Canto di stelle.

      А звёзды сыпятся с небес. Их пламенные осколки ранят руки, рассекают детскую плоть, чтобы слабые капли света, смешанные с кровью, могли попасть внутрь и вновь заставить сердце биться. Пока есть в человеке то живое, что пылает внутри, он будет зваться чем-то бóльшим, чем просто сущностью. Поговаривают, мол, жизнь столь несправедлива, что лишила людей зрения, ослепила их, запретила видеть истину, ведь та слишком сурова. И каждое утро под страхом смерти мы вышиваем на лицах своих близких кресты, а потом больше никогда не зовём их по имени, не видим их улыбок, не слышим смеха и плача. Они точно так же пытаются смыть нас из собственной памяти. Дрожащими руками, ненароком раня пальцы иглой, они вышивают на наших лицах кресты и больше никогда не вспоминают наши имена, улыбку и смех. Среди пустого мира, наполненного ослеплёнными, цена прозрения слишком велика — собственная душа. Никто бы не решился лишиться самого себя, чтобы снова отличать молчаливых лжецов от тех, кто, не прикасаясь к телу, смог задеть струны ослабевшего сердца.       А звёзды сыпятся с небес. И Иван даже не помнит дату своего рождения, свою жизнь, свои страхи и слабости. Под натиском судьбы, хватающей за горло и перекрывающей доступ к воздуху, он не видел никого, лишь кресты на лицах, уродующие личность. Но жестокие обломки небесных тел так сильно ранили его, что он смог постичь. Пустой и искалеченный, он наконец обрёл зрение. В мирке трущоб, насилия и бесконечных попыток добиться невозможного, среди этих пустых лиц, у юноши появилась собственная звезда. Совсем рядом, но пылающая так сильно, что ослепляла вновь и вновь. Он наконец смог увидеть в человеке живое создание. Тилл не Бог и даже не любит Ивана, но шрамы, подаренные звёздами, преподнесли в качестве извинения именно его. Его единственный лик среди сотен пустых, его единственный голос среди невнятных криков, его единственные смех и улыбка среди запретов на нормальное существование. Ты стал моим человеком. Первым из всех окружающих, кого я могу назвать человеком. Я никого не любил так, как любил тебя.       А звёзды сыпятся с небес. Пылающие шарообразные тела рассекают небесную гладь, стремительно направляясь к земле. Я бы хотел видеть этот мир сгорающим дотла, но лишь стоя на вершине и крепко держа тебя за руку, Тилл. Среди предсмертного зарева две маленькие фигурки бегут прочь. Прочь от этого жестокого мира. И никто не знает их имён, не видит их лиц, не помнит их голосов и смеха. И никто не ведает, что это за люди, кроме них самих. Холодный пот стекает по телу, скапливаясь на кончиках пальцев, но они ни за что не отпустят друг друга, ведь звёзды, дарующие только разруху и смерть, выбрали именно Ивана и Тилла для спасения. Позади сгорает целый мир, а вместе с ним и безликие люди тонут в море пепла, пока мы пересекаем черту дозволенного в надежде навсегда вырваться из этих оков. Но ты вдруг отпускаешь меня. Два дрожащих силуэта во тьме расходятся по разные стороны видения мира. И Тилла терзают сомнения, ведь он не может уйти, бросив здесь того, кого любит. И боль от этих слов гораздо сильнее любых ударов, но Иван не сопротивляется и позволяет пронзать себя раз за разом. Он поступил точно также. Стал хвататься за кромку будущего, такую же хрупкую, как надежда на то, что когда-нибудь среди опустошенных лиц, Тилл сможет разглядеть Ивана. Взглянуть ему в глаза. Там мелькают звёзды. Одна из них, самая яркая, никогда не упадёт, пока мальчик жив. Это и есть сам Тилл, но он никогда об этом не узнает.       А звёзды сыпятся с небес. И стоя на сцене, Иван точно знает, что выйдет отсюда победителем, ведь где-то неподалёку сияет его последнее светило. Зал шумит, но он будто пуст. Противник прилагает всевозможные усилия, но его будто и нет вовсе. Поверхностные эмоции стесняют грудную клетку, сбивают дыхание, душат, но Иван будто не чувствует этого. За километры отсюда, на той самой равнине, где огонь испепелил всё живое, а судьба изранила юношу ещё сильнее, осталась его душа. Каждый миг, оставленный ему на существование, Иван мысленно проводит там. В этой кипучей бездне воспоминаний, где однажды он похоронил свою надежду. Надежду на спасение. Он так хотел видеть, как мир сгорает, так стремился сохранить то единственное, что даровала ему жизнь, что совсем забыл про себя. И стоило иглам вонзиться в его лицо, он смог осознать. Вспомнить, что хотел убежать и забрать с собой Тилла. С того дня для Ивана звёзд более не существовало. Они проносились вдаль, подобно мимолётному сомнению, и исчезали за горизонтом. Иван поставил на кон свою собственную жизнь, поклялся спасти мальчика, который помог ему прозреть, чьё лицо он смог разглядеть в толпе крестов. Сейчас этот человек даже не смотрит на него, он занят той, чей лик всегда был открыт для него. Тилл не Бог и даже не любит Ивана, но последний поклялся. Стоя на коленях пред догорающим небом, он молил не о собственном спасении, а лишь о том, чтобы его последняя звезда смогла продолжить свой путь и блистать на обширной сцене так же ярко, как и на небесных просторах, украшая своим существованием мир, который Иван видит лишь во снах. Ему было бы достаточно просто смотреть, просто наблюдать за тем, как его сокрытая любовь делает свой следующий шаг и продолжает жизнь, не задумываясь о добре и зле, о правде и лжи, а главное об ушедших, ведь у Тилла уже есть его человек.       А звёзды сыпятся с небес. И уже завтра Иван умрёт. Он точно это знает. Обессиленный и разбитый после пропажи Мизи, его звёздный мальчик не перестаёт пылать, сжигая всё вокруг себя. Праведный гнев Тилла, его бессилие и боль растекаются в пространстве, соприкасаясь с разумом Ивана. Опять закованный в цепи собственного мышления, опять обездвиженный и без сознания, опять ты в таком состоянии, но для меня нет более сильного человека. Нет такого другого, в которого я мог бы верить. Уже завтра я умру, а ты останешься, Тилл. Останешься и продолжишь идти вперёд, потому что тебе есть ради кого это делать. А у меня нет в этом мире ничего стоящего, кроме тебя. И вот две фигурки, скорчившиеся на полу, виднеются во тьме. Иван освобождает его. Освобождает раз и навсегда, потому что больше такой возможности не будет. Отныне, Тилл, ты можешь справиться сам, меня больше не будет, но я всегда рядом и клянусь не отпускать твою руку, пока последняя капля крови, стекающая с кончиков пальцев, не лишит меня жизни.       А звёзды сыпятся с небес. И я больше никогда не возьму тебя за руки, никогда не уйду отсюда, никогда не исполню свои мечты, но у тебя останется эта возможность, Тилл, я приложу для этого всевозможные усилия. Огни сцены ослепляют, зал сыплет аплодисментами, непрекращающийся шум режет слух, но Иван вновь лишён зрения. Это последний день, когда он видит свою догорающую звезду, последние часы и минуты рядом с ним, последние отблески света в глазах умирающего. Ты пуст и совершенно безнадёжен, но я хочу, чтобы ты жил. Я всё отдал для этого. Даже самого себя. Поэтому ты обязан продолжать жить, Тилл. Даже если я оставляю тебя здесь совершенно одного, я верю в тебя гораздо больше, чем в себя. Я верю в то, что ты справишься. Начинается подсчёт баллов, они стремительно взмывают ввысь, но на фоне шумного мира ты вдруг замолкаешь. Сегодня два страдальца решили сдаться собственной судьбе и принять небесную кару. Иван просто не может позволить этому случиться. Всё то, что погибло в нём раньше, сейчас гложет и будто переливается через край. Микрофон с глухим стуком падает на пол, пока юноша стремительным шагом направляется к противнику собственной души. Иван проиграл и точно это знает, но проиграл гораздо раньше. Он был повержен ещё в тот день, когда впервые увидел человека без крестика на лице. Тилл не Бог и даже не любит его, но на самом деле они оба проиграли. Проиграли друг другу. Проиграли в тот момент, когда Иван заставил их губы соприкоснуться, когда обхватил шею и начал сдавливать, когда пытался понизить собственный рейтинг, как мог. Тилл тоже стал проигравшим, как бы Иван ни старался его спасти, крестик исчез с лица юноши и вспыльчивому небесному созданию наконец открылся тот, кого он никогда не замечал. Сегодня они впервые взглянули друг другу в глаза. Впервые поняли, что значат друг для друга, но было поздно.       А звёзды сыпятся с небес. И под шум метеоров, проносящихся позади нас, я умираю. Истекая кровью и медленно оседая на пол, я хотел бы вознести руки к небесам, чтобы попросить о спасении ещё раз, но уже поздно. Сцена залита кровью, а я всё пытаюсь найти проблеск в твоём мрачном и шокированном взгляде. И две фигурки здесь и сейчас смотрят друг на друга, а Тилл всё пытается в эти последние мгновения запомнить, каково это, когда в глазах другого человека проносятся звёзды. Он видел их когда-то очень и очень давно. Кажется, даже не в этой жизни. В тот день один безликий пытался увести его отсюда, пытался спасти, защитить, уберечь, и юноша с несказанным стремлением бежал вслед за этим человеком, чьё имя Иван. Я никогда не знал тебя таким, каким ты правда был. Я не Бог и даже не люблю тебя, но почему же тогда так тоскливо? В ногах лежит лишь безжизненная оболочка, пустой сосуд, мёртвое тело. Он истекает кровью, но даже не плачет. В тёмных глазах, напоминающих о бесконечном небе, невозможно ничего прочесть. Там отражаются огни сцены, там виднеются рукоплескания зала, но Тилл больше не слеп, пускай и не всевидящ, он способен прочесть эту боль, сокрытую внутри. Я вижу в тебе звездопад и каждое летящее небесное тело переполнено тем, что не было сказано, что не было осуществлено. Там умирают надежды и мечты, где-то там, в самой глубине твоего маленького мирка, трепещет комок невыплаканных слёз. Я так хочу вновь видеть тебя живым. Тилл в молчании опускается на колени подле остывающего тела и закрывает ему рукой глаза. Иван не должен лицезреть, что даже после того, как он лишился жизни, его любовь так и не нашла себе места в этом мире. И Тилл плачет. Он не знает, что оплакивает, не знает, почему позволяет себе подобное, но просто не может прекратить. Он никогда не любил звёзды и не видел в них ничего привлекательного, но сегодня среди пустующего неба его глаз загорелась одна-единственная звезда.       А звёзды сыпятся с небес. Сегодня день выступления и Тилл не знает, хочет он умереть или выжить. Сил практически не осталось, дыхание перекрыто, ведь больше никого нет рядом, кроме людей, отмеченных смертью. Когда-то им тоже пришлось уродовать чужие лица, пришлось всё забыть, пришлось отпустить. Но их боль несравнима с тем, что испытываешь, когда среди толпы были лишь двое человек, которых ты и правда знал. Те двое, которых ты любил. И никто из них не вернется, они растворились в этом хаосе, были поглощены отчаянием, но не сдались без боя. Тилл ступает на залитую светом сцену, он не готов сражаться, только не сейчас. Хочется кричать, хочется повернуть время вспять, вернуться туда, где никто и ничто не покидали его. Хочется заснуть и хотя бы там вдохнуть полной грудью, глядя в прошлое, насладиться последними моментами своего хрупкого счастья. Но всё сущее разбито вдребезги, а осколки вонзились под кожу и в любой момент могут ранить ещё сильнее. Шоу в самом разгаре, но Тилл хочет ослепнуть, забыть о пережитом, потому что как в самом страшном сне ему являются образы покойного Ивана. Движения рук, мимика, походка, и будто он снова здесь, снова рядом и теперь никуда не уйдет. Тилл готов был бы даже дать слабину, отпустить гнилые помыслы и просто броситься к нему, навсегда застывая в объятиях. Но этого никогда не случится, потому что всё разрушено. Дрожащие руки вцепились в микрофон, а рябь в глазах всё никак не прекращается и видения только усугубляются. Тиллу хотелось бы прямо сейчас удушить Луку, ведь он не простил ему Мизи, никогда не простит того, что с ней стало. Воздух содрогается и хочется вцепиться ему в горло, заставить умереть здесь и сейчас, лишь бы вернулись ушедшие. Лишь бы ещё раз взглянуть Ивану в глаза и вновь читать его как открытую книгу. Мечты о несбыточном такие болезненные, а ведь Тилл никогда не мог представить себе, а уж тем более прочувствовать, каково было другому человеку. Каково было умирать, зная, что здесь останется лишь частичка его души, заключённая в любви. Счёт начинает уравниваться, но сил не остаётся, сколько бы стараний ни было приложено, он вновь проигрывает. Сердцебиение замедляется и его стук слышен даже в голове. Пульсирующие громкие звуки раздаются всё реже и реже, пока наконец не стихают. Это конец. Тилл хотел бы заплакать, но сил нет. Опустошённым взглядом он наблюдает за тем, как меркнут в его глазах огни, как затихают голоса, как всё сущее растворяется в блаженном спокойствии. Он умирает. Одинокая слеза скатывается по щеке. Совсем скоро и она разобьётся об пол, завершая своё существование. Говорят, что эти жалкие капельки можно сравнить со звёздами. Всё исчезает, стирается в пыль, но даже после твоей смерти я буду рядом, ведь поклялся никогда не оставлять. Тилл не Бог и даже не любит Ивана, но все равно желает чувствовать его присутствие, пока не покинет этот мир вслед за ним.       А звёзды сыпятся с небес. Больше их взволнованное сияние и притягивающий блеск никого не побеспокоят. Всё закончилось так мучительно, но так быстро, будто вся жизнь пронеслась перед глазами, подобно комете. И мы больше никогда не назовём имён друг друга, не услышим смеха и голосов, не сможем взглянуть в такие родные глаза. От наших тел избавятся люди с крестами на лицах. В этом бессмысленно жестоком и холодном мире две крохотные фигурки могли найти пристанище только подле друг друга, но они мертвы. Под землю погребут несбыточные мечты, надежды и хрупкие желания вместе с их телами. Иван безмерно благодарен Тиллу за появление смысла в своей жизни, за возможность чувствовать, любить, ощущать что-то, кроме пустоты. Тилл до последнего так и не понимал, что испытывает, но его благодарность светилась в той единственной слезе, искрящейся огнями. Ничто не вечно и ты снова возвратился ко мне. Я рад тебя видеть. Теперь мы можем уйти вместе и я больше никогда не отпущу твою руку, никогда тебя не потеряю, не забуду, не постыжусь своих мыслей и желаний. Бог суров и даже мольбы о помощи привели нас с тобой к такому исходу. Давай покинем этот мир вдвоём и больше никогда не расстанемся. Пойдем, Тилл. Пойдем, пока звезды сыпятся с небес, и освещают нам путь.