Коктейль Молотова

«Поп-звезда Шин Юна снова закрывается с фанатками в гримёрной: четвёртый раз после расставания с Хван Йеджи», — гласили заголовки статей из сводки новостей и пабликов о музыкальной индустрии.

***

Они познакомились, когда Юна снова ушла в отрыв одной ночью, а Черён начала жалеть, что связалась с ней. Юна мало что помнила из той ночи, о которой писали в статье. Кажется, сначала она пела на сцене в коротком неоново-красном платье, а потом — всё застлали мутная пелена, плавящие огни софитов и оглушающее рукоплескание. В следующем воспоминании она уже целовалась с девушкой, ни лица, ни имени которой она не помнила. Да и не то чтобы её это интересовало. Всего лишь одноразовая акция и никаких обязательств, хотя её фанаты так не считали. Впрочем Черён, её менеджеру, это тоже не нравилось. Она что-то там говорила про кропотливо встраиваемый образ, разоблачающие статьи в СМИ и падающие показатели. У Юны в голове только «Как же плевать» красной бегущей строкой и мысли о том, что надо повторить опыт недавнего концерта. Она вспоминала о горячих наглых руках фанатки, что скользили по её телу, о крепких объятиях, из которых не было выхода, и о сбитом дыхании, одном на двоих. В тот момент она даже не думала (и тем более не думала, правильно ли это), а просто наслаждалась. Из этого и состояла её жизнь, пронизанная весельем и решениями, о которых она не жалела. Шин Юна никогда и ни о чём не жалела. — Ты ничего не собираешься говорить в своё оправдание? — клацнув зубами, Черён скрестила руки на груди и недовольно пялилась на Юну. — Ты думаешь, я скажу, что мне жаль? Усмешка слетела с губ Юны, накрашенных липким блеском цвета бургунди. Соблазнительно и совсем не невинно. Не сладко, а обжигающе-кисло так, что сводило губы. И всё-таки целоваться с блеском неудобно: слишком скользко. К тому же после первого поцелуя блеск размазывался по лицу. Если вы не поняли, то да. Ей не жаль. — Хочется в это верить. Неуёмная ярость Черён сменилась на усталость. Она ущипнула себя за переносицу и чуть расслабила галстук (Юна всегда шутила, что Рён в плохом настроении из-за слишком сильно затянутого галстука; Черён такие шутки ненавидела, но галстуки продолжала носить). Присела на край стола в собственном кабинете и шумно вздохнула. Это невыносимо. Не-вы-но-си-мо. Юна будто специально действовала Черён на нервы, проверяя, в какой момент она решится отказаться от слишком проблемной поп-звезды. Но Черён так не могла: совесть ей не позволяла. Они начали этот путь вместе, обе неопытные, но с огромными амбициями и мечтами, ставшими впоследствии выполненными целями. Они же и должны закончить это вместе. Проблема в том, что с каждым годом на сцене амбиции Юны росли, пока не стали наконец безграничными. Ставки беспрестанно повышались. Юна будто играла в русскую рулетку и с Черён, и с фанатами, и с самой собой, пока не раздастся выстрел и кто-нибудь из них не откажет. Да, фанаты её любили, и их любовь выражалась в отличных продажах и собранных стадионах, но однажды она перейдёт черту. Войдёт в безмолвную темноту, окажется на дне беспросветной пропасти — и не вернётся. Может, этого она и ждала? Контрольной точки. Пика, после которого можно пропасть с радаров. Тихо уходить она не хотела. Её должны помнить. И её запомнят. — Мне не жаль, Черён. Извиняться она тоже не собиралась. Юна сидела на низком диванчике напротив письменного стола Черён. Даже так она умудрялась смотреть на неё сверху вниз. В каждом взмахе ресницами читалась скука и наигранная невинность. Даже глубоко в её душу заглядывать не надо, чтобы заметить, что она далека от этого понятия. Остатков скромности хватило лишь на милое личико. В остальном — она синоним слова «разврат». Мини-юбки, вызывающий красный цвет, длинные стрелки, томный взгляд, откровенные слова, грязные мысли — она влажная мечта каждого фаната. И её в целом-то всё устраивало. Она сама себя устраивала, а это главное. — Мне тоже жаль, Юна. Сколько ты ещё будешь издеваться надо мной? — жалобно простонала Черён. — Ты только голову морочишь и палки мне в колёса вставляешь. — Так может, надо отпустить меня в свободное плаванье? Юна ухмыльнулась, поймав на себе испуганный взгляд Черён. Кажется, она представила, как Юна будет справляться одна, и ей нарисованная картинка не понравилась. Она же как коктейль Молотова. Она как извержение вулкана, от которого никто не спасётся, как бы ни хотел. Черён будет одной из тех, кто давно догадывался об извержении, но всё равно удивится и пострадает. В ней осталась частичка веры в святость Юны. Юна ни во что не верила. За всё в ней отвечала взрывная огненная сущность. В какой-то степени, даже змеиная. — Не отпущу, Юна, даже не надейся. Пойдём, я отвезу тебя домой. С нами будет моя подруга. Юна моментально напряглась, услышав что-то про подругу Черён. Разве у той, кто думал только о работе и проблемной подчинённой, мог иметь друзей? Ухмылка тут же расцвела на губах. Головная боль и раздражение тут же сменились откровенной заинтересованностью. Но прежде чем Юна успела задать хоть один вопрос о загадочной подруге, Черён сказала: — Никаких провокаций. Приставаний. Соблазнений. И всего подобного, что было бы в твоём духе, окей? — Это скучно, Рён. Я так не играю. — Сейчас ты играешь в моей игре и по моим правилам, — Черён послала ей серьёзный уничтожающий взгляд. — Ты меня поняла? Юна слабо закивала, фыркая. Вот и раздражение вернулось к ней. Они покинули здание офиса Черён и оказались на улице. Прохладный ветер тут же заигрался с насыщенно красными волосами Юны и обласкал участки обнажённой кожи (разумеется, она снова в откровенной одежде, которую тяжело назвать одеждой). От заднего выхода до парковки, оттуда к машине — и домой. Завтра вылет. Концерты и разъезды не ждали. Обстановка в машине Черён знакома Юне до боли, не считая загадочной подруги на заднем сидении. Юне пришлось сесть на первом, чтобы ей было неудобно оборачиваться назад (будто это её остановит). Она успела заметить только светлые волосы, заплетённые в косы, и уставший потухший взгляд. — Вы обе — молчите. Никаких разговоров, — Черён включила режим учительницы, который всегда смешил Юну и никогда не действовал на неё. Юна полоснула по подруге Черён острым испытывающим взглядом и обернулась назад, оставив после себя флёр терпких духов и огненной непредсказуемости. Всю дорогу она ощущала на себе её ответный взгляд, такой же тяжёлый и заинтересованный. Что ж, если Черён не хотела их знакомить, то нужно будет устроить это самой. Ей хотелось узнать имя Загадки до болезненного трепета в сердце. А если Юна вбила себе что-то в голову, то стоило ожидать взрыва.

***

«Афтепати в Лас-Вегасе: звёздные гости, включая певицу Шин Юну», — обещали разоблачения заголовки статей. Насчёт появления Юны на вечеринке никто даже не удивился.

***

В следующий раз они пересеклись в Лас-Вегасе, городе грехов. Разве это не символично? Грешница на сцене будет склонять к греху обычную смертницу. И начнёт Юна, пожалуй, с похоти, а гордость она возьмёт на себя. Один из дней тура. Постоянно не хватало ни на что времени, но Юна чувствовала себя расслабленно и преспокойно, когда соглашалась на афтепати. И будь афтепати после афтепати, она бы и на такое извращение согласилась, пока там имелся неон, алкоголь и красивые девушки. Юна уже ждала в новостях заголовки: «Шин Юна всё ещё не может забыть про бывшую возлюбленную Хван Йеджи: поведение скандальной певицы обескураживает». Упомянут и про менеджера, который непонятно, куда смотрит, и про фанатов, которые поддержвали распутный развратный образ Юны. Юна не брезговала развлекаться с фанатами. Её это даже заводило — осознание того, что сотни тысяч людей спали и видели, как оказаться на месте тех особенных фанатов, побывавших в её гримёрной. Ей завидовали — значит, она на верном пути. — Ты такая кайфоломщица, — будучи навеселе, пробурчала Юна, когда в ночном клубе Лас-Вегаса объявилась подруга Черён. — Дай угадаю, тебя подослала Черён? Юна отлично запомнила образ Загадки (так она мысленно называла подругу Черён, так как ещё не знала её имени) и смогла узнать светлые волосы даже среди ядрёно-красных неоновых лучей. В этот раз не косы, а высокий хвост. У неё строгий вид под стать своей подруге, но выглядела она не по-деловому. Чем же занималась по жизни Загадка? И что же такого привлекательного в ней было, что Юна могла смотреть только на неё, когда в объятиях находилась знойная красотка? — Детка, — Юна перевела взгляд на девушку, которая ластилась к ней как кошка, которой не хватало внимания, а потом — на Загадку. — Знакомься, это подруга моей почти подруги. Её имя я не знаю. Усмешка слетела с губ Юны. Надо же, она не знала имена двух людей, с которыми она могла провести эту ночь. Но какой бы «детка» настойчивой и манящей ни была, она сделает выбор в пользу Загадки. Так интересно. Она хотя бы одета в приличную одежду, от которой будет интересно избавляться (опустим тот факт, что сама Юна тоже предпочитала минимум одежды). — Я скажу тебе своё имя, — вдруг подала голос Загадка, подогрев интерес Юны. Надо же, хоть кто-то понял правила игры, — если мы уйдём отсюда поскорее. Загадка не звучало раздражённо, она просто была уставшей и постоянно потирала раздражённые глаза ладонью. Громыхая и оглушая, музыка била по ушам, но Юна уже успела привыкнуть к ней. Впрочем, от зрительного контакта с Загадкой её не оторвут даже шаловливые пальцы «детки», скользящие по бедру Юны. — Сначала имя, потом — идём на выход, — ухмыльнулась Юна, убирая с бедра руку девушки, этим показывая свою незаинтересованность. О, она любила ставить условия и ультиматумы. — Джису, — она приподняла уголки губ, восхищаясь наглостью Юны. Она знала, чего хотела, и получала это. — Чхве Джису. Пока «детка» поднималась с колен Юны и уходила от неё, окончательно осознав, что весь интерес к ней пропал, Юна вспоминала, почему имя Джису казалось ей таким знакомым. Джи-су. Она перекатывала имя на языке, наслаждаясь звучанием каждой буквы и растягивая гласные. — Подожди, ты же та журналистка, сотрудничавшая с Черён? — Юна вскинула брови, следуя примеру девушки и поднимаясь с кожаных диванчиков. — Почему я не узнала тебя раньше, хотя ты даже писала статьи о моём дебюте? — Потому что ты меня никогда и не видела. — Зато ты меня прекрасно знаешь. И по рассказам Черён, и по прессе. Сердце Юны забилось быстрее в предвкушении ответа. Она подошла к Джису вплотную, давая ей ощутить жар её тела, и руками заскользила по чужому телу. Обвила её за талию и повернула в сторону выхода, как бы говоря «Да, мы должны уйти, но мы можем остаться здесь и никто не узнает». Это всё-таки Лас-Вегас, город грехов. А Юна — грешница. — Больше, чем мне бы хотелось, — поджала губы Джису, но не смогла сдержать усмешку. На соблазнения Юны она не поддавалась, но лишь пока что. — А сейчас пойдём на выход, я отвезу тебя в отель. — Отвезёшь? Значит, у меня будет шанс посмотреть на твои руки на руле? — Юна взмахнула густыми ресницами, мол, она сама невинность. — Уверена, это будет сексуально. — Надейся, что у тебя будет шанс. Джису не предприняла ни одной попытки скинуть с себя нахально обвивающих её рук Юны. Ей было тепло и приятно, почему она должна лишать себя этого? Тем более объятия Юны создавали ей щит для столь неприятного места, как этот клуб, где тебя все пожирали взглядами и хотели раздеть. Юна цеплялась за неё всю недолгую дорогу до машину на парковке. Слегка царапала длинными ногтями, выкрашенными в вишнёвый цвет, но в остальном была нежна в своей развратной грубости. Она любовалась огнями многоэтажных зданий города и чувствовала себя свободно, даже дрожа от холода. Джису пришлось стянуть с себя джинсовку, но Юна от неё отказалась. Зачем ей греть себя, если она и так горяча? — Так что там с Черён? — Юна всё ещё звучала весело и пьяно, особо не волнуясь о менеджере. Это был вопрос чисто из вежливости. В голове у неё играли мелодия, навеянная вдохновением из ночного клуба. Её тело пронизывали приятные вибрации места, где она могла быть собой и не скрывать свою сущность (не то чтобы она таким занималась). Красные волосы развевались на ветру, пока она не села в такую же прохладную машину. — Проблемы с семьёй. Что-то серьёзное случилось с сестрой. Юна лишь хмыкнула, пока разбиралась с ремнём безопасности. Джису бросила на неё хмурый взгляд. Откуда такое равнодушие в сердце, горящем страстью к музыке и развлечениям? Неужели у неё на уме только одно, раз она даже не поинтересовалась, что именно случилось с сестрой человека, который был с ней рядом всю её карьеру? — Ты ничего не скажешь? — Джису замерла на месте, продолжая пялиться на беспечную Юну. — Передавай мои сожаления. Юна непринуждённо пожала плечами, чтобы от неё поскорее отстали. Она даже не поняла, в чём причина замешательства Джису. Видимо, сценический образ Юны от реального не так уж сильно и отличался. Как и песня мало отличались от мировоззрения юной поп-звезды. Девочка застряла в пубертатном возрасте и беззаботном детстве, когда можно было спокойно ненавидеть родителей просто потому, что ты подросток. — Тебе никогда не говорили, что ты бесчувственная? — не удержалась Джису и выпалила на одном дыхании. — У меня есть чувства. Ты о чём? Джису шумно вздохнула на вопрос ничего не понимающей Юны. Больше эту тему она поднимать вряд ли будет. Юну ей не понять, а Юне не понять её. Они разные: одна горела огнём, а друга тушила его водой, одна ничего не боялась, а другая погрязла в переживаниях, одна развлекалась, а другая хотела тоже иметь шанс расслабляться чаще, чем раз в столетие. Но Джису человек, и её это радовало. Юна умудрялась казаться искусственной и фальшивой, не сдерживая змеиную греховную сущность.

***

«Это будет хит: обещает певица Юна и сообщает даты выхода новой песни и клипа на неё», — сообщали новости. Правдивые и интригующие.

***

Юна ещё долго вспоминала о их второй встрече в Лас-Вегасе. Она не могла перестать думать ни о том, насколько святой казалась Джису с её светлыми волосами и выразительными глазами, ни о том, что она наконец узнала её имя. В тот вечер, когда она оказалась в отеле одна, она провела бессонную ночь, катая на языке имя Джису. О, оно ей очень шло. Имя той и «детки» она до сих пор не знала. Её разум вычеркнул эту информацию сразу же: бесполезно. В тот вечер она так и не развлеклась, хотя планировала. Поэтому написала об этом песню. Назвала её «Party monster». Сама Юна и стала лирической героиней трека, тусовщицей и любительницей уйти в отрыв. Она описывала событий многих её ночей, когда она просыпалась с девушкой, имя которой она совсем не знала. Она жила в клубах, наслаждалась обществом алкогольных коктейлей, начиная «Маргаритой» и заканчивая «Текилой Санрайз», и любовалась девушками у шеста на сцене. Ей слишком понравилась мысль о том, что поначалу она не знала имя Джису, что делало её похожей на тех «деток» и одновременно подчёркивало их отличия. Юна не смогла себя лишить удовольствия от создания сингла, который сразу же был одобрён её продюсером. Он сказал: «О, девочка моя, это точно будет хитом». Для него это шанс снова увидеть сексуальную Юну в деле. Будь её воля, она бы выпустила сингл, только выйдя из звукозаписывающей записи, но Черён снова уговорила её сделать все правильно и не забыть про промо. «Ты настоящая кайфоломщица», — возмутилась Юна, но всё равно согласилась. Безусловно, она бы и так получила порцию внимания, в которой нуждалась как героиня песни в дозе кайфа, а Черён всего-навсего утраивала её внимание и влияние, благодаря своим навыкам и многолетнему опыту. Стоило быть хоть немного благодарной (не то чтобы Юна знала, что это такое). В конечном итоге усердная работа Черён и недолго длившееся послушание Юны привело её сюда, в студию записи известной журналистики Ан Юджин. Юна не так часто бывала на интервью у неё и уж тем более не была тесно знакома с ней. Зато она знала, что Юджин любила провокационные вопросы, вызывающие ажиотаж. Юна их тоже любила и обычно ничего не скрывала, рассказывая всё без утайки. Если, конечно, Черён не просила умолчать о чём-то для поддержания интриги. В студии царил полумрак, в котором Юна чувствовала себя более чем комфортно: она ей напоминал о ночных клубах. В воздухе висело ощущение надвигающейся бури. Прожекторы выхватывали из темноты две фигуры — Юджин и Юны, — сидящие по разным краям кожаного дивана. Юджин сидела в строгой позе олицетворяла собой холодную сдержанность, её образ рушили только огоньки в дерзких глазах. Закинув ногу на ногу, чтобы продемонстрировать новые лабутены, Юна отвечала ей тем же — в пронзительных, подведённых тёмными тенями глазах читалось любопытство. — Не будем скрывать, мы все удивлены скорым выходом нового сингла. По своему опыту скажу, что такие порывы вдохновения обычно вызваны изменениями в жизни артистов, — Юджин растянула губы в мрачной холодной усмешке, глядя Юне в душу. — Фанатам интересно, так ли это? — Фанатам всегда интересно, а я не могу им — и себе тоже — отказать в удовольствии. Поэтому отвечу — да, ваши предположения верны. Я… встретила удивительного человека. Юджин вскинула брови, не ожидав столь честного ответа, и даже затаила дыхание, хотя должна была моментально накинуться на Юну с расспросами. — Значит, после тесных взаимодействий с фанатами вы перешли к чему-то более серьёзному? — Если вы говорите о любви, госпожа Ан, то забудьте, — Юна шутливо махнула рукой, отрекаясь от любых слов про любовь. — Я не знаю, что это такое. Мне, скорее, интересно, что из себя представляет этот человек. Острый взгляд снова прошёлся по Юне. Сдерживать улыбку от осознания превосходства тяжело, учитывая, что её можно считать главным проявлением гордости на этой грешной земле. — И что он из себя представляет? Заинтересовать вас легко, но удержать интерес — тяжело, судя по вашим романтическим связям. Отступать от темы личной (скорее, сексуальной) жизни Юны Юджин явно не собиралась. Она нащупала почву для провокации и громких заголовков и как хищница теперь не отступит от жертвы. Только вот Юна совсем уж далека от того, чтобы быть жертвой. Необязательно быть загадочной и скрытной, чтобы привлекать внимание. Она может выложить всю подноготную, все козыри из рукавов, включая джокеров, и всё равно словит войну хайпа. Потому что она Шин Юна. — Мне хватило того, что я долгое время не знала её имя, — усмехнулась Юна и вдруг взглянула в камеру, чтобы подмигнуть. То ли Черён, то ли Джису, то ли им обеим. — Благословите Лас-Вегас и порыв вдохновения. Песня получилась хитом, я в этом уверена. — И о чём же песня? Юна прикусила нижнюю губу, покрытую красной матовой помадой, и помедлила с ответом, чтобы наконец ответить: — О девушке, которая искала в клубе утешение, а нашла… алмаз. Возможно, не огранённый, но всё равно прекрасный. Ходить вокруг да около она не собиралась, потому что это не в её стиле, — у самой Юны вновь перехватило дыхание от песни, что так чётко отображала её жизнь. — И чём всё заканчивается? — История ещё пишется. Очередное подмигивание, от которого фанаты сойдут с ума. Но оно ведь предназначалось совсем не им — на этот раз одной только Джису. Это был вызов — поймёт ли она послание и как отреагирует на него? Отстать от неё Юна не может, потому что слишком заинтересовалась. Она во всём искала контрольную точку. Даже в любви, в которую не верила. — Тогда давайте вспомним про другую вашу недавнюю историю. Вы ещё помните актрису Хван Йеджи, с которой встречались на протяжении целых двух месяцев? — Юджин сделала акцент на «целых», намекая на то, что Юна на серьёзность и стабильность не была способна. Юна на правду не обижалась. — Сразу после расставания вы переключились на фанаток, а Йеджи… — На мою сестру. Да-да, я знаю, госпожа Ан. К чему вы клоните? Юна недовольно клацнула челюстью. С сестрой Рюджин у неё и без того были плохие отношения, а те отношения с Йеджи всё испортили. Чёртова актриса переметнулась от лучшей сестры Шин к… менее привлекательной, так ещё и настроила Рюджин против сестры. Юна сказала только: «Хорошо, делай из меня злодея. Только не удивляйся, если она и тебя бросит». Рюджин послала её и вернулась к комфорту в объятиях с Йеджи. Юна же ударилась в беспорядочные половые связи, но не от горя, а от злости. — К свадьбе Рюджин и Йеджи. Они довольно-таки быстро объявили о помолвке и обещали, что она не затянется, — Юджин взметнула оценивающий взгляд на Юну, впиваясь в неё и ища реакцию на её слова. — Мне любопытно, пригласили ли вас на торжество. Всё-таки именно через вас Йеджи и Рюджин познакомились. Ответ Юны не заставил себя долго ждать. — Пригласили ли меня? Я не проверяла почту. Пойду ли я на свадьбу? — недружелюбно фыркнула Юна, пока перед глазами мелькали воспоминания о расставании с Йеджи и о ссоре с Рюджин. — Вернее, пойду ли я на свадьбу с кем-то? Совесть позволяет ответить положительно. Юна могла натурально представить ярость Черён, когда она узнает о всём сказанном на интервью. А ещё она могла натурально представить удивление Джису, когда Юна попросит её сопроводить на свадьбу. «Почему я?» — нахмурится Джису. «Потому что ты это ты, а я это я», — загадочно ответит Юна, зная, что она сама ни черта не знает ответа.

***

«Свадьба Шин Рюджин и Хван Йеджи: всё, что нужно знать, и причём тут вообще сестра невесты». Журналисты даже составили дайджест новостей о скандальной свадьбе и отношениях сестёр Шин.

***

Черён несильно злилась на Юну после интервью, что поначалу насторожило её, а потом она поняла — к чему ей вообще париться по этому поводу? Она радоваться должна тому, что Черён ослабила контроль. А то, что она выглядела так, будто не спала уже десять дней к ряду… Это её личное дело, верно? Как и красные, воспалённые, вероятно, от слёз глаза, как и потухший взгляд. Юна отличалась особенностью — она не лезла в болото чужих жизней, пока её не охватывал интерес. В случае с Черён Юну волновало только выполнение работы (ведь если Черён перестанет стараться, то и внимание Юны заметно уменьшится, а это будет серьёзным ударом по ней). Это не дружба, это рабочие отношение, заканчивающиеся там, где заканчивался контракт. Зачем ей спрашивать: «Эй, всё в порядке? Ты даже не злишься на меня из-за того, что я не умею держать язык за зубами». И тем более — если Черён не злится на этот серьёзный проступок, то она мало вероятно что скажет, если Юна пригласит Джису на свадьбу своей сестры в качестве плюс-один. Только не «если», а «когда». «Я бы советовала вообще не идти туда, чтобы ты случайно не начала драку с сестрой или с Хван, но… — сказала ей Черён, устало потирая переносицу, когда Юна приехала к ней в офисе (в тайне надеясь на конфликт, чтобы взбодриться), — я же тебе не поставлю мозги на место, верно? Тебе никто не облагоразумит». Ещё чуть-чуть, и она бы сказала: «Делай, что хочешь». Для справки: Черён никогда — реально никогда — не позволяла себе так говорить. Но в последнее время в её глазах объявилось что-то новое — отчуждённость, отстранённость (не то чтобы Юна имела привычку любоваться глазами Черён; глаза Джису, светлые и пронзительные, ей нравились больше). Юне просто не понравилось то, что она не получила то, на что надеялась. Скажи она что угодно, Черён согласилась бы с ней. Потому что, очевидно, Юна стала её меньшей проблемой на голову. Какого чёрта? Юна могла бы злиться: сжимать ладони в кулаки и впиваться ногтями в кожу ладоней, кидаться в стену всем, что попадётся под руку или даже пить всё, что найдётся в мини-баре её номера, но она решила… наплевать на это. В конце концов, она же и ратовала за то, чтобы её отправили в свободное плавание. «Пойдём со мной на свадьбу к моей бывшей и сестре?» — написала Юна Джису, номер которой получила от Черён (и, опять же, она не сопротивлялась). Зная, что та не откажет, потому что ей интересно понаблюдать за скандальностью Юны вживую, Юна сказала водителю адрес Джису. Забрать Джису, купить по дороге подарок будущим молодожёнам и доехать до ресторана за городом — это всё не заняло много времени. Чем больше они приближались к месту проведения свадьбы, тем сильнее Юна ухмылялась. Волны удовольствия формировались внутри, окутывая её теплом, нарастающим температуру. Ещё больше наслаждения приносил тот факт, что Джису пялилась на неё. Она чувствовала, как её тяжёлый взгляд оседал на ней и тело наливалось свинцом. Она не оборачивалась — и хорошо, ведь иначе она бы стопроцентно разочаровалась. Джису смотрела на неё не с восхищением, а с долей страха, отдающего горечью и сыростью тёмной бездонной пропастью. «Неужели она правда такая… бездушная?» Это было тяжело осознавать: ведь не хотелось в это верить. Джису, чёрт возьми, писала статьи о её дебюте и думала, какая она открытая и интересная. Но сейчас… Юна пугала. Не как злые волки в сказках, а как волки в овечьей шубе. Юна даже не скрывала ничего, выставляла всё на показ, но вкупе с её милым личиком ты не думал, что у неё могут быть тёмные стороны. Но она сама — сплошная тёмная сторона. Джису опомнилась и вынырнула из размышлений, только когда Юна коснулась её за плечо. Они оказались на балконе — когда они только успели? Неужели они успели оставить подарок на столе для подарков и поприветствовать гостей? — Расслабься, ты ничего не пропустила, — Юна усмехнулась и похлопала Джису по плечу. Касание вышло слишком обжигающим на контрасте с прохладным вечерним ветром на улице. — Мне просто нужен свежий воздух, прежде чем снова встретиться с бывшей и сестрой. Юна снова усмехнулась, только на этот раз вышло горько. Расставаясь с Йеджи, она и не думала, что та начнёт встречаться с Рюджин. Ссорясь с Рюджин, она снова и не думала, что всё приведёт к свадьбе. Противостоять им и говорить, что она имеет что-то против брака, она не будет, хотя, стоило бы признаться, такие мысли у неё имелись. Её больше интересовал человек, с которым она делила тишину на балконе. Проблема в том, что Джису вела себя отстранённо, подобно Черён. — Эй, ты молчишь прямо как Черён. Мне это не нравится. Джису хмуро вскинула брови, но проигнорировала обвинение, зацепившись за последнюю фразу в сказанном. — Черён простительно: у неё сейчас проблемы в семье. — Можно разделять личную жизнь от рабочей, — недовольно вздохнула Юна. — Ага, у тебя это отлично получается. Джису выдала ответ, не думая ни секунды. Намекала на то, что журналисты часто ловили Юны в утешительных объятий фанаток и танцовщиц из стрип-клубов. Юна ничуть не обиделась: она даже не заметила осуждения в словах Джису, потому что не думала, что тут есть за что осуждать. Молчание настигло их врасплох. Джису не спешила говорить, да и Юна тоже. Ей хватало ощущение тепла от тела Джису в этот холодный вечер. Она не хотела думать о том, зачем сюда пришла — чтобы получить скандал, которого не получила от Черён, или чтобы закрыть неразрешённые конфликты с Рюджин или Йеджи. И чтобы не думать, она потянулась к клатчу за сигаретами. — Ты чего-нибудь боишься? — непринуждённо завела диалог Джису, но Юна всё равно почувствовала в её словах намёк или даже обвинение. Юна ответила не сразу, растягивая удовольствие от интриги. Слишком занята тем, что извлекала сигарету из пачки. Довольно элегантно для той, кто обычно вёл себя дерзко и вызывающе, но всё так же надменно. Джису молча вскидывала брови, держась руками за ограждения балкона. — Боюсь. Это всё, что она сказала, потому что снова прервалась. Это действовало Джису на нервы, но она всё равно завороженно следила за тем, как Юна с тихим шелестом заполучила сигарету и тут же поднесла её к губам. Гранатовая помада смазалась и оставила отпечаток на тонкой сигарете. — Себя, — ещё одна крупица информации, озвученная до того, как Юна достала из клатча зажигалку и подожгла сигарету. Медленный вдох, чтобы расслабиться. Чтобы избавиться от напряжения. Первая затяжка — плавная и мягкая. Сигаретный дым наполнял лёгкие, окутывал лицо как вуаль. Даже курение руками Юны выглядело соблазнительно и сексуально. Взгляд острых глаз, подведённых чёрной подводкой, — провокации. «Рискнёшь ли ты?» — безмолвно спрашивала Юна. — Почему себя? — напряжённо сглотнула Джису. — Да ладно тебе, Джису. Всё очевидно. Ты же знаешь, какой провокационной я могу быть. Для меня вся жизнь — игра, и я не остановлюсь, пока не выиграю. Сделаю всё, чтобы получить чужое внимание, — хищно ухмыльнулась Юна, сжимая между пальцев сигарету. — Однажды я зайду слишком далеко. Юна говорила правду, для неё не было смысла скрываться. Джису наконец в ней удостоверилась — все её опасения подтвердились главной причиной самих опасений. При этом проблему видела во всём этом только Джису. Для Юны это был обычный вторник — бояться саму себя и ничего с этим делать. Наверное, поэтому она и топила себя в жизненных удовольствиях, грязных скандалах и провокационных высказываниях. Это происходило неосознанно, да и Юна была не из тех, кто рефлексирует по поводу каждого вздоха. — Твоя очередь. Чего боишься ты? Джису пожала плечами, ощущая, как сердце внутри сжалось в ледяных тисках. Сказать правду или соглать? Рискнуть или решить, что игра не стоит свеч? — У меня такой же ответ, как и у тебя. Я боюсь… тебя. В этот раз паузы не было, а обстановка прибавила себе резкости. Юна взметнула брови вверх и устремила острый, пронзающий взгляд на Джису. Их разделял лишь горький сигаретный дым и расстояние в метр, которое Юна мигом сократила. Тепло её тела превратилось в пожар, обжигающий и оставляющий ожоги и пепел. — А если я тебя поцелую, ты тоже испугаешься? — насмешка легла на хищно улыбающиеся губы Юны. Они слишком близко. Опасно близко. Джису готова вздрогнуть и сдаться. В голове всплыли бесполезные слова о том, что для Юна вся жизнь — игра. И она стала её игроком ещё с их первой встречи в машине Черён. Она жертва? Она мишень? Она главный любовный интерес? В какую именно игру они, чёрт возьми, играли? — Вздрогнешь ли ты? — промурчала Юна как кошка, кладя влажные ладони на плечи Джису и прижимаясь к ней ещё ближе. — Мне нужен ответ, Джису. Из-за оцепенения Джису ответить не могла, да и сама не понимала, кивать ли ей или мотать головой. Юна действовала в разы решительнее: она прильнула телом к телу Джису и в следующую секунду прижалась губам к чужим губам. Теперь гранатовая помада отпечаталась не только на фильтре, но и на лице Джису. Обжигающее касание. Запомнится навсегда. Перед поцелуем Джису успела заметить искры, блеснувшие в выразительных глазах Юны. Это напомнило ей о тех временах, когда они обе только ещё начинали сиять: обе на церемониях награждения, только у одной — песни, а другой — статьи. Тем более что устоять перед Юной невозможно. По крайней мере, так себя оправдывала Джису, когда отвечала на поцелуи Юны. Страсть, утолённая и пагубная, растекалась по венам. Под веками, прикрытыми от наслаждения, взрывались фейерверки. Юна никогда не действовала робко и скромно и даже сейчас она целовала Джису с остервенелой жадностью. И, разумеется, не видела в этом никакой проблемы. Абсолютно не скандально то, что она целовалась с другой девушкой на свадьбе своей сестры и своей бывшей. Которые собирались пожениться. Игра стоила свеч. А возможно Юна даже была кукловодом. Возможно, именно она сделала так, чтобы их заметили, сфотографировали и раздули из этого скандал. Возможно, она целовала Джису не столь потому, что ей хотелось, а потому, что так было надо. Возможно, она всего лишь заигралась, когда скользила длинными ногтями по бедру Джису и спрашивала у неё, как она относится к сексу в публичных местах ради шутки, даже получив сообщения «Дело сделано». А возможно, это всё правда и лишь череда удачно сложившихся случайностей.

***

«Скандалы на свадьбе Шин-Хван: злобная бывшая и младшая сестра в одном лице в виде Шин Юны». Заголовки пугали преувеличенной правдой, но всё-таки правда оставалась правдой. И Юна ей управляла. В конце концов получив умноженное на тысячу внимание, она осталась в выигрыше.

***

Юне не понравилась рефлексия после того вечера на балконе перед роковой встречей с Рюджин и Йеджи. Юне не понравилось то, как она молчала в такси по дороге домой. Она не улыбнулась, когда в салоне заиграла одна из её песен, и даже не начала приставать к водителю, мол, это она поёт, представляете? И сладкие поцелуи с Джису потом горчили так сильно, что пришлось вытирать гранатовую помаду с губ и идти в душ, который ей тоже не помог. Она слишком много думала для той, кого в новостях за глаза называли легкомысленной и ветреной. Юна же не такая. Но Джису заставила её задуматься, бросив в одиночестве. Ладно, Юна могла смириться с тем, что она боялась себя и последствий своих необдуманных действий, но Джису… разве у неё были поводы? Боялась ли она её по тем же причинам или она видела в Юне то, чего она сама в себе не видела? Но что тогда? Это сводило с ума до той степени, что хотелось рвать на себе волосы от отчаяния. Юна сделала то, что не рисковала делать уже долгое время. Вспомнила о прошлом. Она росла в более или менее обычных условий, была вторым ребёнком в семье, поэтому и контроля за ней было меньше. Зачастую родители просто скидывали ответственность за неё на плечи Рюджин. Наверное, поэтому она её так и невзлюбила. Юна в детстве была не особо приятной девочкой. Из тех самовлюблённых детей, которые отбирали у других красивые игрушки и нарушали правила, потому что знали, что родители их не накажут. Когда она перешла из начальной школы в среднюю, она поняла, что учителя любили её за красоту. В музыкальной школе ей тоже многое сходило с рук. Не воспользоваться преимуществом было бы грехом. Это прекрасно действовало и на родителей. Они ещё больше ослабили контроль, хоть и хвалили её исключительно за красоту. Даже заводили речь про конкурсы красоты и сулили ей успешное будущее в шоу-бизнесе. Осуждала её только Рюджин и напоминала о сдержанности, но Юна видела в этой зависти внимание, которое она быстро успела полюбить. Их сестринские взаимоотношения стали хрупкими. Всё ухудшилось, когда Юна начала встречаться с Йеджи. Они друг друга стоили: обе жаждали внимания и признания и соревновались за первое место во всём. Это даже назвать отношениями нельзя было, но Юна всё равно озлобилась на Йеджи, когда та ушла к Рюджин. Это значило предательство. Но то, что в результате влияния Йеджи Рюджин поверила, что Юна плохая, стало преступлением. Самые скадальные романтические и родственные узы в СМИ. Сейчас уже не детство, а взрослый осознанный возраст. Но к Юне ни осознание, ни взрослость ещё не пришли. Мало что изменилось: она всё так же ведёт себя вызывающе и её всё так же любят фанаты, как и школьные учителя. Она всё так же отбирает игрушки у других, потому что они ей понравились, значит, они должны принадлежать ей. Так же она и забрала себе Джису у Черён. Когда-то она так даже Черён переманила на свою сторону, и они начали этот путь вместе. Юна умела убеждать. Юна вынырнула из водоворота мыслей, только когда Черён её написала. Будто почувствовала, что о ней сейчас думали. Поздняя встреча насторожила Юну: обычно именно она хотела встречаться ближе к ночи, а Черён ратовала за ранние подъёмы и за то, что утро вечера мудренее. Впрочем, Юна перестала об этом думать, ещё когда заинтересовалась над выбором каблуков, — красные или чёрные? Снова такси, снова рефлексия. На этот раз Юна постаралась заткнуть ядовитый голос, поедающий её сознание изнутри, музыкой. Скоро по всей стране будет играть её песня — Partymonster, — но Юна больше не ощущала удовольствия от этого. Она представляла себя не легендой вечеринок, как раньше, а монстром. «Я просто хочу ту, что меня поймёт», — пела она. Но как можно хотеть понимания, не понимая себя? Картинка в голове Юны рушилась, как бы отчаянно она ни пыталась её собрать. В один момент всё было перед ней, но в другой — ничего не осталось. Юна чувствовала себя на распутье собственных мыслей и не понимала, что делать. Перед ней не стоял никакой выбор, но сердце всё равно кололо иголками чувства вины и сожаления. Сожаления за что, чёрт возьми? Будто этой ночью Юна проснулась другой. Водитель выдернул её из мыслей словами о том, что они на месте. Юна вздрогнула и нахмурилась, но тут же одёрнула себя. Надо вести себя так же, как раньше. Когда она была старой Юной, беспечной и ветреной, было проще. В разы проще. Вечернее выглядело так, будто скоро разразится грозой. Тревожно-серый цвет небосклона мешался с грязно-белыми облаками. Ветер проникал под одежду и неприятно морозил кожу, вызывая предательские мурашки. Впервые тени многоэтажных зданий начали пугать её раньше, чем неон вывесок развевал страхи. Это лишь усилило переживания о собственных мыслей. Это пугало её по-настоящему сильно. Они пересеклись с Черён, когда та покидала офис. Спешила, но всё равно выглядела устало. Всё так же носила каблуки, но уже не пугала одним своим стуком. В ней что-то изменилось — что её так надломило? Чем ближе она подходила к Юне, тем больше было очевидно, что она измотана то ли жизнью, то ли выходками Юны. Но дождётся ли она извинений? — Спасибо, что пришла. Я хочу поговорить с тобой о важных вещах, — шумно вздохнула Черён и запустила мелко дрожащие руки в волосы, взъерошивая их. — Ты, может быть, не такой уж и хороший человек, Юна, но ты отличная звезда. Я думала, что этого будет хватать для успешной с работы с тобой, но… Юна хмурилась и ни черта не понимала в том, что говорила Черён, а главное — о чём. Черён была той, кто всегда говорил по делу. Загадки и метафоры — не для неё, тем более уж сантименты, по крайней мере словесные. Она ценила Юну, потому что та приносила ей деньги и работу, а работа позволяла держать тревожные мысли на цепи. Сейчас Юна понимала, что это такое и как это действовало. — Но?.. Любопытство превратилось в горечь. Блеск пропал из глаз. — Но это тяжело. Ты знаешь, насколько сильно ты выматываешь? — голос сорвался на дрожь. — Пока я тянула тебя наверх, к славе, ты тянула меня на дно. Это звучит так глупо, но сейчас… сейчас я понимаю, почему в какой-то момент Джису перестала писать статьи о тебе. Она устала, потухла — и это ты её потушила, Юна. «Я всё ещё не понимаю, о чём ты говоришь», — хотелось возмутиться Юне, но что-то не давало. Может быть, потому что на самом деле она понимала? — На что ты намекаешь, Черён? Хмурое выражение лица, сжатые кулаки, стиснутые губы — готовность перейти к атаке. Но разве она могла атаковать другого просто чтобы скрыть тот факт, что теми же возмущениями она атаковала сама себя? — Я не намекаю. Я говорю прямо — я больше не могу с тобой работать. — Из-за чего конкретно? — надавила Юна. Её глаза потемнели, их будто заволокло тучами. — Я много чего сделала, но мне надо знать конкретно. Какая моя ошибка стала последней каплей? Черён устало вздохнула, опуская голову вниз и потирая переносицу. Только сейчас Юна в полной мере поняла, насколько вымотана Черён. Она не выглядит собранной, строгой и серьёзной, как обычно: забыла застегнуть последнюю пуговицу на блузке, поправить перекрутившийся ремень на талии и вернуть за ухо выбившуюся порядку. Раньше такой расслабленности она себе не позволяла. — Всё в совокупности, Юна. Да и в моём уходе ты не виновата. — Тогда что? Настойчивость Юны не знала границ. Она хотела услышать от Черён то, что боялась сказать сама себе лично. Это значило признать ошибку, но она не хотела делать это самостоятельно. В своих глазах хотелось бы запомнить себя безупречной. — Семейный проблемы, Юна, чёрт возьми, хватить на меня давить! — сорвалась Черён, яростно глядя на Юну так, будто она давила на неё физически. Ещё чуть-чуть, и в её глазах заблестят слёзы. Прочный барьер Черён даст трещину. — Просто хватит задавать вопросы, я же знаю, что тебе плевать. — А может, уже нет? Даже если Юна и изменилась после долгой рефлексии, это ещё не значит, что ей не плевать. Ей не плевать только на себя. — У моей сестры мелкоклеточный рак лёгкого. Агрессивная форма, — всплеснула руками Черён в желании отмахнуться от отчаяния, застрявшего в горле комом. — Будет хорошо, если она протянет хотя бы полгода, не то что год. Поэтому давай обсудим условия контракта как можно быстрее. Если я не была рядом с Чэён раньше, я бы хотела быть с ней сейчас. Пожалуйста, Юна, — дрожь в голосе усиливалась. Черён отпускала Юну в свободное плавание, как она и хотела. Но это было уже так давно. Сейчас её охватило желание вцепиться в Черён обеими руками и не отпускать, потому что она дарила ей иллюзию безопасности и опоры для жизни в этом мире, но это было эгоистично. Впервые Юны ощутила острое желание извиниться — искренне! — но проглотила его. Черён ни на каплю не поверит в это. — Хорошо, давай. — Спасибо, — облегчённо вздохнула Черён. — Скорее всего я передам тебя своей коллеге Чо Миён, она хороший менеджер. А с меня… хватит этой работы, я хочу быть хотя бы на полгода хорошей сестрой и хорошей дочерью. Юна рассеянно кивнула, потому что отвлеклась на уведомление от звякнувшего телефона. Писала Джису, которую Юна ещё давно записала как «Загадка»: «Привет, прости, что пишу поздно. Возможно, это не такая уж и хорошая идея прощаться по телефону, но по-другому мне не хватит смелости. Я не думаю, что нам стоит видеться. Я вспомнила, почему отказалась от статей о тебе в прошлом, и поняла, что мне стоит это снова повторить. Прости». Серьёзно? Вселенная, должно быть, издевалась над Юной. Порыв злости охватил сердце Юны, сжигая его до серого пепла. Она поджала губы и смахнула сообщение с панели уведомлений, а потом и вовсе заблокировала телефон от греха подальше. По крайней мере, это было смело извиняться. И правильно — бежать от Юны. У Черён, у Джису, у Рюджин — у них всех был шанс покинуть её, и они им воспользовались. У Юны такой возможности не было. Она осталась наедине со злой версией себя. Юна одна. Но какой смысл был в одинокой ней — коктейле Молотова, — если она не могла поражать цели и тянуть других людей на дно?