Família do Norte

Сгущающийся ночной туман сковывал веки, а усталость отзывалась пульсацией в конечностях. Сил не было не просто на то, чтобы попытаться найти дорогу до лайнера, их не хватало даже на попытки встать с ледяного пола. Область предплечья жутко болела, напоминая об ударе и оживляя моменты, произошедшие на борту и за его пределами, в памяти. На локте, вероятно, проступил небольшой синяк, который казался ничтожным в сравнении с круговоротом мыслей, захвативших разум, сплетающихся в мучительный клубок и напоминая замкнутый лабиринт. Огонь воспоминаний воспламенялся внутри как что-то неизбежное, настигшее в последний момент без возможности предотвратить уже разгоревшийся пожар. Даже пробежав марафон, Арсений не чувствовал бы себя настолько вымотанным, каким был сейчас. Верхняя одежда осталась на борту, а холод, пробивающийся сквозь оковы рубашки, заставил тело броситься в лёгкую дрожь, уже не такую, как при нахождении под дулом оружия, но достаточную, чтобы ощутить её всеми органами, глубоко внутри. Силы духа хватило на пережитый кошмар, но как только тот закончился, верх взял привычный страх, вызванный неизвестностью и количеством эмоций, которые пришлось испытать сразу в один момент. Просторы ангара не были такими пугающими, как могло показаться изначально, они лишь окутали мужчину своей безмолвной пустотой, ещё больше создавая ощущение безысходности, отражая эхом тяжёлое дыхание и мысли, которые звучали так громко в голове. Спать хотелось, но не получалось. И даже если на миг проскальзывало осознание, что ничего кошмарного, в целом, не произошло, воспоминания становились непрерывным циклом. Возможно, в его жизни действительно не происходило ничего, что могло бы подготовить к произошедшим событиям, и потому каждый последующий миг приносил только новое ощущение беспокойства.   Время теряло значение, словно растворяясь в воздухе, полном пыли и затхлости. Арсений не знал, как долго он сидел на полу ангара, окружённый молчанием и тьмой. Пальцы слегка подрагивали, пока он на автомате пытался потереть предплечье, будто это могло унять боль. Всё ещё перед глазами мелькали образы из прошедших часов: лица тех, кто держал его под прицелом, Антон, срывающий маску, и тот момент, когда преступники исчезли, оставив его здесь.   И, самое главное, где остальные пассажиры? Были ли они в безопасности? Или им так же, как и ему, пришлось испытать всю эту неразбериху?   Слабый шум снаружи заставил его вскинуть голову. Сначала он подумал, что это всего лишь ветер, пробирающийся сквозь прорехи в металлических стенах. Но звук стал ближе. Ритмичные шаги... Или это только его воображение? Он напрягся, прислушиваясь. Дыхание застыло в груди. Арсений резко выпрямился, как будто инстинкт подсказывал ему, что что-то происходит. Тяжёлые ботинки скрипели по бетонному полу, и вот из тени вынырнул мужчина в форме охранника с фонариком в руках. Он выглядел невысоким, крепкого телосложения, с густыми седыми волосами, зачесанными назад, и строгим взглядом, который мгновенно упёрся в Арсения.     — Was machst du hier? — раздалось громкое и резкое обращение на немецком. Голос охранника был низким и уверенным.    Свет фонаря ослеплял Попова, мешая разглядеть лицо говорившего. Он моргнул, прикрывая глаза рукой, но ничего не сказал. Всё, что происходило, казалось ещё одним кошмаром.     — Ich habe dich etwas gefragt, Mann! — громче повторил тот, сделав шаг ближе. Его тон становился всё менее терпеливым.    — Я вас не понимаю, — выдавил из себя Арсений на ломаном голосе, пересохшим от холода и усталости.     Охранник нахмурился, подняв одну бровь, словно не веря своим ушам.     — Englisch? — бросил он, произнося слово так, словно нечасто им пользовался.     Арсений кивнул, надеясь, что это хоть немного упростит ситуацию. Однако на лице мужчины читалось явное раздражение. Он пробормотал что-то себе под нос — вероятно, ругательства — и направил фонарь в сторону, чтобы перестать слепить. Затем твёрдо схватил его за предплечье, заставляя подняться, от чего тот прошипел, жмурясь от боли.   — Aufstehen! Komm mit, — приказал он, коротко махнув рукой.     Арсений с трудом поднялся, не столько подчиняясь, сколько просто не имея сил сопротивляться. Ноги казались свинцовыми, и каждый шаг отзывался болью в ушибах. Холодный воздух обжёг кожу, когда они вышли из ангара. Свет луны освещал небольшую дорожку, ведущую к деревянному строению неподалёку — видимо, охранному посту.     — Entschuldigen Sie... — начал было Арсений, не помня, как в голове всплыли извинения на немецком, но охранник резко оборвал его, жестом велев молчать.     Его движения казались резкими, но в них не было открытой агрессии, скорее, это была досада человека, которого вызвали разбираться с чем-то в середине ночи. По мере того как они приближались к посту, Арсений начал замечать детали: ржавый забор, потрёпанную дверь и слабый жёлтый свет из окна.     Когда они вошли внутрь, охранник толкнул Арсения в сторону стула, стоявшего возле старого стола, и он рухнул на указанное место, пытаясь отдышаться. Охранник достал устройство, похожее на рацию, из кармана и начал проверять связь, бросая взгляды на незнакомца. Получив ответ, он заговорил на немецком, а голос его звучал хрипло и обрывисто:     — Ja, ich habe ihn gefunden. Keine Ahnung, wer er ist. Ja, im alten Hangar...   Арсений слушал, но не понимал ни слова. Он сидел, обхватив руками свои колени, стараясь хоть немного согреться. Взгляд блуждал по комнате, выискивая хоть какой-то намёк на помощь, но ничего, кроме старого термоса и пыльной папки на столе, здесь не было.     Охранник, закончив разговор, оглядел Попова с головы до ног и, хмыкнув, начал что-то писать в блокноте. Сложно было сказать, вызвал ли он полицию или начальство, но ясно одно — время тянулось мучительно долго.     ***   У выхода из аэропорта толпились десятки таксистов, наперебой предлагая пассажирам свои услуги. Крики смешивались с шумом городских автобусов, громким визгом тормозов и стуком чемоданов по асфальту. Солнце, будто издеваясь над уставшими путниками, слепило по-летнему ярко, несмотря на конец первого месяца весны. В Турции такая погода была привычной, но для кого-то она могла стать неожиданностью.     Девушка стояла в стороне, пытаясь разобраться в навигаторе. Толпа таксистов её раздражала: они почти тянули руки к её чемодану, предлагая поездку на каждый лад — от «быстро» до «дёшево». Она крепче сжала ремень сумки, словно это могло защитить её от чрезмерного внимания.     — Девушка, куда едете? — к ней подошёл пожилой мужчина с широкой улыбкой и слегка потертым портфелем, явно стараясь произвести впечатление.     — Нет, спасибо, — ответила она, удивляясь русской лексике и стараясь звучать твёрдо, но вежливо.     Такси ей не нужно было. Парень обещал встретить её у выхода, но что-то заставляло девушку беспокойно поглядывать на экран телефона. Время шло, а его не было.     Катя устало прислонилась к стене и в очередной раз проверила сообщения. «Я рядом, скоро буду», — гласил последний ответ. В этот момент она поймала себя на мысли, что уже не знает, что чувствует в преддверии встречи. Волнение смешалось с лёгкой раздражительностью, а шум отдавался в висках.   Спустя полчаса ожиданий Эмир наконец появился на горизонте, торопливо заезжая на парковку. Машина остановилась с лёгким рывком, а сам он выскочил из салона, поправляя куртку на ходу.   — Катя, прости, пробки! — бросил он, даже не успев подойти.   Девушка подняла на него свой взгляд и внимательно осмотрела: чёрные волосы, неряшливо приглаженные, ещё больше разлохматились от порыва ветра, смуглая кожа и густые брови подчёркивали его национальность, а достаточно высокий рост стал причиной удивления. Преодолев расстояние между ними, парень набросился на неё, крепко заключив в объятия, и практически сразу же отстранился, одаривая широкой улыбкой. Было странно ощущать физическое присутствие человека и слышать его голос наяву после многократных звонков и дистанционных встреч, которые проходили в обязательном порядке практически каждый день, и именно это чувство заставило Катю на время смутиться, что не укрылось от глаз молодого человека. Он вскинул брови, как бы спрашивая, всё ли в порядке, а получив одобрительный кивок, вновь улыбнулся. Он пригласил девушку в машину, перед этим купив им по кофе, и затем они направились «изучать город», — как выразился сам Эмир.   Стамбул завораживал своей красотой, и трудно было поверить, что кто-то мог назвать его переоценённым. Архитектура города — словно ожившая история, которая открывалась в каждом здании и улочке. Даже привычные для местных маршруты заставляли приезжих останавливаться и оглядываться, поражённо всматриваясь в детали. Это был город, где Восток встречался с Западом, а древние традиции удивительно сочетались с шумной современностью. Стамбул хранил память о великих империях, сменявших друг друга на протяжении веков. Его соборы и дворцы, увитые тайнами прошлого, стояли рядом с современными зданиями, не нарушая гармонии, а лишь подчёркивая контраст времени. Здесь каждый уголок был наполнен жизнью, историей и движением. И даже те, кто видел многое, не могли остаться равнодушными, попадая в этот город.   Он не просто впечатлял — он вдохновлял, оставляя в душе каждого путешественника желание вернуться сюда вновь. И Катя с каждой последующей минутой проведённой здесь это всё больше осознавала. С замиранием сердца она наблюдала из окна автомобиля за сменяющимися пейзажами, не в силах оторвать взгляд.   Однако с каждой минутой молчание в машине становилось всё более неловким. За всё время их прогулки по городу она лишь пару раз начинала разговор первой, что сильно отличалось от её привычной болтливости в их онлайн-общении. Но Эмир отвечал воодушевленно, стараясь казаться вовлечённым в диалог.   — Ты устала? — спросил он, не отрывая взгляда от дороги.   — Немного, — ответила она, взглянув на его профиль. Её голос прозвучал тише, чем она ожидала.   Домой к Эмиру они добрались глубокой ночью. Шумные улицы и яркие огни Стамбула сменились спокойствием спальных районов, где только редкие фонари освещали дорогу. Катя, тихо шагнув за порог квартиры, вдохнула едва уловимый аромат лимонного освежителя воздуха. Свет в коридоре был приглушённым, а сама квартира встречала их тишиной. Эмир молча закрыл за собой дверь, поставил сумку у стены и бросил взгляд на девушку.   — Ну вот, наконец-то дома, — пробормотал он, снимая куртку. Его голос звучал уставшим, но спокойным.   Катя не ответила. Она всё ещё пыталась понять, почему её сердце сжимается так странно в его присутствии. Может, от усталости? Или всё-таки из-за сомнений? Но стоило парню дотронуться до её плеча и коротко, но искренне улыбнуться, как что-то внутри дрогнуло.   — Давай чай поставлю, — предложил он, пройдя вглубь квартиры.   — Не надо, — отозвалась она, разуваясь. — Я просто хочу немного посидеть.   Девушка прошла в гостиную, стараясь отвлечься от нарастающего кома в горле. Эмир вскоре присоединился к ней с бутылкой воды и двумя стаканами. Он сел напротив и какое-то время просто молчал, словно хотел что-то сказать, но не находил слов. — Я рад, что ты приехала, — произнёс он наконец.   Эти слова застали её врасплох. Он редко говорил о чувствах в переписке, а теперь, услышав эту фразу, на душе стало спокойнее. Она посмотрела на него и поймала его взгляд — тёплый, но настороженный, как будто он тоже не знал, правильно ли делает.   Катя вдруг почувствовала, как её сомнения начали рассеиваться. Она посмотрела на его руки, чуть нервно перебирающие край бутылки, на его уставшее лицо, которое всё же излучало искренность, вспомнила все их разговоры, его заботу, пусть и иногда неловкую.   — Я тоже рада, — ответила она, чувствуя, как напряжение начинает отпускать.   На какое-то мгновение комната наполнилась спокойствием. Это был момент, когда всё действительно казалось правильным.    Катя устроилась поудобнее на диване, закинув ноги на подлокотник. Она чувствовала, как усталость медленно берет верх, но уходить в спальню не хотелось. Эмир тем временем пересел ближе, осторожно протянув стакан с водой.   — Тебе нужно больше отдыхать, — тихо сказал он.   Катя кивнула, но не взяла стакан сразу. Она смотрела на него, стараясь уловить, что скрывалось за этим заботливым жестом. В голове всплыл недавний разговор с Арсением в самолёте.   — Эмир, — наконец заговорила она, поднимая на него взгляд. — Ты ведь правда рад, что я приехала?   Он чуть нахмурился, словно её вопрос был чем-то нелепым.   — Конечно, рад, — быстро ответил он. Но затем, будто не выдержав её пристального взгляда, добавил: — Просто… у меня сейчас не всё гладко. И это не имеет к тебе никакого отношения, правда.   Катя почувствовала, как снова начинают подниматься старые сомнения. Его ответы всегда были такими — короткими, уклончивыми, оставляющими больше вопросов, чем ответов.   — Если не имеет, тогда почему ты всё время отводишь глаза? — тихо спросила она, стараясь не показать раздражение.   Эмир тяжело вздохнул, потёр лицо руками, а затем поднялся с дивана и прошёл к окну. Катя наблюдала за ним, чувствуя, как напряжение снова возвращается.   — Мне просто нужно разобраться с парой вещей. Это временно, — сказал он, повернувшись к ней. Его лицо теперь было серьёзным, почти угрюмым. — Я не хотел, чтобы ты это взяла во внимание.   — Так расскажи мне, — настойчиво произнесла она, не сводя с него глаз.   Он задумался, словно взвешивал, стоит ли делиться. Затем наконец ответил:   — Это… работа. У меня были проблемы с клиентами. Ничего серьёзного, просто несколько сложных сделок.   Катя заметила, как он снова нервно перебирает край своей футболки. Она могла бы поверить в его слова, если бы не чувствовала этот странный холод, поселившийся между ними последние несколько дней.   — Ты ведь всегда можешь мне сказать правду, — тихо сказала она.   Эмир встретился с ней взглядом, и на мгновение показалось, что он хочет сказать что-то важное. Но вместо этого он лишь коротко кивнул и отвёл глаза.   Катя почувствовала, как снова всплывает чувство неопределённости, но решила пока не давить.   — Ладно, — наконец сказала она, потянувшись за стаканом. — Может, правда стоит просто отдохнуть.   — Да, — коротко отозвался он, возвращаясь на диван. — Завтра будет новый день.   Но она знала, что сегодняшние вопрос так и останутся без ответа. И этот странный холод между ними теперь никуда не денется.   *** Потребовалось не так много времени, как ожидалось, на то, чтобы дождаться подмоги — за треснувшим стеклом появились едва различимые силуэты людей и образы машин, вероятно, полицейских. Красные и синие отблески мигалок бросили беспокойные тени на стены. Арсений, едва заметив это, без раздумий вскочил с места и ринулся навстречу. В глазах потемнело от резкого подъёма и нарастающего волнения, но, удержав равновесие, он приблизился к мужчинам. Попов начал было кричать об экстренной посадке самолёта где-то неподалеку, как двое из них молниеносно схватили его за руки, лишив возможности сопротивляться. Он пытался вырваться, но люди в тёмной форме притянули его к капоту машины, ловко надевая наручники с металлическим щелчком, холодом сдавив запястья так, что боль расползлась по рукам.   — Что вы делаете? — прошептал он на английском, чувствуя, как вся надежда вмиг рушится. Он пытался закричать, но глухой голос походил больше на сдавленный стон. В голове всё смешалось и сложно было трезво оценить ситуацию. Однако ясно было одно — он стал частью чего-то, находящегося за рамками допустимого.   — Поступила информация о захвате самолёта контрабандистами, — резко подал голос один из них, нависая над Арсением. Глаза под козырьком выглядели холодно, без тени сочувствия. — Вы будете находиться под нашим контролем до выяснения всех обстоятельств. Всё, что скажете, может быть использовано против вас.   Попов попытался что-то возразить, но его грубо толкнули к машине. Офицер открыл заднюю дверь, жестом указывая внутрь.   — Залезайте.   С особыми усилиями выполнив сказанное, Арсений невольно подался вперёд, примыкая лбом к переднему сидению. Салон был тесным и душным, а его собственное дыхание казалось громким в окружившей тишине. Сцепленные за спиной руки не давали возможности лишний раз пошевелиться, и происходящие события всё больше казались кошмарным сном, расплываясь в голове. В салоне доносились приглушённые голоса офицеров, но ни один из них не прорезался сквозь внутренний хаос. Тёмные уголки леса мелькали за окнами, но он не мог сосредоточиться на происходящем снаружи, мысли, одна за другой, громоздились в сознании.   Машина остановилась у импровизированного штаба возле посаженного наспех самолёта, и только тогда пришло осознание, насколько далеко его успели увезти на грузовике, за время, пока он был не в состоянии распознать и запомнить направление. Арсений почувствовал, как его слегка подтолкнули в бок, и вылез из автомобиля, чувствуя холодный воздух, который обдал лицо, пробуждая от шока. Вокруг было шумно, но не хаотично: несколько машин с мигалками, пассажиры, стоящие отдельными группами, и люди в форме, держащие под наблюдением местность. Его подвели ближе к толпе и люди посмотрели на него с подозрением, но в большинстве взглядов сквозило лишь уставшее равнодушие.    — Это всех уже вывезли? — спросил Арсений, подойдя к одному из офицеров, который стоял с бумагами и несколькими рациями.    — Почти, — ответил тот. — Разбираемся. Садись здесь.   Полицейский указал на складной стул, стоящий рядом, и, кинув взгляд на находящиеся за спиной руки, опомнился, приказав снять наручники. Вокруг, казалось, всё шло своим чередом: офицеры что-то обсуждали, пассажиры общались с представителями авиакомпании. Кто-то плакал, обнимая своих детей, кто-то пил воду из пластиковых стаканчиков.    — Попов Арсений? — спросил офицер на английском, подняв глаза на Арсения.   — Да, это я, — коротко ответил он, кивнув.   Мужчина задержал взгляд, будто что-то изучая.    — Вы хорошо говорите по-английски, — заметил он с лёгким удивлением, склонив голову на бок.   — Это моя работа. Я переводчик, — ответил Попов спокойно, чувствуя, как тревога стала постепенно рассеиваться.    Офицер кивнул и начал задавать вопросы о произошедшем на борту.   — Расскажите, что произошло во время рейса. Что вы видели?   Арсений, стараясь не упустить ни одной важной детали, описал события с момента, как люди в масках вошли в салон самолёта, до их экстренной посадки. Он подробно объяснил, как его заставили переводить переговоры, и подчеркнул, что ни одного из захватчиков раньше не видел.   — Значит, вы утверждаете, что не знали этих людей? — уточнил офицер, записывая что-то в свой блокнот.   — Совершенно точно, — Арсений покачал головой. А немного поразмыслив, добавил: — Мужчина, уронивший наркотики, затем спрятался в туалете и я его больше не видел. С нами в ангаре его не было.   Заставив полицейского нахмуриться, он сам вдался в воспоминания, а перед глазами всплыл образ Антона, стянувшего маску, обнажая свою сущность преступника. Про этот момент совершенно точно говорить не хотелось, несмотря на желание помочь расследованию. Было понятно без того, что оккупанты лишь запугали пилотов и его самого, а до властей бы данная ситуация дошла в любом случае, но что-то заставило его усомниться в правильности своих действий. Преступники только выиграли время, чтобы скрыться, и навряд ли действительно была какая-то угроза жизни, однако что-то не давало покоя. Подробно описав внешность мужчины и его странное поведение ещё за пределами лайнера, он прикрыл глаза.    — И вы говорите на португальском?   — Да. Как я уже сказал, я переводчик.   Офицер сделал очередную пометку и на несколько секунд замолчал, будто обдумывая что-то. Затем его голос прозвучал мягче, почти дружелюбно:    — Вы молодец, что сохранили хладнокровие. Это, вероятно, спасло не одну жизнь.   Эти слова слегка сбили Арсения с толку. Он не ожидал подобного признания, особенно после того, как его только что держали в наручниках.   — Последний вопрос, — офицер сложил бумаги в одну стопку. — Что вы чувствовали, когда всё это происходило?   — Страх, — ответил он после небольшой паузы. — Я боялся не за себя, а за остальных. На борту были дети, семьи.   Мужчина кивнул, словно ожидая такого ответа.   — Спасибо за сотрудничество. Вы свободны. Если понадобится что-то уточнить, мы свяжемся с вами.   Арсений поднялся, чувствуя, как с его плеч будто спадает груз. Он пробормотал вежливое «спасибо» и вышел из шатра. Снаружи всё ещё кипела работа. Полицейские обследовали самолёт, из багажного отделения выносили подозрительные ящики, а пассажиры, сгрудившиеся поодаль, выглядели заметно спокойнее, чем несколько часов назад.   Он нашёл взглядом Диму, который сидел на земле с бутылкой воды и усталым, но облегчённым видом.   — Жив? — спросил он, когда Арсений подошёл.   — Жив. Сказали, что свободен, — мужчина улыбнулся, усаживаясь рядом.   — Ну что, пойдём?   — Дай передохнуть, — вздохнул Арсений, сцепив руки на коленях.   Вокруг всё ещё суетились люди, но на какое-то мгновение ему стало спокойно. Всё наконец-то закончилось. Или, по крайней мере, казалось, что закончилось. Тишина затянулась. Оставшись наедине с собственными мыслями, он ощутил, как в голове постепенно улеглась буря эмоций, уступая место болезненной пустоте. Сидеть на земле оказалось на удивление неудобно: спина ныла от напряжения, а руки, хотя и освободились от наручников, всё ещё покалывало, словно их вновь сдавило сталью. Рядом раздавался шум шагов, перемешанный с обрывками разговоров на немецком, английском и других языках. Люди ходили взад-вперёд, собирали какие-то бумаги, заглядывали в карманы и разговаривали по рации. Где-то вдали слышались двигатели машин, а в лицо дул прохладный утренний ветер. Он поднял голову и посмотрел на горизонт — ночь уже уходила, небо начинало окрашиваться в бледно-серый оттенок. Пассажиров выводили к автобусам, расставленным вдоль старой взлётной полосы, чтобы отвезти в терминал. У каждого из них брали краткие показания, проверяли документы, но общее напряжение постепенно спадало.   — Попов Арсений? — прозвучал голос с акцентом. Он поднял голову и увидел перед собой офицера.   — Да, это я, — ответил он, чувствуя лёгкий холодок в животе.   Мужчина удивлённо поднял бровь.   — Вы говорите по-английски?   — Да.   Офицер на секунду замялся, с чем-то сверяясь в планшете, а потом кивнул:   — Хорошо. Ваш самолёт должен был лететь в Париж, верно?   — Да, — подтвердил Арсений, невольно хмурясь.   — Ваш рейс будет заменён. Автобусы отвезут вас в терминал аэропорта, где вам помогут с дальнейшими инструкциями, — он жестом дал разрешение разместиться в одном из них, почти последнем. Дима занял место у окна и почти сразу закрыл глаза. Попов, расположившись рядом, последовал его примеру.    ***   Войдя в помещение аэропорта, Арсений на мгновение замер, стараясь осмыслить происходящее. Свет ярких ламп в зале ожидания болезненно резал глаза, а ощущение времени полностью потерялось. Всё смешалось: голоса диспетчеров, звуки чемоданов, перекатываемых по полу, и приглушённое шуршание шагов.   Люди вокруг выглядели уставшими, но спокойными. Они сидели на жёстких пластиковых стульях, разговаривали тихо или просто безучастно смотрели в свои телефоны. Сам Арсений чувствовал, как напряжение, будто давившее на плечи с самого начала полёта, постепенно перерастает в апатию.   Дима отошёл ненадолго, чтобы позвонить, а Арсений остался, наблюдая за происходящим вокруг. Суета персонала, прохожие, мерцающий экран табло с рейсами — всё это словно смотрелось сквозь плёнку. Он устало опустился на кресло и провёл руками по лицу, пытаясь разогнать тяжесть, давящую на виски.   Когда объявили их рейс, Попов почувствовал, как небольшой комок напряжения сжался внутри. Всё это наконец заканчивалось. На автомате он поднялся, взял свою сумку и направился к выходу на посадку.   Салон встречал полумраком и удивительной тишиной. Арсений отметил, что даже дети, которые обычно создавали лишний шум, теперь тихо сидели, уткнувшись в своих родителей или засыпая в креслах. Он с облегчением устроился у окна, чувствуя, как тело приятно проваливается в мягкую обивку кресла.   Когда самолёт начал выруливать на взлётную полосу, знакомое чувство дискомфорта постепенно начало нарастать. Сердце забилось чуть быстрее, и ладони стали холодными. Он глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Теперь все пассажиры вновь начали вызывать былое недоверие, а ощущение, что вот-вот всё повторится, не покидало ещё долгое время.   — Всё нормально, — пробормотал он себе под нос, слегка сжимая подлокотник. Гул двигателей усилился, и самолёт начал ускоряться. Арсений чувствовал, как ноги невольно упираются в пол, словно это могло удержать его в безопасности.   Колёса оторвались от земли, в животе что-то неприятно ёкнуло, а за иллюминатором расплылся ночной пейзаж с огоньками города, уходящими вниз. На какое-то мгновение ему показалось, что самолёт слишком резко набирает высоту, и он невольно задержал дыхание. Ещё несколько секунд, и привычный звуковой сигнал раздался в салоне, сообщая, что набор высоты завершён. Глубоко вздохнув, Арсений почувствовал, как напряжение понемногу спадает. Он отпустил подлокотник и посмотрел в окно.   Тёмное небо за стеклом казалось бесконечным, и где-то вдали мерцали редкие звёзды. От усталости глаза начали слипаться, и вскоре мысли о тревоге полностью испарились. Спина расслабилась, голова опустилась на бок, и Попов не заметил, как провалился в сон, оставив весь этот день позади.   Париж встретил их туманным утром. Из окон самолёта Арсений заметил, как под ними простираются серые крыши зданий, окружённые белёсой дымкой. Аэропорт был полон шума и движения, но всё казалось каким-то приглушённым, как будто он смотрел на происходящее через плотное стекло.   Спустившись по трапу, он вдохнул прохладный воздух, в котором чувствовалась слабая влага. Дима молча шел рядом, по-прежнему не задавая лишних вопросов. Очередная проверка паспортов и багажа, очередные прохождения коридоров — всё смешивалось в однообразную череду действий.   Когда они наконец добрались до гостиницы, выделенной авиакомпанией, Арсений почувствовал, как усталость давит на плечи. Небольшой номер встретил их тихим уютом: простые светлые стены, кровать с идеально заправленным белым бельём, стол с чайником и парой кружек.   — Я в душ, — коротко бросил Арсений, скидывая куртку на стул. Он даже не посмотрел в сторону Димы, который уже успел занять место на краю кровати и доставал телефон.   Тёплая вода, стекавшая по коже, немного возвращала ощущение реальности. Ещё утром он был в Мюнхене, а сейчас — в Париже. Казалось, что дни сливаются в одно бесконечное путешествие. Ему вдруг захотелось остаться в этом душе на несколько часов, просто чтобы ничего не делать.   Когда он вышел, протирая волосы полотенцем, Дима поднял на него взгляд:   — Закажем что-нибудь?   — Не хочу, — коротко ответил Арсений, присаживаясь на край кровати. — Я просто хочу спать.   Он не лгал. Глаза уже закрывались сами собой, а мысли путались так, что любое слово казалось лишним. Взглянув на часы, он осознал, что до следующего рейса оставалось всего несколько часов. В голове отчётливо стучала мысль: “Не хочу. Не могу снова подниматься в воздух.”   Он взял телефон и, задержав палец над кнопкой вызова, наконец набрал Павла Алексеевича. Гудки тянулись, и с каждой секундой Арсений чувствовал, как его решимость испаряется.   — Арсений? — голос директора прозвучал на удивление бодро, несмотря на время.   — Здравствуйте, Павел Алексеевич. — Арсений прижал трубку ближе. — Извините за беспокойство… Мы задержались из-за экстренной посадки.   — Да, я уже в курсе, — перебил его Павел Алексеевич. — Всё в порядке? Никто не пострадал?   — Нет, всё хорошо. Просто… — он замялся, глядя в окно, где за стеклом клубился густой туман. — Я не уверен, что смогу продолжить. Эти перелёты… После всего, что произошло.   На том конце провода повисла пауза.   — Я понимаю, — наконец отозвался директор. — Но, Арсений, ты справишься. Ты всегда справлялся. Этот проект важен не только для нас, но и для тебя самого. Подумай о тех, кто рассчитывает на твою работу.   Слова Павла Алексеевича прозвучали мягко, но твёрдо. Арсений опустил взгляд на сжатые в кулак руки. Он знал, что отказать — значит признать поражение, но ощущение тяжести, навалившееся на плечи, казалось непреодолимым.   — Хорошо, — пробормотал он в конце концов. — Я постараюсь. Спасибо.   — Удачи, Арсений. И отдохни, сколько можешь.   Когда звонок завершился, Попов уронил телефон на кровать и прикрыл глаза. Гул в голове не прекращался. Он ощущал себя словно зажатым в ловушке — с одной стороны долг, с другой — собственные страхи. Решение ехать в Салвадор больше походило на необходимость, чем на выбор.   Вывел из размышлений звонок из администрации гостиницы, сообщивший, что автобус в аэропорт будет через полчаса. Арсений едва успел собрать свои вещи, чувствуя, как ломит каждую мышцу.   В аэропорту было немного спокойнее, чем в Мюнхене. Здесь они уже знали, куда идти, и весь процесс казался более упорядоченным. Новый рейс в Салвадор начался с того же самого: проверка, посадка, ожидание взлёта.   Арсений пристегнул ремень и прислонился к креслу. Тревога, которая всегда преследовала его во время полётов, вернулась. Дима что-то рассказывал, но Арсений почти не слушал, его взгляд был устремлён в окно, где двигатели самолёта готовились к взлёту.   Когда железная птица поднялась в воздух, он снова почувствовал, как сердце бьётся чуть быстрее, а ладони холодеют. Взгляд скользнул по окну, за которым поднимались облака, скрывающие землю.   Но на этот раз было иначе. Усталость, накопившаяся за последние дни, будто стала подушкой между ним и страхом. Он понял, что не хочет сопротивляться этим чувствам, а просто хочет покоя.   Закрыв глаза, Арсений снова позволил себе забыться, оставляя в прошлом всё: Париж, Мюнхен, стресс, страх и даже себя.