Проверка смелости

      Как открылась дверь, Юджи почувствовал спиной — сквозь вибрацию стен.       Было ещё рано — когда он ушёл из столовой, часовая стрелка не добрались даже до половины девятого. На душевую он потратил минут двадцать и потом столько же просидел на террасе, уткнувшись в одеяло носом. Полнолуние пролило синеватый свет на лес, словно с этой стороны тоже было море и они бродили по тонкой песчаной отмели — как бы ненароком не свалиться с её краёв.       Он прислушался.       Должен был зажечься светильник — сквозь бумажную перегородку, — но терраса так и осталась в темноте. Шаги из комнаты зазвучали ближе, и он поднял голову. Нарисованный луной из тьмы над ним стоял Фушигуро Мегуми.       Имя и лицо, которое он не мог выбросить из головы весь месяц.       — Привет? — словно спросил Фушигуро.       — Привет.       Юджи раскрыл полу одеяла и вытащил завёрнутый в полотенце котелок.       — Твой ужин. Ещё теплый. По-моему, это первый раз за…       — Да, я знаю, — кивнул он. — Спасибо.       И наклонился, чтобы забрать тарелку из его рук — пригревшую разве что ледяные пальцы.       С чего бы им холодеть от волнения?       — Моего пса ранили, — объяснил Фушигуро. — А один из моих сменщиков решил, что варить добуроку важнее, чем работать. Не могу вспомнить, когда последний раз видел его трезвым.       Уголок рта у него скривился, словно он готов был загрызть этого человека и списать всё на своих собак, когда увидит вновь.       — Тогда, может, тебе нужен другой помощник?       — Я справляюсь, — бросил он. — Я не об этом. Я хотел поговорить с тобой на пляже, но ты был с Тодо.       — Тебе он не нравится?       — Можно и так сказать. Я не люблю шумных людей.       Юджи хмыкнул. Похоже, у них обоих с Тодо была своя философия — а чем твёрже убеждения, тем сложнее мириться с другими людьми.       — В любом случае я только хотел поблагодарить тебя, — добавил Фушигуро.       — Да мне не сложно.       — Хотя я до сих пор не понимаю, зачем ты это делаешь.       — Чтобы ты поел перед сном, — он усмехнулся. — Зачем ещё мне это делать?       Как будто таким образом можно реализовать некий зловещий замысел, который начинается с тарелки риса и курицы в соусе.       — Ладно, не важно, — Фушигуро кивнул. — Я сейчас.       Он вернулся в комнату — котелок стукнулся о стол, — и вышел, держа в руках плетёную корзину.       Юджи потянулся к ней. Дедушка наверняка припомнил бы ему, что он легкомысленный — сунет руку хоть в пасть тигру, если у этой зверюги добрые глаза       ты хоть что-нибудь знаешь о нём?       всегда нужно быть настороже — мало ли что у людей в головах, особенно в наше время       что за звуки из его комнаты по ночам?       да и глаз в тени от чёлки не разглядеть — добрые они или нет       и заглянул внутрь.       — Ягоды?       — Черника, — ответил Фушигуро. — Я видел, как ты занимаешься с Тодо. Тебе будет полезно — придаст сил для тренировок и всё такое.       Юджи хохотнул.       — Значит, ты смотрел, как Тодо выбивает из меня пыль, будто из старого матраса.       — Ну я… — Фушигуро запнулся. — Я не это имел в виду.       — Да я шучу.       — Ладно. — Он почесал щёку. — В общем, это всё, что я хотел. Думаю, теперь я буду возвращаться пораньше, чтобы тебе больше не приходилось носить мне еду на ужин.       Да он был бы и не против это делать.       Ночи в Кадзэ но кайган одинокие, словно день завернулся в короткое дырявое одеяло. Тодо ложился спать едва ли не как птица — с заходом солнца. Маки по вечерам шла к приятельнице. А в столовой после ужина собирались старики, чтобы перекинуться в сёги — сам он наигрался с дедом так, что хватит на целую жизнь вперёд.       Едва наступал вечер, ловил себя на мысли, что ждёт этого — как он сбережёт ужин для невидимки за стеной.       Фушигуро указал себе за спину:       — Ну тогда я…       — Давай вместе поедим? — перебил он и кивнул на пол рядом с собой. — Всё равно мы оба тут.       В комнату Фушигуро ушёл молча — вернулся спустя полминуты с одеялом и котелком в руках. Сквозь усмешку Юджи бросил в рот пару ягод, и сладость катнулась по языку — он зажмурился на миг       как когда впервые получается хорошо кататься на велосипеде или плавать, или играть во что-нибудь, и ты знаешь, что должен запомнить этот момент       всё, чего он так толком не освоил и не распробовал       словно тогда вкус не исчезнет.       — М-м, — протянул он. — Где ты их нашёл?       — В лесу.       — А это не опасно?       Сам тоже пересел, прислонившись к стенке плечом, — исподтишка глядел, как Фушигуро устраивается на полу и ругается под нос, потому что край одеяла лезет ему в тарелку.       Юджи придержал одеяло рукой. Со стороны могли бы сойти за пару нахохленных птиц — прижались друг к другу, спасаясь от холода. И когда Фушигуро укрылся, даже через одеяло сделалось теплее в бок.       Словно хватило того, что он рядом.       — Немного, — ответил он, принявшись за ужин. — Но у меня для этого есть Широ и Куро. И катана, хотя я её теперь не могу.       — Т-с, — Юджи цокнул языком. — Я тоже пытаюсь научиться. Но у меня не получается даже вчетверть так хорошо, как у Маки.       Фушигуро повёл кистью — луна блеснула на палочках, словно он мог бы выхватить её свет из воздуха.       — Ну… — заговорил он, дожёвывая. — Маки тренировалась с детства. Так что тебе рано опускать руки.       — А ты?       — Я тоже. Время от времени.       Тянуло и дальше порасспрашивать — о нём, о Маки и Тодо, о звуках из его комнаты по ночам       обо всём на свете       — но он притих, подцепив вместо лунного света брошенную фразу. Может быть, он вообще не понравится Фушигуро — за месяц эта мысль ни разу не пришла ему в голову. Он не слишком уж шумный, зато суетной.       Юджи повернулся к морю за перилами. Огорчение пришло и ушло, как прилив, — если не понравится, так тому и быть. Под каждого свой характер не подстроишь, не растеряв себя самого по пути.       — Здесь красиво, — он мотнул головой в сторону леса. — У нас в городе было озеро, но нам не разрешали купаться, потому что не работал сток или ещё что-то такое. Будешь чернику?       — Ты сменил три темы за десять секунд, — усмехнулся Фушигуро.       — Я правда так говорю?       — М-г.       — Так ты будешь?       Пустой котелок цокнул об пол, и Юджи приладил корзинку между ними.       Но что он мог с собой сделать? Здесь всё не такое, как он привык, — в Кадзэ но кайган даже в жару дышится легче, чем в городе. И просыпался он с запахом моря и хвои, а не затыкал нос, проходя мимо мусора, который вытолкнули наружу трущобы. Даже эти ягоды — ел по паре за раз, лишь бы не растратить их гóрстями.       Только он ни за что не смог бы уместить эти мысли в слова.       — Я просто никогда раньше не видел моря, — объяснил он. — Я и столько деревьев никогда раньше не видел. Разве что на фотографиях.       — Там не только деревья, — пробормотал Фушигуро.       Сам повернулся к нему, ожидая, когда он продолжит, — луна наложила ему густой грим, присыпав меловой пылью ресницы и волосы.       — Я видел дорогу, — произнёс он. — Не саму дорогу то есть, но её можно проследить. — Он указал ладонью над головой. — По фонарям.       — Как думаешь, куда она ведёт?       — В другой город.       — А ты часто думаешь о том, что там? Я имею в виду все эти старые вещи и то, как люди жили раньше.       Шоссе и скоростная железная дорога — как до Изменения люди размышляли о былых эпохах, когда не было ни машин, ни поездов.       Он порой воображал, как сам бы жил в то время — грёзы тянуло поучаствовать в защите Токио и спасти десятки или даже сотни людей. Смотря как фантазия разойдётся. Если бы это было правдой, он бы наверняка умер, не сделав ничего, как и многие другие, но фантазии ведь только питаются реальностью. Они не обязаны ей следовать.       По крайней мере, Изменение дало людям цель. На какое-то время.       — Не особо, — ответил Фушигуро. — Я предпочитаю не думать об этом. Люди всегда были жадными, злыми и глупыми, и меня это только раздражает.       — Ты о чём?       — О том, что люди сами виноваты во всём, что произошло. И больше всего меня раздражает, что одни должны расплачиваться за жадность других.       — Ты про Изменение? — он нахмурился. — Я не думаю, что Сато…       Фушигуро покачал головой.       — Нет, я вообще не о нём. Когда-то проклятия были божествами, — ответил он. — Вернее частью неродственной людям силы. В конце концов, божеством можно назвать всё, что ты не понимаешь и что сильнее тебя.       Юджи глянул на него — не решил ли Фушигуро потешиться над ним, раз он задаёт вопросы, — но ничего такого не заметил ни в его словах, ни в лице. Даже раздражение, с каким он говорил про своего сменщика, разгладилось, как морщинка между бровями у человека, который впервые за долгое время забылся глубоким сном. Словно он редко говорил с людьми и ценил разговоры, которые ему в самом деле нравились.       — Никогда об этом не слышал.       — Потому что это было тысячу лет назад, — ответил Фушигуро. — Люди решили, что они выросли, значит, им больше не нужна защита божеств. А когда не осталось причин для страха, не осталось и причин для поклонения… — Он отвернулся, чтобы спрятать зевок за ладонью.       — И что они сделали?       — М? — переспорил он. — А… Решили украсть их силу, конечно. И тогда она переродилась в проклятия.       Юджи хмыкнул.       — Откуда ты это знаешь?       — Читал у родни в библиотеке. Они думали, что я всё равно ничего не понимаю, поэтому за мной там никто не следил.       — Значит, ты не отсюда?       — Нет.       Запасы черники таяли, и они располовинили остаток — в лунном свете не проверишь, раскрасились ли синью пальцы. Юджи отставил корзину на пол и, вытерев ладонь о рубаху, плотнее завернулся в одеяло.       — Сейчас бы что-то горячее, да? — повёл замёрзшим носом он.       — М-г.       — Давай сходим за чаем? Я думаю, Нитта будет не против.       Фушигуро покачал головой.       — Тогда я сам могу. — Он приподнялся. — Мне не сложно.       Остановило прикосновение к руке сквозь одеяло, и от пальцев по ткани разбежались складки. В лунном свете — хвосты комет — приметил росчерки у Фушигуро на тыльной стороне ладони и запястье. Словно, пока он тренировал своих собак, те оставили ему на память шрамы от клыков и когтей.       Поднял взгляд — Фушигуро смотрел на него, будто не хотел, чтобы он уходил, но боялся попросить об этом. Как школьный одиночка, которому проще ни с кем не общаться, чем поладить с людьми, удивляется, что с ним кто-то заговорил.       Продержалось не дольше вспышки молнии.       — Это затянется на полчаса, — буркнул он.       — Ладно, — хохотнул Юджи. — Ну замёрзнем и замёрзнем. Ничего страшного.       И сел обратно. Складки исчезли, и Фушигуро вновь укрылся до подбородка, только его прикосновение пригрелось на запястье. Юджи обхватил руку под одеялом, словно чтобы подольше его сохранить — как особенно красивый листок, который приносишь с прогулки домой.       — Почему люди не уедут отсюда? — спросил он. — Я только и слышу, как здесь опасно.       — Многие уехали.       — Но не все же.       — Они прожили здесь всю жизнь. Некоторые считают, что лучше умереть со своим домом, чем искать новый.       А ты?       Не осмелился произнести вслух.       — Тогда почему ты сам здесь? — спросил Фушигуро.       — Ну я думал, что смогу тут порыбачить.       — Я не об этом. Почему ты не остался там, где был? Почему не вернулся, когда увидел, как здесь обстоят дела?       Фушигуро разглядывал его, словно он припрятал секрет — вместе с тем, ради чего носил ему еду на ужин, будто это страшная тайна.       Наверное, для него он тоже был загадкой. И они распутывали друг друга, как сюжетные линии в детективах, которые читал дедушка.       Эти его книжки он терпеть не мог. В них то и дело не хватало страниц, а какой-то шутник и вовсе перемешал главы, вымарал слова и вклеил страницы из других произведений. Дедушка, который обычно злился на любые глупости, почему-то считал, что так лучше — всё равно авторы никогда не смогут угодить всем, кто прочёл. А так он будто узнал чьи-то впечатления, подправленные под себя. Словно этот испортивший книжки человек стал его самым близким собеседником.       Дедушка заболел, когда он ещё доучивался. И пока ему самому было не до школы, одноклассники — приятели с обеденных перерывов, улиц и спортивных площадок — разбежались по другим делам-местам-людям. Как будто он дружил со всеми, но у него не было ни одного близкого друга.       И пустоту в доме не смог спрятать за сложенными кое-как на полках книгами и брошенными вещами.       Или за словами дедушки — у тебя хорошее сердце, Юджи, окружи себя людьми.       — По-моему, я первый раз подумал об этом, когда навещал своего дедушку в больнице, — заговорил он. — Я тогда нашёл у него в тумбочке фотографию порта. Медсёстры сказали, её кто-то забыл там. И я…       Прикосновение прошлось по щеке, оборвав его. Юджи повернулся — Фушигуро спал, положив голову ему на плечо, укрытый тишиной ночи, — и волосы защекотали ему подбородок.       Да кто вообще засыпает посреди разговора?       Потянулся было разбудить его — вообще-то ты сам меня спросил, — только лунный свет остановил ему руку, сплетя вместе пальцы. Будто он весь день шёл сквозь тёмный лес и, доверившись чутью, остановился на ночлег около старого высокого дерева, где к нему — не прося ничего взамен — спустился лесной дух. Лёг рядом, чтобы согреть его сны.       Юджи зевнул. И, положив голову Фушигуро на макушку, тоже закрыл глаза.

***

      Всплеск песка он заметил неподалёку от якатабуне.       Лодка накренилась на левый борт — чёрным пятном посреди пляжа. Когда-то в школе им рассказывали, что на Луне есть кратеры, в которые никогда не проникает свет Солнца. Тень от лодки почудилась именно такой — непроницаемой, словно провалишься в неё и солнечный мир больше не примет тебя обратно.       Подходящее место для проклятий, раз уж на то пошло.       Он прочнее обхватил ручку катаны и обернулся — блеск воды оживал на песке, разбиваясь об него пеной. Брёл он минут десять, так что обжитой участок берега остался позади. В конце концов, если собрался в Стражу, встреч с проклятиями он бояться не должен.       — Ну выходи уже! — прикрикнул Юджи.       И из песка взметнулись чернила. Плотная клякса — капля росы на листве — со щетиной из мелких лап. Оно заспешило лодке, и Юджи погнался следом.       Проклятие скрылось в тени — он замахнулся. Кинулось в сторону — вспышка в воздухе, — и катана резанула песок.       Как блик на солнце, у проклятия мигнул глаз. Но не успел он ударить вновь, как оно скрылось в якатабуне.       — Я же всё равно тебя достану, — пробубнил Юджи.       И сам двинулся к лодке.       К кратеру вечной тьмы, где в луже из тени утонешь с головой, хоть она и не глубокая.       Вход, через который когда-то забирались гости, поник в песке, и пришлось наклониться, чтобы заглянуть внутрь. Проморгался — оказалось, не так уж и темно, если привыкнуть, — в якатабуне сквозь неплотно прикрытые окна тёк пыльный солнечный свет. Запах тёплой древесины и водорослей влез в мысли давним воспоминанием о городском озере — на полу собралось подсохшее болотце, словно его дальний родственник.       Его пытались заманить сюда?       Юджи высунул голову — пляж плавился миражом, будто песок такой горячий, что вскоре обернётся стеклянной коркой. Около воды — то отступая от прибоя, то возвращаясь к нему, — перебирали лапами мелкие серые птицы, которые выклёвывали из волн рачков. Если подойти к ним, они разбегутся, как проклятие, которое он выслеживал.       Он опустил катану и вновь заглянул внутрь лодки. Словно это заброшенная часовня, куда проклятие сбежало в поисках защиты — может быть, однажды кто-то сжалится над ним и вспомнит о его божественном происхождении.       Наклонившись, Юджи пошарил по полу и вытащил жестянку — сыпанула ржавчиной в ладони. Он кинул её в болотце, и, едва банка плюхнулась в воду, тьма исчезла.       Разбилась, словно рой насекомых, на сотни напуганных глаз и тысячи юрких теней.

***

      Солнце в Кадзэ но кайган напоминало бродячую кошку. Весь вечер ходило по крышам, а потом ускользало в дымку над холмами — гулять по заброшенным дорогам и тропам, куда людям нет хода.       Кроме одного человека, наверное.       Юджи облизнул губы — солёные от морского бриза. Пожалуй, с катаной он смотрелся несколько зловеще, оттого Широ и Куро встрепенулись, и в ответ он помахал им рукой, чтобы задобрить.       — Фушигуро! — позвал он.       Камни впились в ладони, пока он забирался к нему вверх по скале.       — Фушигуро! — повторил Юджи. — У тебя выходной?       — Вроде того, — обернулся тот.       Солнце гладило ему плечи — сбавившее дневной пыл, как отходчивый учитель, который не может злиться на провинившегося ученика слишком долго. Загар к Фушигуро плоховато клеился — если сравнивать со своей кожей, — но солнце всё-таки слизнуло пару тонов с его чёрных волос.       И с рубашки — ветер поднимал ему воротник, под которым видно, что её стирали сотни раз и после сушили на улице. Словно всё в мире пытается сделать других подобным себе.       — Ты занят? — спросил Юджи.       — Не очень.       — Тогда пошли пройдёмся. — Он кивнул в сторону скалы, которая обрубила пляж на горизонте. — Я хочу пособирать чернику.       — Не нужно. Я тебе ещё принесу.       — Я хочу сам, — ответил Юджи и похлопал по карману. — У меня есть печенье. В любом случае что-нибудь поедим.       Фушигуро оглядел его — с головы до ног — всё ещё зависшего на скале, как ящерица, которая карабкается по отвесной стенке.       — Я… — он запнулся. — Не пойду, наверное.       — Ты же сказал, что не занят, — Юджи кивнул на него. — Ты и так тут каждый день сидишь. Море от тебя никуда не денется.       — Я не хочу.       — А… — Юджи поник. — Ладно, я понял.       — Может, ты тоже не пойдёшь?       Он повёл плечом — катана за спиной почудилась частью притворства. Проклятие он ведь так и не убил.       Но смог бы, если бы захотел.       — Я вообще-то собираюсь в Стражу. Так что… Ну ладно.       Со скалы он спрыгнул — загудело в стопах, и он тряхнул ногами, гоня мурашки. Широ и Куро подняли на него взгляды, мол, такому хозяину и охрана не нужна, он же сам всех отвадит. А ты как думал, почему его не трогают проклятия?       Юджи наклонился, и в ладони ткнулись влажные носы — собаки, похоже, заскучали по рукам, которые готовы потрепать их за ушами. У одного на лапе приметил розовую проплешину шрамов среди белой шерсти.       — Да кому пришло в голову назвать тебя Куро? — буркнул он.       И двинулся прочь от скалы.       Каменный коготь, с которого можно будет подняться в лес, почудился далёким — усталость от тренировок легла на плечи и прохладный ветер пустил мурашки по разгорячённой коже. Да и идти придётся одному.       Но решил ведь — какая разница, что ответил Фушигуро? Приклеился он к этой скале или что?       Когда он поравнялся с гостиницей, его нагнала Маки.       — Ты не сломал мою катану, — заметила она.       — Почему я должен был… — Юджи цокнул языком. — Я нашёл одно проклятие, но оно сбежало. Так что, видимо, в следующий раз.       Она протянула руку и показала жестом, чтобы вернул, словно не могла надолго расстаться со своей любимой приятельницей.       — Вообще-то я собирался пройтись за черникой. Но… Хочешь вместе сходим?       — Ладно. Катану всё равно отдай.       Потёр плечи, освободившиеся от ремешков. С ними бы сбросить ещё и злость или обиду — или хотя бы понять, почему он злится. Люди всегда выбирают идти своей дорогой или обстоятельства делают этот выбор за них, а с иными и вовсе раз в жизни здороваешься на перекрёстке. Может, это к лучшему, да и он привык.       Он потёр нос, гоня солёную щекотку.       До скалы оставалось идти минут пятнадцать — их шаги прорезали тени деревьев и заброшенных зданий под пологами винограда и паутины. Только когда посёлок кончился, они вышли на открытый пляж, захваченный плавником и йодистым запахом подгнивших водорослей. Со звуками прибоя словно слились вдохи и выдохи.       — Сейчас бы поплавать, — заговорила Маки первой. — Только если ты собрался покончить с собой.       — А кто-то пытался? Имею в виду, откуда ты знаешь, что произойдёт?       — Видел Тэдэо?       — Того парня со шрамами?       — Это предпоследний идиот, который полез здесь в воду.       Он усмехнулся.       — А кто тогда последний идиот?       — Ну его имени я не помню, — Маки прищурилась. — Но он любил набраться и порассказывать, как когда-то плавал до Сигнального острова. — Она указала рукой на море. — Его не нашли.       На горизонте собралась дымка — над спокойной золотеющей близ заката водой, — и в ней едва проступали очертания, словно нарисованные акварельной краской. Вероятно, когда тут работал порт, на острове включали маяк.       — Ты знал, что несколько кораблей здесь раньше принадлежали семье Годжо?       — Годжо? — он поднял бровь. — В смысле… Как Сатору Годжо?       — Представь. Я бы, наверное, на их месте отказалась от этой фамилии. Но это я — меня кто спрашивает.       Только Изменение — это ведь не совсем его вина. Вернее, в это он верил. Когда проклятия взяли верх, Сатору Годжо попытался уничтожить энергию, которая их питает. Говорят, он даже смог повредить связь между людьми и проклятиями.       Выходит, если их подчинили из-за жадности, спасти людей мог лишь самоотверженный поступок — отказ от себя самого. Кто-то, кто растворится в свете и в воде, и проклятиях, и в людях, навеки оставшись во всех существующих и ещё не рождённых вещах.       В детстве часто представлял, каково это — иметь в себе столько силы, как у Сатору Годжо. Достаточно, чтобы изменить весь мир.       — Эти семьи только и делают, что держатся за свои фамилии, — пробормотала Маки. — Было бы за что держаться.       — М? — Юджи мотнул головой, смахивая размышления. — Ты тоже из такой, да? Ты и Фушигуро.       — Это он тебе разболтал?       — А это что, тайна? — и вдруг до него дошло: — Вы вообще-то очень похожи. Я бы и сам понял.       — Да ну? — Маки пропалила его взглядом.       — В… В хорошем смысле, то есть. Я хотел сказать. Это…       Комплимент.       Она ведь красивая — наверняка она и сама это знала. Да что за манера искать во всём подвох?       — Наверное, — Маки вздохнула. — Но мы родственники, да. Мой отец надеялся, что его родители запишут Мегуми в семейном реестре, чтобы он служил в Страже с нашей фамилией. Думал, от нас с сестрой не будет толку. Старый дурак.       Рассмеялась она беззаботно, словно её это ничуть не тревожило. А сам лишь изобразил подобие улыбки. Что лучше — не иметь семьи вовсе или бежать от своей?       — Маки? Может, ты в курсе…       — Что?       — Тодо сказал, что кто-то, кого Фушигуро знал, умер. Ну или… Если я его правильно понял.       По лицу считал — понял он верно. Маки щурилась, словно решая, не лезет ли он не в своё дело.       Вообще-то он лез.       Но вопрос слетел с губ и отзывать его он не собирался.       — Его сестра, — произнесла наконец Маки. — Здесь тогда ещё рыбачили, так что она не дурочка. Она умерла первая.       — Из-за проклятий?       — Ну да. Из-за чего ещё? Это Мегуми вытащил её из моря. Вернее часть её тела. — Ребром ладони она коснулась живота, словно не боясь суеверий, и прищёлкнула языком. — Можешь себе представить.       Кровь на его ладонях       не моя       Юджи дёрнул плечами, стряхивая с них холодок, — словно Фушигуро до сих пор носил за собой тень.       — Жуть, — прошептал он. — Поэтому он всё время… Имею в виду, он всё время один.       — Мегуми? — Маки фыркнула. — О нет. У него всегда был солнечный и тёплый характер. Как ни странно, это единственный мой родственник, присутствие которого я могу терпеть. Представь, какая у меня остальная родня.       — А…       — Хватит, — перебила Маки. — Я начинаю чувствовать себя бессердечной сукой, раз говорю о нём за его спиной. А ты пользуешься тем, что я схожу здесь с ума в компании Тодо. — И она указала на его ноги. — У тебя развязались шнурки.       — Блин. Секунду.       Он опустился на одно колено в песок. Взгляд сбежал на собственные ладони — по ним рассыпались тени лиственницы, словно напоминая о промозглых зимах и ледовой корке на воде. И от скалы, к которой они приближались, повеяло холодом.       Когда умер дедушка, он сам перевернул свою жизнь с ног на голову. Но когда погибает кто-то совсем юный, это ведь и вовсе неправильно. Эта смерть не могла не оставить следов.       — Итадори, — Маки хлопнула его по плечу ладонью.       Он выпрямился       вдох унёс ветер, словно поторопив, пока ноги медлили       и в груди похолодело — разве не так он должен был напугаться, когда встретил проклятие? Фушигуро стоял за ним. Оба его пса неподалёку гонялись друг за другом по пляжу.       Только теперь заметил, что Фушигуро выше него — на несколько сантиметров правда, но выше.       — Я, эм-м-м… — Он поправил завернувшийся воротник рубашки. — Я не помешаю вам?       Маки перевела взгляд, словно они с ней заговорщики, которые идут за кладом и не готовы делить добычу на троих. Спустя миг дошло — ответа она ждёт от него. Это ведь он предложил прогулку.       — Конечно, — улыбнулся Юджи. — Не помешаешь то есть.       — Я подумал, с ними будет безопаснее, — Фушигуро указал на собак. — Лес они тоже хорошо знают.       Маки хмыкнула.       — Если церберы не сожрут тебя сами.       — Церберы? — Фушигуро прищурился. — Они не трогают тех, кто их не раздражает. Ну или меня.       — Помнишь, что про них говорили?       — М?       — Они наполовину проклятия. Ты их поэтому выбрал?       Он пожал плечами.       — Это они меня выбрали.       Маки наклонилась и, выкрикнув имена, подозвала их — Широ и Куро кинулись к ней и принялись слюнявить ей ноги.       — Страшные создания. — Она потрепала чёрного пса по холке. — Чуть не откусил мне руку, пока я перевязывала лапу Куро. — И поднялась, отряхивая ладони. — Я тогда пойду назад.       Юджи выставил перед собой руку.       — Подожди, ты же…       — Это из-за меня? — перебил Фушигуро. — Если я мешаю, я могу уйти.       Отвечать сразу она не спешила, словно в одном взгляде должно было хватить слов — с шутливой усмешкой она оглядела обоих, хоть и без злобы. Будто их клад — это миф, и рано или поздно кому-то предстоит вернуться к обыденным вещам.       — Вообще-то я сама не сильно хотела лезть на эту скалу. Я хотела поговорить с тобой, но это подождёт.       — Со мной? — переспросил Фушигуро. — О чём?       Но она уже двинулась обратно в посёлок, — конский хвост обрисовал дугу вокруг плеч, — помахав им рукой.       — Не опаздывайте на ужин. Я для вас еду собирать не буду.       И они оба повернулись, столкнувшись улыбками. Закатный свет лёг Фушигуро румянцем на щеки.       Если, конечно, списать на солнце, а не на смущение.       — Вообще-то я и сам справлюсь, — подначил Юджи. — Тебе не обязательно идти за мной.       — Ну я подумал, пускай Куро расходит лапу. Ему будет полезно.       — А на пляже не хватает места, чтобы побегать?       Они зашагали дальше — ступая на следы Широ и Куро, прошившие стежками песок.       — Я лучше всех знаю этот лес, — добавил Фушигуро. — И солнце скоро зайдёт. Может, ты сам ничего найти не успеешь.       — Да-а, меня бы это расстроило.       С каждой отмазкой у самого улыбка становилась всё шире — он знал, что это отговорки, и Фушигуро знал, что он знает, и они подыгрывали друг другу.       — Тебе, наверное, жутко интересно узнать, что от тебя хотела Маки.       Кулак стукнулся ему в плечо.       — Не издевайся, а?       — Да ладно, ладно, — хохотнул Юджи. — Я уже понял, что тебе со мной скучно. Не думал, что ты уснёшь посреди разговора.       И получил гримасу вместо ответа.       А холодок, что заворочался в груди, потеплел, словно он забрался в свою постель и укрылся одеялом посреди холодной ночи.       — Кстати, я сегодня видел проклятие.       — Судя по тому, что я говорю с тобой, а не с ним, ты выиграл, — ответил Фушигуро.       — Не совсем.       — М?       — Оно попыталось сбежать. Но я передумал его трогать.       — Почему?       — Не знаю, — пожал плечами он.       Вообще-то и самому хотелось это понять — как будто ответ ворочался на уме, как человек в бессоннице, и никак не мог приобрести форму слов.       — Но какая-то же должна быть причина?       — Не знаю, — повторил он. — Оно было грустное.       — Грустное?       Фушигуро поглядел на него так, словно он упал на землю и стал есть песок. Как будто не верил ни глазам, ни ушам.       — Я вспомнил про наш разговор, — попытался объяснить Юджи. — Я тогда подумал, что проклятия это что-то вроде мышей или крыс. То есть они могут разносить заразу или уничтожать урожай. И понятно, почему люди считают их врагами. Но когда я увидел это проклятие, оно было как… — он пожевал губу, подбирая слова. — Я когда-то читал рассказ про мышь, которая застряла между лавой и океаном во время извержения вулкана и хотела спастись. Что-то такое.       Взгляд Фушигуро не отвёл — глядел, чуть щурясь от солнца, которое так и норовило забраться к нему в глаза и выцветить, как волосы и рубашку.       — Я сказал что-то глупое? — спросил Юджи.       — Нет, — покачал головой он. — Вообще-то, нет, наоборот.       — Думаешь, это странно?       Он не ответил, но и взгляд не отвёл. И Юджи в тенях из-под ресниц различил, что радужки у него зелёные.       — Ты такой непонятный, Фушигуро. Честное слово.       — Мне тоже тяжело тебя понять.       И Юджи рассмеялся — да он ведь раскрытая книга.       Со стёртой обложкой и вырванными страницами — может быть, однажды наконец-то поймёт, что в них искал.       — Можешь звать меня по имени, — добавил Фушигуро. — Если хочешь.       — У тебя неплохое имя.       — Мне снова тебя стукнуть?       — Да за что? — хохотнул Юджи. — Оно очень красивое. Может, тебе съесть что-нибудь, чтобы не тянуло больше рычать на людей?       Он и не рычал — улыбался, пока не встретились взглядами. Спугнул его улыбку, будто Фушигуро до смерти боялся показать, что хотел слезть со своего камня и погнаться за ним сразу.       Юджи пошарил в карманах — холщовый мешок с печеньем лёг крошками в руки, и он переложил пару самых целых наверх, чтобы предложить Фушигуро.       Пока они жевали, он прикрыл веки — пропускал ветер и солнечный свет, и крики чаек сквозь кожу, словно она сделалась прозрачной. Он никогда в жизни так много не гулял. Будто наконец понял, для чего предназначены его ноги — не для тесных улиц в городе, застроенных домами, которые не выдержат даже один хороший шторм, а для влажной лесной почвы, тёплого моря и острых скал.       На обратном пути — что остынет раньше, земля или воздух? — здорово будет снять обувь, чтобы песок сочился сквозь пальцы. И может быть, Фушигуро сделает то же самое.