Скрестив пальцы

Джисон не знает, подействовала ли на него таким образом проведённая с Минхо ночь, или это было очень странным совпадением, но ему снится, как он пытается помочь Ли заснуть, но его глаза просто не закрываются. Это похоже на кошмар: его голос, который уже чуть ли не дрожит от напряжения, когда он в который раз повторяет «попробуй», а Минхо каждый раз пытается, но в конце концов шепчет «я так давно не спал», которое разбивается даже о лавку ошеломительно звонко; темнота в доме-дереве, которая наблюдала за ними в углах и между досок; его собственные пальцы, которые аккуратно опускаются на плечи Минхо и сжимают, осознавая, что этим жестом он не столько успокаивает его, сколько пытается приземлиться сам. Это повторяется снова и снова. Чередующиеся слова поддержки и шёпот Минхо смешиваются в только приготовленое пюре, без единого комочка, который мог бы прекратить этот круг. Джисон понимает, что он сам тянется к этому пюре с полной ложкой и кладет её в рот, обжигаясь, когда Минхо поднимает свой острый, пронизывающий взгляд, полный слабости и неуверенности, которую он и не думал, что сможет когда-нибудь увидеть. Горячая, огненная в горле боль разъедает его изнутри, как изжога. Он больше не может этого терпеть. Джисон просыпается с криком на губах. В горле саднит, словно он кричал всю ночь. Глаза слезятся, а нос кажется отёкшим и вздутым. Хан встаёт спустя долгие минуты, но сразу же опускается обратно, на лавку. Вокруг все плывет, скачет и качается. С ним что-то не так. В попытке встать он окончательно убеждается в том, что ему явно не стоило продолжать — с каждым разом Джисон падал на лавку все быстрее и жестче, выдерживая долгие паузы между подходами. Упав спиной, Хан жмурится от резкого удара в висках. «Да что со мной...» Боль в висках не прекращается, и не проходит после того, как он замирает, распластавшись на деревянной пластине. Возвращаясь волнами, все чаще и сильнее, она била по нему и отдавалась в зубах. Ему давно не было так плохо. Хотелось открыть окно — к несчастью его не было, — чтобы вдохнуть побольше воздуха, и наконец сглотнуть ком в горле. Потому что при его жалких попытках сделать это он получает в ответ лишь кашель, дополняемый глухими ударами в ушах, будто еще немного, и их зальёт водой. Хан понимает, что просто не сможет встать самостоятельно, как бы не пытался. Боль в висках была не просто сильной — она была ярой, будто кто-то намеренно бил его, с отчаянной злобой и ненавистью. Терпеть долго не выходит — в конце концов он тихо, протяжно выдыхает воздух со свистом, а после ещё, все громче и жалостней. Джисон не знает, сколько он лежит, в этой муке и граде из ударов, но по его часам проходит вечность, перед тем как он слышит шаги, приближающиеся к нему. Деревянный потолок перед глазами не плывет, но вздрагивает, когда тупая боль пронизывает голову. Его сил хватает на то, чтобы приподняться, когда в проёме громко сокрушаются: — Драть мне ноги, — он видит, как Минхо стирает с лица озорство и отчуждённость, резко шагая к нему. — Джисон? Хан откидывается обратно. Мычит от резкого удара в висках и пытается сказать что-то, но прохладные руки обхатывают его лицо, сразу же двигаясь за голову, к затылку. — Не робей, — просит Ли. — У тебя такое бывает. Люди рубят деревья прямо сейчас. Прохладные пальцы унимают боль, но совсем немного. Прикрывая глаза, Джисон тихо спрашивает: — Почему я? — Особенность, — пальцы Минхо начинают мягко проходится по его затылку и шее, массируя. — Я принесу отвары. Тебе станет лучше. Руки исчезают, возвращается тупая боль в полном размере. Хан сжимает челюсть, пытаясь не заскулить. — Знаю, без меня тяжело, — в его голосе сквозит игривость, хоть и отдаленная. Ли быстрыми шагами покидает его комнату, оставляя за собой лишь ветерок древесного аромата. Возвращается Минхо на удивление быстро — не успевает боль ударить снова, как его тень уже бежит по стенам. Джисон ведёт по Ли взглядом, замечая деревянную миску в его руках. Небольшая, но достаточно глубокая, с паром над ней и совсем сладким запахом. Слишком приторным для лечебного отвара. Минхо кладёт посудинку на пол и снова тянется к нему, но уже для того, чтобы посадить. Тело сопротивляется так сильно, что он не сдерживает тихого «у-у-у». — Тише, — от очередного удара Джисон жмурится, пока Ли усаживает его. — А ну-ка... Поднимая миску, он садится рядом и кладет ему на колени, но быстро хватает обратно. Непонимание отражается на его лице слишком явно, из-за чего Минхо говорит снова: — В прошлый раз ты не смог поднять её, — поясняет он. Обводя дерево ладонями, протягивает к его лицу краем. — Пей. Неловкость пить из чужих рук, его, если честно, ни разу не тревожит, в отличии от боли, которая всё не отпускала. Готовый на что угодно ради тишины в черепушке, Джисон вытягивает голову навстречу. Прислоняясь губами к краю, в нос ударяет тот самый приторный аромат. Пар обволакивает его лицо приятной дымкой, слегка играясь с ним. Но когда на губах уже вкус отвара, он начинается сомневаться, что эту жижу реально проглотить. Отвар был не просто кислым; не был липким или вязким на языке; не был горьким или просто объективно плохим на вкус; и уж точно не был похож на то лекарство, которое глотаешь и бежишь запить это чем-то приятнее. То, что оказалось в нем было букетом всех самых разных, несочетаемых вкусов и ощущался хуже, чем рвота. Джисон отдаляется от миски и накрывает губы ладонью. Надувает щёки, сдерживаясь от того, чтобы не вернуть тот маленький глоток обратно, но уже вместе с ягодами, которые наверняка не успели выйти из него полностью. Чем дольше отвар находится в его полости рта, тем тяжелее сдерживать позыв выплюнуть и никогда не прикасаться снова. От очередного удара в виски его клонит вперёд, и Хан честно думает, что вот оно — сейчас все окажется на полу, — но чужие руки хватают его и накрывают губы поверх его ладони, дрожащей. — Глотай, — требовательно просит Минхо, — иначе только хуже будет. Джисон хочет завыть, но не может — теперь его рот держат еще и руки Ли, и последнее чего ему хотелось бы, так это оставить желчь на чужих ладонях. Он пытается заставить себя проглотить, но не может. Мучается секунды, такие долгие, что пропускает момент, когда к носу подносится миска. — Вдыхай, — тихо говорит Минхо. — Думай о запахе, а не о вкусе. Хан не верит, что это поможет, но с ужасом и облечением обнаруживает, что мерзкий отвар передвигается к горлу и теряется в нем. Он даже не уверен, сколько рад тому, что нечто подобное теперь внутри него. Куда хуже становятся, когда Ли с улыбкой убирает руки, протягивает деревянную посудину и тянет: — Боец, — тон его играет с ним, когда добавляет громче: — еще два подхода! Его жалобное «о нет» вызывает в парне лишь улыбку. Разве так весело, что он мучается? Следующие два подхода были проще, но вкус оставался таким же противным, на грани невыносимого. Легче было только от постепенного действия отвара, которое, признаться, стоило того — все симптомы притупились и ушли совсем скоро. Только он откидывается в искреннем облегчении, как внутри просыпается что-то иное — не боль и не что-либо неприятное. Чувство долга и ответственности. — Нам нужно найти этого человека, — оповещает его Минхо. — Тебя туда тянет, а я возьму лук. Почесали? — Почему меня туда должно тянуть? — Особенность, — снова повторяет он. Хлопает Хана по коленке и встаёт, забирая опустевшую миску. В его голосе чувствуется тепло, когда он говорит под нос, скрываясь в проёме: — феномен. ... В лесу светится зелень. Отсвечивая росу, она переливалась и игралась. Как солнечные зайчики, лучи бегали по листьям и деревьям. Минхо подкидывает лук в руках. Смотрит на него и ждёт, пока он поведёт их к человеку, который рубил деревья. И Хан чувствует, что и правда знает, куда идти. — Он отправится на Землю, как и те, кого я видел раньше? — спрашивает Джисон, шагая по тропам с особой легкостью. — Ага, — кидает Ли, поправляя мешочек и стрелы в нем. — Страдать. — Что? — Одна затея - по глупости сюда попасть, другое - деревья рубить. Из Джисона уже почти выходит громкое отрицание, но он осознает, что губы так и не размыкаются. Могла ли произойти ошибка? Он ведь... Был человеком? В голове всплывает встреча с Ким Юджуном, который плевался в него таким противным «неполноценный». — Кто я? Минхо переводит на него взгляд. Лукавство играет свою мелодию, когда он тянет: — Мой лучший друг. — Я серьёзно, Минхо, — его шаги становятся тверже. — Думаешь, ёрничаю? Лес заполняет своими песнями долгую паузу, которая длится, кажется, вечность, перед тем как он спрашивает: — Почему тот парень назвал меня неполноценным? Ли усмехается. Качает головой и поднимает ее выше, к открытому небу. — Ты такой же, как и мы все. — Тогда почему мне кажется, что это не так? Минхо медленно поворачивает к нему голову. Его глаза — всегда колкие и игольчатые, вдруг становятся тёмно-зелёным тягучим болотом, в котором он повяз. Они не останавливаются, но продолжают смотреть друг на друга в молчаливом ожидании чего-то, что заставит их забыть об этом разговоре, но единственное, что происходит, так это его полёт вперед после того как он цепляется ботинком на сорняк. Он неизбежно быстро встречается ладонями с землей раньше, чем Минхо хватает его. И к его ужасу, он больше не имеет и малейшего представления, куда им идти. — Чего улёгся-то? — спрашивает Ли, когда тянет его за запястья, а он принципиально сидит на месте. — Я больше не знаю, куда идти, — признаётся Хан. Минхо уже набирает в рот воздуха, чтобы посмеяться над ним, но закрывает губы в тихом мычании. Осматривает его цепким взглядом и наконец упирается им в землю. — Такое могло произойти? — спрашивает Джисон. Вставать ему совершенно не хотелось. Ли молчит. — Минхо? — Как такое возможно? — шепчет он спустя время. Садится на корточки, к нему, и кладёт ладонь на землю. — Положи руки. Джисон послушно кладёт свои ладони поверх чужих. Минхо сдерживат смех, когда говорит: — На землю, а не на меня. «А...» Он чувствует, как горят уши. Быстро перекладывает ладони на траву рядом, пока Ли продолжает: — Попробуй-ка встать, — просит он, и Хан слушается. Только вот встать с колен у него не выходит. Когда Джисон недоуменно смотрит на ненастолько удивленного, но явно что-то понявшего, Минхо, тот пытается встать сам. И у него, чёрт возьми, выходит. — Кисло, — тянет он наконец. — Это значит... — упираясь взглядом в землю, он предполагает: — они под землёй? Но как там рубить деревья? Когда ему не отвечают, Джисон вскидывает голову к стоящему Минхо. Его лицо становится похожим на то выражение, которое он видел в зеркале: острое и грубое, без лишней хрупкости и милости, когда он очень насмешливо, почти рычаще, говорит: — Люди нашли себе единомышленников, которые очень сильно их выручили. ... Минхо буквально влетает в дом-дерево. Оказалось, что встать Джисону не так уж и сложно, когда его тянет кто-то рядом. Они буквально летели всю дорогу до дома, прыгая все дальше и выше. Хан бы никогда не подумал, что его сил достаточно, чтобы делать такие вещи. На удивление, подлетает Минхо к Хёнджину, мирно бродячему по кухне в поисках чего-то кроме ягод, коробка которых магическим образом появилась снова. Младший брат выглядит напуганным, когда твердый, как сталь, голос, окликивает его по имени. — Чего? — спрашивает Хван, пока оборачивается. Глаза его округляются, стоит увидеть их двоих. Наверное, это выглядело по-настоящему страшно: Джисон, на самом деле до сих пор потерянный, стоящий за спиной почти кипящего злостью Ли, который сумел совместить в себе насмешку и гордость, приправляя это диким желанием найти людей. — Люди подружились с кротами, — выплевывает он. — Помогли скрыться под землю до того, как мы пришли. Хёнджин пытается сохранить спокойный тон, но с каждым словом выходит все твёрже: — Хочешь сказать, они заодно? — уточняет Хван. Нотки недовольства появляются в его голосе: — хотят изувечить нашу территорию? Джисон смотрит на все со стороны, замечая, как начинает пульсировать шея Минхо. Сам не понимая, зачем, он тянется к ней прохладной рукой и прижимает. Ли поворачивается назад, туда, где он стоял. В его зрачках пляшут черти, прыгают в костер и сжигают людей заживо, скулы темнеют и создают такую тень, что кажется — коснешься, и порежешься, хлынет кровь. Эти мысли заставляют его положить вторую руку на чужую скулу, понимая, что та совсем не колет и не режет — наоборот, нежная и совсем хрупкая. Минхо замирает в его руках. Смотрит неотрывно так долго, что Хван прокашливается. — Время - деревья, — напоминает он. Хан чувствует как Ли выбирается из его ладоней с особой неохотой, но не спорит и не язвит. Понимает, что чем дольше они тут стоят, тем больше шансов потерять след. Дорога до люка, куда они уже захаживали совсем недавно, была даже быстрее, чем путь туда и обратно. Джисон не успевает задать ни единого вопроса — а их, признаться, появилось такая куча, что ещё немного и он спрячется в ней и задохнётся в неизвестности. Внутри до сих пор плещется тяга к земле — хотелось провалился сквозь нее и раствориться, став удобрением или ещё чем круче. Минхо бьёт ногой по люку. Тяжелые ботинки ударяются о люк с таким лязгом, что он вздрагивает. Такой зов точно невозможно не услышать. Хёнджин подходит ближе к нему, и шепчет на ухо: — Кроты никогда с нами не ладили, — Джисон не мог описать, как он был благодарен брату за хотя-бы крошку информации. Минхо снова ударил по имитации травы. — Они появились раньше нас, в самом верху, — пауза, — на небе. — Хван поглядывает на затихшего Ли, который терпеливо ждал кого-то из кротов. — Потом появились новые ветви, и они перешли сюда, в среднее звено, — Хан с трудом воспринимал слова младшего брата, но усердно пытался запомнить каждое, — а потом их согнали под землю. Они огорчуху удержали на всех с тех пор. — Откуда ты всё это знаешь? — спрашивает Джисон, и сразу же переводит взгляд на Ли, который явно терял терпение. Хенджин повторяет за ним. Медленно шепчет: — Ты рассказал. Их прерывает грохот — такой, что они подпрыгивают на месте от толчка, который прошелся бурей кругом. Люк, в котором жили кроты взорвался, как чертов вулкан. Трава около сгорела до тла, отдавала дымом, как и все, что было рядом. Почему? Потому что кто-то, там, внизу, запустил гребанную петарду. Если Джисон был напуган, неужели удивлен, то Минхо и Хёнджин, скорее всего, и понятия не имели, что только что произошло, и каким образом. Когда звон в ушах проходит, а дым развеивается, он первый поднимается на ноги. Подходит к бывшему люку, который теперь был ямой с лестницей вниз. — Это люди, — констатирует факт Хан, пока двое парней подходят с предельной осторожностью. — Технологии с Земли. И только стоит ему произнести это, как его осеняет: «Я ведь и не говорил, что был на Земле, — хочется зашить свой рот в ту же секунду, — пожалуйста, пусть я расказывал им об этом в прошлые свои появления». — Откуда ты... — начинает Хван. Минхо рядом не выглядит удивлённым. — Откуда ты знаешь? Не проходит и секунды, как там, в глубине ямы, появляется чужая макушка. Ли замечает это раньше, чем Хан успевает открыть рот. И прыгает в нее, даже не удерживаясь за лестницу. Вопрос брата так и остается без ответа. Внутри подземелья желтый, почти оранжевый, свет, который делает все внутри каким-то грязным и контрастным. Земля чернющая, словно гнилая, мокрая и вязкая. Пахло сыростью. Минхо ведёт их по тунелям, преследуя человека — Джисон понял это по слишком широким штанам и вычурной футболке с котом. Так очевидно. В тунеле, без преувеличения, узко. Места в ширину хватило бы на двух человек, которые бы не просто шли рядом, а буквально терлись друг об друга и влажную почву. Джисон шёл вторым, вновь зажатый между лучшим другом и младшим братом. Шли они так быстро, как могли — ноги вечно тянулись остаться в земле. Продавливалась она излишне податливо, как пластилин на солнце. Бежать в таких условиях было невозможно. — Идите на хуй! — кричит человек, когда Минхо хватается за огромную футболку, наконец догнав его. Ли, очевидно, не понимает смысла его выражения, поэтому никак не реагирует. Так даже лучше. — Эй, придурок, — пытаясь звучать убедительно, Хан выглядывает из-за спины Минхо. Внутри он благодарит свою память за такие вышедшие из обихода фразы. — На хуй не такси, подойди и... Глаза человека округляются, почти выпадают из орбит и краснеют в ту же секунду. Из его рта выходит поток новых ругательств. Вглядываясь в лицо человека, Хан больше не чувствует своей к нему принадлежности. Эти мысли пугают его, заставляют задуматься, но он находит силы забыть об этом. К этому парню его не тянуло. — Это не он рубил деревья. — Веди в ваше убежище, — требует Минхо. — Сам ты убежище! Хенджин шепчет Джисону на ухо: — Что означают эти слова? — Если бы ты знал, — он мимолетно поворачивает голову назад, чтобы сказать это, — то наверняка ударил бы его. — Веди я сказал, — повторяет Минхо с особой жестокостью. Когда парень теряется от его тона, он ухмыляется и метает иголки, добавляя: — или я тебе вырубленную ветку в глотку крестом засуну, чтобы она у тебя из заднего прохода торчала и листочки на ветру флажочком развивались. Джисон прикрывает рот ладонью. Хван сзади тоже кряхтит, скорее заражаясь, нежели искренне видя в этом смешное диво. Они оба понимали, что Ли не особо и шутил. Глаза Минхо снова обретают серьезность, хитрость и язвительность отступает, когда он отчеканивает: — Мы ждём. Из человека вылетает еще несколько «блять», «пиздец», и особо эмоциональное «ебланы», но он все же послушно шагает вперёд, на поводу у Ли. Они проходят несколько развилок, перед тем как увидеть широкую арку, ведущую в почвенную комнату. Хёнджин за его спиной вытягивает шею. — А это ещё что? Джисон смотрит на микроволновки, раковины и унитазы, электронные чайники и железные запчасти, стиральные машинки и роботов пылесосов в недопонимании. «Зачем им это все здесь, где нет электричества и остальных приспособлений?» Взгляд цепляется за гору чипсов, соков и стухшего фастфуда. «Придурки». Мысль приходит сразу же, когда он видит компанию подростков внутри этой комнаты. Все они сразу срываются со своих мест, стоит ему и парням показаться на виду. — Ты нас сдал, ублюдок? — восклицает один из них, указывая ладонью на беднягу в руках Минхо. Джисон качает головой. Чувствует, как захотелось упереться руками в плечи этого подростка. Подходит ближе к Ли и объявляет: — Это он. Секунда — и стрела вонзается в тело парня в районе груди. Из-за того что другой человек стал освобождён от хватки Ли, он отбегает, чуть не упав в почву лицом. Начинается шум и гам: кучка людей, как в клетке, начинает прижиматься к стене, крича все возможные ругательства. В огромном помещении, выротом для них кротами, все это отдавалось громким эхом. Хёнджин, как и Минхо, выходит вперед и достаёт и свой лук, бепощадно целясь в ноги, руки и животы людей. Хан все глядит на соблазнительно яркие пачки чипсов. Подходит ближе, поддаваясь соблазну, и хватает одну, ярко-розовую, среднего размера, чтобы вместить в карман. Оглядывается снова. Джисон оказывается единственным, кто замечает, как крадётся к ним Чанбин. Выставляя руки вперёд, друг всем видом показывает, что злых намерений у него нет. Джисон рискует, когда не кричит и не зовет на помощь. — Уводи их отсюда, — подойдя ближе, он шепчет так тихо, что остальные и не замечают на фоне криков боли людей, которые расстворялись в комнате, как мухи. — Юджун не должен вас увидеть. Чанбин выглядит взволнованно, но точно не испуганно: взгляд прямой, честный, полный доверия; одежда на нем точно рабочая, на лбу выключенный фонарик, а позади, у входа, бережно оставленная лопата. — Тогда ты расскажешь, что вы задумали против нас? — Я сейчас даю дружеский совет, а не уговариваю тебя, Джи, — говорит Со. Времени остается так мало, что он быстро добавляет: — ты можешь быть уверен, что я лишь пешка в этом. И против тебя не настроен. И так же крадучись уходит, имея особую способность делать это незаметно. Хван заканчивает первым. Слегка довольно убирает лук, будто гордился проделанной работой. — Давайте, — начинает Джисон, — уходить, пока нас не поймали. Минхо резко поворачивает к нему голову. — Я только и жду встречи с многоуважаемым Ким Юджуном, — говорит он, растягивая губы в оскале. Клыки теперь видны особо ярко. — Покопать вместе надо. Джисон прикусывает язык. В голове крутятся, скрипя, шестерёнки. — Это не лучшая идея, — пытается убедить он. Минхо толкает язык за щеку. В его голосе сквозит недоверие, когда он спрашивает: — Это ещё почему? — Мы на их территории, — вылетает из него сразу. — Здесь мы слабее, разве нет? — Он прав, — соглашается с ним вдруг Хёнджин. — Учитывая их обидчивость, они вспухнут, если увидят нас здесь. Ли не награждает Хвана и каплей внимания, упираясь в Джисона взглядом. Пытается выцепить из его слов скрытые мотивы. — Юджун точно не хотел бы увидеть меня, — пытается он снова под гнётом Минхо. — Будет даже лучше, если они подумают, что люди сбежали от них. — Промазал. Пропажа младеньких людей, без очевидных улик, даже для кротов слабая история. Джисон закусывает язык так сильно, что его кончик немеет. — Тебе решать, — наконец говорит он, понимая, что веса у его слов немного. Ли отводит взгляд. Он ведёт им по всему помещению с особой неприязнью. Вдыхает поглубже и грубо кидает, делая шаги к выходу: — Будь по-вашему. И только когда они все касаются ногами травы, в уже не таком светлом лесу, он добавляет запоздало: — Разовая щедрость. «Надеюсь она больше и не понадобится, — думает Хан немного нервно, до сих пор вспоминая готового вычерпать из него всю ложь Минхо. — Очень надеюсь».