Perfect

Чёрен – Джин! – кричу я, поспешно вытирая руки. – В дверь звонят! – Уже иду, – отвечает он, проходя через кухню. Я быстро оглядываюсь по сторонам – хочу быть уверена, что мама не найдет ничего, к чему можно придраться. Стол чистый. Пол чистый. Вперед, мама. – Подождите здесь, – произносит Джин. Подождите здесь? Маме Джин такого никогда бы не сказал. – Чёрен, – говорит он с порога кухни. Я оборачиваюсь и тут же напрягаюсь. Нечасто это выражение появляется на его лице. Только когда он готовится сказать мне что-то болезненное или такое, что я не хочу слышать. «Мама…» – со страхом думаю я. – Джин, что случилось? Я опираюсь на стол. Меня охватывает знакомый ужас, который раньше жил и дышал во мне постоянно, но теперь накатывает лишь изредка. Как, например, сейчас, когда муж боится сказать мне что-то, по его мнению, страшное. – К тебе пришли. Кто же мог вызвать у Джина такое беспокойство? – Кто пришел? Он медленно подходит и прижимает ладони к моим щекам. Заглядывает мне в глаза, словно пытается придать мне сил перед ударом. – Рюджин. Я не шевелюсь, не падаю, но муж все равно обнимает меня. – Зачем она здесь?.. Мой голос дрожит. – Не знаю, – Джин отстраняется и смотрит в лицо. – Хочешь, попрошу её уйти? Я быстро качаю головой. Я не могу поступить так с Рюджин, если она проделал путь до самого Феникса, чтобы меня увидеть. После стольких лет… – Если тебе нужно время, могу пока проводить её в гостиную. Я не стою этого мужчины. Понятия не имею, что бы я без него делала. Джину известно о нас с Рюджин. Известно, через что мы обе прошли. Я не сразу смогла ему рассказать, но теперь он знает все и, тем не менее, готов пригласить к нам в дом девушку, которую я любила. – Все хорошо, – говорю я, хотя это не так. Сама не знаю, хочу ли видеть Рюджин. Даже представить себе не могу, зачем она приехала. – С тобой тоже? Джин кивает. – У неё расстроенный вид. Думаю, тебе лучше с ней поговорить. – Муж наклоняется и целует меня в лоб. – Она ждет в прихожей. Если понадоблюсь, я у себя в кабинете. Я целую его в губы. Крепко-крепко. Джин уходит, а я остаюсь стоять посреди кухни. Сердце так и стучит в груди. Делаю глубокий вдох, но не могу успокоиться. Оглаживаю рубашку и иду в прихожую. Рюджин стоит ко мне спиной. Слышит мои шаги и смотрит через плечо, словно ей так же страшно обернуться, как мне – её увидеть. Она разворачивается медленно и осторожно, и наши глаза встречаются. За эти шесть лет она совершенно переменилась и в то же время не переменилась совсем. Передо мной все та же Рюджин, но теперь это уже женщина. Хотела бы я знать, что видит она, глядя на меня впервые с тех пор, как я от неё ушла. – Привет, – осторожно произносит Рюджин. Голос у неё тоже другой. Взрослый. – Привет. Рюджин отводит глаза и осматривает прихожую. Исследует мой дом. Дом, в котором я никак не ожидала её увидеть. Минуту, если не две, мы молчим и не двигаемся. – Чёрен, я… Я сама не знаю, зачем приехала. Зато я знаю. Вижу по глазам. За то время, что мы были вместе, я прекрасно изучила эти глаза. Я знала все её мысли. Все её настроения. Рюджин никогда не умела скрывать своих чувств, настолько они были сильны. Она приехала, потому что ей что-то нужно. Не понимаю, что именно. Получить ответ на какой-то вопрос? Поставить точку? В любом случае хорошо, что она ждала так долго, потому что теперь я наконец-то готова ей помочь. – Рада тебя видеть. Наши голоса звучат тихо и робко. Как-то нелепо встретить хорошо знакомого человека при совершенно других обстоятельствах. Я любила её. Любила всем сердцем. Так же сильно, как теперь люблю Джина. А еще я её ненавидела. – Проходи, – жестом приглашаю Рюджин в гостиную. – Давай поговорим. Рюджин делает два неуверенных шага. Тогда я прохожу вперед, а она следует за мной. Мы присаживаемся на диван. Рюджин даже не пробует устроиться поудобнее: опускается на самый краешек и ставит локти на колени. Она вновь смотрит по сторонам, изучает мое жилище. Мою жизнь. – Ты смелая. Рюджин поднимает на меня глаза и ждет продолжения. – Я тоже думала об этом. Думала о том, чтобы снова с тобой увидеться, но… не могла. – Почему? – быстро спрашивает она. – По той же причине, что и ты. Нам нечего друг другу сказать. Рюджин улыбается, но это не та улыбка, которую я так любила. Теперь она улыбается настороженно, и я спрашиваю себя: не моя ли это вина? Не ответственна ли я за её грусть? В ней столько печали… Рюджин берет с журнального столика нашу с Джином фотографию и внимательно ее рассматривает. – Ты его любишь? – спрашивает она, продолжая разглядывать снимок. – Так же, как любила меня? Спрашивает не с горечью или ревностью, а с любопытством. – Да, так же сильно. Рюджин ставит фотографию на место, но все еще смотрит на нее. – Как? – шепчет она. – Как тебе удалось? На мои глаза наворачиваются слезы, потому что я отлично понимаю, о чем она. Я задавала себе тот же вопрос, пока не встретила Джина. Не верила, что снова смогу полюбить – что снова захочу полюбить. Зачем ставить себя в положение, в котором вновь можешь испытать такую боль, что начинаешь завидовать мертвым? – Хочу тебе кое-что показать. Я встаю и протягиваю Рюджин руку. Мгновение она настороженно смотрит на меня, затем её пальцы переплетаются с моими. Мы подходим к двери, и я берусь за ручку. На сердце тяжело. В душе поднимается все то, что мы пережили вместе, но я знаю, что должна позволить прошлому всплыть на поверхность, если хочу помочь Рюджин. Я открываю дверь и вхожу внутрь, ведя её за собой. Как только мы в комнате, Рюджин крепче стискивает мою руку. – Чёрен… – шепчет она, словно молит остановиться. Пытается высвободить ладонь, но я удерживаю её и подвожу к кроватке. Рюджин покорно стоит рядом, и я чувствую её внутреннюю борьбу. Она не хочет здесь находиться. Рюджин быстро выдыхает и смотрит на нее. Тяжело сглатывает и делает еще один медленный выдох. Свободной рукой берется за борт кроватки – так же крепко, как держит другой меня. – Как ее зовут? – шепотом спрашивает она. – Фелис. Все её тело реагирует на мой ответ. Плечи начинают содрогаться. Она хочет задержать дыхание, но не может. Ничто не способно избавить Рюджин от тех чувств, которые она сейчас испытывает, поэтому я просто позволяю ей их прожить. Она выдергивает у меня руку и прикрывает рот, чтобы скрыть невольный вздох. Затем разворачивается и стремительно выходит из комнаты. Я за ней. Рюджин прислоняется к стене и сползает на пол. По лицу текут слезы. Она даже не пытается их скрыть. Запускает руки себе в волосы, откидывает голову назад и смотрит на меня. – Это… – бормочет она, указывая на дверь детской. Несколько раз пытается закончить фразу и наконец произносит: – Это же его сестренка. Чёрен… ты подарила ему сестренку… Я опускаюсь рядом. Одной рукой обнимаю Рюджин за плечи, другой глажу по волосам. Онс прижимает ладони ко лбу, закрывает глаза и тихо плачет. – Рюджин… – я не пытаюсь скрыть звучащих в моем голосе слез. – Взгляни на меня. – Она поднимает голову, но в глаза мне не смотрит. – Прости, что я тебя обвиняла. Ты ведь тоже его потеряла. Я просто не знала другого способа справиться с тем, что случилось. Мои слова окончательно сокрушили Рюджин. Мне совестно, что я шесть лет ждала, прежде чем их произнести. Она крепко обнимает меня и долго-долго держит в объятиях, пока наши души не впитывают все извинения и взаимное прощение. Наконец остаемся только мы. Слез больше нет. Я бы солгала, если бы сказала, будто никогда не думала о том, что с ней сделала. Я вспоминаю об этом каждый день. Но мне было тогда всего восемнадцать, и после той ночи ни что не имело для меня значения. Ничто. Я просто хотела все забыть, но каждое утро, когда просыпалась и не чувствовала рядом Феликса, винила Рюджин. Винила в том, что она спасла меня, хотя мне не за чем больше жить. В глубине души я знала, что Рюджин сделала все что могла. Понимала, что она ни в чем не виновата. Но в то время я не была способна ни здраво рассуждать, ни прощать. Я верила, что вообще ни на что не способна – только испытывать боль. Чувство это не покидало меня более трех лет. Пока я не познакомилась с Джином. Не знаю, кого встретила Рюджин, но знакомая борьба во взгляде говорит: кто-то у неё есть. Такую же борьбу я видела всякий раз, как смотрела на себя в зеркало. Потому что не была уверена, способна ли снова полюбить. – Ты ее любишь? – спрашиваю я. Мне не обязательно знать ее имя. Она здесь не потому, что до сих пор влюблена в меня. Он здесь потому, что разучилась любить. Рюджин со вздохом кладет подбородок мне на макушку. – Боюсь, я на это не способна. Она целует меня в голову. Я закрываю глаза и слушаю биение её сердца. Сердца, которое, как ей кажется, не способно любить, а на самом деле любит слишком сильно. Она любила так сильно, а та ночь все у нас отняла. Изменила наш мир. Изменила её сердце. – Я все время плакала. Все время. В ванной. В машине. В постели. Всякий раз, как оставалась одна, я плакала. Первые пару лет моя жизнь состояла из сплошного горя, которое было не сокрушить ничем, даже отдельными счастливыми мгновениями. Рюджин стискивает меня в объятиях, как бы говоря, что понимает. Прекрасно понимает. – А потом я встретила Джина, и в моей жизни появились моменты счастья. Я уже не плакала непрерывно. Я ехала куда-нибудь с Джином и вдруг понимала, что впервые не проронила в машине ни одной слезинки. В те ночи, которые мы проводили вместе, я уже не засыпала в слезах. Горе стало перемежаться краткими мгновениями счастья с Джином. Я умолкаю, чтобы немного успокоиться. Давно не думала об этом, однако чувства еще слишком свежи. Слишком реальны. Я отстраняюсь и кладу голову Рюджин на плечо. Она прижимается своей головой к моей и берет за руку. Наши пальцы переплетаются. – Через какое-то время я заметила, что счастливых дней больше, чем печальных. Горе, которое раньше было всей моей жизнью, превратилось в отдельные мгновения, а счастливые моменты с Джином стали всей моей жизнью. Чувствую, как Рюджин выдыхает. Ей понятно, что я имею в виду. Кем бы она ни была, она тоже переживала с ней счастливые дни. – Пока я была беременна, я боялась, что не смогу заплакать от счастья, когда ее увижу. После родов ее сразу дали мне на руки – совсем как Феликса. Фелис походила на него как две капли воды. Как две капли воды, Рюджин! Я прижимала к себе дочь, смотрела на нее, и по щекам у меня струились слезы. Но это были хорошие слезы, и я осознала, что плачу от счастья впервые с тех пор, как держала на руках Феликса. Я вытираю глаза, высвобождаю руку и отстраняюсь. – Ты заслуживаешь того же. Заслуживаешь, чтобы снова испытать подобное. – Мне так хочется любить ее, Чёрен, – выдыхает она так, точно эти слова давно уже теснили её грудь. – Хочется вновь испытать это с ней. Но я боюсь, что боль никогда не уйдет. – Боль не уйдет, Рюджин. Никогда. Но если ты позволишь себе полюбить, то будешь испытывать эту боль лишь изредка, вместо того чтобы позволить ей поглотить жизнь целиком. Рюджин притягивает меня к себе. Прижимается губами к моему лбу долгим, крепким поцелуем, затем отстраняется. Она кивает, показывая, что все поняла. – Ты справишься, Рюджин, – обещаю я, повторяя те же слова, которыми она когда-то пыталась поддержать меня. – Ты справишься. Она смеется, и я чувствую, как с души у неё свалился тяжкий груз. – Знаешь, чего я больше всего боялась, когда сюда ехала? Что ты окажешься точно в таком же состоянии, как я. – Рюджин убирает волосы с моего лица и улыбается. – Рада, что это не так. Как же приятно видеть тебя счастливой! Рюджин притягивает меня к себе и крепко обнимает. – Спасибо, Чёрен. – Она нежно целует меня в щеку и встает на ноги. – Думаю, мне пора. Я столько всего должна ей сказать… Рюджин шагает по коридору по направлению к гостиной, затем в последний раз поворачивается ко мне. Я больше не вижу в ней грусти. Теперь в её глазах спокойствие. – Чёрен… – произносит Рюджин и мгновение молча смотрит на меня. На её лице появляется умиротворенная улыбка. – Я так тобой горжусь… Она уходит, а я остаюсь сидеть на полу, пока за ней не захлопывается дверь. Я тоже горжусь тобой, Рюджин…