Wyrm and Cub

Глава 4: Зимние розы Проведя день в тренировках верхом, Джон возвращал своих и Барристана лошадей в конюшню после долгих упражнений с копьем, направленным на потрёпанный тренировочный щит. Когда он вернулся, то увидел, как Барристан вместе с принцессой Мирцеллой направляется в сад. Увидев Джона, принцесса сразу улыбнулась, но затем скромно опустила глаза, пока он занимал место рядом с Барристаном. — Спасибо, сир Джон, — поблагодарила она, когда он выкопал место для нового цветка, подаренного ей. — Я еще не сир, принцесса, — ответил он с улыбкой. — Но именно ты защищаешь принцессу от грязной работы, — поддразнила она, бросив игривый взгляд на Барристана. Старый рыцарь усмехнулся. — Оставим копание молодым. Мои колени уже не те. — Красивый цветок, — заметил Джон, глядя на нежные белые лепестки. — Это луноцвет из Староместа, — пояснила она, высаживая растение. — Это ранний подарок на именины от дяди Тириона. — Твои именины? — переспросил Джон, бросив взгляд на Барристана, который слегка нахмурился. — Да, — кивнула она, улыбаясь Джону. — Они через месяц, но дядя не уверен, что будет здесь, поэтому подарил цветок заранее. Джон кивнул, давая ей возможность закончить пересадку. Подготовка к именинам Джоффри была темой всех разговоров, так как артисты съезжались со всех концов королевств, но о празднике Мирцеллы никто не говорил. Джон вспомнил, что и о именинах Томмена он тоже ничего не слышал, хотя уже год жил в Королевской Гавани. Ему стало жаль принцессу ещё больше. Он понимал, почему его собственные именины игнорировались — он был бастардом. Но Мирцелла была принцессой и заслуживала большего. После размышлений Джон решил попросить Робба прислать зимнюю розу из Винтерфелла. Он мог бы сослаться на тоску по дому, чтобы избежать насмешек. Робб мог бы подумать, что Джон пытается очаровать принцессу, но на самом деле он просто жалел девушку, которую её семья, казалось, оставляла без внимания даже в такой важный день. В своих покоях Джон открыл коробку с письмами от Старков, которую он хранил в укромном месте. Ещё несколько месяцев назад он заметил, что коробка иногда оказывалась не на том месте, что указывало на чью-то попытку заглянуть внутрь. После этого Джон стал сжигать письма с важной или личной информацией, оставляя только те, которые казались безвредными. Несмотря на то, что это казалось ему излишней осторожностью, он понимал, что в Королевской Гавани даже самое незначительное письмо могло вызвать интерес. Робб писал, что зимнюю розу невозможно отправить с вороном, но он нашёл торговца, который согласился доставить её на корабле из Белой Гавани. Арья писала чаще всех, следом за ней шёл Робб, оба хотели знать всё о его тренировках. Джон мог бы описать каждое движение и каждый бой в деталях, и этого всё равно было бы мало. В их письмах он ощущал нотки гордости и ревности, что подстёгивало его желание делиться успехами. Санса тоже писала, хотя Джон не ожидал этого. Она проявляла большой интерес к жизни в Королевской Гавани, и Джон старался не упустить ни одной детали. Он рассказывал ей о красоте залива Черновой, о многообразии людей и культур в Блошином Конце, о постоянном смраде, который пронизывал город, о высокомерном поведении Джоффри. Он описал, как однажды видел, как наследный принц преследовал бродячих кошек, наступая им на хвосты и смеясь, когда те плакали от боли. Джон едва не вмешался, но Барристан остановил его, напомнив, что они не могут указывать принцу. Джону было больно видеть, как огорчилась Санса, но он считал, что лучше сказать правду, чем питать её иллюзиями о рыцарской доблести. Единственными, кто соответствовал этим идеалам, были Барристан и Лорас, хотя даже Джейме иногда показывал свою добрую сторону. Бран писал реже, иногда его письма дополнялись заметками Арьи. Джон рассказывал ему о трудностях службы оруженосцем, но также выражал благодарность за то, что ему выпала честь служить сиру Барристану — настоящему рыцарю, одному из лучших в Вестеросе. Он надеялся, что когда-нибудь Бран займёт его место, или, если этого не случится, он сможет попросить Лораса взять его под своё крыло. Эддард писал редко, и его письма были краткими, в основном заверениями, что с Винтерфеллом всё в порядке. Джон замечал, что ждал писем от него с меньшим энтузиазмом, чем от других. Они были формальными, как будто отец просто выполнял долг. Это заставляло Джона сомневаться в их близости и задаваться вопросом, насколько он действительно знал Эддарда. Иногда ему казалось, что он знал о короле Роберте больше, чем о своём отце. Во всяком случае, он точно знал, кто был отцом бастардов Роберта. Робб прислал новое письмо, сообщив, что торговец, перевозивший зимнюю розу, прибыл в Белую Гавань и отправится на корабле под названием «Багровый ворон». Однако он не уточнил дату прибытия, только назвал имя торговца — Джорган. С приближением именин принцессы Мирцеллы и не имея точной информации о времени прибытия корабля, Джон решил ежедневно проверять прибытие судов у Речных ворот. Он делал это несколько дней подряд, пока один из золотых плащей не задержал его. — Что ты здесь делаешь, мальчик? — спросил стражник, капитан ворот, с четырьмя золотыми дисками на черном нагруднике. Он прищурился, разглядывая Джона. — Ты мальчик Барристана, не так ли? — Его оруженосец, — поправил Джон, когда капитан отпустил его. Мужчина рассмеялся. — А, точно. Лорд Сноу. — Джон тяжело вздохнул при упоминании этого прозвища, которое прижилось благодаря кому-то из королевских гвардейцев. — Что заставляет тебя приходить сюда каждый день? — Моя семья прислала мне подарок, — объяснил Джон. — Он должен прибыть на корабле «Багровый ворон», но они не сказали, когда именно, только имя торговца — Джорган. Капитан кивнул. — Хорошо. Скажи мне его имя, и когда он прибудет, я пошлю за тобой мальчишку. — Правда? — удивился Джон. — Да. Его имя? — спросил стражник. — Джорган, — ответил Джон. — А твое? — Тобас Маллер, — представился капитан. — Спасибо, — Джон кивнул и поспешил обратно в Красный замок. Прошли недели, пока Джон продолжал свои тренировки и пытался забыть о прибытии корабля. Однако беспокойство не отпускало его: он боялся, что цветок уже прибыл, и Тобас мог выбросить его, посчитав бесполезным. Однажды утром во время тренировки с Барристаном к Джону подошел стражник из Красного замка. — Лорд Сноу, — ухмыльнулся он, — какой-то мальчишка говорит, что ваш корабль прибыл. Барристан бросил короткий взгляд на стражника, затем улыбнулся Джону, заметив его радость. — Иди за своим подарком, — сказал он со смехом. — Спасибо, сир, — Джон быстро поклонился, отбросил тренировочный меч в бочку и поспешил к Речным воротам. Барристан с мрачной улыбкой проводил Джона взглядом. Он знал о его планах и хотя опасался, что мальчик может слишком привязаться к принцессе, был уверен, что Джон никогда не поступит неподобающим образом. Барристан также понимал, что Мирцелла оценит этот подарок, ведь в отличие от Джоффри, ее редко одаривали с искренней заботой, а не ради корыстных целей. Джон стремительно пересек площадь Фишмонгера и достиг причалов Черноводной лихорадки. Там он увидел капитана Тобаса, стоящего рядом с человеком, ведущим повозку, нагруженную товарами. — Лорд Сноу, — окликнул Тобас, когда Джон подошел и встал рядом. — Тебя зовут Джордан? — То есть да, — ответил старший мужчина. — Ты Джон Сноу? Сын Эддарда Старка? — Да, — кивнул Джон. — Брат Робба. — Его сын дал мне это для тебя, — сказал Джорган, повернулся к своей тележке и начал рыться в вещах. Спустя мгновение он достал горшок с небольшим кустом, на котором цвели пять бледно-голубых зимних роз. Джон взял горшок и передал мужчине серебряную монету. — Спасибо, — сказал он. — Благодарю вас, лорд Сноу, — произнес Джорган с невинной улыбкой, нарочно используя прозвище, которое Джону давно приписали. Затем он увез свою тележку. Джон вздохнул, а Тобас усмехнулся. — Ты каждый день приходишь сюда за цветами? — Они не для меня, — ответил Джон. — Тогда для девочки, — с хитрой улыбкой заметил Тобас. — Ну, удачи, друг. Джон кивнул и уже собирался уйти, но вдруг заметил, как кто-то бросился к Тобасу и вонзил кинжал ему в шею. Капитан закашлялся, когда клинок вырвался из его тела, а затем снова нанес удар, но на этот раз чуть ниже и не столь смертельно. Тобас отшатнулся, а нападавший резко повернулся. Джон мгновенно схватил его за запястье правой рукой, не выпуская из левой горшок с цветами. Тобас рухнул на землю, истекая кровью. Нападавший, дернувшись, попытался вырваться, ударив Джона в пах. Джон отступил, но удержал хватку, несмотря на резкую боль. Клинок снова блеснул, оставляя кровавую полосу на бедре Джона. Стиснув зубы, Джон встретил удар нападавшего, выбив кинжал из его руки ботинком. Враг осел на колени, но тут же попытался сбежать. Ситуация изменилась, когда из-за угла появились трое стражников в золотых плащах. Двое мгновенно пронзили нападавшего мечами, а третий поспешил к Тобасу. — Черт… — выдохнул Джон, пытаясь подняться. Но едва он перенес вес на раненую ногу, боль заставила его снова рухнуть на землю. Один из охранников бросил подозрительный взгляд на Джона, но другие, узнав его, объяснили, что он пытался помочь. Поняв, кто перед ними, стражники вызвали человека, который отвел Джона к Барристану. Сидя у Речных ворот, Джон заметил, как лорд-командующий приближается. Не в силах вынести его взгляд, он опустил голову. Кровь все еще сочилась из раны на бедре, а горшок с цветами оставался зажатым в руке. Барристан остановился перед ним и, не раздумывая, опустился на колено. — Ты в порядке, Джон? — спросил он, внимательно осматривая его. Джон кивнул. — Мне жаль, сир Барристан. — Жаль? — с легким смехом спросил Барристан. — За что? За то, что тебя ранили? За то, что ты пытался остановить убийцу? — Я почти позволил ему уйти, — сказал Джон, качая головой. — Если бы я был внимательнее, мог бы помешать ему убить Тобаса. Барристан нахмурился и покачал головой. — Это не твоя вина. Ты не мог знать, что какой-то безумец нападет на капитана. Возможно, это был просто обиженный дурак. Предвидеть такое невозможно. — Ты бы смог, — упрямо возразил Джон, взглянув на старого рыцаря. — Ты бы заметил его раньше. А я… — Он опустил взгляд на зимние розы в руках. — Я пытался остановить его, но продолжал держать их. Как будто это важно. Как будто они значат больше… — Он осекся, покачал головой и взглянул на рану на бедре. — А если она слишком глубокая? Барристан мягко улыбнулся, его глаза с искренней заботой смотрели на юношу. — Дай-ка взгляну, — сказал он, осторожно сдвинув платок, завязанный на ране. Порез выглядел болезненным, требовал швов, но не был угрожающим. — Ты пробовал ходить? — Это больно. — Неудивительно, — вздохнул Барристан, помогая Джону подняться. — Мы обработаем и зашьем рану, как только вернемся в крепость. Думаю, недели две ты будешь восстанавливаться. — Две недели? — спросил Джон, с недоверием взглянув на него. — Радуйся, что только две, — улыбнулся Барристан. — Рана могла быть смертельной или оставить тебя без ноги. Когда они вернулись в крепость, Джон стойко терпел боль, пока Барристан промывал и зашивал рану. Ограничения на передвижение оказались неприятными, но не критичными: вместо того чтобы полностью лишиться активности, он сосредоточился на верховой езде и тренировке с копьем. Лорас предложил составить ему компанию, ведь их привычные спарринги временно прекратились. Дружба с Лорасом Тиреллом оказалась для Джона неожиданной. Лорас был его полной противоположностью во многих отношениях, и Джон не мог не замечать мелочи: как он изображал интерес к женщинам, в то время как его взгляды и улыбки были обращены к лорду Ренли. Джон долгое время пытался разобраться в этом. Он знал, что Лорас был высокомерным, честолюбивым и временами раздражающим, но также порядочным и искренним человеком. Никто не поднимал этот вопрос, и Джон понял, что, даже если бы кто-то осмелился, Лорас все отрицал бы, чтобы защитить себя и свою семью от позора. Джон уважал Лораса за его внутреннюю силу и постепенно понял, что то, с кем он делил постель, не имело значения. Важно было лишь то, кем он был как человек и он был лучшим большинства в Королевской Гавани. В первую же ночь после возвращения из Речных ворот Джона посетили Джон Аррен и король Роберт, которые привели с собой мейстера Пицеля для осмотра раны. — Ничего страшного, ваша светлость, — заверил Джон. — Я видел, как много людей умирало от «ничего», Сноу, — угрюмо ответил Роберт, кивнув. Пицель жестом попросил Джона спустить штаны и поправить одежду, чтобы открыть разрез на бедре. — Сшито достаточно хорошо. Рану промывали? — Сир Барристан обработал её, как только мы вернулись из Грязевых ворот, — кивнул Джон. — Хм, — задумчиво произнес старый мейстер. — Если за ней правильно ухаживать, через две недели сможешь нормально стоять на ногах. Может, и раньше, если будешь беречь себя. Боль, правда, может продержаться ещё около недели. — Останется ли шрам? — поинтересовался Джон Аррен. — Нет, если мазать рану регулярно, — ответил Пицель, глядя на Джона. — Я пришлю мазь. Наноси её утром и перед сном. Если шрам и останется, то будет настолько незначительным, что его почти не заметят. Он похлопал Джона по колену, поднялся и, не глядя на короля и его десницу, вышел. — Что ты делал у Грязевых ворот, Джон? — спросил Аррен, пристально взглянув на юношу. Джон бросил взгляд на Роберта, боясь быть неправильно понятым, но решил сказать правду. — Я узнал, что скоро день именин принцессы Мирцеллы, и почувствовал себя плохо, что не могу позволить себе достойный подарок. Поэтому попросил Робба прислать зимние розы из стеклянного сада Винтерфелла. Он отправил их с торговцем, и я пошёл навстречу. У ворот кто-то напал на капитана — ударил его в горло. Я попытался остановить убийцу, но держал горшок с цветами и не мог сражаться как следует. Он успел меня ранить. — Подарок для Мирцеллы? — Роберт поднял бровь. Джон почувствовал жар в лице. — Я знаю, что уже поздно, но узнал об этом всего месяц назад. Сир Барристан сказал, что стражники дарят принцессе подарки, поэтому я подумал, что и от меня этого ждут. Губы Джона Аррена изогнулись в понимающей улыбке, а Роберт громко рассмеялся. — Настоящий рыцарь в процессе становления! — провозгласил король. — Я соберу для тебя награду. — Но я не смог его остановить, ваша светлость. Его задержали золотые плащи. — Да, но они не порезались при этом, — фыркнул Роберт. — Может, ты воспользуешься наградой, чтобы купить следующий подарок и избежать нового шрама. Когда Роберт удалился за кошельком, Джон Аррен остался наедине с Джоном. — Ты же понимаешь, что этого никогда не произойдёт, — мягко сказал он, нахмурившись. Джон вздохнул. — Это не так, милорд. Просто… — Он замялся, наклонился вперёд и, нахмурившись, добавил: — Мне стало жаль. Кажется, её именины игнорируют, а празднование Джоффри было придворным событием. Аррен удивлённо поднял брови, затем сдержанно кивнул. — Возможно, ты прав. Королева иногда уделяет слишком много внимания наследному принцу, оставляя остальных без внимания. Хотя… не уверен, что это такая уж трагедия. Джон усмехнулся, уловив заговорщический тон. — Принцесса казалась счастливой от цветка, который подарил ей лорд Тирион. Я подумал, что ей понравится один из цветов Севера. Джон Аррен задумчиво смотрел на мальчика, размышляя, не упустил ли он чего-то важного, не разглядел ли то, чего даже сам Джон не осознавал. А может, возраст заставил его видеть то, чего на самом деле не существовало, как золотых детей, рожденных у черного короля. — Когда ты собираешься ей его подарить? — спросил лорд Аррен. — Я уже опоздал на ее именины, — нахмурился Джон. — Не могу решить, стоит ли отдать завтра или подождать, пока я смогу стоять без поддержки. Аррен бросил взгляд на розовый куст в горшке у кровати и слабо улыбнулся. — Лучше побыстрее. Иначе рискуешь преподнести мертвые цветы. Спустя несколько дней Мирцелла отправила свою служанку, прежде чем подойти к зеркалу. Она поправила волосы, пригладила губы, чтобы они выглядели полнее, и после короткой паузы вышла из комнаты. У двери стоял сир Барристан, но Джона рядом не было. — Сир Барристан, — обратилась она, направляясь к саду. — Где твой оруженосец? — Он ранен, ваша светлость. Мирцелла остановилась, ахнув. — Что? Когда? — Четыре дня назад у Речных ворот, — пояснил Барристан. — Он пытался остановить убийцу и получил порез по ноге. Увидев, как глаза принцессы расширились от волнения, рыцарь мягко улыбнулся. — С ним всё в порядке. Но ближайшие дни он будет не таким быстрым, как обычно. Мирцелла нахмурилась, но кивнула и продолжила путь. Она хотела бы узнать, где Джон, и навестить его, но знала, что не должна. Однако, войдя в сад, она остановилась, увидев, что Джон стоит там, опираясь на правую ногу, чтобы не нагружать левую. — Джон, — позвала она, торопливо подходя ближе. — Ты заставил меня волноваться. — Прости, принцесса, — сказал он с легким смехом. — Но, хоть я и опоздал на твои именины, надеюсь, это загладит мою вину. Он повернулся и поднял горшок с кустом зимних роз. Их инеистые лепестки, казалось, могли обжечь холодом при прикосновении. Мирцелла осторожно провела пальцами по одному из цветов. — Это зимние розы, — сказал Джон с улыбкой. — Из стеклянного сада Винтерфелла. Сначала их доставили в Белую Гавань, а потом на корабле сюда. Мирцелла рассмеялась, слушая его, но тут же остановилась, поняв, что он только что сказал. — Подожди, так ты был у Речных ворот ради этого? Джон нахмурился и бросил взгляд на Барристана, который слегка поднял бровь. — Нет, — покачал головой Джон. — У меня были цветы и раньше, но я… — Он замолчал, увидев, как Мирцелла надула губы, и тяжело вздохнул. — Это была моя вина. Прошу, не вини себя, принцесса. Мирцелла заметила, что Джон и так винит себя, и решила, что не станет добавлять ему тревог. Она подняла горшок, вдохнула аромат роз и с улыбкой посмотрела на него. — Ты всё еще можешь мне помочь, или нам придётся заставить сира Барристана нагружать его старые колени? — Я помогу, — с облегчением ответил Джон. — Может, тебе стоит назвать себя рыцарем цветов, — поддразнила она, проходя мимо него. Джон усмехнулся и покачал головой. — Боюсь гнева Лораса, если присвою его титул. — Тогда подожди, пока сможешь нормально стоять, — со смехом ответила она. — А потом скажи ему, что оспариваешь его звание. Она опустилась на колени и начала копать, показывая Джону, где посадить куст. Он осторожно присоединился к ней, стараясь не напрягать раненую ногу. Барристан наблюдал за принцессой, её внимательным взглядом, полным нежности. Она была не похожа на свою мать. И снова он почувствовал жалость к мальчику, который, рискуя жизнью, дарил зимние розы девушке, которую обожала.