Perfect

Йеджи Я так соскучилась по тебе, Рюджин… Я заедаю эти горькие мысли шоколадом. Миновало три недели с тех пор, как Рюджин отвезла меня домой. Три недели с тех пор, как я видела её последний раз. Рождество пришло и ушло, а я едва его заметила, потому что весь день была на работе. Позади осталось два четверговых матча, Рюджин их пропустила. Наступил новый год. Начался очередной семестр. А Йеджи по-прежнему скучает по Рюджин… Я беру со стола чипсы со вкусом шоколада и шоколадно-молочный коктейль и отношу на кухню, чтобы спрятать от того, кто стучит в мою дверь. Это не Рюджин. Это Чад и Таррин. Единственные, с кем я при своем сумасшедшем графике успела подружиться. Впрочем, общаемся мы больше из-за совместных занятий. Я открываю, но в коридоре только Чад. – А где Таррин? – Ее попросили подменить кого-то в больнице. Она сегодня не придет. Как только Чад входит в квартиру, дверь напротив открывается. На пороге возникает Рюджин. Она видит меня и застывает как вкопанная. На несколько мгновений её взгляд приковывает меня к месту, затем впивается в Чада у меня за спиной. Чад многозначительно смотрит на меня и вежливо уходит вглубь квартиры со словами: – Я подожду в спальне. Очень мило с его стороны оставить меня наедине с девушкой из квартиры напротив… Однако известие о том, что Чад будет ждать меня в спальне, – явно не то проявление вежливости, на которое рассчитывала Рюджин. Она делает шаг назад, опускает глаза и захлопывает дверь. Лицо при этом у неё такое, что в желудке у меня все переворачивается. Приходится напомнить себе, что это её выбор. Мне не в чем себя упрекнуть, даже если она неправильно поняла происходящее. Однако моя беззвучная проповедь не избавляет от вины. Я иду в спальню, опускаюсь на кровать. Чад садится за стол. – Странная какая-то, – замечает он, взглянув на меня в упор. – Прямо страшно выходить из квартиры. – Не беспокойся. У Рюджин свои тараканы в голове, но меня это уже не касается. Чад кивает и больше вопросов не задает. Кладет себе на колени методичку и забрасывает ноги на кровать. – Таррин уже сделала выписки из второй главы, так что, если возьмешь третью, я займусь четвертой. – Договорились. Я откидываюсь на подушку и делаю конспект нужной главы. Сама не понимаю, как мне удается сосредоточиться, ведь в голове у меня лишь Рюджин и то выражение, которое застыло на ее лице, когда она захлопнула дверь. Я причинила ей боль. Значит, теперь мы квиты.* * * Мы с Чадом обменялись конспектами и ответили на вопросы к каждому параграфу, потом сделали копии. Конечно, когда три студента распределяют между собой задания и делятся ответами, это жульничество, но какая, на фиг, разница? Я и не утверждала никогда, что идеальна. Чад немного нервничает из-за Рюджин, я стою на пороге и провожаю его до прибытия лифта. Если честно, я тоже немного переживаю. Потом иду на кухню и выгружаю из холодильника все, что там осталось. Готовить не хочу, потому что хеджин вернется только ночью. Не успеваю выложить на тарелку еду, как раздается стук и входная дверь распахивается. Только Рюджин стучит и входит одновременно… Спокойно… Спокойно, спокойно, спокойно… Спокойно, черт побери! – Кто это был? – вопрошает Рюджин у меня за спиной. Я не оборачиваюсь и продолжаю накладывать еду, словно появление Рюджин после трех недель молчания не вызвало во мне бурю чувств, главным образом гневных. – Однокурсник. Готовились к занятиям. От Рюджин исходит напряжение, чувствую это, хотя по-прежнему стою спиной. – Три часа? Я резко поворачиваюсь, но ругательства, готовые сорваться с губ, застревают в горле. Рюджин застыла на пороге кухни, держась за дверную раму над головой. Босая, рубашка задралась, обнажив живот. Я смотрю на неё молча. А потом начинаю орать: – Если я три часа подряд трахалась с парнем у себя в спальне – тем лучше для меня! Ты не вправе судить о том, чем я занимаюсь. Ты – мерзавка. У тебя проблемы с головой, и я больше не желаю иметь с ними дела! Ложь. Я хочу иметь дело с проблемами Рюджин. Хочу полностью в них погрузиться, хочу сама стать её проблемой. Но я должна быть независимой и сильной и не позволять этой девушке вытирать о себя ноги только потому, что она мне нравится. Глаза у Рюджин сощурены, дыхание тяжелое и учащенное. Она быстро подходит, обхватывает мое лицо руками, чтобы заставить меня поднять глаза. Взгляд Рюджин полон отчаяния, и я упиваюсь мыслью, что она боится меня потерять. Она ждет несколько мгновений, прежде чем заговорить. Всматривается мне в лицо, поглаживает по щекам. Руки у Рюджин сильные и надежные, и, как это ни ужасно, я хочу ощущать их всем телом. Ненавижу ту девушку, в которую она меня превращает. – Ты с ним спишь? – наконец спрашивает она, ища правды в моих глазах. Не твое дело, Рюджин. – Нет, – отвечаю я вслух. – Ты с ним целовалась? Тоже не твое дело. – Нет. Рюджин облегченно переводит дыхание. Её руки падают на стол по обе стороны от меня, и она склоняет голову мне на плечо. Больше не задает вопросов. Ей больно, а я понятия не имею, чем помочь. Только Рюджин может изменить наши отношения, но, как мне хорошо известно, она к этому не готова. – Йеджи… – с болью шепчет Рюджин, утыкаясь лицом мне в плечо и обнимая одной рукой за талию. – Проклятье, Йеджи… – Другую руку кладет мне на затылок и целует в шею. – Что же мне делать? Что делать?.. Я сжимаю веки. Замешательство и боль в его голосе невыносимы. Качаю головой, потому что не могу ответить на вопрос, смысл которого мне неизвестен. И потому, что я не в силах отстраниться. Губы Рюджин касаются моей шеи под ухом, и мне одновременно хочется прижать её к себе и оттолкнуть как можно дальше. Её рот скользит по коже, и я склоняю голову для поцелуя. Пальцы Рюджин придерживают меня за затылок, чтобы мое лицо было прямо напротив её. – Прогони меня, – молит Рюджин, обдавая меня теплым дыханием. – Зачем тебе это? – Она целует меня в шею и останавливается, только чтобы сказать: – Я не знаю, как перестать тебя хотеть. Вели мне уйти, и я уйду. Но я не велю. – Не могу… – шепчу я. Когда Рюджин доходит до моих губ, я поворачиваю к ней лицо, хватаю её за рубашку и притягиваю к себе, прекрасно сознавая, что с собой делаю. Все кончится так же отвратительно, как в прошлый раз, но я хочу этого не меньше, чем прежде. Или даже больше… Рюджин останавливается и пристально смотрит мне в глаза. – Я не могу дать тебе большего, – шепчет она. – Просто не могу. Ненавижу её за эти слова – и в то же время уважаю. В ответ притягиваю её ближе, и наши губы встречаются. Мы одновременно раскрываем их и отчаянно набрасываемся друг на друга: стонем, тянем за одежду, впиваемся пальцами в кожу. Секс, напоминаю я себе. Это просто секс. Ничего больше. Единственная часть Рюджин, которую она готова мне подарить. Можно сколько угодно повторять, что ничего другого мне не нужно, но я беру, беру, беру все, до чего только могу дотянуться. Пытаюсь разгадать каждый звук, который она издает, каждое прикосновение. Хочу убедить себя, что Рюджин дает мне гораздо больше, чем кажется. Дура. По крайней мере, я это понимаю. Я расстегиваю её брюки, а она – мой лифчик. Еще раньше, чем мы достигаем спальни, я оказываюсь без футболки. Не отнимая своих губ от моих, Рюджин захлопывает дверь и сдергивает с меня лифчик. Толкает на кровать, стаскивает с меня джинсы, затем встает и снимает брюки. Это борьба. Я и Рюджин против всего остального. Мы несемся наперегонки со своей совестью, гордостью, самоуважением и правдой. Рюджин хочет проникнуть в меня еще до того, как все это нас настигнет. Она ложится на кровать и тут же оказывается надо мной, на мне, внутри меня. Мы победили. Её рот вновь находит мой – и только. Она меня не целует. Наши губы соприкасаются, дыхание смешивается, глаза смотрят в глаза, и это не поцелуй. Это нечто гораздо большее. С каждым толчком губы Рюджин скользят по моим, взгляд становится более жадным, но она ни разу меня не целует. Целоваться гораздо легче, чем делать то, что совершаем мы. Во время поцелуя можно закрыть глаза. Заглушить мысли, а вместе с ними – боль, сомнения и стыд. Когда целуешься с закрытыми глазами, защищаешь себя от уязвимости. Но это не защита. Это столкновение. Поединок взглядов. Битва с открытыми глазами. «Ну же, попробуй, положи этому конец!» – беззвучно кричим мы друг другу. Все то время, что Рюджин во мне, она не отводит глаз. С каждым толчком я вновь слышу у себя в голове слова, которые она произнесла всего несколько недель назад: «В такие минуты легко принять чувства и эмоции за то, чем они на самом деле не являются, особенно если смотреть человеку в глаза». Теперь я поняла. Поняла очень отчетливо, поэтому почти хочу, чтобы Рюджин закрыла глаза, ведь, скорее всего, у неё нет тех чувств, которые я вижу на её лице. – Мне так хорошо с тобой, – шепчет Рюджин мне в губы. Мой стон служит ей ответом. Рюджин просовывает правую руку между нами и надавливает на то место, прикосновение к которому обычно заставляет меня откинуть голову и закрыть глаза. Только не в этот раз. Я не отступлю. Особенно когда она смотрит в глаза, вопреки тому, что сама же говорила. Да, я отказываюсь отступать, но все же даю ей понять, как мне нравится то, что она делает. У меня нет выбора: я не властна над собственным голосом. Мой голос принадлежит сейчас девушке, которая думает, будто именно этого она и хочет от Рюджин . – Не останавливайся… – молит мой голос, все больше и больше подчиняясь Рюджин. – Я и не собиралась. Рюджин надавливает сильнее – и внутри, и снаружи. Берет мою ногу под колено и подтягивает ее к своей груди, отчего угол между нашими телами слегка меняется. Она плотно прижимает мою ногу к своему плечу и входит еще глубже. – Рюджин… О боже… Я выкрикиваю её имя, призываю бога и черта. Мое тело дрожит. Не уверена, кто сдался первым, но мы целуемся, и наши поцелуи так же неистовы и глубоки, как её толчки у меня внутри. Она стонет. Я стону громче. Я содрогаюсь. Она содрогается еще сильнее. У неё перехватывает дыхание. Я дышу так глубоко, что хватит на нас обоих. Рюджин делает последний выпад и придавливает меня к кровати своим весом. – Йеджи… – стонет она мне в губы. – Черт побери, Йеджи… – Медленно выходит и ложится щекой мне на грудь. – Это прекрасно. Это. Чертовски. Прекрасно. – Знаю. Рюджин перекатывается на бок и обнимает меня одной рукой. Мы тихо лежим рядом. Я не хочу признавать, что снова позволила собой воспользоваться. Она не хочет признавать, что это был не просто секс. Обе мы лжем самим себе. – А где Хеджин? – спрашивает Рюджин. – Вернется ночью. Рюджин озабоченно хмурит брови. – Мне лучше уйти. – Она встает с кровати и надевает джинсы. – Потом заглянешь? Я киваю, встаю и тоже натягиваю джинсы. – Будешь проходить мимо кухни, прихвати мою футболку, – прошу я, застегивая лифчик. Рюджин распахивает дверь спальни, но не выходит, останавливается, глядя на кого-то. Черт… Хёджин… Я бросаюсь вперед, чтобы помешать тому, что сейчас произойдет. Хеджин сверлит Рюджин глазами на пороге своей комнаты. Я заговариваю первой. – хеджин, прежде чем ты что-нибудь скажешь… Брат делает мне знак замолчать. Опускает взгляд на мой лифчик, и его передергивает, словно он до последнего надеялся, что между нами ничего не было. Хенджин отводит глаза, а я поспешно прикрываюсь руками. Какой стыд, что он все слышал. Брат смотрит на Рюджин со смесью ярости и разочарования. – Как давно это продолжается? – Не отвечай ему, – вмешиваюсь я. Хочу, чтобы Рюджин просто ушла. Хеджин не имеет права её допрашивать. Это же смешно! – Довольно давно, – пристыженно бормочет Рюджин. – Ты ее любишь? Мы смотрим друг на друга. Затем Рюджин переводит взгляд на хеджина, словно пытается решить, кому из нас угодить своим ответом. Наконец она медленно качает головой, и такая реакция определенно не устраивает ни меня, ни брата. – Ну, хотя бы планируешь полюбить? Я смотрю на Рюджин так пронзительно, словно её спросили, в чем смысл жизни. Я жду её слов еще нетерпеливее, чем хеджин. Рюджин переводит дыхание и снова качает головой. – Нет, – шепотом произносит она. Нет… Она даже не планирует меня полюбить… Я знала, каким будет её ответ, и не ждала ничего другого. И все-таки мне ужасно больно. Даже соврать не смогла, чтобы не разочаровывать хеджина. А значит, Рюджин не просто ведет со мной игру. Она такая и есть. Рюджин не способна на любовь. По крайней мере, больше не способна. Хеджин стискивает дверной косяк, закрывает лицо рукой и делает медленный вдох. Затем снова поворачивается к Рюджин. Его глаза – словно две стрелы, направленные в цель. В жизни не видела брата в таком бешенстве. – Выходит, ты просто трахала мою сестру? Я жду, что Рюджин отшатнется, но она делает шаг вперед. – Хеджин, она взрослая женщина! Хенджин тоже делает шаг навстречу. – Убирайся! Не знаю, ради меня или ради друга, но Рюджин поступает так, как ей велено. Уходит. Я все еще стою на пороге своей комнаты и смотрю на хеджина так, словно готова на него наброситься. Взгляд у него такой же непреклонный, как поза. – Ты не знаешь, каково это – быть братом. Так что не смей говорить, что я не имею права злиться. И он захлопывает дверь. Я часто моргаю, чтобы сдержать слезы гнева на брата, слезы обиды на Рюджин и слезы стыда за эгоистичный выбор, который совершила. Нет, у них на глазах я плакать не буду! Нахожу свою футболку, натягиваю ее и шагаю в квартиру напротив. Рюджин тут же открывает. Она смотрит мне через плечо, словно ожидает увидеть там хеджина, затем отодвигается в сторону, чтобы дать мне пройти. – Он переживет, – говорю я. – Знаю. Но это будет уже не то. Рюджин проходит в гостиную и опускается на диван. Я сажусь рядом. Мне нечего ей сказать, она права. Отношения у них с хеджином, скорее всего, теперь не будут прежними. От мысли, что причиной тому являюсь я, становится противно. Рюджин со вздохом кладет мою руку себе на колени и переплетает свои пальцы с моими. – Йеджи, прости меня. – За что? Сама не уверена, зачем делаю вид, будто не поняла. Я прекрасно поняла, о чем она. – Прости, что не смогла ответить «да», когда хеджин спросил, планирую ли я тебя полюбить. Просто не хотела врать – ни тебе, ни ему. – Ты с самого начала честно сказала, чего от меня хочешь. Разве я имею право на тебя сердиться? Рюджин переводит дыхание, встает и начинает мерить шагами комнату. Я сижу на диване и наблюдаю, как она пробует собраться с мыслями. Наконец она останавливается и сцепляет руки на затылке. – Я не имела права требовать у тебя отчета о том парне. Я запретила задавать вопросы о моей жизни, так что не вправе расспрашивать о твоей. С этим я спорить не намерена. – Просто я не знаю, что нам делать. Рюджин подходит ближе, и я встаю ей навстречу. Она привлекает меня к себе. – Понятия не имею, как облечь это в красивую или хотя бы учтивую форму, но я сказала хеджину правду. Я больше никогда никого не полюблю. По-моему, оно того не стоит. Однако с тобой я поступила нечестно. Я знаю, что морочу тебе голову. Понимаю, что сделала тебе больно, и признаю свою вину. Мне нравится быть с тобой, но когда мы вместе, я все время боюсь, что ты считаешь нашу связь чем-то большим, нежели она есть на самом деле. Нужно как-то отреагировать, но пока я обдумываю её слова. По идее, каждая фраза должна стать для меня красным флагом, особенно в паре с признанием, что она не планирует полюбить меня или построить со мной отношений. Однако красный флаг не взвивается. Взвивается зеленый. – Ты не желаешь любить именно меня или вообще никого? – Никого. Никогда. Что же до тебя… тебя я просто… хочу. Её ответ вызывает у меня восторг, отвращение и снова восторг. Я ненормальная. Услышав такое, нужно бежать со всех ног, а мне хочется обнять Рюджин и дать ей то, что она готова от меня получить. Я лгу ей, лгу себе, и это не принесёт нам обоим ничего хорошего, но я не в силах остановить слова, которые срываются у меня с языка. – Я ничего не имею против, пока все просто. Но если ты устраиваешь выходки вроде той, когда ты ушла и хлопнула дверью, все становится не просто, а очень даже сложно. – Просто… – медленно произносит Рюджин, как бы пробуя это слово на вкус. – Если ты сможешь не усложнять, то и я сумею. – Отлично. А если одному из нас станет слишком трудно, мы поставим точку. – За себя я спокойна. А вот за тебя боюсь. Я тоже за себя переживаю, но так сильно хочу быть с ней, что не думаю о том, каково мне будет после. И тут я понимаю, в чем состоит мое единственное правило. Все это время у Рюджин были границы, а я оставалась уязвимой. – Кажется, я наконец-то придумала свое правило. Рюджин выжидающе смотрит на меня. – Не давай мне ложных надежд на будущее. Особенно если знаешь, что будущего у нас не предвидится. Рюджин тут же напрягается. – Разве я когда-нибудь подавала тебе надежду? – с беспокойством спрашивает она. Да, около получаса назад, когда смотрела мне в глаза все то время, что была во мне. – Нет, – поспешно говорю я. – Просто возьми на заметку. Не делай ничего такого, что может дать мне надежду. Пока мы обе не питаем иллюзий, все в порядке. Некоторое время Рюджин молча смотрит на меня. – Никак не могу понять: ты необычно зрелая для своего возраста или просто живешь мечтами? Я пожимаю плечами, пряча свои мечты в глубине сердца. – Наверное, и то и другое. Этакая взрывная смесь. Рюджин целует меня в висок. – Когда произносишь такое вслух, звучит ужасно, но обещаю, что не буду тебя обнадеживать. На сердце у меня мрак, а на лице – натянутая улыбка. – Вот и славно. У тебя явно что-то с головой, поэтому я лучше поберегу свое сердце для кого-нибудь более нормального. Рюджин смеется. Возможно, потому, что понимает: шансы найти человека, готового на подобные отношения, если это вообще можно назвать отношениями, ничтожно малы. Однако именно такая девушка недавно переехала в квартиру напротив, и она ей нравится. Я ведь нравлюсь тебе, Шин Рюджин * * – Хеджин обо всем узнал, – говорю я, усаживаясь на свое обычное место рядом с Кэпом. – Ой-ой-ой… Рюджин еще жива? – Пока да. Не уверена, надолго ли. Входные двери распахиваются, и входит Кай. Он снимает шапку, стряхивает с нее дождевые капли и идет к лифту. – Иногда мне хочется, чтобы рейс, который я отправляю наверх, не долетел, – вполголоса произносит Кэп, искоса глядя на Кайа. Похоже, Кэп тоже его недолюбливает. Мне даже немного жаль парня. Кэп хочет нажать кнопку вызова, но Кай его опережает. – Я в состоянии сам все сделать, старичок. Секунд десять назад мне было жаль Кайа. Теперь я беру свои слова обратно. Кай подмигивает мне. – Что поделываешь, Йеджи? – Купаю слонов, – с невозмутимым видом отвечаю. Кай смотрит озадаченно. – Если не хочешь получить язвительный ответ, не задавай глупых вопросов, – подает голос Кэп. Двери лифта раздвигаются. Кай закатывает глаза и входит внутрь. Кэп с ухмылкой смотрит на меня, затем поднимает руку, и я даю ему пять.