Скрестив пальцы

Весь следующий день Минхо дразнит его. Где бы они не пересекались: в коридоре, когда Джисон шёл за ягодами-светлячками; в кухне, где он искал эти ягоды; у домика, где он собирал плоды, потому что запасы как назло закончились; даже в его чёртовой комнате Ли подначивал его, томя ожиданием, что будет, когда наступит ночь. — Хэй, — нагло звал его Минхо, когда он был готов закрывать уши, — знаешь, что скоро ночь? Джисон лишь жалобно мычит. Брови ломаются, а глаза сужаются, как от боли. Внутри все разъедает от любопытства, и Ли рядом это прекрасно знал. — Тебе так понравится, Джисон, — ехидничает он, подходя ближе, — та-а-ак понравится... Минхо хохочет, когда Хан спрыгивает с лавки и мгновенно хватает его за локоть, когда он уже готов бежать. Приближаясь к чужому уху, Джисон искренне чувствует злорадство, когда шепчет, опаляя кожу: — Мне стоит отблагодарить заранее? Виснет тишина. Явно удивленный его выходкой, Ли чуть виснет, что дает ему секундную победу. Хоть и интерес урчит в животе, он ликует, когда даёт хотя бы какой-то отпор. Минхо приходит в себя прежде, чем Джисон успевает отстраниться. Обхватывает руку, держащую его локоть и тянет на себя. Приближается к шее и прикусывает кожу. Совсем не больно — не так, как он точно мог,— скорее ради мести, и шепчет в ответ, намного эффектнее вводя его в ступор: — С удовольствием, — пока Хан заливается краской, он просит: — натяни бриджи, а не штаны перед выходом. ... Джисон почти прыгает от желания быстрее узнать, что приготовил для него Минхо. Шорты, которые он нашел в углу полки были ему длинноваты, чуть прикрывая колени. Привычные карманы, делающие его фигуру шире уже не удивляют, как и такие же, но светлее на пару тонов бежего, у Ли, который выходит из дома чересчур вальяжно. Так, словно не дразнил его весь день. Глаза Минхо почти горят, когда он останавливается рядом и кладёт ему ладонь на плечо прежде, чем он прыгает ввысь. — О, нет, Джисон, — улыбка обжигает горечью, когда он чувствует подвох в хитром голосе. — Мы пойдем пятками. Никаких прыжков. Внутри лопается шарик, который подписан кривоватым «терпение». Хан почти скулит, пока Минхо лучезарно улыбается в его полное разочарования лицо. Плечи опускаются. Он уже даже не до конца уверен, что готов к тому, что приготовил для него Ли, потому что ожидание долгое, тянется как самая эластичная резинка, которая у него когда-либо была, а голова становится полной, как заброшенная мусорка на самой оживлённой улице. Фантики вылетают из ушей, когда Минхо, полностью довольный его реакцией, берет его за руку и почти скачет на месте от радости. Джисон дуется — щёки надуваются, как шарики, а само лицо округляется, сглаживается и становится даже плаксивым. Ладонь Минхо, мягко держащая его — единственное, что удерживает от того, чтобы отстраниться, показав насколько он обижен такой жестокостью. Но он не делает этого. Рука Ли уже нагретая, податливая и почти светится, когда переплетается с его пальцами. Ток проходит по его венам и искрится. Смотря лишь под ноги, Джисон чувствует, как груз, удерживающий его раньше, канул в яму, зарос плесенью и стал частью земли, навсегда заточенный где-то, совсем далеко от него. Совсем не под сердцем, как всего несколько ночей до этого. Он и не заметил, как после того, как Чанбин уничтожил дерево, являющееся виновником всего, что происходило, его границы в взаимоотношениях с Минхо не просто стерлись ластиком или клячкой. Стена упала, разломалась и полностью ушла из виду, так, словно ее никогда и не было. Хан правда задумывается о том, что он чувствует к Ли сейчас и понимает, что после признания, которое и без того было искренним, теперь заиграло новыми красками. «Я по уши в него влюблён». Джисон поднимает голову, выпуская пар из ушей и воздух из запаса в щеках, смотрит на повернутое вбок лицо Минхо, которое было таким, которое он привык видеть: острые скулы, покрытые пледом из мягкого ворса; на грубые, но в его глазах совсем аккуратно выведенные линии носа, губ и черепа; на вечно играющую ухмылку в уголках губ и полные блёсток и искр глаз, которые каждый раз затягивали его с головой. По макушку, заставляя задыхаться. Ли, не поворачивая головы, отдергивает его дразнящим: — Дыру сделаешь. И если раньше Джисон давно бы отвернулся, заливаясь краской с головы до пят, то сейчас он лишь улыбается. Тепло и солнечно. — Ну и ладно. В лёгким смехом Минхо опускает голову. Его шаг становится чуть медленнее, когда Хан спрашивает: — Так куда мы идём? Язык Ли толкается за щеку, в попытке сдержать улыбку до ушей. Он проваливается, когда еле выговаривает: — На болото. — Чего?! Джисон останавливается. Его лицо удивленно-веселое, все еще непонимающее, шутит ли Минхо. Рот приоткрыт, когда он громко выдыхает, пока Ли отворачивается, чтобы скрыть смех. Потому что точно знает, что если Хан увидит, как он смеет хохотать ему в лицо, окончательно лопнет и вцепится в его плечи в приказе признаться, что он задумал. — То самое, что ты просил не загадывать тебе на желание? — иронично спрашивает он. Минхо еле сдерживается. Джисон знает, что его щеки уже болят от улыбки и беззвучного смеха, когда он, до сих пор стоя к нему спиной, с трудом выговаривает: — То самое. — Пиздец! — не выдерживает он. Ли тоже лопается и запрокидывает голову в хохоте. — Минхо, блять! И хоть его терпение подходит к концу, а интерес не перестаёт расти, он тоже улыбается. Глупо и совсем неуместно, но просто не в силах не заразится от Ли. — Просто дождись, — просит он спустя некоторое время, когда пауза перед волнами смеха затягивается. — Тебе понравится. «Грязевые ванны всегда были моим хобби, безусловно». Их путь такой долгий, когда он не может прыгать, что ему совсем скоро становится скучно: темные деревья мерещатся пручудливыми силуэтами чучел, измазанных смолой; кусты, словно кривые юбки, скалятся и рычат, оберегая заветные местечки деревьев; ягоды-светлячки едва освещают подол, творя с его фантазией феноменальные вещи. И даже после целого спектакля вокруг, ничего и близкого, того, что напоминало бы болото, не появляется. Минхо занимает его разговорами, когда видит, как его разморило. Его голос полон энергии, как и всегда: — Ты каждый раз так ждёшь день рождения, — вспоминая об этом, он хмыкает. — Караулил меня вечно, чтобы быстрее пойти. — Кидая на него взгляд, он сжимает их руки крепче. — Ничего не изменилось. — Я знаю, — кивает он, — мне кажется, что все вдруг... — он поднимается палец вверх, как бы обозначая думу. — Что все встало на свои места. Ничего, что было бы не так. Минхо склоняет голову. Задерживает на нем взор так долго, что становится неловко. Джисон смотрит в ответ и играет бровями. Ли сдается, когда отрывает глаза от его лица и продолжает путь, больше не произнося ни слова. А Джисон и не способен, потому что за толщей деревьев открывается вид на озеро. И озеро было совсем не похоже на болото — если это имеет хоть частицу похожего на вязкую жидкость, полную тины, то его знания о красоте воды ничтожно малы. В ночной опушке вода блестит. Переливается чешуёй и едва подрагивает от каждого легкого поцелуя ветра, послушно принимая различные волнообразные формы. По краям, у берега, все усажено светлячками — разноцветными, как на поляне. Отдавая блики на воду, они сияют, будто новогодняя гирлянда. Огоньки меняются и создают особую, свою атмосферу. Камни, как стулья, покрывают правую часть берега — серые неровные шары стоят полукругом, словно специально предназначеные для того, чтобы оставить на них вещи или сесть самому. Деревья обрамляют овал, в который они попали куполом. И без того таинственный полумрак леса становится еще интимнее, когда скрывает их от всей чащи, оставляя одних, наедине с друг другом. Рот Джисона так и зависает в приоткрытом состоянии. Глаза бегают от одного огонька к другому, от деревьев к кустам, к камням и воде в бесконечном круговороте пока Минхо смотрит на него, не отрывая глаз. Хан сглатывает. Как рыба, выброшенная на берег борется с тем, что не может дышать, но спустя секунды выдыхает: — Так красиво... Минхо, все ещё смотрящий только на него, соглашается: — Слишком. Джисон поворачивает голову. Взгляд Ли открытый, глубокий и такой восхищенный, что кожа начинает нагреваться. Глаза Минхо блестят, а в отражении Хан видит себя, такого же увлеченного и поглощённого. Все еще держа его за руку, Ли идёт ближе, к берегу. В куполе вдруг становится жарко — рукава кофты кажутся лишними, бесполезно греющими. Минхо отпускает его ладонь и тянется к собственной одежде. Пуговци отлетают от своих подружек-дырочек так незаметно, что секунда — и он стоит перед ним, наполовину обнаженный. Джисон видит Ли таким не впервые — но, чёрт возьми, теперь тело Минхо не просто светится белилами. Рельеф чужой кожи переливается оттенками синего, желтого и красного, как и вода рядом. Ли многозначительно мычит. Кивает на него и уточняет: — Так в воду идти собрался? — А, — он теряется, — мы пойдем в воду? Минхо держит улыбку, теплую и по-своему наглую, когда говорит: — Хочешь только мечтать о том, чтобы в ней оказаться? Под кофтой жжёт. Ему без причин стало жарко, и снять верхнюю одежду — лучшее, что он мог для себя сделать. Но он продолжает стоять. Осматривать злорадное, смеющееся лицо рядом, тело, открытое взору и шорты. — Перед наготой робеешь? — Минхо склоняет голову. Вгоняя его в еще большую неловкость, тянет: — думаешь, не видел? Джисон прикрывает глаза, когда Ли подходит ближе. Внутри горит — так, словно под кожей водили раскалённым углём. Вздрагивает, когда чужие руки забираются под кофту. — Если касаться могу, почему увидеть не в праве? Ладони рисуют круги по животу. Поднимаются выше, к груди, и едва останавливаются на ней, возвращаясь на талию. Хан открывает глаза, когда пальцы Ли обхватывают концы его одежды. Будто до сих пор спрашивая разрешения, медлит, высматривая в его глазах красные огни, но не от ягод, а от его действий. Джисон чувствует, как начинает гореть не только под одеждой, но и выше — щеки щиплет, а уши печёт, но это незаметно под свечением, которое падает на них у берега. Он боялся признаться, что давно бы снял одежду, не зная того, что это может сделать за него Минхо. Видимо, эта идея вспыхнула не только в голове, но и в глазах, потому что наблюдавший за ним Ли совсем немного округляет глаза. Натягивает самую дерзкую улыбку из всех, что у него была, когда говорит: — Кто-то просто хочет, чтобы это сделали за него, правда? Наконец получая разрешение, Минхо тянет концы кофты вверх. Джисон послушно приподнимает руки. Нужная прохлада ползет по телу приятными мурашками. Пожар внутри него был потушен хотя бы с точки зрения температур. Минхо опускает взгляд на его тело. Задерживает, но не так, как делают люди, впервые увидевшие. Стреляет взглядом и делает первый шаг в воду. Джисон не уступает ему, ступая следом. Вода оказывается не теплой, но и не ледяной. Словно подстраиваясь под них, она окутывает ступни и покрывает мелкими поцелуями, которые возобновляются каждую волну. Вода прозрачная — он видит, как размываются ноги. Когда они заходят практически по колено, Джисон останавливается. Лучезарное озеро намочит его шорты, сделай он еще пару шагов вглубь. Ли останавливается следом. Пробегается глазами по его лицу, в поисках того, что заставило его остановиться. Задерживает на коленях и насмешливо спрашивает: — Боишься, что растаешь? Джисон поджимает губы. Постоянные подкалывания по поводу страхов заставляют бросить: — Хочешь мокрый, как псина быть? Минхо явно не понимает, что он имеет ввиду под «псина», но улавливает в словах пренебрежение. И, видимо, принимает вызов, потому что ныряет. Он успевает только приоткрыть губы в тихом «о», когда брызги от специально сильного удара стоп о воду летят на лицо и торс. Капли попадают и на шорты. Ругаясь, он смотрит вдаль — туда, где была видна размытая фигура Ли под прозрачной водой, но совсем скоро теряется. Глаз падает на блестящую красками воду. Ладонь сама тянется к подступающей волне, погружаясь на пару фаланг. Вода, словно ликующая от прикосновений принимает его руку, как родную, окутывая теплом. Джисон не сдерживает улыбки, когда проводит ею под водой, как бы оглаживая, и тихо хихикает, когда волна толкает руку и видообразно отдаёт касание обратно. Поистине волшебное место. Рядом характерно булькает. Минхо поднимается, выплывая. Чуть теряется в песке из-за той небольшой глубины, что там была, но, конечно же, мотает головой, пуская град капель с волос. Умиротворенный озером, Джисон закрывает лицо рукой и пищит. Слышит смех, и только после этого смотрит на Минхо. Кажется, вода сделала его кожу такой же блестящей, а глаза — полными огней, не говоря о мокрых волосах, которые он откидывает назад, сопровождая каплями по вискам. Шорты, насквозь пропитанные озерной водой потемнели, прилипая к стройным ногам. — Ну что, похож на псину? — спрашивает он, когда взгляд возвращается к лицу. Джисон не думает ни секунды, когда отвечает: — Ни капли. Гордо улыбаясь, Минхо вновь поправляет волосы. Хан не в силах держать себя, особенно сейчас, как никогда открытый для него, когда желает подойти ближе. Их тела чуть ли не прижимаются к друг другу, когда Джисон тянется рукой к чужому лицу и стирает капли у висков. Оглаживает скулу и оставляет на ней едва ощутимый поцелуй, который Ли встречает мягким мычанием, схожим с мурчанием. Ладонь Минхо кладется на его талию и поднимается чуть выше. Склоняет голову к сгибу его шеи и проводит по ней носом. — Знаешь, — вторая рука кладётся на талию. — Я все равно хочу зайти в воду глубже. И поднимает его, подхватывая под бедра. Джисон не успевает словить вылетевшее «о», когда цепляется за плечи Ли и сжимает его торс ногами. Ладони на бедрах тяжелые, до жути нужные, а тепло оголенного тела только подталкивает его к краю, когда Минхо заходит в воду настолько, что совсем немного и влага оставит пятна на шортах. Руки на бедрах сжимаются. Приподнимая его еще выше, Минхо смотрит на него и совсем нагло улыбается. Понимая, как много власти в его руках сейчас, шуточно делает вид, что отпускает. — Минхо! Хохот щекочет слух. Зарываясь пальцами в влажные волосы, Джисон тормошит их и смеется следом. Он ловит себя на том, что вновь засматривается на Ли. Смотря сверху-вниз кажется, что они даже ближе, чем были — хотя их тела и без того прижаты к друг другу, как магниты. — Это, — спрашивает он, когда отвисает, — и есть мой подарок? Минхо как-то совсем странно растягивает губы. Язык чертит круги за щекой, а взгляд не отрывается от его глаз, когда он шепчет: — Вообще-то, не совсем. Мимолетный взгляд на его губы сразу даёт понять, что он сделает дальше. Минхо целует его. Касается губами и повторяет, когда не встречает сопротивления. Ладони на бедрах напрягаются, пуская ток по его и так раскаленной коже. Джисону кажется, что он вот-вот умрёт, даже учитывая бессмертие. Внутри все бурлит, пузырится и горит, настолько, что еще немного, и выйдет через глаза и уши. Заветная дверца в сердце распахивается, срывая петели, когда Минхо целует его настойчивее, оглаживая бедра. Собственные руки зарываются в волосы и вскоре спускаются на овал лица. Он чувствует, как та самая заветная комната в его душе больше не сможет закрыться. Все накопленные эмоции и желания вылетают наружу, бегут по венам и выходят в чужие губы электрошоком. Когда они отстраняются друг от друга, у Джисона возникает желания потянутся к чужим губам вновь — а потом ещё и ещё, пока они находятся в этом моменте. Минхо облегченно выдыхает, и прижимается своим лбом к его, когда говорит: — Даже не знаю, кто ждал твоего подарка больше. Хан смеётся. Целует Минхо, но быстро отстраняется. Смотрит на воду под ними и тихо просит: — Может быть, выйдешь из воды? ... Уже в доме-дереве, подходя к проему комнаты Минхо, Джисон понимает, что не хочет прощаться. Юркает за ним прежде, чем Ли говорит и слово. Минхо это даже не комментирует. Словно знал, что так произойдет. Проходя в комнату вслед за ее хозяином, Джисон встает рядом, когда Ли оборачивается и стучит пальцем по деревянному станку с одеждой. Хан понимает без слов. Ещё тогда, в проёме, он не собирался оповещать его вслух о том, что сейчас будет раздеваться. Что говорить, когда они и без того держат кофты в руках. Единственное, что различает их — влага шорт против его собственных, сухих. Хан не отходит, когда виснет пауза. Минхо хмыкает. — Вот как. Тянется к узелку на шортах. Хватается за завязанный шарик, но перед тем, как потянуть в стороны, напоминает: — Ты говорил, что умеешь завязывать бантиком, — он едва кивает, загипнотизированный телом Минхо и его замеревшими пальцами у живота, — так может, самое время показать? Джисон опускает голову, пряча полную подставы улыбку. Слегка кивает вновь и наклоняется к торсу Минхо, как в тот раз, и развязывает узел, один, а не несколько тугих, как раньше. Не поднимает головы, когда с интересом уточняет: — Ты тогда специально затянул, да? Он не видит, но уверен, что Минхо хитро щурится. — Просто завязал еще несколько сверху, пока делал вид, что развязываю. Хан тихо смеется. Распускает узел, продолжая удерживать шнур в руках, чтобы не увидеть, как шорты слетят с чужих бёдер. Поднимает взгляд, чтобы начать: — Смотри и слушай, — натягивая веревку в пальцах, он прокашливается, перед тем как опустится на колени. Спина заметно расслабяется, но он видит, как темнеет взгляд Минхо над ним. — И без этого. Короче, — собираясь с мыслями, он приподнимает шнур, — нужно сделать петлю из каждого конца верёвки, — следуя собственным словам, он образует ушки-петельки в пальцах. — После перекрещиваешь их, — показывая сразу же, он проверяет, смотрит ли Минхо. И замечает, как Минхо глядит лишь на него. Его глаза сверкают, отражают его фигуру, сидящего у его ног и блестят. Джисон обиженно тянет: — Ты даже не смотришь... — Я все запоминаю, — утверждает он. — Честно, Джисон. Продолжай. Качая головой, он секунду мешкается, вспоминая, на чем остановился. — Одну из петель продеваешь в получившееся окошко, — вторя словам, пальцы слушаются его голоса, — и затягиваешь. Джисон хлопает в ладоши. Ударяет ими по ляжкам и встаёт на ноги. Минхо смотрит на получившийся бант и спрашивает: — А развязать как? — Потяни за оба конца шнура. Ли слушается. Веревка послушно развязывается. Предче, чем Минхо стянет одежду прямо при нем, он просит: — Повтори сам, — Ли выглядит слегка неготовым, но он напоминает: — ты же сказал, что запоминаешь. Минхо с пораженной улыбкой поджимает губы. Посильнее берется за шнур и тихо, для себя вспоминает: — Два конца... — смотря вниз, он тщетно пытается достать только сказанные слова из памяти. Джисон скрещивает руки на груди в ожидании. — Петли, — вспоминает он, но ничего не делает, — петли из концов? — спрашивает Минхо сам у себя. Словно ребёнок, поднимает голову и спрашивает уже у него: — две петли из концов, да? Неопределенно пожимая плечами, Хан отвечает: — Не знаю. — Две петли, две петли, — формируя их, он повторяет одно и тоже. Когда первый шаг готов, он замирает, — потом... Потом нужно, — Ли хмурится. Джисон едва держит лицо. Минхо выглядит по-своему забавно, пытаясь доказать свои слова, но даётся это с трудом. Петли-одиночки сжимаются в пальцах, без понятия, что делать дальше. Упрямо желая не утвердить то, что он засматривался на него все то время, что он давал урок, Минхо бормочет то, что может вспомнить: — Что-то вдеть в окошко, — повторяет он несколько раз. Две петли в пальцах путают, — какое из двух? — прикрывая веки, он перебирает в голове все отрывки фраз, — а, в любое! — протягивая одну из петель в другую, он замирает, когда ничего не выходит. Пробует снова, уже в другую петлю и разочарованно тянет, уже громче: — Джисо-о-он. — Что такое? — с напускным вниманием отзывается он. — Я забыл, — признается Минхо. Опускает петли и уже тянет шорты вниз, — белье, если что, у меня тоже промокло... С громким «блять» Джисон отворачивается. Удачно сбив его грозный настрой, Минхо переодевается. Конечно, от злости не остается и следа. Уже в легкой майке и домашних штанах Ли выглядит чересчур мягко, чтобы высказывать недовольство. Чувствуя хоть и совсем маленькую, но все же вину, он обнимает его, щекоча за бока. — Ты слишком манящий, чтобы не смотреть, — шепчет он на ухо, — поверь, ты бы тоже не удержался. Джисон в ответ лишь ведет ладонями по спине. Улыбается в ключицы и прикрывает глаза, когда ощущает, как тело расслабляется настолько, что готово заснуть прямо в чужих руках. Сонливость рукой снимает, когда он вспоминает: — Твои кошмары, — Джисон медленно отстраняется. Заглядывает в глаза Минхо и спрашивает: — ты теперь можешь спать? Ли уводит взгляд. Бегает им по стенам позади него, ища ответы. Закусывает губу и признается: — Нет. Хан чувствует, как в горле что-то давит. Притесняет все слова, готовые выйти изо рта. Почему? Разве это не должно было уйти так же, как и его «особенность» чувствовать людей? Осознание приходит быстро: — Когда ты заснул со мной, — Минхо пораженно поворачивает голову в сторону, убегая от его глаз. — Ты проснулся сразу, как я ушёл. Но сейчас твой кошмар не превратится в реальность, ты же знаешь? — теплая улыбка пробивает ком в горле. — Но твой разум не понимает. Ему нужно, чтобы я был рядом всю ночь, да? Минхо чуть ошеломленно выдыхает. Поворачивает голову на него и не сдерживает вымученного: — Слишком смышленный Хан Джисон. Поцелуй, который дарит ему Минхо вновь благодарный — полный нежности и заботы, которую он задолжал на всю свою бесконечную жизнь. На душе так одновременно спокойно и бурно, что Хан ведет Минхо к лавке и заставляет его сесть, сам усаживаясь на чужие колени. Руки обхватывают лицо, а Ли гладит его спину, пока они не ловят себя на мысли, что задыхаются. Валясь на лавку вместе, из груди льётся хохот. Они еле вмещаются на деревянную поверхность, вынужденые прижаться к друг другу. Не сказать, что Джисон был против. — Как думаешь, — тихо говорит он в губы Минхо, — что приснится тебе сегодня? Улыбка трогает чужое лицо. Прижимая его ближе, Ли прикрывает веки. В сон клонило так, что он с трудом выговаривает: — Счастье. Они засыпают в обьятиях друг друга так скоро, что он теряет тот момент, когда из головы выходят все мысли, и остается лишь одна, особо яркая: «Теперь мы счастливы». И только там, на небесах, один Венец наблюдает, как по полупрозрачным трубах катится яркий серебянный шар. Вслед за ним плывут и другие, отражающие силуэты, полные улыбок и тепла. Бан Чан проводит ладонью над воспоминаниями Хан Джисона. Растягивает рот в улыбке, которая ему совсем не свойственна и закрывает память в пелене облаков. — Теперь они ему недоступны, — говорит Венец сам себе. Удаляясь на ближайшем облаке, он качает головой, — заслужил счастье, что ему предписанно.