Кристаллы

Возможно, между ними что-то случилось. Серый не уверен, что именно, но почему-то в такси по дороге домой он грустно улыбается в стекло, никак не может сдержать эти ползущие уголки губ и щемящее чувство в груди от воспоминаний о его хрипловатом — не спешишь? Там, у Кристалла, Олег поднимается с бордюра — смотрит вопросительно, как-то хитро, почти заигрывающе — но об этом думать запрещено. Ресницы отбрасывают длинные тени, и вот он возвышается над Серым, словно арлекин или пьеро, большая такая, красивая кукла, почти нарисованная, то есть — ненастоящий совсем, сочиненный. Он затягивается последний раз — и Серый смотрит, как все его тело, от груди до мышц лица забирают этот дым. И вот тогда-то Олег и говорит: — Не спешишь? Серый жмурится от воспроизведения этого звука в памяти, словно кто-то щекочет его в глубине головы, в отделе — безосновательно прекрасные воспоминания. — Да нет… — он не отводит глаз, будто перестать смотреть означает выйти из негласно начавшейся игры. Глаза у Олега под черными ресницами очень внимательные: — Тогда жди. Серый заколдовано ждет — становится холоднее, спадает жар зала. Он смотрит, как черная фигура удаляется во тьме служебного выхода, быстро ищет глазами Марго, случается немой диалог в стиле: а где этот? — там — а ты? — что? — норм? —многозначительное покачивание головой. Она не досматривает — улыбается своей новой подружке. Быть легким как она хочется очень сильно — внимательным к себе и другим. Серый попадает обратно в такси, когда вдруг просыпается, свернувшимся у двери: — Приехали, — гудит водитель. — Да, спасибо. Нет, не спасибо — воспоминание обрывается, а вместе с ним возможность прожить все заново, пока оно свежо. Серый выползает, пытаясь сдержать пьяность, достает ключи, достает телефон, пробегается по уведомлениям. Ничего…неожиданного. Точнее ожидаемого. В общем, ничего. В квартире пусто и тихо — это почти хорошо, если бы не одолевающее желание разделить с кем-то последние отголоски сегодняшнего вечера — Серый предчувствует, что уже завтра это будет казаться стыдным, будет горчить, но сейчас, пока еще на языке привкус лонг-айленда — пока можно. Этот лонг-айленд в руке Олега выглядит неожиданно. Он снова появляется перед Серым, улыбается. Серый неловко встает, хотя его никто не приглашал. Олег протягивает ледяной стакан: — Пьешь такое? Это вдруг заставляет нервничать — во-первых, какое-то слишком стремительное развитие событий. Во-вторых, такое развитие событий всегда имеет одну и ту же направляющую, к которой, Серый, кажется не готов. Неопознанные чувства разной степени тяжести обрушиваются так неожиданно, что становится неловко, и это, видимо, чувствует не только он. — Нет? — не дождавшись ответа, переспрашивает Олег. Лицо у него остается прежним — приятным…или скорее располагающим. — Пью, — торопливо отвечает Серый, хватая стакан — пальцами, естественно, по чужой мокрой руке. Может, Олег думает, что его раскумарило за эти несколько минут сидения настолько, что ему больше ничего не нужно, потому что снова спрашивает: — Точно? Если че, Ваду вольем, там тупо дизель вместо организма. — Да, это заметно. Смеются. Серый берет в рот трубочку и пьет слишком долго — надо срочно что-то придумать. Надо показать шоу, которое произведет на Олега абсолютный фурор. Надо полностью отработать этот лонг-айленд своей эмоциональной включенностью, надо обеспечить ему такой диалоговый аттракцион, что он будет вспоминать его годами, как Максим из Станции, который спустя три года написал: привет ты меня не помнишь наверно увидел твой номер блять иногда просто хочется обратно на крутицкую болтать с тобой у воды полночи Серый, конечно, помнил, но никаких приятных ощущений это не принесло — пьяные сообщения это категория бэ, как сказала бы Марго — нахуй нужно, скажем дружно! То ли дело пытаться произвести впечатление на басиста ноунейм группы на заднем дворе сомнительного бара, ммм, делишес.  Серый наконец-то поднял глаза: — Я тебя напряг, да? — Олег улыбнулся, и заблестели немного выступающие клыки. — В каком смысле? — Серый говорил, едва размыкая губы на трубочке, это не было планом, но в какой-то момент Олег бросил куда-то в область его рта трудно расшифровываемый взгляд, и Серый наконец-то убрал стакан от лица — рука леденела, и на языке чувствовался дешевенький виски. Боже, он пил самый уебищный в мире напитков коктейль почти из рук незнакомца, который вынес его во двор за баром неизвестно откуда… — Да просто чувство такое, — Олег поводил рукам вокруг себя в неопределенном жесте, что-то между: ну такое и: туда-сюда, хуе-мое. Давай, Серый, время поражать! — Нет, просто удивлен, что наше знакомство все-таки произошло. — Жесть, ты перестарался, Серый. — А что удивительного? — Олег выпил немного, кажется, виски-колы, и на блестящем мокром стекле его темная рука выглядела так ярко — Серый заметил широкое серебряное кольцо на безымянном. — Ну, у меня нет знакомых музыкантов, это всегда казалось далекой историей. Как будто они существуют только на сценах, а в реальности у них нет жизни и личности. — О, прям про Шурика, — улыбнулся Олег. — Ну, то, что ты рассказываешь — это про каких-то фэймос персонс, а мы так, шпана. Серый немного зависает от сочетания слов феймос персонс и шпана в одном предложении, это вдруг придает какой-то уверенности. — А мне понравилось, — он улыбается, понимая, что это ту мач — чувствует, как смыкает и размыкает губы, и не может удержаться от того, чтоб увести взгляд к своему тупому охуенному самому вкусному в мире лонг-айленду. Олег подходит ближе, облокачиваясь на стену, Серый немного отступает, скорее неуверенный, что Олегу достаточно пространства, чем испуганный его неожиданным вторжением. — Расскажи тогда, — он наклоняется как умная, внимательная птица, совсем не как волк, и его черные глаза молчаливо впиваются, кидают очередную затравку, очередную — я же знаю, что именно тебе понравилось, я надеюсь, что знаю. — Мне понравилась последняя песня. Я ее уже слышал, когда только начал афишу делать. — Ну, слушай, — Олег заулыбался снова, перекладывая стакан в руке, — понравилось это не аргумент, тут либо до мозга вбивается, либо так — ну че-то, мол, интересное, просто одно из... — А ты максималист, — ухмыльнулся Серый. — Я реалист — быть в андеграунде это значит не уметь нравиться, это значит простреливать людям башку музыкой. — Уу…милитаристские аналогии, — Серый понимает, что уже запрещено пьян, когда вдруг выскальзывает без фильтра, и лицо явно искажается в насмешке. Возможно, Олег не имел этого в виду, но есть больные темы. — Извини. — Да нет, — Олег смотрит серьезно, пробегается взглядом по нему всему, — это ты извини. Странный пример. — Ну, среда подталкивает…бывает, — Серый пьет еще, начиная чувствовать, как тающий лед лед разбавляет вкус. Олег топчется несколько секунд, словно в поиске нового повода, в нем вдруг проскальзывает незнакомая тревожность, Серый заставил его понервничать? ощутить, что облажался? обидеть? Что бы он не сделал — это возымело эффект. Он наконец сказал: — А мне больше всего из нашего нравится: …ну что за смешные ботинкиии, кудааа ты пойдешь в таком виииде, — он весело качался в такт этой нелепой песне, ее Серый уже слышал, даже, кажется помнил, потому что в ней почти не было басов, и большую часть того видео Олег точно так же качался на сцене, весело, как-то ребячески мотая головой, и Серый перематывал раз за разом, — отдай мне эти ботинки, и беги, беги без оглядки…ботинки это серьезно…а без них все будет в порядке, — он так смешно, задорно пел, у него был трогательные голос, живее, чем у Шуры, и, кажется, вся любовь к этой абсолютно дурацкой песне выплескивалась из него прямо сейчас. — А без них все будет в порядке, — поддавшись моменту подпел Серый. Дурацкая песня. Хорошая дурацкая песня. — Такой песней уже башку не прострелишь, да? — Олег улыбнулся как-то неловко, впервые, кажется. — А про чьи она ботинки? — Серый смотрел, как чужие темные большие руки перебирали стакан, постукивали пальцы, словно еще продолжая ритм. — Не могу сказать, — засмеялся Олег, — иногда просто, знаешь, мешает что-то…иногда это ботинки. — А в остальных случаях? Кажется, все. Серый был влюбленной школьницей на дискотеке, он припал к этому прохладному кирпичу, наклоняясь, откидывая щекочущие шею волосы. Это было не для того, чтобы на него пялился Олег, это было, да, для того, чтобы на него пялился Олег. Если он все еще делал это, значит не стоит отказывать себе в желание украсть его взгляд целиком. — В остальных не знаю, но конкретно в нашем — это полупустые стаканы, — Олег поставил на бордюр свой, так же быстро забрал и у Серого и сказал короткое, — подвигаемся! Это и правда дискотека — и тот самый гитарист из Б класса приглашает Сережию танцевать. Они идут через весь двор, Серый оборачивается, но не находит Марго. Шаг у Олега широкий и легкий, приходится почти пробегать следом — они заходят в узкий коридор бывшего завода, и, кажется, стоило бы тормознуть, но Серый идет. Вот тут-то между ними что-то и случилось. В небольшой комнате было темно, играл какой-то сет, не то, чтобы очень классный, скорее сочиняемый находу, редкие люди покачивались, а за стойкой стоял какой-то парень. Очень красивый, если бы Серый оценивал его красоту — с длинными черными брейдами, в тяжелых золотых серьгах. Рейвы хорошая вещь, но стремительная смена локации подвела голову — Серый глупо стоял у стены, смотрел как Олег выжидающе за ним следит, все немного гудело, немного пульсировало где-то в животе. Олег снова подошел, слишком близко, но иначе не было бы слышно — это вынужденная мера. Серый немного наклонился, вслушиваясь, чувствуя впервые его запах — сигареты, алкоголь, что-то сладкое, что-то острое, как будто в нос попало мыло, которое все-таки щиплет глазки. Олег говорит на ухо: — Тут ребята просто прогоняют сеты, разгружает голову, — он замолкает, как будто дает время на ответ, и не получив его, говорит дальше, — и тело тоже, можно просто…знаешь, подвигаться. Танцы сближают. А затем Олег делает это — убирает выбившуюся рыжую прядь обратно — аккуратно вкладывает Серому за ухо, и от этого уха, от малейшего касания расползается удар — почти ощущается ток на кончиках пальцев, как когда стоишь под лэпам с высоким напряжением. Серому до смущения хорошо. Они танцуют — нелепо так подергиваются под неровный звук. Серый не выдерживает и закрывает глаза — не выдерживает этого напряжения, не видит, как Олег проскальзывает по нему всему: от этих блестящих волос до открытого белого горла. Эта звуковая коробочка позволяла больше, обнажала больше, в ней, как будто скрытые от всех знакомых следящих глаз, двое становились ближе, по-настоящему — как и сказал Олег. Алкоголь прошептал: тебе срочно нужно влюбиться, тебе прямо сейчас нужно влюбиться, давай скорее, может, ты даже уже? И Серый коснулся осторожно чужой руки. Горячей большой ладони — Олег, кажется, почти протянул свои пальцы, но все закончилось: Серый отпрянул обратно, закрывая глаза. Во дворе было уже почти пусто — выход на свет редких фонарей под черное небо означал конец сеанса, означал начинающееся прощание — Серый посмотрел в сторону той самой стены, у которой он стоял с этим дурацким лонг-айлендом и пел про эти дурацкие ботинки — стаканы с подтаявшим льдом так и стояли там. Правило номер один: уйти, пока не начал сожалеть. И, возможно, все сложилось бы иначе, но в момент, когда Олег почти что-то сказал, вдохнув и взглянув, Серый быстро проговорил: — Наверно, я поеду. И весь воздух внутри Олега превратился в: — Да. Тебе вызвать такси? — Нет, спасибо, — Серый улыбнулся, начала подступать неловкость от того, как это выглядело — побег. Неясно, конечно, от чего, но Олег, кажется тоже это чувствовал, не зная, что сказать теперь. Поэтому сказалось: — Спасибо за танцы. Серый. Серый смотрел в слегка плывущий экран телефона и думал, выглядит ли он достаточно покрасневшим и натанцевавшимся, чтобы вдруг подплывающий к шее и скулам жар был не так заметен. — И тебе спасибо, Олег. Олег засмеялся: — Есть некоторая напряженность? — Почему-то да, — облегченно кивнул Серый, бросая короткий взгляд, делая вид, что вызывать такси так долго и увлекательно. Неужели он встретил человека, который поймет и проговорит все неловкое за него? Какое же счастье. И Олег понимает, говорит: — Я провожу тебя? Теперь, едва зайдя в тишину квартиры, Серый думает только об одном — зачем он ответил ему — нет все нормально я заказал к главному входу так что давай — давай, блять! По лицу себе давай теперь, Разумовский. Уходя, он обернулся, ощущая ошибку. Улыбнулся как бы в извинение за отказ. И Олег смотрел на него, прикуривая, почти один в этом теперь таком далеком, словно из сна, дворе. Марго звонит, и Серый скидывает — прости, дорогая, сейчас хочу страдать в одиночестве под Позволь малолетке поцелуй в лопатку, блять. И, возможно, так бы и было, если бы не висящее в директе: vlkf 01:23 не сказал кое что важное надеюсь еще увидимся на концертвх)