И приятен ты мне, и противен

      Скальпель, которым Чонгук когда-то вскрыл замок своей двери, был затуплен. Его бы выбросить — лезвие негодное совсем. Наверное, как и он сам.       Он ведь так старался быть полезным, старался не показывать, что с ним происходит, чтобы о нём не беспокоились. Он делал всё, что ему говорили. Падал, вставал и шел дальше, и так по кругу раз за разом. Не пытался догнать впереди идущих, а желал не дать им обернуться. Убеждал себя в том, что лишь делал вид и боли нет никакой. А его всё равно оставили.

Потерпи ещё, ведь осталось так немного.

Чонгук говорит это, надеясь поверить, но голоса в голове молчат, даже Он не высовывается. Лишь тишина кричит на повторе. Она нарастает и становится звоном. Он оглядывает свою почти пустую комнату, где позади него лишь кровать и окно, а под босыми ногами черный мрамор, холода которого он совсем не ощущает.       Он давит концом тупого лезвия от края ногтевой пазухи до лунки — скальпель не режет, только царапает, даже неприятных ощущений нет. Упирается в лунку кончиком, поддевает за края и тянет назад кожу, доходит почти до сустава. Уже не аккуратно и медленно, а резкими небрежными движениями снимает кожу. Кровь капает и Чонгук вытирает её о свою рубашку.       Ему кажется, что он снова тонет, ещё немного и окажется на ледянном дне. Это чувство не проходит, всё тянется, вновь и вновь заставляет причинять себе боль для того, чтобы доказать себе, что он ещё жив. Это продолжается и продолжается. Он измотан, а тени всё растут по стенам. Цветочный аромат узлом обволакивает шею, который затягивается на вдохе. Чувство беспомощности давит на плечи и ставит на колени. Сделать выдох так больно. Потерпи ещё, ведь…

Как долго это будет ещё продолжаться?

…осталось так немного.

— Не думаю, что в этот раз ты сможешь меня спасти.

~ Рука, схватившая его, тёплая, и держащая крепко, переплела с ним пальцы, и не отпускала больше. Тянула за собой наверх. Чонгук всматривался в толщу воды в поисках того, кому она могла принадлежать, но за темнотой разглядел лишь красный подвернутый рукав. ~

      Чонгук был так благодарен Чимину за всё, что тот для него сделал. Что он для него делает до сих пор. Он был так рад знать о первом капитане больше, чем его собственный отряд. Был счастлив проводить время со старшим по званию и так хотел быть на него похожим. Знал он когда-то, что правильно поступил, однако это забылось и мотивы давно стали иными.

Чонгук не для Чимина терпел всё. Чонгук Чимином прикрывался.

Так насмешливо говорил Тэхён. Чонгук уже готов был поверить в правдивость этих слов. Он уже верил в то, что это истина, потому что Тэхёну удалось все на свой удобный лад переписать, стереть Чимина из его истории и поставить свою точку.       Он уже и не верил, что это всё происходило с ним, что это он был там, говорил, делал и жил. Ни в одном из всплывающих фрагментах прошлого он не узнавал себя.       Ночи беспокойные, в которых не было облегчения, когда он, метаясь в агонии, задыхался. И страшные дни, где нет света, когда он, кашляя кровью, казался себе разбитым — прошли. То за что он держался всё это время с легкой подачи Тэхёна забывается, и Чимин теряется где-то за принятием неизбежного. Ведь он больше не стоит на ногах, сам разжимает пальцы и позволяет себе упасть. Потому что Тэхён как всегда оказался прав. Потому что выход из этого порочного круга, всегда был совсем рядом. Всего-то надо было сорваться с него вниз. — А чего ты хотел?

— Чувствовать себя нужным.

      Лезвием заходит под край ногтя, прорезает кожу под ним, но Чонгук всё ещё ничего не чувствует. Давит и ногтевая пластина оказывается на мраморном полу. Он вздрагивает от еле слышного звука, словно за ним должен послышаться стук каблуков. Чонгук ждет, что Он появится. Хотя бы в последний раз, перед тем как исчезнуть окончательно. Чонгук хочет на него посмотреть, вспомнить почему Он ему не нужен. Ведь как голоса в голове затихли, как сомнения развеялись, Чонгук осознал, что Он — не спасательный круг и никогда им не был. Чонгук принял то, что без Него ему лучше, и он со спокойным сердцем признается себе: Чонгук рад, что Он мёртв. Он так долго Его держался, внутри себя прятал от самого себя же, надеясь, что когда-нибудь сможет вернуть Его к жизни. Выстраивал вокруг Него ограды и обманывал самого себя. Чонгук знал, что Он к жизни не вернется, но прощаться всегда так трудно. Особенно, когда это, казалось бы, твоё счастливое прошлое. Чонгук продолжает тянуть Его за собой ненужным грузом, отдавая этому все силы. Не оставляя ничего для себя. Веря, что на половине пути, Он сам поведет за собой. Но Чонгук уже прошел половину, а дальше не сделать и шагу. Потому что Он тормозит, кажется, к себе зовет.       Чонгук задыхается и кричит в пустоту: «посмотри кем я стал без тебя», потому что верит: Он нужен Чонгуку. Эти чувства сдавливают ребра, словно на нем затянут корсет. Словно кости шнурками стягивают. Но не так туго, чтобы задохнуться. Но слишком для того, чтобы совершить вдох. Чонгук оборачивается, а Он всё так же статен, будто и непоколебим вовсе, а самое главное — беззаботен. Чонгук закрывает глаза, падает спиной на кровать и возвращается туда, где теплый ветер прятался в волосах.

~ Руки, раскинутые на зеленой траве, ноги, свисающие у ручья, круги, что оставались на водной глади, и бескрайнее небо, которое так сложно разглядеть в городе. Чистое и, кажется, совсем не тронутое. Это всё так подходило ему. Чонгук вглядывается, а потом где-то на краю видит поднятые к небосводу руки Тэмина. Он птицу показывал, перекрестив руки в запястьях. ~

      Сюжетные главы снов между паузами шепчут истины. Глаза широко открыты, и по комнате гуляют тени, вальяжно.

Когда ты изменился?

Тяжёлый звон в голове затихает, когда на поверхность всплывает новый фрагмент.

~ Дрожащие от холода пальцы покалывали в самых кончиках. Чонгук озирается по сторонам. Боится, что не успеет, что почти заледенелые руки откажут и всё будет зря. Глубокий вдох, посторонний шум, стук подков. Замок и цепь поддается. ~

Знаешь, те самые истины помогут поймать равновесие. Ты ведь канатоходец, которого трясет при мысли о высоте. И вот ты стоишь, ноги дрожат, а мысли бушующие, не находящие себе места, словно странники на чужой земле, тут же замедляют свой ход. И ты уже видишь в толпе людей, чьих глаз не видно, того, чей взгляд устремлен на тебя, того, кто стоит с высоко поднятой головой. На него смотришь, ориентиром своим ставишь и делаешь первый шаг, совсем не боясь упасть.

Ты сам всё выбрал, Чимин тебя не убивал. И Тэхён не должен был протягивать тебе руку. Ты ребёнок, который делает вид, что выше мирских дел. Это ты притворялся, я лишь поверил в твою ложь.

Однако эти истины не дают ответа на самый главный вопрос. «И где ты теперь?» — хочется кричать Чонгуку, перебивая собственную тишину, упрекая Его в своей слабости. «Когда это началось» — шепчет объявившийся голос. Он смешок пустил добрый, потому что обличение болезненным не было. Оголенные нервы были вырваны с корнем. Чонгук научился у Тэхёна многим полезным вещам, и это одна из них. Вопрос повисает в воздухе, Чонгук просыпается. За окном Новый город покрыт смогом, всю ночь мёл снег, и кто-то из рабочих, вероятно, забыл прикрыть поршни очистительных механизмов. Утром из-за этой грязи улицы будут пусты.

«Когда это началось?»

Чонгук вглядывается в очертания города и уже знает ответ. Звон продолжается. Его всё ещё нет.

* * *

       Прошла целая вечность, сколько то там тёмных ночей и пасмурных дней. А одинокие сутки затянутую в глупую надежду покрылись черной копотью. Намджун до сих пор не пришёл, а это был единственный ориентир в днях. Если конечно он про него не забыл. — Да, ты прав, — Чонгук говорит в пустоту, смотря всё в тот же потолок. — Как всегда ты прав. Он всё чаще ловит себя на мысли, что воспроизводит насмешливый голос Тэхёна у себя в голове: «Прислушивался бы к моим словам» и так же в своей голове привычно ему отвечает: «Как же ты меня раздражаешь». — Если бы у меня был выбор. Не оставаться здесь — кричит разум. Но ему не встать и не выйти — ему некуда идти. Он не знает, где Тэхён и Чимин. Даже если спустится вниз, он лишь сможет выйти на Живую улицу, но квартира та, на шестом этаже, давно пуста. Он может придти к шахтам, где они сжигали бумаги, а некоторые закопали, но разве он доберется до туда сам?       В голове ещё один образ Тэхёна, что лишь взглядом говорит: «нет, тебя убьют раньше» У Чонгука нет выбора, Тэхён не оставил ему его. Он его перед фактом поставил. И тот не имеет права ослушаться. «Не делать глупостей» — сказал Тэхён. Чонгук внезапно задумывается, он что-то знал или …?

Ты его уже сделал.

Он к жизни не вернётся — его Чонгук давно оттолкнул, его Чимин давно убил, его Тэхён забыть заставил. Но голос чётко слышится. Как и всегда в неизвестный час, Он явился. Для того, чтобы попрощаться. — Ты сделал и Ты мертв. Сейчас, Чонгук бы уже никогда точно не выбрал идти слепо за Тэхёном. Это Он сделал тот выбор, и это Он позволил себя убить. Чонгук переключает внимание, заставляет себя забыть, о каком выборе говорит самый страшный из голосов в его голове. Его голос.       Он уже над Чонгуком склонился. Застал его усеянным множеством лепестков, в неопрятных одеждах, со сбитыми в кровь костяшками, израненными пальцами, налитыми кровью глазами и криво отстриженными волосами. Но Чонгуку плевать и не стыдно совсем, что Он его таким видит. Чонгук рад показать Ему такого себя. Он в глаза смотрит, ещё чуть ниже клонится и Его волосы длинные касаются Чонгука лица. Потолок, что расписан в показной роскоши, перестал быть Чонгуку за Ним виден, потому что он в лицо знакомое всматривался и, кажется, запомнить хотел. Не потому что будет скучать, а чтобы помнить — он был потрескан изначально. Чонгук моргает и взгляд на чем-то одном больше не фокусирует. — К-а-к крас-и-во. Ему так подходят эти декорации, Он так хорошо вписывается в них. Словно они для Него сделаны. Этот потолок расписанный в показной роскоши, так Ему шел. Но Чонгуку нет, и пора Его отпустить окончательно, ведь Он тот же самый сюртук — мешает.

Тебе должно быть так одиноко.

«И страшно» — добавить хочется. Чонгук смотрит на Него в последний раз, на смех звонкий расходится, потому что оказался сильнее. Потому что это Он сломался, а Чонгук нет. Потому что Он, полностью сотканный из лжи, разошелся на тысячи шелковых нитей, под аккуратными руками Ким Тэхёна. Чонгук должен благодарить за то, что Тэхён разбил всё маски, заставил обнажить душу и наконец быть честным с самим собой. — Быть кому-то нужным так важно?

Тебе необходимо.

И Он улыбался. Ведь Ему никто не был нужен, ведь Он ничего ни от кого не хотел. Никогда и ни разу. — Я устал. Хочется всё забыть, и хоть что-нибудь почувствовать. «Подскажи, пожалуйста…» — молит Чонгук, но до Него уже не докричаться, потому что Его давно нет. Сердце бьется всё чаще, голова кружится, Его руки смыкаются на шее, ребро ладони впивается под подбородок, кажется, гуляющие вокруг тени растворяются. — И так хочу спать.

Так спи.

И видя его в свой последний раз, Чонгуку совсем не хочется его провожать. — Ещё недавно я думал, что сойду с ума. Крайности, апатия, эти одинокие и страшные ночи. Я… Глотку сдавливает и лепестки щекотят трахею. — Я завидую тебе.

Мне так тебя жаль.

Перед тем как глаза закрылись, Чонгук видел: Он улыбался. Он был счастлив.