, в которую он попал, не самая приятная, но, если подумать, его почти никто не тревожит. Он может поспать, поразмышлять над смыслом жизни и ещё раз поспать. Почему-то сон в этом ящике был хорошим: ему не снились кошмары, и он не просыпался каждые несколько минут. Плюсов больше, чем минусов. Тэхён бы остался здесь навсегда, если бы не ряд понятных «но», одним из которых был Намджун, который наверняка уже его хватился, доложил это Хосоку, и тот, может быть, когда освободится, придёт его спасать. Поэтому пока нужно брать от ситуации всё. Тэхёну нравилось думать, что Хосок испортит весь его отдых.

* * *

      Прошло не больше десяти часов с того момента, как прервалась тишина. Был шум, грохот, несколько голосов, повтор угроз за стеной, адресованных этим голосам, и ответные угрозы, призывающие заткнуться. Если бы Тэхён не дремал, он бы согласился и дополнил, что просит заткнуться этого грубияна уже очень давно. Его Их месторасположение изменилось. Ящики явно куда-то перенесли. Тэхён знал, что его сосед всё ещё с ним. Его возмущения при транспортировке делали её ещё более невыносимой, как могло показаться на первый взгляд.

* * *

      Тэхён понял, что слишком часто кашляет, когда спустя время его спрашивают, не болен ли он. Это был занимательный факт: он настолько привык к своей болезни, привык считать это частью своей жизни, что совсем не обращал внимания на подобное. И только сейчас обнаружил, что был почти усыпан лепестками. Это был даже приятный факт: они совсем чуть-чуть сохраняли тепло и были мягкими. Оценив своё состояние, он отвечает с толикой издёвки: — В полном здравии. Тэхён всё ещё чувствовал себя как на отдыхе: ему было хорошо и спокойно.

— Мне так не кажется.

— Я давно не напоминал тебе о том, сколько сейчас времени?

— Самое подходящее, чтобы заткнуться?

— Оно самое.

— Сэр, Вы родились злой или приобрели эти качества?

— Ты всегда такой высокомерный или же сегодня особый случай?

* * *

      Впервой Чимин не хочет что-то решать. Он читает рапорты, сводки, поданные документы, в голове тут же сопоставляет известные ему факты и не хочет ничего делать. Хосок повторно не поручил это задание ему, а намекнул, что, если Чимину скучно, он может снова за него взяться. Чимин не хочет за него браться по разным причинам. Одна из них — это знание того, что кто-нибудь из людей генерала уже наверняка сделал хоть что-то, это было слишком легко. Только идиот бы не понял, в чём дело и в каком направлении нужно идти. И знал, что заблуждается. Оправдывал себя и своё бездействие. Может быть, он намеренно выжидал, чтобы дать готовый план действий в последний момент, дабы утолить своё тщеславие. Может быть, он хотел показать, что генерал и армия нуждаются в нём больше, чем сам Чимин нуждается в них. Может быть, он просто хочет посмотреть, кто из капитанов Хосока справится лучше. Чимин заранее знал, что ни один из них не решит эту задачу раньше следующего дня, когда сам Чимин уже на девяносто семь процентов был уверен, как нужно действовать и кто был виновен. Для него это было слишком легко, чтобы даже подумать о выполнении. Неинтересно. Какая разница, что будет дальше? Его всего лишь повысят, его всего лишь в очередной раз похвалят. Его тошнило от этого. Это не совсем то, к чему он стремился. Вернее, это было тем, что убивало его значимость. Чимин знал, что был намного больше, чем просто «хороший» или «достойный человек». Но для генерала армии это было ничтожно мало. — Будете командовать, капитан? Услышав эти слова от Чонина, так нагло вторгшегося в его личное пространно и время, Чимин засмеялся. Его плечи тряслись от хохота, и он закрыл лицо руками, не в силах успокоиться. Ему было так смешно это слышать. Ему было так смешно осознавать, что Хосок подослал к нему Чонина. Ему было смешно знать то, что Хосок понимает, что только он способен разрешить это за часы. Чимин отнимает руки от лица, а Чонин перед ним с серьёзным видом. — Мне это не интересно. — Я ошибочно полагал, что ты лично заинтересован в этом, — говорит Чонин. — Я имею в виду, что генерал так всполошился с этим делом, потому что Чонгук не вернулся вчера с прогулки. Ты разве не знал? — лицо Чимина изменилось. Его не заинтересовали слова Чонина — они его удивили — Вот. Утром напечатали и расклеили по городу. Генерал считает, что таким образом его не увезут за пределы королевства, а пойдут на сделку. Конечно же, ни о какой сделки речи и быть не может, но это даст время. Время, которое ты тратишь впустую. Чимину снова хотелось смеяться. Взяв розыскную листовку в руки с изображением Чонгука, Чимин перевернул её и положил на стол. Глухой стук от удара ладони о столешницу пронёсся по комнате, за ним было скольжение перьевой ручки по бумаге — буквы получились размашистыми. Чимин всучил расписанную на обратной стороне розыскную листовку Чонину. — Если генерал согласен на эти условия, то повышение может оставить как формальность: без подписания указа, но с объяснением для всех остальных. Я закончу расписывать всё через два часа. Около девяти человек для оперативной работы, на ваше усмотрение, должны быть готовы к этому времени. Чонин рвёт листовку на две части. — Вопиющие неуважение и нарушение этикета. Но, к Вашему счастью, капитан, генерал это предвидел и заранее уполномочил меня согласиться на всё, что Вы захотите.

Это последний раз, когда я исполняю ваши прихоти касательно Чон Чонгука. Избавьте меня от этой славной ноши и научитесь благоразумно распределять задания. Я хочу в основной состав капитанского кабинета.

* * *

— У меня есть подозрение, что семья министра финансов Ли пытаются начать незаконную морскую торговлю. В этом деле есть ряд отвлекающих факторов. Первый — это наркоторговля. Оборот наркотиков давно вышел из-под контроля, и никто не знает точных цифр. Это было намеренное опущение; городская полиция закрыла на это глаза, так как имеет хороший процент от прибыли. Ли хотели сыграть на этом. Ведь если мы знаем о том, что оборот наркотиков в королевстве никак не регулируется полицией, а за всем этим стоит семья Ли, то, значит, мы на шаг впереди и всё же контролируем весь процесс. Это делалось с мыслью, что, распутав этот клубок, мы не потянемся за другой ниточкой и не увидим то, что они скрывают свою роль в пропаже нескольких детей знатных домов. Я думаю, кто-то из уличной стражи сливает всю информацию. Это точно должен быть человек, имеющий доступ к картотеке и уполномоченный сопровождать людей, если это потребуется. Таким образом, они знали, кого можно подсадить на опиум и выманить в тёмное время суток в трущобы. Есть только слухи о том, что похищенных убили. Это опять же сделано для того, чтобы никто не соединил близкие на карте точки. По официальным сводкам, все те, кто подавались в розыск, живы, здоровы и находятся в своём доме. Это оправдали тем, что дети просто любят насолить своим семьям и их никто никогда не похищал. Так семья Ли «покупала» преданность некоторых домов для того, чтобы предоставить список Западу. Отсюда и вытекает конфликт на морской границе. Они пытаются втянуть нас в войну с Западным королевством для отвлечения внимания. Предполагаю, что Запад хочет захватить нас изнутри, но это только догадки. Генерал отказался в своё время дать почитать мне все необходимые по этому делу документы. Так как считает, что если связь кого-то из знати с Западом раскроется, то будет скандал между палато лордов и дворянами. Официально у нас мирное соглашение, и наш генерал всеми силами пытается этот мир сохранить. Почему? Для меня большой вопрос. Запад не представляет собой ценность как союзник. Но сейчас я здесь, потому что генерал готов перечеркнуть мир с Западным королевством, что наталкивает меня на мысль, что кто-то предвидел текущее положение дел и им нужна была подстраховка в виде члена его семьи. Итак, если верить этим бумагам и моему дивному разговору за ужином с одним из подчинённых пятого корпуса, работающего в министерстве финансов непосредственно на семью Ли, предполагаю, что на сделку они не пойдут или же запросят то, чего генерал будет не в состоянии уплатить. Говорим мы, конечно, не о золоте или присвоении титула. Выкупа не будет — от него избавятся, как только поймут, что генерал выходит на диалог. Поэтому этого мы допустить не можем. Я был в поездке по другим городам и, погуляв по окрестностям, выяснил, что есть достаточное количество людей, которых не устраивает беспорядки на бывшем Севере, а также жадность короля. Думаю, семья Ли и Запад используют это. Чимин сделал небольшую паузу, пройдясь взглядом по разложенным перед ним бумагами. — Первое: семья Ли хочет начать незаконную торговлю, видимо, для того, чтобы приумножить состояние, которое и так не поддаётся учёту. Второе: Запад предложил им помощь в реализации. Для этого создается видимость конфликта: генерал обращает всё своё внимание на сохранность мира, пока Западу продаётся преданность некоторых домов. Третье: их план раскрыт, и они используют члена семьи генерала как страховочный трос, который обрежут, стоит им понять, что они контролируют ситуацию. Моя задача, если мне её верно истолковали, вернуть этого члена семьи домой в целостности и сохранности. Я объяснил вам текущее положение, а теперь слушайте внимательно. Вот мой план. Никто из собравшихся ни разу его не перебил, не задал вопрос или же возмутился количеством догадок. Чонин хорошо отобрал тех, кто сможет работать с Чимином и по его приказам. Чимин помечал крестом все позиции на карте, а собравшиеся вокруг стола внимательно следили за его рукой. — Это преступная группировка — обыкновенные пираты, наёмники. Они держат его где-то на воде — предположительно, здесь. Поскольку у нас в приоритете не безопасность королевства, — Чимин намеренно позволял себе подобные слова, прекрасно зная, что Чонин передаст Хосоку всё, — а жизнь какого-то мальчика, то предлагаю заслать туда под видом информатора из столицы Ким Убина. А потом…

* * *

      Хосок был зол и раздражён — Чимин раздражал своей высокомерностью. Раздражал тем, что считал себя самым умным. Он просто его раздражал. Раздражал тем, что его теперь придётся терпеть на совете основного состава капитанов. — О тебе говорят и более унизительные вещи, успокойся. — пытался утешить его Юнги, пока читал рапорт Чонина. — Все знают о том, как ты болеешь за наше королевство. А всплывший факт того, что ты любишь свою семью, придаёт тебе шарма. — Если ещё хоть раз, Юнги, из-за тебя будет задета моя репутация… — Если Тэхёна похитили, чтобы передать Западу, то, наверняка, не будут скупы на пытки за информацию. Неужели тебе его не жалко и ты не хочешь его поскорее спасти? — Если Тэхёна передадут на Запад, Юнги, то он в любом случае попадет в Санбрейк, откуда ты его легко вытащишь. — Нам нужно, — говорит Юнги, — дать Тэхёну выбор стороны, и он должен убедиться в том, что Намджун — его верный друг. Хосок фыркнул, выхватив рапорт Чонина из рук Юнги. У него был план действий, у него были люди работающие в министерстве финансов, он даже знал, кому именно нужно заплатить для того, чтобы Чонгука вернули домой. И полностью остался проигнорированным, потому что Юнги и Сокджину так было нужно. — Это ты тот человек, которому совершенно его не жалко, Юнги.

* * *

      После своего пробуждения Тэхён понял, что остался один. Об этом ему сообщила тишина, когда он поинтересовался в пустоту, тут ли его приятель по несчастью. И ему было странно. Странно остаться одному. Странно это осознать. Кажется, быть запертым с кем-то было меньшей для него ношей.       Он не знал, сколько точно прошло времени, не знал, где он находится, и, что самое главное, не знал, как ему выбраться. Стоит ли выбираться.       Для него не было проблемой посидеть в закрытом ящике и поголодать пару суток; для него было проблемой затёкшее тело и болезненные ощущения в области шеи и лопаток. Но не настолько явной, чтобы он действительно задумался о том, чтобы выбраться наружу. Где-то в глубине своего сознания Тэхён знал, что при желании освободится, не прилагая усилий.

* * *

      Сначала Чонгук услышал скрип двери, следом был топот и тишина. — Сэр, Вы спите? Он обратился к Тэхёну шёпотом, когда шум снаружи усилился, и вскоре стены ящика, окружающие его, рухнули в разные стороны не в состоянии устоять на месте, когда крышку с железными креплениями по бокам сняли. Он моргает, фокусируя взгляд: перед ним три человека, кого он до конца не может разглядеть. В следующую минуту один из них связывает ему ноги, в то время как второй — руки. От страха Чонгук не мог даже пошевелиться или подать голос. Его тело парализовало.

* * *

      Тэхёну резко бьёт по глазам солнечный свет, его ставят на ноги, а затёкшие ноги не держат, и он падает. Его поднимают, держа с двух сторон, и тащат по палубе в трюм. Там его усаживают за стол и интересуются, не голоден ли он. Путь был крайне неприятен. Он хотел попросить дать ему размять ноги и спину. Тэхён потирает шею; один из его позвонков хрустит, когда он подтягивается. Он смотрит на сидящего перед ним юношу, может быть, чуть старше его самого и не может понять, от чего он кажется ему знакомым. — Дорого одетый кто-то, какая чудная встреча. Но мне пора уходить. — Я бы на Вашем месте не отказывался от еды. Наш кок отлично готовит, — на стол поставили две тарелки с рыбой, расставили приборы, и запах действительно был превосходен. — Составьте мне компанию, я не обедал. — Я на особой диете, и она не включает в себя рыбу. Так… Не отпустите меня? У меня важная встреча в городе — я неприлично опаздываю. Наверное, уже на пару дней. — Ким Тэхён, — говорит он и приторно улыбается. — Я хочу предложить Вам сделку. Тэхён смотрит на юношу с лёгким прищуром. Он старательно копался в своей памяти и всё ещё не мог припомнить, кто это. — Звучит так, будто я знатная персона. Может быть, Вы меня с кем-то перепутали? — По счастливой случайности моя сестра признала Вас, когда наши люди любезно привезли Ваше бессознательное тело к нам в резиденцию. — Моё обаяние — моё проклятие. Я надеюсь, что Вы держали меня в ящике не для того, чтобы потом предложить за, несомненно, вкусный обед стать возлюбленным для Вашей сестры, потому что в таком случае я откажусь. Вы могли поморить меня голодом ещё день, и, возможно, я был бы согласен на всё. Но сейчас я уверенно отказываюсь. — Вы, Ким Тэхён, бежали с Юга сюда, верно? — Да-а, — Тэхён медленно доходит до причины, по которой он мог им быть нужен. И никто не даст ему соврать, что она была лучше, чем то, что он озвучил. Какая радость. — Такой эпизод был вписан в мою биографию. — Вы также были выездным врачом на бывшем Севере. — Вы знаете обо мне даже больше, чем моя погибшая семья. Может, Вам известно и моё будущее? — он смеётся. — Например, то, когда я смогу отсюда уйти? — Санбрейк не замешан во внутренней политике, так что мы предположили, что выезжали Вы далеко не для таких благих намерений. Мы знаем о проводимых полевых испытаниях. Можете нам об этом рассказать? — Ну, Вы, верно подметили, что Санбрейк не замешан в политике, и я, как его часть, не стану что-либо разглашать. Не то, чтобы я подписывал бумагу, обязывающую к этому, или же за мной вышлют какой-нибудь отряд убийц, но я так понимаю, что правила такие. Кто-то их установил, а кто-то должен их соблюдать. Я люблю играть по правилам!       После этого беседа как-то не заладилась: Тэхён пробовал уточнить, не была ли его речь грубой, а тон — оскорбительным, но это не дало ничего. Его оставили одного в этой каюте с кучей еды на столе на какое-то время. Тэхён смотрел и думал, что, возможно, жениться на дочери министра — не такая плохая идея, как ему казалось изначально. Остепенится, будет работать днём, а вечером выпивать дома в компании красавицы жены до тех пор, пока болезнь его не убьёт. Не так уж и плохо для того, кто не имеет родословной и высокого статуса. Билет в беззаботную жизнь, не иначе.       И его оборвали на полуслове: только он хотел дать своё согласие, когда, вновь войдя в каюту, пару мужчин молча потащили его к небольшой двери в самом конце каюты, совсем непримечательную. «Откуда здесь дверь», «Ваш корабль не так велик» и другие вопросы крутились в голове Тэхёна до тех пор, пока его взору не представляется тёмная комната с одиноко горящей лампой на таком же одиноком табурете. В углу можно было рассмотреть стул и бочку, предположительно, с водой посреди этого небольшого помещения.       Несмотря на то, что Тэхён был уверен, что хочет строить корабли, признал для себя одну интересую вещь. Он совершенно не знает то, как они устроены. Странно, если он так сильно этого хотел, то… то он бы знал чуть больше составных частей? Как устроены каюты и что это за маленькая комната за такой же маленькой каютой. Странно. Просто странно. Странным было и то, что Тэхён в какой-то момент поймал себя на мысли, что уже несколько минут просто стоит, расфокусировав взгляд, и те двое стоят тоже. Он несколько раз моргает, понимая, что глаза прекрасно адаптировались к полумраку и ему стало доступно чуть больше, чем очертания содержимого каюты. — Вы… вы хотите меня здесь убить? — он обрисовал указательным пальцем в воздухе круг, очерчивая это недопомещение, и повернулся лицом к его, несомненно, приятной компании. Их вид был надменным и глуповатым — самые настоящие дилетанты. Голос Тэхёна искажается в отвращении: — Здесь грязно. Я лучше прогуляюсь за борт.       Сначала с него стянули пиджак, после чего заломили руки и связали их. И, несмотря на то, что Тэхён определил их как дилетантов, руки они связывали хорошо. Его усадили за стул, и через какое-то время вошёл его новый друг, пригласивший его на обед. Тэхён смотрит на него и ему кажется, что предложение решили отозвать. — Так, я понял, старые добрые пытки. — Нам бы очень хотелось уладить всё мирно, — начал тот, как Тэхён, сделав вдох полной грудью, очень тяжело выдохнул, словно на его плечи взвалили все проблемы мира, а он их должен будет решить в ближайшие несколько минут. — Что же может быть, хм. Психологическое насилие? Физическое? Или попытаетесь надавить на мои слабости? Дайте-ка подумать. Даже минуты будет достаточно, чтобы вспомнить. Хм, я определённо слаб перед горячей и ароматной едой на ярмарке от прекрасной леди. Хм, что же ещё, было что-то ещё. Велюровый пиджак? Убил бы за такой. Находящиеся в каюте были совсем не впечатаны его фиглярством, но Тэхён расценил это как разрешение на продолжение своей речи. — Я уже говорил, точно говорил: поморили бы меня голодом ещё пару часов, так я бы сдался без сопротивления. Честно сказать, ещё несколько минут назад я был готов согласиться, но сейчас, хм, я не так уж и голоден. Может, подождём? Не нужно меня пытать. Голос полный искренности — Тэхён ни капли не издевался, но тот, издав смешок и бросив «у вас время», вышел, а его компания вновь сократилась до двух человек. В голову Тэхёна закралась мысль, что, наверное, его новый друг и не друг ему вовсе. — Хотя бы… можете сказать, на всякий случай, если вдруг, может быть, так получится, что мне совершенно не понравятся ваши способы добычи из меня информации или же я просто устану от вашего общества? Простите, вы мне неприятны, и, если честно, запашок тот ещё. Я почти готов сорваться. Так вот. Мне бы хотелось знать, если вдруг всё же окажется, как я уже упомянул ранее, что мне могут не понравиться ваши методы, и я, возможно, соглашусь пойти на сделку. Вот… это будет как сделка? Получили информацию и отпустили меня, или как сотрудничество? И я ещё должен буду вам в чём-то помочь. Тогда скажу сразу, на всякий случай: у меня отличное зрение, и будет обидно его испортить или потерять, даже один глаз будет проблемой. Что насчёт, хм, рук. Да, руки для меня драгоценны — я ими работаю. Повреждать мне голову будет бессмысленно, иначе это будет пытка ради пытки, и ничего вы этим не добьётесь, только потеряете время и, что ещё хуже, потратите моё. Ах да, могу сократить его вам: считайте подарок за то, что позволили мне отдохнуть и отоспаться. В Санбрейке, сами понимаете, не до сна, особенно когда у тебя так много сверхурочной работы и ноль времени на личную… Так и запишите, можете даже подчеркнуть и заверить какой-нибудь печатью, я даже подпишу эту бумагу «У Ким Тэхёна нет времени на личную жизнь», — он прочистил горло и продолжил: — Что, хм, и да, можете не использовать то, что я беженец или, может, простолюдин или что-то из этого. Правда, я уже столько всего наслушался, — тон голоса сменился осуждающе обиженный. — Они все считают, что если я бежал из места, которое было мне домом, то, значит, у меня какие-то проблемы или, возможно, это болезненная для меня тема. Я не знаю точно, что они имеют в виду, но точно ничего из этого. И, пожалуй, это будет ужасной пыткой снова это слушать, потому что, знаете, это нудно. Хм, хм, хм… Я могу говорить ещё? Если вы позволите. А когда наша чудная беседа меня утомит, тогда и можете приступать, но, повторяю, глаза и руки не должны быть повреждены. Я мало что смыслю в добычи информации, это больше методы людей, работающих в соответствующей структуре, и это точно не я. Я обычный инженер. Но, если вам нужны ещё советы, запомните: в случае меня вам нужен не револьвер, а, скажем, яд. Поверьте мне, — самодовольно говорит он, — с простреленной ногой жить можно, а вот с тем, что отравляет тебя изнутри — с этим сложнее. То есть иногда я готов перебить одно другим, если вы понимаете, о чём я, но… Буквально за мгновенье его хватают за плечи и в следующее мгновенье его голову опускают в ледяную воду. Бочка, и правда, оказалась с водой. Рефлекторно первое, что он старается сделать, это вынырнуть, но ему не дают руки, что давят на плечи. Когда воздух почти закончился, его резко вынимают всего на пару секунд для того, чтобы опустить снова. Тэхён не успевает сделать вдох. И так продолжалось несколько раз, пока он не потерял сознание. К сожалению Тэхёна, рассчитывать на покой и сон он больше не мог. Его приводят в себя, и это повторяется вновь.       Тэхён слышит обрывки слов, но всё, на чём он может сфокусироваться, это на отсутствии воздуха. Можно попробовать отвлечься: на бессмысленные рассуждения о его положении — плохо, ни о чём не думать — ещё хуже. За личным спором удалось забыться на несколько секунд. На самом деле, Тэхён чувствовал боль, но предпочитал её не замечать. Это было сложно, но когда стоит выбор: обращать внимание на боль в теле и висках или же на отсутствие воздуха — как-то легко и просто получается игнорировать боль.       Его организм испытывает сильнейший стресс, заставляя лёгкие расширяться и сжиматься ради кислорода, который удаётся ухватить на пол секунды. Шея и плечи болят от оказываемого на них давления. Сказать по правде, пытка водой ему не понравилась. Возможно, это отличное испытание на выносливость, но он никогда не задумывался о том, что выносливость будет ему необходима.       Через какое-то время ему дали отдохнуть и усадили на стул. Вот и выносливость оказалась не так уж и необходима.       Плечи дрожат, а лёгкие горят; становится холодно от мокрой одежды. И тут же начинает беспокоить шея и плечи, на которые всё это время давили со страшной силой, будто у него был шанс убежать. Он кашляет водой, потом его рвёт желчью, а тело всё не может унять дрожь.       Глаза закатываются, и сознание снова ускользает. Проваливаясь в темноту, Тэхён успевает краем глаза заметить, что возле маленькой двери был крючок для одежды.

Отвратительно, даже вешалки нет.

Дверь скрипнула, и каюта погрузилась в темноту.

* * *

      Чонгук сидит тихо. Ему сказали сидеть тихо до тех пор, пока не разрешат выйти. В целом, ему не нравилось быть похищенным. И дело не в том, что нужно сидеть запертым в каюте и сидеть тихо. Он смотрел в небольшое круглое окно, в котором не было ничего кроме воды, а больше смотреть было не на что.       Его покормили один раз: милый молодой человек ростом как Чимин принёс ему овощной суп. У него была повязка на глазу, и этот молодой человек ростом как Чимин видимо почувствовал повышенный интерес к данному атрибуту, но, к большому разочарованию Чонгука о том, что под повязкой скрывается что-то интересное, чужой глаз был на месте и был цел. «Это для того, чтобы один глаз был адаптирован к темноте — удобно», — пояснили ему, и интерес к молодому парню ростом как Чимин пропал.       Возможно, Чонгук хотел узнать, зачем его похитили, но не настолько, чтобы заговорить об этом. Он — не юная Кан, и навряд ли его похитили потому, что кого-то там ненавидят, поэтому предположений у него нет.       Всё, что точно знал Чонгук, это то, что, наверное, он будет похищенным чуть дольше, чем несколько часов, и это хорошо: он пропустит занятия. Так же он знал то, что ему ничего не сделают. Хосок это был, или Чимин, или, возможно, даже кто-то более скучный и нудный, чем эти двое, но его заверили когда-то, что ему нечего бояться. Выкуп за изувеченного пленника могут не заплатить, а за него точно должны заплатить, даже несмотря на то, что Чонгук еще не знает причины его похищения.

* * *

      После череды новых погружений в воду ему снова дают отдохнуть. И Тэхён больше устал от однообразия, нежели от самой пытки. Но он почти привык, даже мог говорить без дрожи в голосе. И стоило подумать о переменах, как в каюту вошли: его добрый знакомый, которого он не видел так давно. Он, вероятней всего, хотел задать вопрос, но Тэхён был слишком занят тем, чтобы прокашляться от воды, а вместе с водой на деревянный пол опадают и лепестки. Его гость, а Тэхён мог так его называть, раз эта каюта служила ему временным домом и он мог считаться за хозяина, был настолько ошарашен этим, что Тэхён даже в полумраке мог увидеть, как чужие глаза раскрылись от удивления. Он привык к полумраку, даже несмотря на то, что было довольно сложно первые пару часов. Ко всему привыкаешь, даже к тому, что тебя топят в воде два дилетанта. — Я говорил, — подаёт голос Тэхён, и он даже не хрипит, — что на особой диете.       Вскоре Тэхён корил себя за то, что позволил себе думать, что его пытка утомительна. То, что происходит сейчас, раздражает и выматывает одновременно. Он стоит, ему нельзя двигаться: как только он пытается расправить плечи или чуть вытянуть ногу вперёд, чтобы хоть как-то её размять, на него льют холодную воду. Потом, вроде как, получилось приспособиться к своему положению и даже вышло закрыть глаза, чтобы уснуть, как его снова окатили водой.       Он стоял несколько часов обессиленный и продрогший до костей. Бессонница — частая его спутница, а боли он не боится, поэтому эти дилетанты навряд ли что-то смогут от него получить. А тем более какую-то информацию. Он даже им не скажет, в котором часу обедает — вот настолько ему неинтересно с ними разговаривать.       После всего он запишет в своей тетради, что ни разу не задумался о том, чтобы прекратить происходящее. Даже если он знал, что одно только слово спасло бы его. Проблема в том, что Тэхён не думал, что его нужно спасать. От чего? От него хотят получить информацию, но что же она им даст или же что получит он? Он не защищает Сокджина, Юнги или Хосока. Он просто не хочет говорить. У него не было мысли, что он в таком положении из-за них и страдает за бравое дело. Он думал, что вещи просто происходят.       Когда ему дают сесть, фиксируя на стуле так, чтобы он не смог встать, будто у него были на это силы, узел на его руках развязывается, и он чувствует невероятное облегчение, а за ним немоту и боль. Когда его берут за руку, он понимает к чему всё идёт, откидывает голову назад и совсем устало хнычет. Ему не было страшно — скорее нудно и скучно. А ещё он правда устал. — Прошу, ломайте ноги или рёбра — руки для меня в приоритете. — На каждый не отвеченный вопрос я буду ломать тебе пальцы. — Я уже работал со сломанным запястьем. Сломанные пальцы это что-то новое. Поэтому думаю, смогу приспособиться, а Вы? У Вас наберётся десять вопросов?       В конце концов, Тэхён знает, что боль может быть катализатором или послужить конкретной цели. Только как боль может сопутствовать ему сейчас — он не знал. Как это поможет добиться каких-то целей — тоже. Есть боль, которая выливается в сломанные кости или порванные связки. Есть боль, которая рвёт на мелкие части нечто неосязаемое внутри твоего тела или головы. Физический дискомфорт никогда не был для Тэхёна проблемой, потому что такая боль проходит через определённое количество времени, а ещё показывает, что она ничего не значит, когда внутри болит то, что нельзя достать ни одним скальпелем.       Тэхён слышит новый хруст и крик, ещё не до конца понимая, что кричит именно он.       Он отвлекает себя размышлениями о том, чем бы он мог сейчас быть занят, если бы принял приглашение на обед, и в какой-то момент понимает, что в каюте стало немного людно. Присматривается к одному силуэту, стараясь рассмотреть что-то больше очертаний и часто моргая, смахивая пелену слез, он признает в этом силуэте Убина. Хосок всё же пришёл его спасать. «Какая неожиданность», — думается Тэхёну. Он и без присутствия Убина чувствовал себя свободно. Но если Убин разбавит это нудное и скучное времяпровождение, то он примет любую помощь и даже поблагодарит за спасение. — Возможно, глупость скажу, но, похоже, эти из Санбрейка действительно никогда ничего не скажут, — говорит один из дилетантов, тот, который держал его под водой, у него руки грубее, чем у того, кто ломал ему пальцы. Тэхён мог различить сейчас их только так. — Я ничего вам не скажу, потому что просто… просто… — Тэхён кусает губы, сосредоточенно смотрит в пол, а затем с наглой улыбкой поднимает голову. — Не хочу.       Его оставляют так, с тремя сломанными пальцами, и уходят, возможно, у них в их дилетантском расписании обед или сон. Тэхён перестал считать время, чтобы не быть сильно разочарованным в том, что для него полчаса могут показаться вечностью. Они говорят Убину, чтобы ему связали руки и оставили. Тэхён закатил глаза: как эти дилетанты себе представляют, что он полностью привязанный к стулу, со сломанными пальцами будет сбегать? Как он, обессиленный даже для того, чтобы полноценно вдохнуть, сбежит? Он не думал, что это может быть какой-то частью психологической пытки. Он всё ещё считал их дилетантами, которые не умеют пытать. Тэхён тоже не умеет, но он знает, что правильно точно не так. Пока Убин связывает ему руки, находясь слишком близко, он шепчет: — Потерпи ещё немного, мы должны дождаться передачи на Запад. У Тэхёна нет сил, чтобы улыбнуться.

* * *

      Всё началось со светлой мысли Тэхёна послать Убина с Хосоком и их псевдоспасением, встать на ноги и попробовать сбежать. Не такое большое дело, но, к его несчастью, силы покинули его, а голова не была ясной. Возможно, он заболевал от условий и ледяной воды, возможно, он так сильно устал, что его тело решило таким образом его наказать, и это, думалось ему, было правильным решением. Глупо в его положении отвергать помощь. Сразу после своего псеводоспасения он возьмёт выходной. К чёрту Юнги, Хосока и всех тех, с кем он видится каждый день.