В километрах старой пленки

— Давай на сегодня всё. Мне кажется, что еще немного, и мой мозг взорвется. — Чан снял наушники, устало потерев лицо. — К тому же, у меня есть еще запланированные дела. — он повернулся к Джисону, откладывающему гитару в сторону. — Как скажешь, хорошо поработали. — улыбнулся младший, кивая Крису. Тот махнул рукой, забрав джинсовку и скрылся за дверью. Джисон еще пару минут помедитировал на закрывшуюся дверь киноклуба, прежде чем прикрыть глаза и откинуться на спинку кресла, оттолкнувшись ногами от пола и пару раз прокрутившись вокруг собственной оси. Сохранив последние изменения и закрыв проект, Джисон отключил компьютер, вновь взявшись за инструмент, рассеяно начав перебирать струны. Пальцы сами собой стали наигрывать одну из самых первых песен, которую когда-то давно Хан начинал разучивать, когда только-только обнаружил в себе желание научиться играть на гитаре. Вместе с нотами в голове всплывали воспоминания из прошлого. *** 6 лет назад — Черт, это ми? Или соль? Ай, блин, почему так сложно?! — пыхтел черноволосый мальчик в полосатом свитере, сидя на скамейке возле музыкальной школы и раскорячив пальцы, пытался взять нужный аккорд. От усердия он смешно высунул язык, косясь в нотную тетрадь с самостоятельно выписанной мелодией. Чей-то резкий смешок пополам с совсем неизящным хрюканьем заставил Джисона удивленно поднять глаза на стоящего возле него мальчика. — Прости. Просто ты очень смешно выглядишь, на квокку похож. — опять неловко рассмеялся в кулак незнакомец, разглядывая юного гитариста перед собой. — Чего? — еще больше удивился Хан, опешивший от такого заявления. Уж квоккой его еще никто не называл. Да и кто это вообще?! — Зверек такой есть, не знаешь? Меня Хенджин кстати зовут. — представился мальчик, поворачивая свою бейсболку козырьком назад и плюхаясь на скамейку рядом с Джисоном. «Совсем не кстати» — вертелось на языке у Хана, но он решил, что мама бы не одобрила, если бы он грубил, поэтому представился сам: — А меня Джисон. И сам ты на квокку похож! — все же фыркнул он, надув щеки и сделав вид, что вернулся к игре на гитаре. Хенджин засмеялся снова, качая головой: — Не, мне говорили, что на хорька. — Хорька? — невольно вернулся к беседе Джисон, взглянув на паренька рядом. А что, может он и действительно хорек: сам худенький, долговязый, в очень широких шортах, из-под которых торчали длинные ноги в желтых носках, безразмерная футболка, явно взятая от кого-то старшего, мешком висела на его костлявых плечах. — Ага, хен постоянно так говорит, особенно на занятиях. — фыркнул Хенджин, болтая ногами. — Чем занимаешься? — с интересом спросил Джисон, не припоминая никого похожего в своей музыкалке. Но мальчик явно не просто так мимо проходил. Так кто он? — Я? Уличными танцами, как и мой хён. — с горделивыми нотками спросил он своего нового знакомого. — Это у него ты одежду воруешь? — не удержался от шутки Хан, тыкая пальцем поочередно в его футболку и шорты. — Ничего ты в моде не понимаешь! — надулся пацан. — Сам как Фредди Крюгер или как там его вырядился! — Вообще-то похожий свитер был у Курта Кобейна, хотя сомневаюсь, что ты вообще знаешь, кто это. — закатил глаза двенадцатилетний Джисон. — Ты о солисте группы Нирвана? — фыркнул Хенджин, скрещивая руки на груди. — То же мне, удивил. Я тоже их слушаю. — пожал он плечами. Хан, до этого ни разу не встречавший никого, кроме Чана, кто знал бы те же заграничные группы, что и он, был приятно удивлен: — Что, правда? И какая твоя любимая? — спросил он вслух, а про себя подумал: «Небось сказал просто так, сейчас в лучшем случае назовет самую известную и всё». — Эта… Как там ее… — задумался Хенджин, пытаясь вспомнить название на английском, под ехидный смешок Хана. — Lithium! Кажется, так произносится. Я еще не сильно хорош в этом языке… — Ого, а ты действительно знаком с его творчеством. — присвистнул немного впечатленный Джисон. — Думал, я вру? — хмыкнул Хенджин, по лицу которого расплылась самодовольная улыбка. — Зато ты, готов поспорить на жевачку, не знаешь, кто такой Тупак Шакур! — Ха, да это же один из культовых реперов девяностых! Между прочим, именно он оказал огромное влияние на Эминема, Лил Уэйна, Дрейка и многих других. — отложил гитару Джисон. Хенджин удивленно округлил глаза: — Я думал ты из тех рокеров, которые презирают реперов. — протянул Хенджин. — Шутишь?! Да я их обожаю! — округлил глаза Хан. — А ты слышал о… Они сами не заметили, как проболтали добрых два часа. Только заходящее солнце да грозные телефонные звонки родителей заставили их разойтись, не забыв обменяться номерами. Хенджин оказался довольно болтливым, однако очень добрым и довольно наивным, так искренне удивляясь выдуманным Джисоном фактам, что тот только диву давался. И хоть Хван был на несколько месяцев старше, у Хана было такое впечатление, что из них двоих старше определенно он сам. Джисон был слишком вдумчивым для легкого на подъем Хвана. Вроде и любил шутить, что-то бурно обсуждать, но иногда он просто вытаскивал Хенджина куда-нибудь на побережье и просто молчал, думая о чем-то своем, делясь с Хваном взятыми с собой закусками. Поначалу Хенджин недоумевал, но после даже втянулся в подобное времяпровождение, не забывая на такие вылазки прихватить блокнот и пару карандашей, чтобы отрабатывать задания из художественной школы. В какой-то момент он даже стал составлять заранее плейлист для своего айпода, чтобы врубать любимые песни, делясь левым наушником с Ханом. У них оказалось много общих интересов, совпадали вкусы в музыке, да и вообще — им было довольно комфортно друг с другом. По неизвестной причине оба долго не рассказывали своим старшим о новом друге, словно это было какой-то тайной. Возможно, им просто нравилось, что есть кто-то, с кем не жалко поделиться новой и малоизвестной песней, найденной на просторах интернета, кто чем-то сильно похож, но в то же время капитально отличается от тебя. У Джисона был Чан, а у Хенджина — Минхо, однако на тот момент разница даже в пару лет казалась чем-то кардинально принципиальным, чтобы полностью чувствовать себя на равных. А вот друг с другом, в своей одержимости творчеством, в тяге к постоянному развитию — они были слишком похожи. Джисон помнил, как они коллекционировали фантики от мороженого, соревнуясь, кто соберет больше, и кому попадется самый редкий вид, в результате чего Хан, не переносивший острое, умудрился откопать в одном из районов Ульсана магазин, где продавалось мороженое с кимчи, после которого долго отплевывался и целый час просидел в туалете случайного кафе, под обидный, но такой заразительный смех караулившего его снаружи Хенджина. Чуть позже он был отомщен и вдоволь злорадствовал сам, наблюдая за плачущим и красным как рак Хваном, размазывающим сопли вперемешку со слезами по лицу, пытаясь хоть как-то отойти от японского мороженого, куда производитель от всех щедрот добавил настолько острый васаби, что крики Хенджина о том, что ему в нос загнали несколько спиц, напугали мимо проходящую старушку. Словом, скучать не приходилось. Так странно, но Хан не мог вспомнить, почему они отстранились друг от друга. Они ведь не ссорились, не предавали друг друга, не влюблялись в одну девчонку… Хотя в их жизни была одна одноклассница в средней школе, которая по очереди призналась обоим мальчикам, подарив каждому по самодельному браслету, однако никто из них так и не ответил на ее чувства. (Да и Джисон сомневался, что они вообще были, скорее сыграло то, что оба были в тот год довольно популярны среди девчонок, а Хэсу не постеснялась попытать удачу). Не было никаких предпосылок. Просто в какой-то момент Джисон понял, что сидит на их старом месте совершенно один, а в ланчбоксе ровно половина несъеденного кимпаба, а в телефоне исчезли ежедневные сообщения со смешными картинками и возмущениями по поводу своих одногруппников из художественной школы. На тот момент у них уже вроде как сложилась их теперешняя компания. Он пару раз порывался узнать, что не так, но видя, что Хенджин не понимает, о чем он говорит, или только делает вид, что не понимает, но все желание пропало, и Джисон просто отпустил ситуацию, сосредоточившись на музыке, начав ближе общаться с Чанбином и Чаном. Но в глубине души он все равно тосковал о том времени, когда они были близки. *** Не зная, чем себя занять, Хенджин решил навести порядок в своих набросках, откладывая наиболее удачные в специальную папку, а заполненные скетчбуки — в старую коробку, пылящуюся на верхней полке книжного шкафа. Рана все еще болела, поэтому, когда он забрался на стул, чтобы стащить коробку вниз, в ребрах неприятно потянуло, и Хван инстинктивно отдернул руку, позволяя крышке соскочить, а содержимому — осенними листьями опасть на мягкий ковер. Хенджин и забыл, что кроме рисунков в коробке пряталась стопка его старых фотографий, собственноручно напечатанных в переделанной в небольшую фотолабораторию кладовке. Отец давно уже разобрал все, обозвав это занятие несерьезным, но старые снимки продолжали хранить в себе всё пережитое в подростковом возрасте. Спустившись со стула, он с любопытством подобрал несколько фото, усевшись прямо на ковер и облокотившись спиной о кровать. Большинство фотографий были черно-белые, но попадались и цветные, сделанные на мамину мыльницу, отданную сыну за ненадобностью. Было много фотографий природы. Скалы, старый пирс, пляж, бесконечные маяки Ульсана… Кстати, один из них снесли пару лет назад, а на фото Хенджина он все еще гордо возвышался над каменным утёсом. Попадались и люди, в большинстве случаев — ребята с художественной школы, одноклассники, случайные прохожие. Порывшись рукой в коробке, Хван выудил толстый конверт, где хранилась еще одна стопка фотографий. Кажется, он сам отложил сюда целый пласт своего прошлого, не думая, что когда-нибудь еще достанет его на поверхность. Здесь были их фото. Его и Джисона. Вот они забрались в тот самый маяк, исколов ноги, расцарапав об острые камни коленки и ладони, зато теперь взирали на город с высоты птичьего полета. Вот Джисон опять что-то подбирает на гитаре, а его щеки смешно надулись из-за того, что Хан набил рот ароматными токпокки, которыми его угостил Хван. Вот злой Хенджин застрял в заборе между прутьев, и что-то кричит в камеру, а Джисон, вероятнее всего, смеется, так как снимок получился немного смазанным из-за трясущихся рук. Вот видны их длинные тени, ползущие по грунтовой дорожке, на которой развалился и дрыхнет полосатый кот. Вот два велика, опираясь друг на друга, стоят на песке, будто любуясь морем, а чуть впереди на корточках сидит Джисон и что-то рисует на песке. Хенджин вспомнил, как в тот день они уехали кататься до глубокой ночи, не предупредив родителей, из-за чего получили потом нагоняи и домашний арест на целую неделю. Каждое из воспоминаний вызывало легкую улыбку на губах повзрослевшего Хвана, по-честному скучающего по себе пятнадцатилетнему. Пусть не каждый момент их дружбы был запечатлен на плёнке, поэтому часть событий постепенно стиралась из памяти, однако болезненные зарубки на сердце забыть было гораздо сложнее. Не все было идеально. Наверное, оно и правильно, ведь каждый из них — живой человек. Со своими страхами, сомнениями, слабыми местами, в которые можно попасть, даже не догадываясь об этом. Именно это и случилось с Хенджином. Он до сих пор помнил, почему отдалился от Джисона, предпочтя забыть все, что когда-либо объединяло их. Сейчас кажется — ерунда, но тогда… Тогда он получил очень болезненный удар от, как ему казалось, самого близкого человека. *** 3 года назад — Черт! —выдохнул Хенджин и зло пнул диванчик у стены, когда в очередной раз запутался в ногах и сбился с ритма. Они репетировали в спортивном зале выступление на школьный фестиваль, и Хенджина, так как тот несколько лет занимался в танцевальной студии, попросили поставить красивый номер. А за переделку песни в финале праздника отвечал Джисон, развалившийся на том самом диване и бормочущий под нос варианты рифм. Тогда они еще учились в одном классе средней школы. — Эй! Можно поаккуратнее? — раздраженно поинтересовался друг, сбившийся с мысли из-за неожиданного пинка. — Нельзя! Я, вообще-то, пытаюсь репетировать, а твой бубнеж сбивает меня! — громко возмутился Хван, вырубая музыку. — Мой бубнеж? Я, вообще-то, сочиняю песню с нуля, а ты взял готовые связки, насколько я знаю. Плохому танцору и ноги мешают, да? — ехидно спросил Джисон, и так весь день находившийся на взводе после очередной перепалки с учителем литературы. — Что ты сказал? — нахмурился Хван, задетый словами друга. Вернее, тем, с каким злорадством тот произнес эту фразу. — Танцуй лучше. — хмыкнул Джисон, поднимаясь с дивана. — Репуй лучше! — выпалил Хенджин, сжав кулаки. Хан лишь закатил глаза, махнув рукой, и вышел за дверь. Танцора настолько выбили из колеи слова друга, что ни о какой нормальной репетиции речи и быть не могло, поэтому он, расстроенный до нельзя, отправился домой. Джисон, немного остыв и проанализировав слова, почувствовал укол вины, поэтому решил позже поговорить с Хенджином и извиниться. И вот лучше бы он не делал этого. — Хенджин? — парень стоял на пороге квартиры, не решаясь переступить порог, и протягивал ведерко любимого мороженого своему другу. — Прости, что наехал. Ты знаешь, иногда у меня бывает. — неловко улыбнулся он, запихнув руки глубоко в карманы, как каждый раз, когда волновался. — Проехали. — вздохнул Хван, отставляя мороженое на тумбочку у входа. — Я тоже зря пинался. Теперь палец болит. — фыркнул он, выставляя на показ ногу в пушистом носке. Джисон рассмеялся, заметно расслабляясь. — Надеюсь, к выступлению заживет. Но ты сам согласись: все же сочинять музыку сложнее, чем просто станцевать то, что уже придумали… Без обид. — мягко рассмеялся он, а у Хвана внутри будто что-то оборвалось, рухнув с такой силой, что он даже пошатнулся. Неужели только он слышал этот грохот? В ушах до сих пор звенит… — Джинни, ты чего такой? Нога болит? — обеспокоенно спросил Хан, глядя на побледневшего друга. — Д...да… В ноге… Стрельнуло. — кое-как сглотнув ком в горле, выдавил Хенджин. — Слушай, я…устал, поэтому хотел пораньше лечь, ладно? Сегодня без посиделок, прости. — криво улыбнулся он, пока внутри все полыхало от обиды. — Да, без проблем. Отдыхай. — Хан помахал на прощание и отправился домой. А Хенджин на ватных ногах дошел до собственной спальни и так и рухнул на пол, стоило закрыться двери. Как?.. Зачем?.. Почему он так сказал? Почему лучший друг просто взял и обесценил то, что является важной частью жизни Хвана? Ладно родители, он давно перестал пытаться что-либо доказать им, спасибо и на том, что не заставляют бросить танцы, как случилось с Минхо. Ладно тупые одноклассники, презрительно кривившие рот, стоило кому-то из учителей похвалить танцевальные номера Хенджина, а очередной девчонке подарить ему шоколад на праздник. Но Джисон… Они же и сошлись на том, что оба межтали стать лучшими в выбранной стезе. Он вкладывался в танцы ничуть не меньше, чем Джисон — в изучение музыки. Так почему то, что делает Хан — важно, а то, чем занимается Хенджин — ерунда? Не так уж и просто повторить чужой танец, но в данном случае Хенджин сам все поставил, взяв только одну готовую связку с поддержкой, так как она идеально вписывалась в его идею! И в любом случае — разве он не вкладывает душу в любой танец, за который берется? Не вкладывает силы, здоровье, время, жертвуя чем-то другим, чтобы лишний раз отрепетировать несколько секунд танца, потратив на оттачивание движений несколько часов? Разве это все — просто? Разве не требует усилий и усидчивости меньше, чем написание музыки или текста? Да как их вообще сравнивать можно?! Хван с ужасом осознал, что все, во что он верил — оказалось неправдой. Он верил, искренне верил, что именно Джисон — тот, кто понимает и принимает его во всем. А оказывается, что на самом деле Хан не воспринимал всерьез чужое увлечение. Для него музыка не только была во главе всего, но и возвышалась над любым другим искусством. «Если бы не было музыки, разве существовали бы песни или те же танцы? Всего этого даже не возникло, если бы не ритмы и мелодии. Разве не так?» — вспомнил Хенджин один из самых первых разговоров с Джисоном. И ведь тогда он был отчасти согласен с ним. Но и подумать не мог, о чем именно говорил тогда Хан. Хенджин так и не простил тех пренебрежительных слов. Он стал отдаляться, все больше времени проводя с Минхо и появившимся в их окружении Феликсом, совсем забросив общение с Ханом. Он видел, как тот порывался пару раз поговорить с ним, но сделал вид, что все в порядке. А потом и сам Джисон словно охладел и больше не пытался специально заговорить с ним, и их встречи сводились лишь к общим посиделкам. Старые фото отправились в конверт, а он, в свою очередь — в тяжелую коробку, на самую верхнюю полку. Сжечь или выбросить рука так и не поднялась. В конце концов, они не ссорились, да и предательством, как поначалу казалось Хенджину, это не назовешь. Просто разные взгляды, разные ценности. Но ему все равно нет хватало их молчаливых прогулок по пляжу, спонтанных поездок на велосипедах и обсуждений новых песен, выпущенных малоизвестными группами где-то далеко за океаном. Он скучал. Наверное, поэтому и не выбросил ничего. Даже те дурацкие фантики от мороженого, занявшие целый фотоальбом. Спонтанное решение внезапно пришло в голову. Усмехнувшись собственной импульсивности, Хенджин накинул куртку на плечи и вышел из дома. Пришлось постараться, но он нашел, пусть и потратил на поиски пару часов. Осталось кое-что еще. *** Джисон вышел из киноклуба в начале седьмого, когда уже охранник, проходивший по этажам, обнаружил его в аудитории и выгнал прочь из колледжа, надеясь поскорее все запереть и вернуться к телевизору. Выйдя из корпуса, он хотел достать наушники и отправиться домой, но внезапно заметил Хенджина, прислонившегося к доске объявлений у главных ворот. — Джинни? Ты чего здесь? — удивленно спросил Хан, подходя к другу. Тот лишь усмехнулся, кидая что-то ему в руки. Джисон чудом поймал, только потом осознав, что это нечто — холодное, а на упаковке нарисован помидор с бешенными глазами, из чьего рта вырывается пламя. — Пошли. — кивнул Хенджин в сторону главной улицы. Усмехнувшись, Джисон последовал за ним, больше не говоря и слова. Спустя минут 20 они сидели на покосившейся скамейке, кое-как зацепившейся ножками за щели в черных камнях. Влажный ветер с моря трепал их волосы, заставляя немного подвиваться кончики. Хан скосил глаза на когда-то близкого друга, заметив в его руке такоую же упаковку. — Где ты откопал этот раритет? Я думал, их больше не выпускают. — хмыкнул Хан, вертя томатное мороженое в руке. Хенджин лишь заговорщицки ухмыльнулся, открывая свою упаковку. — Места надо знать. — пожал он плечами. Хан улыбнулся, шурша упаковкой. Не известно, что за гений решил сделать томатный лед, хорошенько приправив его перцовой пастой, но то, что сейчас нашлось двое психов, которые решили попробовать этот ужас кондитера — неоспоримый факт. Глаза мгновенно заслезились у обоих, а в глотке будто завелся свой мини-огнемет, но никто не выкинул зверское лакомство, доев до конца. Деревянные палочки полетели в небольшую урну, а упаковки были аккуратно расправлены, сложены и отправлены во внутренние карманы курток. Солнце быстро клонилось к закату, окрасив небо в такой же томатный цвет, что и на упаковке из-под мороженого. — Завтра будет ветрено. — вздохнул Хенджин, опираясь локтями о спинку скамейки позади себя. — Тоже так подумал. — рассеяно кивнул Джисон, подтягивая ногу на сидение и упираясь подбородком в острую коленку. Последние лучи солнца скрылись в умиротворенной тишине.