Like a Rockstar

В полутьме задернутых штор два силуэта вожделенно льнут друг к другу, касаниями передавая тепло своих тел. Бомгю притягивает Енджуна поближе, чтобы обнимаемая спина примкнула к его груди. В этой позе Енджун становится куда более открытым и поддатливым, даже уязвимым. Бомгю выдыхает рядом с ухом, из-за чего по телу Енджуна идут мурашки, и переходит на шепот: — Я покажу тебе, что такое удовольствие на самом деле. Хочешь? Енджун часто кивает, не в силах сказать что-либо из-за восторга. Они на кровати. Вдвоем. Делят одинаковое возбуждение. — Знаешь, я на гитаре играю уже десять лет, — продолжает он так же тихо. — И одинаково хорошо владею обеими своими руками. Бомгю приобнимает его под мышками и начинает блуждать по телу ладонями, как когда-то делал то же самое с собой на сцене. Он касается везде: слегка щекочет подбородок, забирается под узкую майку, спускается к ширинке широких джинс. Енджун сам помогает стянуть их и сразу же ощущает как чужие руки крепко хватаются за внутреннюю сторону его бедер близко-близко к паху. Выгнувшись в спине, он выдыхает через зубы слишком громко, выдавая себя с головой. — А, вот где нравится, — шепчет Бомгю почти в самое ухо, заставляя ерзать на месте. — Не будь я сейчас сзади, растерзал бы эти места, — он начинает массировать, слегка надавливая на чувствительные сочные местечки. — Своими зубами. Енджун дышит рвано, опираясь руками на кровать по обе стороны от ног Бомгю. Невыносимое желание, как яд, быстро распространялось в крови, заставляя жмуриться и постоянно смачивать высыхающие губы. Длинные пальцы гуляют по его бедру до колена и обратно, щекочут распаленную кожу, скользят как по грифу гитары. После очередного дразнящего глиссандо, обе руки резко накрывают белье, опускаясь неподвижным грузом. И Енджун не может просто так сидеть, он пытается приподнять бедра, получить желанные распаляющие касания, вместо невыносимой паузы, проверяющей его на стойкость. — Ах, Гю-я-а, — он хрипит, пытаясь любыми способами показать, как сильно хочется продолжения. — Я больше не могу. — Не можешь? — Бомгю усмехается. — Не недооценивай себя... — Пожалуйста, — его грудь вздымается. — Не останавливайся сейчас... Бомгю потирается щекой о плечо Енджуна, после чего оставляет там несколько влажных поцелуев. — Хорошо, — пока его губы выцеловывают линию челюсти, руки проникают под резинку трусов и стягивают их до коленей, после чего они сами ненужной тряпкой скатываются к лодыжкам Енджуна и через секунду ступнями отбрасываются куда-то на пол. Руки Бомгю оказываются слегка холоднее горячей возбужденной плоти, но от того и приятнее, когда они наконец соприкасаются. Теплые пальцы окольцовывают пунцовую головку, спускаются вниз и неспеша возвращаются наверх. — Ты уже мокрый, боже мой, — шепот сводит с ума даже похлеще руки на члене. И пока одна из ладоней ласкает орган вдоль и поперек, вторая спускается еще ниже и одним пальцем слегка надавливает на складочки мышц. Енджун тут же дергается и весь поджимается, сводя ноги. — Что такое? Никогда не трогал себя там? — Нет, — выдыхает он. — Не бойся, у меня есть в этом опыт. Немаленький. Тебе понравится, — Бомгю шепчет это своим низким завораживающим голосом и спускается к плечам, чтобы поцелуями отвлечь своего партнера от страха перед чем-то неизведанным. — Немаленький? Сколько из скольки уходили довольными? — Енджун улыбается немного нервно, но, кажется, сбегать не намерен. — Пока что у нас был всего один клиент, но он стал постоянным гостем, — он отрывается от сладкой шеи и выпрямляется на прежний уровень. — И я могу сказать, — шепот вновь идет в самое ухо, а губы едва-едва касаются ушной раковины. — До оргазма я доходил всегда. — Г-гю, — Енджун выдыхает рвано. Эти грязные разговорчики кружили голову и лишь сильнее подогревали уже и так пылающее возбуждение. — А теперь будь хорошим мальчиком, раздвинь свои прекрасные ноги. Кажется, он слегка колеблется, прежде чем выполнить полупросьбу-полуприказ, однако очередной влажный поцелуй в висок и проехавшаяся по члену рука, не оставили в нем и мысли воспротивиться. Енджун покорно вверил себя, свою душу и тело на полное усмотрение Бомгю. После секундного любования в руках оказывается тюбик. Бомгю выдавливает гель в ладонь и слегка растирает, чтобы согреть, после чего подставляет к сжавшемуся анусу. — Расслабься, иначе может быть неприятно. Вдохни и глубоко выдохни, — голос заботливый и нежный. Кажется, готовый ждать ровно столько, сколько понадобится Енджуну, чтобы приготовиться. Каким-то образом Бомгю и правда подлавливает момент, когда он немного расслабляется, и проникает одним пальцем внутрь. Енджун перестает дышать из-за новых ощущений. Будто весь сосредотачивается там, ощущая только длинный палец растягивающий тугие мышцы. — Эй, Енджун-и, повернись ко мне. Стоило только сделать это, как на его губы тут же обрушиваются другие, утягивающие в свой плен, ласкающие, иногда покусывающие, всеми силами отвлекающие от болезненного расстягивания. Второй палец проходит уже легче, хоть и с небольшим сопротивлением. Стоило только среднему войти во всю длину, как он во что-то упирается, а Енджун внезапно выпрямляется и вскрикивает. Но не от боли. Бомгю улыбается, распознавая его реакцию, сгибает пальцы и распрямляет их, снова и снова попадая точно по выступающей простате. — Что такое? — нежно тянет он. — Еще, Гю-я-а-ах, пожалуйста, еще, — Енджун шепчет надрывно, как в бреду. — Мне нужно еще... Бомгю вновь открывает смазку, чтобы добавить немного на подсохший безымянный палец, и как бы невзначай роняет пару капель на бедро Енджуна. Те быстро скатились вниз, заставляя его промычать сквозь поджатые губы от такого резкого контраста температур. Енджун прогибается в спине от входящего в узкое нутро третьего пальца и одной рукой хватается за предплечье Бомгю, ища поддержки. — Готов, Джун-и? — К чему? — голос немного сдавлен, но в то же время и заворожен. — Ты думаешь, это все, что я могу тебе дать? В момент замешательства, когда Енджун и вправду задумался, что же он имеет в виду, Бомгю складывает пальцы очень плотно друг к другу, выходит из дырочки почти до конца и с толчком возвращается обратно. От импульса и захлывнувших чувств Енджун больше не в силах опираться и сидеть самостоятельно, поэтому падает на чужую грудь и немного сползает, максимально раскрываясь для любых манипуляций. Бомгю, в свою очередь, возвращает свободную руку на сочащийся естественной смазкой член и вторит движениям первой, опускает вниз, когда входит пальцами по самые костяшки, и поднимает, когда пальцы почти покидают тело Енджуна. И с каждым разом движения становятся быстрее и резче, отчего Енджун начал мелко дрожать и держаться руками за бедра сидящего позади Бомгю. Он сжимает пальцы на обтянутых брюками ногах в попытках поймать ртом хоть немного воздуха. Пошлые хлюпанья внизу смущали, и Енджун жмурится, как котенок пытается уткнуться куда-нибудь, но в итоге просто склоняет голову и отрывисто постанывает. Поцелуи с загривка переходят ниже, а по коже идет щекотка мурашек. — Блять, да! Да! Да! — шепчет хрипло, почти неслышно. — Еще, Гю-я! Он не может нормально дышать, губы пытаются ухватить хотя бы немного воздуха, но этого чертовски мало. Влага подступает к глазам равномерно с приближением к грандиозной развязке. — Хорошо, — в низком голосе слышится какая-то новая нота. Не покорная, наоборот, задумавшая что-то свое. И в следующую же секунду доступ к кислороду был отрезан совсем, вместе с потяжелевшей рукой, оказавшейся на тонкой шее. Перед глазами Енджуна закружились черные пятна, но, что еще хуже, внизу все начало изнывать только сильнее, особенно без раздразнивающей член ладони. Там остались только пальцы, атакующие беззащитный фланг с новой силой, и каждый удар бил точно в цель. Енджун закрывает глаза, больше не в силах сдержать пролившихся слез, позвоночник прогибается дугой, образуя между его спиной и животом Бомгю небольшую щель, на что сразу получает противодействие в сильнее сжавшейся на горле ладони. И от очередной гиперстимуляции пальцами, грубо вошедшими вместе с костяшками, наконец кончает с еле разборчивым хрипом.

♪♪♪

Бомгю раскрывает сухие от постоянного недосыпа глаза, вытаращив их в потолок. Осознание в не до конца проснувшийся мозг доходило с опозданием. От выпитого немного побаливала голова, но это сейчас волновало его меньше всего. Ему, что, сейчас приснился... Эротический сон? Этого не происходило уже лет с шестнадцати, после завершения пубертата. Еще и с участием того бармена, с которым ему хватило смелости и скопившегося в организме градуса вчера пофлиртовать? Какой кошмар. Он склоняет голову на подушке в сторону кровати своего соседа, Кан Тэхена, студента с актерского направления на год младше. Тот еще спал, уткнувшись лицом в стену. Это хорошо, Бомгю бы просто не удалось скрыть от него не только физиологические последствия своего сна, Тэхен в глазах бы у него прочел весь сюжет и даже больше, настолько там было все очевидно. Бомгю подхватил свое полотенце из небольшого комода и ринулся в душ. Ему нужно было уединение. Рука помощи бы тоже не помешала, но имеем, что имеем. Свои две его тоже еще не подводили. Воспоминания о сне все еще были слишком яркими, перенасыщенными деталями. Это поддатливое гибкое тело, прекрасное в каждом своем мелком подрагивании, стоны, мелодичнее любой симфонии, которую ему удавалось извлекать своими пальцами... Пытая фортепиано, конечно же. И, несмотря на то, что в своем сне Бомгю к себе так ни разу и не притронулся, из-за отзывчивости своего партнера и, наверное, каких-то еще особенностей человеческого мозга, он ощущал все те ласки, предназначенные Енджуну, как на себе. Бомгю выходит из ванной комнаты вместе с небольшим клубом пара и замечает, что Тэхен уже сидит на кровати, неприсутствующим взглядом уставившись в одну точку. — Доброе утро? Он отмирает, промаргивается несколько раз и кивает ему в ответ. — Как вчерашняя репетиция? — Бомгю вывешивает мокрое полотенце и начинает разбирать комом кинутую вчера на пол одежду. — Да неплохо, — Тэхен пожимает плечами. — Сегодня будет еще одна, надеюсь, Бахи перестанет наконец видеть вместо меня пустое место. Ах, да, Бахи, сестра-двойняшка Кая. Бомгю иногда видел сиблингов вместе в университете, но из-за того, что девушка учится на актерском в одной группе с Тэхеном, от него о Бахи слышится в тысячу раз чаще, чем от ее родного брата. И, будучи человеком, не способным от Тэхена сбежать, ему же и приходилось слушать о том, какая она замечательная, талантливая и красивая. — Тебе кажется, что ты ей не нравишься? — Не знаю, на занятиях она постоянно с подругами, ни на шаг от них не отходит, а на репетициях, пока мы зачитываем сценарий, вместо меня смотрит только в свой листок. Но сегодня мы наконец выйдем на сцену вместе, там и увидим, — в процессе рассказа, Тэхен складывает вещи в небольшую сумку на выход, после чего тоже собирается в душ. — А у вас как вчера прошло? — Как обычно, великолепно, — самодовольно улыбается он. — Только ты все никак нас своим присутствием не почтишь. — Прости, но нам правда дали очень мало времени на постановку. Как бы мне не хотелось увидеть, как вы сияете на сцене, и... — он как-то внезапно смутился. — ...В общем, мы будем жить в мастерской до самого конца дедлайна, так что свободным временем не обременены. — На квартирник к Каю через неделю тоже не поедешь? Тэхен растерянно выпускает полотенце из рук и тут же поднимает его с пола. — Я... Не знаю. Может, и смогу, — и пулей скрывается в ванной, оставляя Бомгю в легком недоумении от его поведения. Под звук полившейся воды он аккуратно складывает шелковую рубашку, до сих пор пахшую парфюмом, которым поделился с ним Кай, затем подбирает с пола брюки и замечает лежащий под ними желтый стикер с набором символов. — @yawnzzn? Точно, он же дал мне инсту, — Бомгю выдыхает удивленно. Да, алкоголь славно размывает ему воспоминания... Он берет телефон, оседает на кровать и подрагивающими руками ищет аккаунт Енджуна в социальной сети. Вот и он, аватарка с его лицом, а на самой странице эстетичные фото с идеально подобранными нарядами попеременно соседствуют с короткими видео с фронтальной камеры. На них он то на улице, в общественных местах, то в помещениях, в независимости, университетский коридор это, или собственная комната, объединяло их одно — он всегда там танцует. Популярный кейпоп тренд, жесткий уверенный хип-хоп, импровизированный контемпорари — все выходило каким-то завораживающе прекрасным. Тело гибкое, как пластелин, эластичное, словно лента, поддатливое и отзывчивое, способное исполнить любое движение, и Бомгю вновь невольно вспоминает свой сон, из-за чего поджимает под себя ноги, чтобы не дать своей фантазии совсем разыграться. Внезапно, складывание одежды перестает иметь хоть какой-то интерес. Тэхен все еще в душе и, кажется, надолго там засел, а потому Бомгю берет в руки гитару. Свою гитару, акустическую, приобретенную на скопленные деньги еще десять лет назад. То, что он попал в группу как басист — это стечение обстоятельств, от которых Бомгю изначально был, мягко говоря, не в восторге. Казалось бы, прошло уже около полугода, но память свежа, будто это было только вчера. Все копившиеся обиды, кровоточащие пальцы, нервные слезы — он все это помнил. И ссоры с Каем на повышенных тонах тоже, попытки уйти... Ведь вся изначальная задумка с группой — это все идея Кая. У него изначально уже было видение того, чего он хочет. И запасной план. Конечно, думается Бомгю, когда ты рожден в семье, которая с детства развивает твой талант в музыке, когда играешь на нескольких инструментах и обладаешь идеальным музыкальным слухом, естественно ты с первого дня в цитадели, вобравшей в себя самых талантливых музыкантов Кореи, захочешь реализовываться. И у тебя будут на это все возможности. Помнится, Кай позже признавался, что видел себя на роли любого из инструментов, он виртуозно играл и на ударных, и на клавишах, и на гитаре, причем обучался игре на электрической, басу и акустике в разное время. Кай даже согласовал с университетом и устроил собственное прослушивание. Подобрал идеальное время, исключительно для своего факультета исполнителей, само собой, поэтому Бомгю пришлось сбежать со своих занятий, чтобы хотя бы к концу прослушивания успеть на него попасть. Он занял музыкальную мастерскую в одной из частей главного корпуса, налепил на дверь самодельный плакат о наборе в бэнд, копии которого были щедро расклеены еще и по всему кампусу, а за пять минут до окончания, внутри был только он сам, задумчиво смотрящий в свой ежедневник. — О! — Кай подпрыгнул от неожиданно открывшейся двери, подскочил на ноги и низко поклонился. — Здравствуйте! Вы на прослушивание? — Д-да, я не опоздал? — Бомгю дышит слегка затрудненно, но тоже кланяется. — Нет, конечно, нет! Меня зовут Хюнин Кай, я с первого года обучения исполнительского направления, специальность — артист музыкального и вокального сценического мастерства. — Здравствуйте, я Чхве Бомгю, второй год обучения, факультет аудиовизуальных технологий, специальность — музыкальная звукорежиссура. Кай удивленно приоткрывает рот, но тут же старается сделать лицо невозмутимым. — Проходите-проходите, — он указывает рукой от двери внутрь комнаты. — На каком инструменте Вы играете, хен? — На гитаре, — Бомгю чуть мнется, но прикрывает за собой дверь и проходит. — Бас, акустика, электро? — Акустика. Кай поджимает губы, вновь бросая взгляд в записную книжку. — Вы же, наверное, еще и поете? Неинтересно ведь просто так одни и те же аккорды прожимать, да? Бомгю улыбается неловко. — Да, ты угадал, но... Я не очень доволен моим голосом, мало какие песни подходят моему низкому тембру. Кай просветлел в лице и закрыл ежедневник, даже отодвинул от себя. — Пожалуйста, берите гитару с подставки, мне бы очень хотелось послушать Вас как можно скорее. Бомгю сглатывает лезвиями режущую горло слюну, оставляет свой рюкзак на диванчике и подходит к стойке с гитарами. Все такие новенькие, со свежим лаком, бренд цены выше среднего, даже неловко свою старушку вспоминать. Присаживается, складывая ногу на ногу, проверяет звучание, перебирая струны, и выдыхает. Первый раз за очень долгое время он вновь играет на гитаре перед кем-то.

now playing: Blackbear — idfc (acoustic)

— Tell me pretty lies, look me in the face, tell me that you love me, even if it's fake, — голос Бомгю немного нераспетый, пальцы заплетаются, ведь он разучивал ее всего-ничего, меньше часа, взгляд опущен в пол, и реакции Кая на свои ошибки он не видит. Не хочет видеть. Сильный акцент у него тогда был еще явнее, в некоторых особо сложных словах буквы перескакивали друг друга, но он упорно продолжал делать невозмутимый вид. — But I don't fucking care at all. Он постукивает носком ботинка по полу, чтобы напоминать себе ритм, нервничает, покусывая губы, чувствует приливающий к телу жар и слабеющие мокрые пальцы. Начинало все сильнее казаться, что приходить сюда вообще не стоило. Стыд за свою неумелую игру, будто он только вчера взял в руки гитару, брал над ним верх. Наверняка он самый худший кандидат, которого Хюнин Кай сегодня только видел. Если он не может справиться даже с таким легким стрессом, то о каком выступлении на сцене вообще может идти речь? — I'm only a fool for you, and maybe you're too good for me, — Бомгю знает, что всегда может положиться на свой голос с хрипотцой. В определенных песнях — это его главный козырь. И, увидев положительную реакцию, тревога за свое провальное исполнение слегка отступает. Руки понемногу расслабляются, на губах даже появляется полуулыбка. Песня ему давно знакома, волноваться, что он может забыть текст не было оснований, а потому он сильнее сосредоточился на игре, прерывая поток мелких неточностей и грязного звучания. На проигрыше Бомгю совсем осмелел, будто вовсе забыл, что сейчас выступает перед кем-то, и уж тем более проходит какой-то там отбор. Он выпрямился и даже слегка откинулся назад. Рука придерживает гриф, а на цепляется за него, как за спасительную соломинку, пальцы выводят аккорды точно и четко, и гитара благодарным ответом одаривала двух ее слушателей яркой, четкой, вплоть до полутонов, музыкой. — Won't you tell me pretty lies, look me in my face? Tell me that you love me even though it's fucking fake? — лицо наполняется артистичным присутствием с надломленными в страдании бровями и отчаянным огоньком в глазах. Бомгю даже помнит, кто конкретно вспомнился ему, из-за чего голос зазвучал еще убедительнее, и собственное же вдохновение продолжало вытягивать из него все, на что он был способен. Это был первый в его жизни всплеск, то, что, наверное, и показалось Каю талантливым, в отличие от его игры на гитаре. — Cause I have hella feelings for you, — голос переходит сначала в крик, а затем в тихую-тихую мелодию: — I'm only a fool for you, and maybe you're too good for me... Голос слегка надламывается на особо высоких моментах. Тогда он еще очень плохо управлялся что со своими пальцами, что с голосовыми связками. Да и не сказать, что сейчас он очень-то далеко ушел от изначальных данных. Да, наверное, такому самоучке не получилось бы попасть на факультет Кая, куда он изначально и мечтал. Мало того, что без аттестата из музыкального заведения нужно было проходить дополнительный кастинг, последующие вступительные экзамены точно бы выбили его в конец списка, за красную черту, на которой заканчивался прием студентов. Музыкальная звукорежиссура подходила ему больше, таланта, коего у Бомгю и так немного, там почти и не требовалось. Все было на своих местах. Такие как Кай — на высоте птичьего полета, одним пальцем создают шедевры, другим указывают простым смертным направление, в которое они поведут остальных, а такие как Бомгю — потакали гениям, дышали и прислуживали неизменно и во веки веков. Он был не в состоянии что-то изменить. Кай внимательно дослушивает песню до конца, постоянно кивая в такт музыке, и даже миленько хлопает ему в конце. — Ваш голос и правда уникален, хен, и... Игра на гитаре неплоха. Я понимаю, что Вам, наверное, было немного сложно раскрыться передо мной, так что я закрою глаза на ошибки и неточности, это со всеми случается. Бомгю кивает, не прекращая обнимать гитару, как свой спасательный круг. Кай мнется, начиная ходить по комнате и поглядывая на стол, с лежащим на нем ежедневником. — Я скажу прямо, у меня уже есть наработки насчет группы, я нашел талантливых и упорных претендентов на роли ударника и клавишника. Мне очень нравится Ваш голос, и нам как раз не хватает гитариста, который не просто бы читал с листа, не исполнял деревянно и будто бы нехотя, а так, как Вы, и при этом, захотел бы быть в команде, а не развиваться отдельно. Бомгю хмурится, не совсем понимая, к чему Кай пытается подготовить его такой длинной речью, но не решается перебить и прервать его длинную речь. — Да, нам нужен гитарист. Но не на акустической гитаре. И я хотел бы предложить Вам место басиста и второго вокалиста. Даже если Вы никогда раньше не играли на басу, это не проблема, хватит всего пары занятий, я лично могу помочь Вам с этим. Бомгю помнит как сейчас, как надолго он завис после этой фразы, словно его на паузу поставили тогда. Как неловко он молчал, смотря в пол. Конечно, становиться басистом в планах у него не было. Но, с другой стороны, Кай предложил развивать ему свой вокал, пока другие просто пожимали плечами, без желания возиться и подстраиваться. Это был его прямой проход из-за кулис на сцену. Из кресла звукорежиссера и вечного помощника в сияющего артиста. Исполнить его давнюю мечту. Отказываться было бы просто нерационально и глупо, и потому Бомгю все же принял его предложение, а в подарок получил бас-гитару Кая, ту самую, черную с крылышками, парную к его же собственной электрической, серебряной с такими же крыльями. Кажется, Кай как-то показывал фото еще нескольких инструментов с таким же украшением, хранившихся у него дома. На керамических крыльях была выцарапана и залита золотой краской чья-то роспись. Бомгю никогда в самом деле не интересовала ни цена подаренной гитары, ни закрепленного на ней украшения, что ему это даст? Очередное подтверждение, как семья Хюнин невероятно богата? А, судя по тому, что сегодня в комнате подаренного баса нет, скорее всего, он сейчас у Кая, хотя в большинстве случаев хранился в собственности у Бомгю. Он отгоняет почему-то нахлынувшие о былом воспоминания и включает погасший от долгой неактивности экран, вновь наблюдая профиль Енджуна. Играет пару аккордов на пробу и прислоняется спиной к стенке. — Your body looks like heaven and... — события прошлого вечере стали проясняться отчетливее. — Нет. Он обрывает мелодию резким ударом по струнам, заставляя гитару замолчать. Нет. Эта песня... Бомгю слишком четко вспоминает лицо Енджуна за стойкой, будто в глазах были встроены мощнейшие микроскопы, а бармен был самым любопытным объектом, который еще и, почему-то, раздавал свои драгоценные взгляды направо и налево, осмелившийся посмотреть ему в глаза только на середине песни! Бомгю хмурится, после чего лицо наоборот становится удивленным. Почему... Почему он вообще задумался об этом? Он задирает голову, разглядывая неровный потолок. Вчера... Это же все был алкоголь, да? Алкоголь и немного любопытства, только и всего. Ну и неоспоримая красота Енджуна, она тоже свое сыграла. Но не в самом же деле... Руки бессознательно начинают так и напрашивающуюся мелодию.

now playing: Chase Atlantic — YOU TOO. (2 куплет, 01:35)

— I'm terrified by thoughts of getting close to you, justify my terror when we talk it through, — все выходит как-то само собой. Еще одна, из небольшого числа любимых, песня, хоть и не из самого любимого, но все такого же потрясающего качеством альбома, и только гитара могла перевести клубок его запутанных мыслей в слова. — Then she fell down the stairs, yeah. Он еле слышно набирает немного воздуха в легкие и продолжает. — So take it to the basics, no love, she was hopin' I could change it, — под стать голосу, партия для низкого тембра, минимум вокала, максимум чувств. Все то, что он любил брать на себя. Даже закрывая глаза, он все равно продолжает видеть его. — I was only tryna start a conversation, she was under the assumption I was famous, knew she had a heart, didn't know that I would break it off... Он выдыхает и продолжает уже без гитарного сопровождения: — Don't choose, — его глаза, его улыбка и следующий за ней смех, в воспоминаниях все как наяву. —...Dark room, indecisive so you know I can't move, yeah. Бомгю смачивает губы. Нет, это все несерьезно. Мимолетная увлеченность, так ведь? — It's hard for me to end a conversation with «I love you» when I know it's not true, no... — под конец он почти скатывается в шепот. Бомгю открывает глаза и вздрагивает, когда замечает вышедшего из душа Тэхена, уже сидящего на своей кровати. Упс, кажется, кто-то так увлекся, что не услышал его возвращения. — Вау, что это такое? — сосед улыбается, продолжая сушить волосы полотенцем. — Я первый раз застаю тебя поющим. Часто без меня тут развлекаешься? — Н-нет, наоборот стараюсь никому не мешать, но... В этот раз не сдержался. — Видел я, кто тебя так вдохновил, — он кивает на телефон с разблокированным экраном, а улыбка становится все шире. Бомгю бледнеет, закрывая его ладонью и подтягивая к себе, но, судя по глазам Тэхена, это уже не поможет. — Что это за парень? — Да так, — телефон сжимается в ладони. — В клубе случайно познакомились, он был барменом, не удержался и дал мне свой аккаунт. Ты же знаешь, какой я обворожительный. — Хотя бы наряжаешься не зря, но что, только он, что ли, клюнул вчера? Душа Бомгю всклокочена, почему-то становится безумно обидно, когда Тэхен называет Енджуна, которого даже он сам знает едва-едва, «только он». — Почему-то именно это ощущается, как самый крупный джекпот, — неожиданно честно произносит он, и Тэхен выгибает бровь. — А что, мне и раньше знаки внимания оказывали другие парни, особенно, когда у меня волосы были длиннее. Но я прямо чувствовал, что смотрели они на меня... Сквозь призму своих иллюзий. Они видели меня слабым, каким-то... Женственным. А я же вообще не такой. Тэхен поджимает губы, превращая их в прямую тонкую линию. — Я вообще всю свою жизнь ощущаю себя непонятым, знаешь? — Бомгю пересаживается, гитара теперь лежит на коленях плашмя, струнами вверх, а его руки упираются в корпус. — Представляешь, сколько раз я в жизни слышал: «а в жизни ты совсем другой»? Именно из-за того, что я не ответственнен за чужие фантазии, мой внешний вид всегда выходит мне боком! Пока Бомгю приоткрывал завесы своей души, измучивая зубами губы, Тэхен быстро одевался, будто опаздывал на мероприятие, уровень важности которого превышает любые мыслимые представления. — Прости, я никогда не был достаточно красивым, чтобы иметь такие проблемы, — голос холоднее, чем зимняя пурга в самый холодный день. — На меня даже девушки внимания не обращают, не то, что парни. Последнее слово звучало как плевок в выглянувшее сердце. Бомгю слегка морщится. Наступать на старые грабли еще больнее, чем в первый раз. И почему всякий раз, когда ему хочется лишь немного человеческого понимания (а о сострадании он даже не мечтает), каждый попытается надавить в слабое место посильнее, чтоб до крови? — Это ты меня извини, — голос срывается, ухая куда-то вниз, и он трет висок, чтобы привести себя в порядок. — Вывалил на тебя откровения, которых ты не просил. Тэхен угукает, а резкие движения разрезают воздух, как ножом. Собранный рюкзак врезается в напряженную спину, и из комнаты он вырывается, словно десять лет не видел свободы. Бомгю пятерней зарывается в слегка недосушенные темные волосы, откладывает гитару и прижимает колени ко лбу. Душа израненно выла, в очередной раз не найдя утешения. Последним усилием, он отбрасывает телефон, лежащий под рукой, в подушку, а не об стену, как требовало что-то разрушительное внутри него, и глубоко выдыхает. Горло высохло в миг, требуя горячительного, чтобы откинуть прочь все мешающие чувства.

Но никто из друзей идею новой скорой пьянки не поддержал, Хвасын отказался, Бэкхен вообще прочитал и не ответил, зато Кай пригласил к себе под предлогом передать обратно гитару. Его обитель находилась в другом крыле общежития, где комнаты расчитаны на проживание по одному, так что подниматься и топать до нее пришлось минуты три. Бомгю два раза стучит в металлическую дверь и выжидает щелчка электронного замка, прежде чем схватиться за ручку и войти. — Бомгюни-хен, пить в любой ситуации, когда тебе грустно — не выход, — Кай открывает дверь пошире и отходит, чтобы дать другу место. Он выдыхает устало, складывая руки на груди: — Я пришел не чтобы слушать нотации. — А я их и не читаю. Расскажешь, что случилось? — Нет, гитару отдай, и я пойду. Брови Кая обеспокоенно сводятся к центру лба, но он все же подносит твердый, покрытый кожей чехол с инструментом к двери, к не сделавшему и шаг внутрь комнаты Бомгю. — Завтра репетиция, ты же помнишь? — глаза какие-то по-особому встревоженные, из-за чего Бомгю раздражается сильнее. — Господи, я не настолько безответственный. Не волнуйся, не разрушу я твою сладкую сказку. Кай непонимающе смотрит на какого-то слишком угрюмого даже для себя обычного Бомгю, заламывая брови. — Заходи, — твердо произносит он. — Нет у меня на это времени, Кай, — Бомгю, фыркнув, протянул руку к ручке чехла, но Кай придвинул его ближе к себе. — Я говорю, заходи, пока я силой тебя не усадил. И не заставляй припоминать, что я умею тебя поднимать и тащить куда нужно, если ты сам на ходьбу не способен. Как вчера, например. Времени нет у него. Бомгю складывает руки на груди недовольно, но проходит и садится на самый краешек кровати, как будто готовится вот-вот убегать. — А теперь рассказывай, — Кай кивает на него головой. — Ты, конечно, не из самых оптимистичных и жизнерадостных, насколько я успел тебя понять, но что такого успело случиться за это утро, что настолько вывело тебя из равновесия? Бомгю косится на выход, как дикий зверек, которого пытаются закрыть в тесной клетке. — Давай, не утаивай, я прямо вижу, как ты пытаешься придумать что-то лживое, только бы не рассказывать мне. Вот повезло же оказаться в западне с человеком-рентгеновским-зрением, ничего от него не утаишь. — С соседом поругался. — С Тэхеном? — он приподнимает брови удивленно. — Как это возможно? Плечи Бомгю дрогнули и ссутулились. — Случайно поделился кое-чем личным, что ему не понравилось. Кай приложил согнутый указательный палец к подбородку. — Но я его не виню, ему сейчас тоже трудно, с девушкой не складывается, еще и я... — Прекрати, — тон жесткий, несгибаемый, Бомгю даже вздрагивает, слегка выпрямившись. — Почему ты должен искать оправдания его ужасному к тебе отношению? — Потому что у всех бывает плохой день, мы же люди. Он никогда так себя не вел до этого, может, я задел какую-то его больную тему? Я не знаю, — беспомощно вздыхает он. — Бахи не стала раздражительной в последнее время? — Из-за постановки-то? Не знаю, мы с ней не каждый день видимся. Вроде, волнуется немного, еще говорит, что с группой не очень повезло, какой-то парень там активизировался по отношению к ней... Не Тэхен ли? — Кай улыбается, пытаясь разрядить обстановку, но, видя бегающие глаза Бомгю, не смеющие подняться куда-то выше уровня их ступней, лишь пораженно охает: — Да ладно... Ну одуреть. Он бродит по небольшой комнатке, то и дело натыкаясь на свою тумбочку, задевая плечом шкаф или утыкаясь боком в край стола. — Могу я теперь пойти? — После того, что ты мне рассказал сейчас? Сиди и не рыпайся! — строго произносит он таким тоном, что в Бомгю просыпается ненастоящий, выдавленный стыд, будто бы он должен был раньше рассказать. Это же чужой секрет! Полишинеля, блин. Если о нем не знал только Кай, то это значит, что они с Тэхеном просто мало общались, только и всего. — И когда это началось? Недавно, получается? — Почему недавно? Чуть ли не с начала года. — Ты не ври мне, — Кай ухмыляется, будто держит в своем рукаве козырь, который он хранил всю партию. — Две недели назад. Практика в студии, Хие и Тэхен были там, но вот его взгляд был прикован далеко не к ней. — А к кому же еще? Ко мне, что ли? — Ко мне. Бомгю сначала хотел просто махнуть на этот факт рукой, ну смотрел и смотрел, что такого-то? Но кое-что не давало ему проигнорировать такой знак. Это не случайность, правда ведь? Сегодняшний срыв Тэхена, как только он услышал про опыт с парнями, попытки привлечь к себе внимание Бахи, внешне точной копии Кая, реакция Тэхена от упоминания квартирника, и теперь это наблюдение от самого Кая... Если это то, о чем Бомгю подумал... Он, конечно, мог и надумать, в чужую голову ведь не залезешь. Но как же поведение Тэхена напоминает собственное, когда Бомгю еще не осознавал, что мужчины ему могут нравиться точно так же, как и женщины, когда искал похожих девушек на тех парней, к которым он испытывал влечение, и пытался перенести чувства на тех, кто ему, как парню, «должен» нравиться... Это были адские годы принятия себя и своих чувств, годы слез, злости за то, что он не мог контролировать. Не проходит ли Тэхен то же самое сейчас? — Кай, если хочешь что-то узнать об этом, то поговори с Тэхеном сам. Давай я приведу его завтра на практику, хочешь? Спросишь у него все, что тебя интересует, — он встает с кровати и подхватывает не-свою бас-гитару. — Тэхен не особо открыт, если это касается его чувств, но, мне кажется, с тобой он сможет поделиться, что у него на душе. Лицо Кая напряженное, а руки скрещены на груди. Не доверяет Бомгю или просто скептичен насчет Тэхена? Но слова, в отличие от невербального языка, отражают совсем противоположное: — Да, позови его, пожалуйста. Это, все же, касается моей сестры. «А, может, и тебя», так и хотело вылететь изо рта, но Бомгю лишь кивает, с силой сминая собственные губы. Нельзя делать выводы раньше времени, и уж тем более делиться ими с другими.

♪♪♪

Вечером Тэхен вернулся абсолютно загруженным какими-то своими мыслями, уставший и даже подавленный. Разговаривать с таким, кажется, себе дороже, но и продолжать копить напряжение в комнате тоже не лучшая идея. — Все хорошо? — негромко спрашивает Бомгю, отвлекаясь от монитора ноутбука. — Лучше не бывает, — саркастично выплевывает он. — Прямо-таки предел мечтаний. — Возможно, я смогу немного поднять тебе настроение, — не сказать, что глаза Тэхена подали хоть один знак заинтересованности, но он продолжил: — У нас завтра практика в салоне у Лии. Помнишь ее магазин, да? Ты был там в прошлый раз. И Кай сказал мне сегодня, что хотел бы тебя видеть. Даже в полумраке комнаты, где источниками освещения были лишь тусклый ночник на тумбочке и неяркий экран монитора Бомгю, было заметно, как Тэхен поменялся в лице. Напряженные брови расслабились, а глаза, и так большие от природы, округлились еще шире. — Правда? — А для чего мне врать? Тэхен поджимает губы, устремляя свой взгляд куда-то в пол. — Потому что я такой мудак, который сначала говорит, а потом думает, и страдает от тотального недопонимания. Если бы ты решил надо мной поиздеваться, то я бы даже не обиделся. Бомгю сохраняет текущие изменения в программе и закрывает крышку ноутбука, отправляя компьютер в спящий режим. Он все равно планировал закругляться на сегодня, а отвлекающий от процесса аудиообработки разговор быстрее расправиться с заданием не помогал, там работы еще часа на три. — Если эта проблема у тебя уже так давно, то почему ты все еще жалуешься на нее, а не пытаешься избавиться? — Если за полгода совместной жизни с тобой я повел себя как свинья только сейчас, то я даже неплохо справился... Но давай не об этом, я правда виноват, что сорвался и испортил тебе и себе настроение. Я не знаю, почему такое иногда случается со мной, это редкость, но в стрессовый момент я могу наговорить всякого, а потом жалеть. В стрессовый момент? Ну, или проще говоря, он может сорваться на той теме, которая его самого сильно беспокоит. — Я не имею ничего против твоего опыта с... Парнями, — это слово дается ему как будто особенно сложно. — Но я кореец, и для меня это... Непривычно. Бомгю прикладывает недюжее усилие, чтобы удержать свое лицо спокойным. Скоро этому внутреннему «корейцу» придется выйти. А уже из себя или из шкафа... Время покажет. — Ничего, ты далеко не первый, можно даже сказать, лучший из всех. Не избил, не унизил, просто заставил внезапно почувствовать себя виноватым за... Правду, — он вздыхает, подпирая лоб ладонью. — Может, тогда мне не стоит завтра идти? Вдруг, наговорю что-то Каю? «О, поверь, мы все на это надеемся», но Бомгю вуалирует это в безобидное: — Кай же не Бахи, правда? — и внимательно смотрит на его реакцию. — Тебе нечего бояться. Это неправильно, но когда Тэхен колеблется, Бомгю будто упивается своей правотой, никогда у него еще не получалось прочитать человека, как азбуку, видимо, слишком много у них оказалось общего касаемо долгого процесса принятия своей ориентации, раз узнать те же симптомы не составило почти никакого труда. — Да... Ты прав. Я приду. Во сколько вы собираетесь? — В двенадцать. — В двенадацать? Я буду немного занят до этого времени, у меня запись к парикмахеру. Ничего, если я приду немного позднее? — Да без проблем, — спокойно произносит Бомгю, после чего начинает убирать с кровати посторонние вещи, готовясь ко сну, а когда оборачивается, замечает уже уснувшего Тэхена. Он, как обычно, уткнулся носом в стенку, но даже не удосужился раздеться или расправить кровать, задремал прямо так. Бомгю тихо подходит к кровати напротив и включает экран его телефона двумя быстрыми нажатиями, замечает иконку, отображающую заведенный будильник, в правом углу, и отходит, так и не решаясь Тэхена разбудить. Он знает, как ему порой тяжело дается процесс засыпания, что тот может часами ворочаться на поскрипывающей кровати, поэтому, если его организм подарил ему такой быстрый и легкий сон, Бомгю не вправе тревожить его не по делу.

♪♪♪

В салоне у Лии как обычно прохладно из-за постоянно включенного на полную кондиционера, пахнет лакированным деревом и едва уловимо снежной елью, а из колонок под потолком играет что-то незамысловато-расслабленное без слов. Оповещатель, несколько ветряных колокольчиков, уведомляет владелицу о новых посетителях, и она сразу же выходит из-за стойки. — Вот и вы, — девушка улыбнулась и, прихрамывая, приблизилась к ним, чтобы, оказавшись рядом с Каем, потрепать его по плечу. — Кай-я, я слышала от родителей, что вы собираетесь с группой потусить в нашем загородном доме, это правда? — Да, — немного с неохотой тянет он. — Прийти хочешь? — Ага, а работать кто за меня будет? Я просто рада за вас, и тоже готова помогать с продвижением, можем оформить здесь мини-концерт как-нибудь. Что думаешь? Пока сиблинги активно строили будущие планы, Бомгю вновь осматривает магазинчик Лии. Снаружи он выглядел небольшим, но на самом деле был очень просторным внутри. Создавалось даже ощущение легкой пустоты из-за минималистичных расставленных поодаль друг от друга невысоких полок с музыкальными альбомами и пластинками, проигрывателями, классическими сочинениями и всякими памятными мелочами. Это было только начало, ведь, чем глубже в салон, тем больше музыкальных атрибутов: десяток барабанных палочек на выбор, медиаторы разной степени жесткости, чехлы, подставки, комбо-усилители, и сами музыкальные инструменты. На стенах вывешены гитары, несколько синтезаторов расположились в разных частях магазина, и многое другое: саксофоны, флейты, маленькие экзотичные инструменты, почти все, что пожелать можно. Кроме, пожалуй, барабанной установки. Слишком громоздкая. А вот место под небольшое фортепиано все же нашлось, правда цены рядом с ним нигде не наблюдалось. —...В общем, как согласуете даты, пиши, это неплохо раскрутит мой магазинчик среди твоих, — она складывает руки на груди, слегка кивая головой. — Ладно, идите, у вас есть время до двух, а там уже другие подойдут. Да, Лиа в своем магазине совмещала не только разные музыкальные товары, но еще и целую комнату обустроила под небольшую студию, где можно было позаниматься музыкой в одиночестве или группой. Не за просто так, естественно. Но она часто предлагала невостребованные окошки им, в основном, не в самое удобное время, зато бесплатно. Из сильных родственных чувств, наверное. — Интересно, Лиа уже отбила свой займ перед родителями? — спрашивает внезапно заинтересовавшийся Хвасын. Да, родители, в особенности отец, Хюнинов поддерживали любое начинание своих отпрысков в сфере развлечений, Лие подсобили с деньгами для магазина, Бахи помогали с самого детства в ее актерской мечте, водили на кастинги и помогали с раскруткой так, что в университет она поступила будучи уже достаточно известной по своим детским работам актрисой. Ну и Каю, кажется, мистер Хюнин помогал больше всего, потому что именно он, как догадывался Бомгю, идет по тому пути, о котором их отец и мечтал. Покупал дорогие, качественные инструменты, которыми Кай аж готов делиться и отдавать насовсем, постоянно помогал с организацией их выступлений, не за просто так же Don't blame your heart получали выступления на некоторых площадках и фестивалях, многое досталось им благодаря связям мистера Хюнина, особенно в самом начале. Кажется, он готов всерьез за них взяться, как настоящий продюссер, ибо даже при всей группе уже несколько раз упоминал, что готов проспонсировать запись студийного альбома любой продолжительности, а сколько раз это происходило в личной беседе с Каем невозможно и представить. — Кажется, она почти справилась, — Кай пожимает плечами. — Вроде на плохие продажи не жалуется, в планах хочет открыть еще один магазинчик в другой части города. Они располагаются в студии. Пока Бэкхен с Хвасыном выставляют синтезатор рядом с барабанной установкой, вмонтированной в пол, Кай выставляет микрофонные стойки, а Бомгю возится с проводами, подключая гитары к усилителям и выводя звук с микрофонов в колонки. — Тэхен попозже подойдет, у него дела, — предупреждает Бомгю всех присутствующих, на что получает лишь кивки. Не сказать, что для всех он здесь был близким другом, но на репетициях бывал довольно часто, даже порой давал советы по сценическому присутствию во время выступлений и подкидывал идеи для будущих песен. Они разогреваются около десяти минут, словившись на простой импровизации, после чего Кай резко меняет мелодию, подстраивая под себя и остальных, выводя группу на одну из их новых песен — «Freefall». Вот она, сила лидера. Ну, или лидирующего инструмента. Кажется, прошло две или три песни, прежде чем дверь в студию отворилась, но Бомгю был так увлечен исполнением, что заметил пришедшего не сразу. — Just tell me what to do, and tell me if you love me, if you don't then cut me loose, — их голоса уходят на последний припев, слегка срывающиеся, эмоциональные. Бомгю раскрывает сомкнутые глаза и тут же замечает застывшего в дверях Тэхена. И ему не нужно и секунды, чтобы понять, куда был уставлен его взгляд. И Кай, черт возьми, Кай, который еще ничего не знал и ни о чем не подозревал, смотрел ему в глаза в ответ. — 'Cause I'm stuck in my brain again, I'm stuck in my brain again... — Привет, Тэхен, — улыбается он, произнося это прямо в микрофон. — Вау, ты покрасился? Очень красиво. Из-за сконфуженного, смущенно-непонимающего лица Тэхена, очевидно, борющегося с какими-то своими внутренними чувствами, Бомгю не сразу замечает, что тот и правда сменил имидж. Замелировал волосы серебряным оттенком, оставив немного черных прядей у самых корней и слегка освежил стрижку. — Да, с-спасибо, — он улыбается, но неловко поджимает губы и садится на небольшой диванчик у стены. Ребята кидают пару дежурных фраз, интересуясь будущей постановкой и настроением, а Бомгю все никак не может поверить в свое открытие. Ведь раньше он безоговорочно верил словам Тэхена, другие люди ведь действительно знают себя лучше остальных, так? Если они говорят о чем-то, в чем точно уверены, честно и не скрывая, Бомгю доверял им больше, чем собственным чувствам и догадкам. Но вот он, Тэхен, утверждающий, что гоняется за Бахи, хотя до знакомства с Каем ничего про нее не упоминал; что влюблен в нее, но так ни разу и не сказал, за что именно и что так его очаровал, не выказавший никакого интереса к ней, когда они сидели тут вдвоем, не пытавшийся никак с ней заговорить. Вот он, Тэхен, который прямо сейчас смотрит на Кая, как на падающую звезду, которая, того и гляди, может исчезнуть с горизонта его взгляда, и он пытался запечатлеть последние секунды их встречи. Бомгю слегка покачивает головой с приподнятыми в симпатизирующем жесте бровями. Кажется, Тэхену придется многое про себя узнать, если он когда-нибудь сможет признаться хотя бы самому себе в своем влечении к Каю. — Так, поболтаем на перекуре, — строго произносит гитарист. — Время не резиновое, продолжаем. Бомгю, кажется, ошибается в партиях сегодня больше обычного, не справляясь с собственными мыслями по поводу Тэхена, Енджуна и личными переживаниями, что не могло не отразиться на его игре. И кто бы не говорил о бесполезности бас-гитары, мол, ее и так никто не слышит, взгляд Кая при каждой ошибке становился все более физически ощутимым и болезненным. От идеального слуха ничего не скрыть. — Все нормально? — тихо спрашивает Кай в коротком перерыве между песнями. Бомгю вновь смотрит на Тэхена, уже более расслабленного, и даже слабо улыбнувшегося ему в ответ на брошенный взгляд. — Прости, лишние мысли мешают, я постараюсь от них избавиться. — Субботы дождаться не можешь? — усмехается он. — Я видел, как ты инсту Енджуни-хена по дороге листал. Бомгю фыркает, уязвимо закрывая секреты своего сердца от так и жаждущего в него залезть дьяволенка, которому и слова-то не нужны, чтобы точно знать ответ на любой заданный им вопрос. — Продолжаем, — произносит он вместо Кая, на что получает ворчливое Бэкхеново: «раскомандовались тут». — «Swim» помните? — спрашивает Кай, оборачиваясь на Хвасына и Бэкхена. — Встречайте, Don't blame your heart, официально самые главные фанючки Chase Atlantic, — усмехнулся Хвасын, но наперекор своим словам сразу начинает наигрывать знакомый мотив. Кай кивает заходя со второго такта вместе с барабанами, после чего подтягивается и Бомгю. — I bet you feel it now, baby, especially since we've only known each other one day, — Кай совершает фатальную ошибку, решив провернуть с Тэхеном их коронную фишку с исполнением песни глаза в глаза. И Тэхену от этого совсем не хорошо. Бомгю своими глазами видел людей, которые получали удовольствие от подобного, а Тэхен же прямо поджался весь, изо всех сил скрывая панику. Енджуну, вот, например, нравилось. — Location drop, now, pedal to the floor like you running from the cops now, — Бомгю вступает чуть-чуть с опозданием, опять не совладав с мыслями. Енджун вновь всплывает в памяти. Его лицо, его улыбка, его глаза... — You picked a dance with the devil, and you lucked out. — The water's getting colder, let me in your ocean, swim, — их голоса сплетаются, образуя тот самый союз, самое яркое достоинство их группы. То, что выделило их среди остальных. Очевидно, почему мистер Хюнин хочет быстрее показать их всему миру. — World is on my shoulders, keep your body open, swim. Даже по голосу слышно, как Кай наслаждается своим исполнением. Неужто совсем не замечает настроение своего зрителя напротив? Не видит, что это приносит не удовольствие, а страх, неудобство? Разве должен хороший артист поступать так? — Хорошо, мы заслужили небольшой перерыв, — Кай кивнул, отходя от стойки и выставляя свою гитару на подставку. Бэкхен достает из сумки пачку сигарет и выходит из студии, направляясь на улицу, Бомгю сразу хотел было подойти к Тэхену, но и тот быстро исчез за дверью. — Я не знаю, сделаешь ты лучше или хуже, — Бомгю медленно оборачивается на Кая. — Но ты должен поговорить с Тэхеном. — Что случилось? Почему он вышел? — он растерянно переводит взгляд на дверь. — Ты у него случился, Кай. Ты. Я могу тебя успокоить, Бахи ему не нравится. Но, кажется, вместо этого, нравишься ты. Впервые Бомгю видел Кая настолько удивленным. Хотя, скорее, выглядел он так, будто кто-то ему внезапно сказал, что небо не голубое, а неоново-зеленое и с него ни с того ни с сего начали падать бессметные богатства. Неверящим. — Ты уже определишься когда-нибудь? — неловко улыбается Кай. — Детектив из тебя так себе, в следующий раз скажешь, что он без ума от Лии? Бомгю хлопает глазами. Почему всегда такой проницательный Кай сейчас в упор не замечает такую очевидную вещь? Он же смотрел Тэхену в глаза! Что он там увидел? Или, правильнее сказать, чего не увидел? — Кай, ты не видишь полной картины, понимаешь? Я не прошу тебя тут же принять его чувства, да Тэхен сам их не принимает, он их не осознает, но в тебе он сейчас нуждается больше всего. Сходи и проведай его, — правильные слова подбираются как-то сами по себе, что удивляет не только Хвасына и Кая, но и самого Бомгю. Раньше он бы просто промолчал, делая вид что ничего не замечает, но почему-то именно ситуация Тэхена побудила его подключить все свое красноречие. — Пожалуйста. — Да я бы сделал это и без твоих внезапных признаний. Кай уходит, мастерски скрывая собственное смущение, оставляя Хвасына и Бомгю в комнате наедине. — Я что, один натурал здесь, что ли? — немного помолчав произносит клавишник, скрывая ухмылку в тыльной стороне ладони. — А Бэкхен? — А кто его знает, — хохотнул он. — Для его ситуации нужно придумать отдельный флаг. Бомгю выдыхает и валится на диван. Это уже слишком для него. Разбираться в чужих драмах слишком утомительно, но, может, хоть раз он сделал правильное дело и помог хотя бы кому-то своим неравнодушием? Руки так и тянутся к телефону, проверить, может, появилось какое-нибудь обновление от Енджуна? И он не может сопротивляться этой мысли. Вновь вбивает его ник в поиске соцсети и льнет к экрану. Да, этот трус не нашел в себе смелости даже подписаться на его аккаунт, не то, что проявить инициативу и написать ему. Зато выучил наизусть его юзернейм и возвращался к профилю, когда сердце велело. Как к айдолу. Там все по-прежнему, неудивительно, он же проверял его буквально три часа назад. И по-прежнему голубая кнопка «написать» одновременно и выедала ему все мысли желанием на нее нажать, и сводила животным ужасом все внутренности одним своим видом. Он не отказывается писать по каким-то своим убеждениями, он просто физически не может нажать на эту кнопку и начать разговор, проявить инициативу и вновь оказаться жестоко за это наказанным. Каждый раз, когда Бомгю задумывался, что мог бы отправить Енджуну что-то, какое-нибудь простое слово, да даже послать рутинную фотографию в личные сообщения, перед глазами вновь оказывалась грязная плитка школьного туалета, а пальцы сводило фантомной болью, будто с секунды на секунду ладонь ошпарит еще одно лезвие. Бомгю крупно вздрагивает, пытаясь избавиться от наваждения, дышит часто, пытаясь уловить губами спешно покидающий легкие воздух, и смотрит на свои руки. Все хорошо. Все уже прошло. Бинты давно сняли. Больше не нужно носить перчатки, скрывать сколопендры-шрамы, тянувшиеся к запястьям, плакать над несгибающимися пальцами, неспособными даже взять палочки для еды. Мама больше не кормит его со своих рук, как маленького, а ухмылка на его лице не побуждает, на зло всему миру, продолжать пытаться расшевелить свои ладони, видя проблему исключительно в швах, не дающих ему даже сжать руку в кулак, а не в нанесенных ранах. Дважды или даже трижды, он успел разодрать их, превращая кожу на ладонях в кровавую кашу. Но вместо того, чтобы связать или сковать ему руки за спиной, приняв за сумасшедшего, мама прижимала эти два недоразумения к своему лицу, умоляя прекратить, а медсестры продолжали бережно зашивать вскрывшиеся раны заново, и просили терпеливо дождаться полного заживления. Но как можно было терпеливо, когда одиноко стоящая в запылившемся чехле гитара, и невозможность на ней поиграть, разъедали череп? Когда в школе он сидел, как инвалид, неспособный писать, и конспектами обязанный доброй однокласснице-заучке, наверное, единственной, реально жалеющей его в той ситуации? Когда ловил холодные, полные ненависти взгляды в коридорах не только от своих обидчиков, но и от учителей, которым их разборки порядком надоели? Как можно было терпеливо? Давно зажившие шрамы зазудели где-то внутри ладоней. Стопка разных мазей и лазер сделали свое дело, на коже остались лишь пара светлых незаметных пятен, но где-то в сердцах он продолжал их видеть и чувствовать. Бомгю рефлекторно начинает чесать руки. И с каждым разом все сильнее. И сильнее. И сильнее. — Гю, нормально все? — Хвасын вытягивает шею, замечая странные повторяющиеся движения и неприсутствующий взгляд Бомгю. — Д-да, — он запинается, но продолжает смотреть в одну точку. — Не обращай внимания... Комната медленно завертелась перед глазами. Бомгю будто вновь видит их лица с поплывшими по ним застывшими улыбками. Вина — доказана, раны и побои — сняты в полиции. Что было его обидчикам? Привод и... Примирение. И не то чтобы у Бомгю была возможность их не простить. В ушах зашумела кровь. Сколько бы он так просидел, вновь перебирая болезненные бусы воспоминаний, если бы вокруг него не собрались обеспокоенные друзья, сложно сказать. Но, будучи в своем приступе, Бомгю, мало того, что не мог различить лиц и видел крайне расфокусировано и нечетко, он даже не до конца понимал, кто именно к нему подошел и с какими намерениями, из-за чего безмолвно затрясся лишь сильнее. Как и тогда. — Боже, а с руками-то что? — голос доносится как из-под толщи воды. — Нуна! — Бомгю-хен, — Тэхен склоняется и потрясывает его за плечи. — Бомгю-хен! — Он накатить, что ли, успел? — Не пил он! Просто сидел неподвижно! Бомгю резко пробуждается и рвано, порциями, вдыхает ртом недостающий организму кислород, а затем растерянно переводит взгляд с безразличного Бэкхена, на всклокоченного Хвасына и испуганного Тэхена. — Что...? — он видит собственные же ладони с подсохшей кровью под ногтями на правой и раскуроченной кожей на левой руке, которые Тэхен поднес к его лицу. — Ох... Опять. — Опять? — воскликнул Кай, подходящий с небольшой аптечкой к дивану. — Что значит опять? Бомгю медленно машет головой из стороны в сторону. Никто не знает. И пускай так будет и впредь. Не нужны ему ни новые свидетели, ни жалостливые взгляды, ничего не нужно. Пусть это останется тайной для них навсегда. — Я сам, — устало протянул он, когда Кай смочил ватку в спирте. — Ты уже сделал сам, что надо, сиди смирно теперь, — Кай хоть и язвит, но яснее дня было видно, что он тоже испугался ни на шутку. Бомгю выдыхает, потупив взгляд в пол. Чувствует на себе тяжелый взгляд Тэхена, неосмеливающегося задать вопрос, чувствует пронизывающий взгляд Кая, но, кажется, ни у кого не складывалась картина произошедшего. Впервые ни сообразнительный глазастый Тэхен, ни проницательный, читающий его как книгу, Кай не нашли объяснения поведению Бомгю. И он расплывается в улыбке, получая еще больше недопонимающих взглядов. — Дай рукам отдохнуть, не играй сегодня на гитаре больше, — садина скрывается под пластырем телесного цвета, и Кай застегивает молнию аптечки. — Без проблем, — меланхолично произносит Бомгю. — Еще чуть-чуть и совсем из музыканта превращусь в группу поддержки. — Если себя не побережешь, то так и произойдет, — внезапно жестко произнес Кай. — Ты хоть знаешь, как опасно музыканту травмировать руки? «Побольше твоего!», злобно проносится в мыслях, но Бомгю, в отличие от Тэхена, умел сдерживаться и не выпаливать, что думает, в ту же секунду. — Знаю, — сухо отвечает Бомгю и поднимается с дивана. Наверное, даже хорошо, что Кай не понимает всей его внутренней проблемы. Хорошо, что он на самом деле не умеет читать мысли, и, заглядывая в его лицо, никогда не узнает, как же Бомгю сгорал от зависти каждый раз, когда Кай вскользь упоминал свою семью и все вытекающие из этого плюсы: постоянную музыкальную практику с самого детства, возможности, которые открывает ему известность его родителя, ну и, конечно, роль фронтмена в их группе. Все то, о чем Бомгю и мечтать не мог. Он даже упустил возможность настоять на своем и отказаться от роли басиста, ведь перейти с акустического на электрический инструмент было бы гораздо логичнее, чем переходить со скрипичного ключа обычной гитары на басовый ключ исполнения для бас-гитары. Тем более, если мистер-идеальный-слух и так мог играть на чем угодно... Почему Кай поступил именно так? В глазах блестнула грусть, но он все равно подошел к стойке микрофона, ощущая себя каким-то... Незащищенным без льнущей к телу гитары. Тэхен же, вновь в одиночку, устроился на диване поудобнее, и глаза его, глубокие и спокойные, больше не выражали и тени сомнений. Точно. Черт возьми, пока Бомгю утопал в собственных болезненных воспоминаниях, где-то там Кай и Тэхен остались наедине. Что между ними успело произойти? Тэхен признался в терзающих его чувствах? Кай принял их? Нет... Кай же полностью погряз в своей одержимости Субином, принять он их точно не мог... Бомгю смотрит на Кая вполоборота, по нему вообще не скажешь, что только недавно он пережил серьезный разговор на тему чьих-то запутанных чувств... Что-то здесь не так. Такой эмпат, как Кай, редко мог скрывать свои настоящие эмоции, особенно после подобных бесед. Да у него же глаза слезились от любой животрепещущей темы, будь это брошенный котенок на улице, слепо зовущий кого-нибудь на помощь писклявым голоском, или рассказанный кем-то между делом грустный сон. Бомгю щурится. Раньше эмпатичность Кая никогда не вызывала каких-либо сомнений, он был самым чувственным и отзывчивым человеком, которого свет только видывал. Но вот когда дело касалось уже его самого... А ведь точно! Бомгю шокирующе пялится себе под ноги, ожидая, что земля вот-вот разверзнется, от настолько поражающего воображение открытия. — Вы поговорили? — тихо спрашивает он так, что только Кай слышит. Тот лишь кивает коротко. — Что он сказал? — Хен, не трать наше драгоценное бесплатное время в студии, поговорим, когда закончим. Это не дело первой необходимости. И, не дав Бомгю даже подумать над ответом, начинает свою гитарную партию в песне «Fight or Escape», а присоединившиеся инструменты полностью заглушили порыв сказать еще хоть что-нибудь.

♪♪♪

Лиа зашла к ним напомнить, что их время вышло уже в тот момент, когда парни собрали свои сумки и направились к двери. Негромко обговаривая планы на следующую субботу, они не сразу заметили, что кроме привычной спокойной музыки, играющей из колонок под потолком, откуда-то еще исходила уже другая мелодия, намного громче. Только пройдя дальше, за тем самым фортепиано рядом с кассой, за которой обычно сидит Лиа, можно было заметить светловолосую девушку, прожимающую клавиши с легкой полуулыбкой. —...Написала где-то за два дня. И вот он, момент, с которого я вступаю с голосом, — Бахи обращается к своей старшей сестре, к ее единственной внимательной слушательнице, а затем замечает и остальных. — О, Кай-я, вы тоже здесь. — Ты не слишком ли много практикуешься? — Кай складывает руки на груди, но улыбается, подразнивая ее. — Голос побереги. — Есть с кого брать пример, — парирует она. Бомгю смотрит, как мнется Тэхен, очевидно, желая обратить как-то на себя внимание девушки, но абсолютно не понимает, как. Кусает губы и опускает глаза в пол. Сдается. — Я слышала про вашу... Вечеринку, да? В субботу? — ее тон неуверенный и даже какой-то малозаинтересованный. — Я не приеду, можешь не волноваться. — Фух, теперь я полностью спокоен! — хихикает он. — Никого из моей родни не будет, стесняться будет не за кого. Лиа фыркает, шлепнув его по плечу: — Закончили? Свободны. По поводу моего предложения — подумай. — Х-хие, — внезапно, кажется, даже для самого себя, выпаливает Тэхен. И замолкает. Девушка, приподняв брови, пытается выглянуть человека, окликнувшего ее из небольшой толпы, окружившей фортепиано — М, Тэхен, и ты тут, — она поджимает губы, смотрит на Кая и снова переводит глаза на своего одногруппника. — Надеюсь, ты тоже не прохлаждаешься. Наше будущее первое место зависит от всех в команде, даже от тебя, так что чем больше ты репетируешь, тем выше шансы не ударить в грязь лицом. Ее голос становится неожиданно серьезным, взгляд — жестким листом холодного металла. А семейство Хюнинов-то не так уж и просты, как кажутся. За этими дружелюбными лицами таится что-то хтонически-опасное. Что-то животное, не просто способное, а жаждущее сражаться за место под солнцем. Они либо первые, главные, лучшие, либо никакие, не стоящие упоминания, грязь под ногами, которую хочется тут же стряхнуть с ботинок. Так почему Лиа отделалась малой кровью? Почему открыла бизнес, а не ворвалась в ту же гонку, что и ее младшенькие? — Д-да, да, конечно, я постоянно репетирую. — Только вместе с нами — не считается, — чеканит она. — Ты можешь больше, можешь лучше. Обязан. Не подведи Юджи, что она за тебя поручилась. И принялась повторять рапсодию собственного сочинения, одну из частей их будущего выступления, ярко обозначив, что разговор закончен. Тэхен понуро кивает и первым направляется к выходу. Бомгю смотрит на Кая вопросительно, слегка хмурясь, а тот просто пожимает плечами, будто совсем не видит в этом ничего предосудительного. — Пока, девочки. До скорого! — прощаются Хвасын и Бомгю, помахав руками. Лиа кивнула, а Бахи так ни разу больше и не отвлеклась от бело-черных клавиш. Тэхен ждет их на улице, пытаясь держать лицо спокойным, но нервное постукивание ногой по асфальту не оставляло сомнений, что произошедшее только что отразилось на его душевном равновесии. — Кто-то хочет кофе? — внезапно спрашивает Бомгю, заставая парней врасплох. — Никто? Мы с Каем хотим зато, не завтракали еще сегодня. Он подхватывает Кая под локоток и начинает уводить его в противоположную от направления парней сторону. — Д-да, до завтра парни, пока Тэхен! — на удивление, он подыгрывает и начинает уходить быстрее самого Бомгю. — Это было не очень вежливо, кажется, Бэкхени-хен все понял, но он нас не сдаст. Хоть Бомгю и сказал про кофе, чтобы замаскировать их желание пошептаться наедине, они с Каем, уже расцепившись друг от друга, и правда зашли в одну из ближайших кофеен и сделали заказ. — А Тэхен и правда влюблен в мою сестру, — в ожидании кофе и вот-вот поспевающей выпечки, они садятся не совсем за обычный столик, а устраиваются на обложенный одеялами и подушками эркерном подоконнике. — Что? Но я же... — Да, ты безосновательно утверждал про реальность его чувств ко мне, но разве ты сам все своими глазами не видел десять минут назад? — Так, — он упрямо скрещивает руки. — Не надо интерпретировать это в свою сторону. Что он сказал тебе в личной беседе на перерыве? — Разве это важно? Что было в комнате, пока нас не было, вот что важно! Я даже не знаю, как вопрос правильно поставить... Зачем ты поранил себя? — Ты обещал, что мы поговорим после практики, так что я ожидаю дословно услышать, что вы говорили друг другу, — непреклонно выдает Бомгю, замахав головой из стороны в сторону. — Мы чуть басиста не лишились, какой к черту Тэхен? Бомгю щурится, не понимая, что сложного было в том, чтобы пересказать их разговор наедине. Очевидно, что не из простой заботы и сострадания Кай пытается сместить ракурс с себя на него. — А мне сейчас важнее узнать, как ты раскурочил Тэхену душу, как обманул его, что вернулся он таким гипнотически спокойным? Кай выдыхает одновременно устало и раздраженно, и его вполне можно было понять. Бомгю порой бывает пугающе настойчив. Пугающе, потому что не всегда, но если на него нападет жажда докопаться до правды, он обязательно это сделает рано или поздно. — Там наш заказ, я схожу за ним, а ты вспоминай. И не вздумай увильнуть, я же и у Тэхена спросить могу, если почувствую, что ты мне врешь. Бомгю возвращается с подносом через минуту, ставит его на низкий журнальный столик около занятого ими места и подает Каю его айс-латте в высоком стакане с трубочкой с творожным круассаном. Сам он концепцию холодного кофе не принимал и даже слегка морщился, когда его друзья наперебой заказывали его из раза в раз. Бомгю присел на другую сторону окна с керамической кружкой карамельного рафа в руках и одним взглядом потребовал, чтобы Кай сию же минуту начал говорить. — Когда я вышел из студии, я сразу заметил Тэхена, жмущегося в угол у дверей склада, — он перестал сопротивляться, кажется, понял, что в этот раз переспорить он не сможет. — Он смотрел в пустоту и приобнимал себя, будто пытался успокоиться. Я даже и не знал, по-началу, как к нему подступиться... Все-таки я окликнул его и... Он был очень растерян, знаешь, как уличное животное, не знающее ласки, смотрит на тебя испуганными и непонимающими глазами, когда ты к нему приближаешься, и вот это было именно оно. Я погладил его по плечу успокаивающе, и ему как будто моментально стало легче... Тэхен медленно поднимает свой взгляд с руки, покоящейся на его плече ладонью, и достигает им самого Кая, выглядевшего обеспокоенным. — Я просто вышел подышать, — сразу же начал оправдываться он. — Не нужно было так волноваться... Но, вопреки словам, Тэхену была приятна чужая тревога за него самого, он в ту же секунду улыбнулся, но сразу же поджал губы, пытаясь это утаить, будто стеснялся своей естественной реакции. — Я тебя пригласил, и мне нужно убедиться, что тебе с нами комфортно, — Кай кивает, а Тэхен провожает отпустившую его руку взглядом, прежде чем вновь сконцентрироваться на зрительном контакте. — Тебя что-то смутило? — Все было замечательно, правда, — но он мнется, кажется, что-то недоговаривая. — Часто вы глаза в глаза исполняете песни? В прошлый раз такого не было... — Такое чувство, что я кому-то уже отвечал на этот вопрос недавно, — Кай усмехнулся, упирая свои руки в бока. — На самом деле, довольно редко. Тэхен покусывает губы изнутри, сам ограничивая себя в словах. — Я... — он отмахивается. — Вы с Бахи этим очень похожи. Захватываете сцену одним своим присутствием. Кай улыбнулся, кивнув: — Тебе нравится, как играет Хие? — Очень профессионально, — беспокойство как будто постепенно покидает его тело вместе с неестественными зажимами. Тэхен возвращается в свою стихию, вдыхающую в него жизнь лучше любого кислорода. — Оно и понятно, столько опыта за плечами... Несмотря на то, что я тоже был актером в детстве, пропасть между нами... Огромна. Она заставляет меня сомневаться в своем таланте в принципе. — Учеба в творческом месте всегда такая, — понимающе закивал Кай. — У всех свой путь, никто из нас не безнадежен, если все мы встретились в одном университете. И замолчал, направляя стеклянную трубочку в рот. — Все?! — растерянно-возмущенно вскрикнул Бомгю. — Ты шутишь? Я в приступ минут на десять провалился, а вы и пяти минут не проговорили за это время! — В приступ? — в голос вернулись обеспокоенные нотки, и Бомгю морщится. — Что за приступ? Почему я только сейчас узнаю, что у тебя есть какие-то проблемы? — Потому что они мои, и разбираться с ними мне, — чеканит он. — Я не сказал, потому что это неважно и никак не влияет на групповую деятельность. — Ты чуть раскопки на собственном теле не устроил! Кай встрепенулся, отставляя стакан с отпитым кофе в сторону, приподнялся на колени и начал приближаться к Бомгю на противоположной стороне подоконника. — Это не только прямо влияет на твою продуктивность в группе, это еще и нас чуть до первых седых волос не довело! — Конечно, ты ведь обязательно должен обо всем знать, без этого твой мир, в котором все под твои контролем, пойдет по швам, — огрызается Бомгю, не видя в его словах никакой заботы. — Да что с тобой в последнее время? — Кай повышает свой голос, кажется, впервые с тех пор, как они жарко ссорились в первый месяц притирки друг к другу. — Почему каждый раз, стоит мне даже заикнуться о группе, ты постоянно говоришь странные вещи? Бомгю фыркает, скрестив руки и с силой вжав их в свою грудь. — Потому что я только недавно... Только недавно все понял. Кай оседает около возвышающихся коленей Бомгю, как перед кольями высокого забора, охранявшего неприступную крепость. — Что ты понял? — Ты эгоист, Кай, — вывод, сделанный Бомгю, прозвучал как скрежет молота, ударившего в наковальню. Взгляд Кая меняется, стекленеет на секунду, губы поджимаются, даже кожа будто бледнеет на мгновение. — И что же... Что же эгоистичного я сделал? Тихий голос Кая застает врасплох. Бомгю ожидал, что он будет злиться, будет отрицать или обвинять его самого в обратном, а вместо этого всего лишь растерянно смотрит перед собой. Брови напряжены и вытянуты. — Вся идея с группой, все, от начала и до конца. — Это не содержательно, хен. Эгоизм, это, в первую очередь, поступки. Я эгоистично создал группу? Эгоистично дал всем ознакомиться со своими концептами, прежде чем вы решились вступить? Эгоистично учил тебя практически с нуля играть на новом инструменте? Или я был эгоистом, когда попросил моего преподавателя по вокалу позаниматься с тобой, потому что ты говорил, как сильно хотел бы заняться своим голосом? Эгоистично обивал пороги фестивалей и площадок, чтобы мы попали хотя бы в один сет-лист? Бомгю кривит рот, отводя взгляд в сторону. — Роль главного вокалиста ты забрал заслуженно, но почему, вместо того, чтобы тратить свое драгоценное время на переучивание меня, ты сам не взял на себя роль басиста? Что, фронтмен с бас-гитарой выглядит несолидно? — Так вот оно что... — протягивает он с выдохом после небольшой паузы. — Я знал, что ты задашь мне этот вопрос рано или поздно. — Почему? — нетерпеливо повторяет Бомгю, ожидая услышать ответ на заданный вопрос. Кай садится ровно, свешивая ноги, недолго думает и совсем встает. — Собирайся. Мы поедем в дом, где я вырос. Возможно после этого на многие вопросы ты и сам найдешь ответ. — Зачем мне ехать в твой дом, если ты можешь ответить мне словами? Но Кай оборачивается и смотрит на него так... Разбито и жалобно, что это вмиг остужает разгоряченный перепалкой пыл.

♪♪♪

Оказалось, что квартира семейства Хюнинов находится не так уж и далеко от центра города — всего несколько автобусных остановок от магазинчика Лии. — А родители не против будут? — внезапно спрашивает Бомгю, оказавшись перед парадным входом многоэтажной застройки. — Мне не нужно разрешение, чтобы привести кого-то, — отзывается он, потянув железную дверь. — А если ты про то, что мы их потревожим... Они в отпуске на Чеджудо с сегодняшнего дня. Мне как раз нужно присматривать за Аквой и Руби. — Почему именно тебе? Есть же еще сестры. — Ну, я сам вызвался. У Хие сейчас цель всей жизни получить высшую оценку от их нового крутого преподавателя, Лиа полностью в работе и не горит желанием просыпаться еще раньше из-за кошек. А я просто люблю наше крошечное пополнение. Стоило только ввести пароль к электронному замку, в щелку приоткрытой двери сразу выглянули две пушистые мордочки. Они не хотели выбежать наружу, просто встречали гостей с непосредственным любопытством, присущим домашним животным. — Ну хорошо, хорошо, идите сюда, — Кай не выдерживает и поднимает ласкающихся у ног кошек на руки, темная, Руби, оказывается на правом плече, а рыженькая, Аква, на левом. — На самом деле, мы планировали брать только Руби, но, оказалось, что на улице их нашли вдвоем и в приюте они росли друг от друга не отлипая. Мы не могли разъединить семью. Бомгю кивает и, разувшись, проходит в квартиру следом за Каем. Они вместе пополняют автоматические кормилки сухим кошачьим кормом, наливают свежую воду в миски и, против воли, оказываются втянуты в одну с ними игру. Сначала убегают от их острых когтей, оказавшись в роли жертв, а затем и сами становятся охотниками, пытаясь поймать наглые пушистые хвостики. Кай смеется довольно, когда ему удается наконец схватить увертливую Акву, и прижимает ее к своей груди, Руби напрыгивает сверху, и через секунду рядом с ними оказывается Бомгю, проскользивший за неуловимой кошкой на коленях. — Прости, это не совсем то, ради чего мы пришли, — у Кая немного сбито дыхание, но он не мог перестать улыбаться. — Нам нужно в мою комнату. Несмотря на то, что кошек выпускают из рук, те все равно побежали следом за ними, когда парни направились к открытой двери, ведущей в спальню, некогда принадлежавшей Каю, и галопом забрались на идеально заправленную кровать. — Мне, к счастью, досталась собственная комната. Родители решили, что девочки должны жить вместе, а я, парень, отдельно от них, хоть мы с Хие и двойняшки. Он включает потолочные лампы, освещающие комнату белым светом. В глаза сразу же бросаются разные установленные инструменты: полностью укомплектованная барабанная стойка, с украшением в виде переплетающихся цветков хлопка на бочке, акустическая гитара с белым корпусом и знакомыми крыльями на деке, видно, что на подставке не хватало еще двух, электрической и басовой, которые сейчас использовались их группой. — Эти крылья... — Бомгю указывает на инструменты. Кай смотрит в их сторону и кивает. — Это подарок от одного из друзей моего отца. Он очень востребованный художник по керамике, каждое украшение делает вручную, так что за заказы берет немало, я думаю, — он пожимает плечами. — Только наш рояль, стоящий у сестер, остался без какой-либо фигуры, я не думаю, что в его чувствительную конструкцию можно что-то вмонтировать. Бомгю кивает и проходит дальше, мимо пустующего рабочего стола с множеством тумбочек и полочек, к расположившейся у стены полутороспальной кровати, довольно просторной для одного и не совсем подходящей для двоих. — Можешь пока присесть, — Кай одобрительно кивает, а сам садится за рабочий стол и включает компьютер. — То, что я хочу тебе показать, находится здесь. Бомгю оглядывает спальное место: если сама кровать не представляла никакого интереса, то вот развешенные вокруг плакаты приковали его взгляд сразу. Ожидая увидеть там знаменитых людей, Бомгю опешил на секунду, но по некоторым знакомым картинкам понял, что изображены на них обложки альбомов, как олдскульных рок-групп — Pink Floyd, U2, так и современных инди и альтернативы — The Neighbourhood, Arctic Monkeys и других исполнителей, которых Бомгю уже не знал или слышал когда-то, но не смог узнать по картинке без подписи. Помимо плакатов на скотч к стене были приклеены еще и вырезки из нотных листов, кажется, самых интенсивных частей в сочинениях, если знания Бомгю правильно ему подсказывали. Однако привлекла его далеко не мелодия, записанная на бумаге, а просвечивающая надпись, старательно выведенная с другой стороны. Бомгю отклеивает листок и переворачивает обратной стороной. Текст был оборван, но контекст угадывался. Взрослым почерком на корейском языке жирными буквами с нажимом было выведено: «...шь остаться ничтожест...». Все тело передернуло, и он поспешил приклеить лист обратно. Кто и зачем мог оставлять такое на нотных записях? И, если когда-то существовал целый лист, какие еще послания там могли быть? — «Повторяй это, пока от пальцев не будет отскакивать, если не хочешь остаться ничтожеством», — голос Кая вдруг оказывается слишком близко, почти над самым ухом, заставляя Бомгю, подпрыгнув от неожиданности, прижаться спиной к прохладной стене и тому самому листку. — Такие послания мне частенько оставляли везде, где только можно, но в особенности на нотах. — Почему? — Потому что это первая заповедь музыканта. Даже если у тебя существует талант или предрасположенность к музыке, это даст всего лишь хороший толчок на старте, и подарит больше постоянной неуверенности в себе, чем гордости за выдающиеся способности. Музыка либо струится по твоим венам вместо крови, либо ты не справишься с течением и в ней утопнешь. Или ты подчиняешь ее себе, или становишься вечным рабом и повторяешь за другими, за гениями, к которым стихия оказалась благосклонна, в тайне мечтая хотя бы на миллиметр приблизиться к этой величине. Чем меньше у тебя практики, тем меньше шансов оказаться наверху, а отец учит нас держаться там, где нам и место. Любая, даже мелкая ошибка от этой «вершины» нещадно отдаляет. Бомгю изумленно прикрывает рот рукой. Почему-то рождение в семье музыкального гения для него представлялась радужной сказкой, где у тебя много денег, возможностей, связей и таланта, чтобы, ни о чем не беспокоясь, практиковаться и играть в свое удовольствие, получая драгоценный опыт предшественников просто по праву рождения. Откуда же ему было знать об обратной стороне этого явления, если даже в нормальную музыкальную школу он не ходил и с другими музыкантами почти не коммуницировал? — А вы... Вас вообще спрашивали, хотите ли вы этого? Глаза Кая загорелись каким-то неестественным, нечеловеческого и даже небиологического происхождения огнем: — Мы с детства смотрели все шоу нашего отца и слушали всю его музыку, наизусть знали историю его головокружительного успеха, хотели повторить каждый шаг своей ролевой модели. И даже во время невыносимых практик, осознавая, сколько труда нужно вкладывать в призрачную возможность успеха, мы знали, что не можем растратить наши гены и способности, не можем позорно сдаться, даже не попытавшись, — на одном дыхании произносит он. — И травма Лии, перечеркнувшая ее карьеру модели в самом своем зачатке, послужила еще одним ярчайшим примером, чего популярность на самом деле стоит, из-за чего тяжелая ноша и ужесточенные занятия свалились исключительно на наши с Хие плечи. Именно наши нескончаемые тренировки подарили ей популярность, как актрисе, и дали мне, вместе с отточенными до безупречности навыками, уверенность, что при первой же возможности нужно реализовываться в музыке, пока не случилось что-то такое же воистину страшное. — Травма... У Лии? — Бомгю припоминает, как каждый раз смотрел, но не обращал внимание на ее прихрамывающую походку. — У нее что-то с ногами? Кай заводит руки за спину, покусывая губы. — Я такие истории раньше только в фильмах видел, но, как оказалось, они полностью правдивы. На кастинге в одно приличное агенство в ее обувь подкинули битое стекло, а одежду начинили кнопками и булавками. Я не знаю, как у нее хватило силы духа пройтись по подиуму от начала и до конца, но сразу же, стоило ей только переступить за кулисы, она упала в обморок. Ее госпитализировали. На теле множественные поверхностные рваные раны, несколько осколков задели сухожилия в ступнях, но, в целом, все было на ее стороне, врачи уверяли, что она могла вновь бы крепко встать на ноги, будто ничего не бывало... Но никак не получалось. Раньше она вообще с тростью ходила, только недавно перестала. Врачи объясняют это психосоматикой, ноги Лии здоровы, но так как этот эпизод оставил на ее психике неизгладимый след, она просто не может восстановиться. В ее голове ее ноги навсегда поломаны, а блистательная карьера мечты — обречена. Она как-то поделилась, что при каждом своем шаге боится наступать в полную стопу, и вот из-за такой ничем не обоснованной хромоты и походки — ноги начинают подводить ее уже по-настоящему... — он наконец выдыхает. Бомгю выдыхает тоже, не в силах больше держать накопленное напряжение. — Знаешь, что самое ужасное? — на его лице тень какой-то горькой ухмылки. — В нашем семейном архиве до сих пор сохранилось это видео, выкупленное у агенства, чтобы нигде не всплыло. Мы все его видели. Отец показывал нам его по отдельности, в разное время, но видели все... Бомгю оставался молчалив. Мистер Хюнин рисовался в его голове теперь совсем другими красками, более мрачными и грязными. Какое оправдание могло быть в демонстрации своим детям, и главной жертве произошедшего, видеоролика, где она страдает? — В общем-то, ради этих архивов, я и пригласил тебя сюда. Я могу зайти в него только с домашнего компьютера, поэтому наше физическое присутствие в доме было обязательным, идем, — Кай возвращается к рабочему столу, а Бомгю поплелся за ним на ватных, несгибающихся ногах. — У отца где-то жесткий диск со всеми этими материалами лежит, а с наших компьютеров открыт доступ в облако. Бомгю видит несколько папок, подписанных как «Набиль Дэвид Хюнин», «Лиа Навваб Хюнин», «Кай Камал Хюнин», «Бахи Джале Хюнин». — Из-за несостоявшейся карьеры Лии в ее папке почти ничего нет, моя тоже не особо большая, а вот у Хие, — он хихикнул. — И куча фотографий, и полная видеосъемка всех ее театральных выступлений, ее рекламы, газетные вырезки, эпизоды из фильмов, где она снималась... Как будто это архив самого преданного ее фаната. Я когда с Субином-хеном познакомился, он... Он узнал меня не как сына Набиля Хюнина, а как брата небезызвестной Бахи. Двойным кликом мыши Кай открывает папку со своим именем, и в ней оказалось порядка тридцати видео разной продолжительности. — Тут есть несколько выступлений из детского ансамбля, собранного в нашей музыкальный школе, — он выбирает случайное видео. Кай еще маленьким ребенком сидел на стуле, прижимая к плечу небольшую скрипку. — У нас дома не было скрипки, она была у меня факультативным предметом, поэтому разучивал произведения я только в школе, в любом свободном кабинете, а сейчас и вовсе все позабыл, не смог бы наиграть ничего похожего на то, что я тут виртуозно исполняю. Наверное. Он пролистывает несколько записей и включает другое, уже с музыкальной школой не связанное: — Это я уже в средней школе выступаю на весенней церемонии начала учебного года, — немного повзрослевший и вытянувшийся Кай увлеченно исполняет классическую симфонию в большом актовом зале. — Дома перед отцом я исполнил ее больше сотни раз, и все равно ошибся на сцене, перепутав третью, финальную, часть со второй, из-за чего продлил себе пребывание там в полтора раза. После этого я играл ее перед отцом вторую сотню раз... Глаза Бомгю бегали то по монитору, отражающему тернистый музыкальный путь Кая, то по его лицу. Оно не выражало грусти или страдания, лишь обыкновенное принятие ситуации как чего-то, что уже давным-давно прошло. В конце концов, может, для него это и не ощущалось так невыносимо тягостно, как звучало для Бомгю сейчас. — Кажется, тут где-то должно было быть... Да, вот оно. — Шесть часов?! — удивленно вскрикивает Бомгю, увидев временную полоску внизу экрана. — Оно еще и смонтировано, были вырезаны перерывы на еду и... Истерики, я надеюсь, — Кай усмехнулся как-то беспомощно, нажав на кнопку воспроизведения. — Мы все шесть часов смотреть не будем, просто... Глянем на перемотке, хорошо? Бомгю пододвигается к экрану поближе. Монитор отображал небольшую студийную комнату, камера стояла на высоком штативе, поэтому кадр был стабильным, не сменялся и не дрожал. — Мне здесь шестнадцать, — произносит Кай, пролистывая первый час практики на барабанах. — Отец тут за кадром. Ну, ты скоро и сам услышишь. На второй час картинка изменилась, теперь Кай, спиной повернутый к камере, склонился над фортепиано, практикуя, кажется, что-то бетховенское. Позже к нему присоединился Мистер Хюнин, и они играли в две руки. По уху резанула фальшивая нота, и музыка сразу прекращается. Хюнин-старший вскинул руку, из-за чего плечи Бомгю боязливо вжались в шею, и резким движением отец указал на нотный лист. — Здесь, — палец бьется в конкретное место. — Повторишь десять раз, потом позовешь меня. И он уходит, оставляя сына наедине с инструментом. Кай проматывает видео немного, на момент, когда мистер Хюнин возвращается, безмолвно наблюдая за очередным повторением одного и того же фрагмента. — Теперь наизусть, — он забирает ноты и замечает замешательство в глазах мальчика. — Что такое? Не можешь наизусть? А для чего я тебе сказал повторять? Опять просто бездумно гривой махнул и думал, прокатит? Скрепленные скобами листы ударяются в поднятую деревянную крышку с громким шлепком. — Сколько мне еще говорить? — сквозь зубы чеканит он. — Если ты всерьез это не воспринимаешь, я держать тебя тут не буду, потрачу лучше время на занятия с Бахи, она благодарна каждой секунде вместе со мной, мои слова она слышит и понимает, в отличие от тебя. Плечи шестнадцатилетнего Кая на видео начинают дрожать, но это совсем не останавливает мистера Хюнина: — Не нужно меня позорить. Если ты не воспринимаешь музыку всерьез, то нечего нам здесь больше время тратить, собирай вещи и поехали домой. Кай бубнит что-то подрагивающим голоском, но из-за не лучшего качества записи это было просто невозможно разобрать. — Громче, — но отец услышал и захотел более уверенного подтверждения. — Я смогу наизусть. — Славно, у тебя полчаса, чтобы выучить все, — ноты возвращаются на подставку, а на одном из бортиков появляется бутылка воды. — Не подводи нашу семью. Брови Бомгю хмурятся, даже через экран от едва знакомого человека слышать эти манипуляции было невыносимо, а что чувствовал тогда несовершеннолетний Кай, зависящий от мнения своего почтенного отца, как от воздуха? Кай молча начинает перематывать видео. Кажется, практика на фортепиано заняла больше всего времени, около трех часов и, судя по происходящему дальше, шла она не очень гладко, но он не хотел показывать происходящее там полностью. — Последний кусочек остался... Насколько я помню, он сказал это именно тогда, — и нажимает на кнопку воспроизведения. В студии, очевидно, не было окон для большей звукоизоляции, стены полностью обнесены звукопоглощающими пирамидками, и из-за этого невозможно было понять, сколько времени уже прошло от начала практики. Только подуставший вид Кая намекал, что музыка его истязает уже порядка нескольки часов почти бесперерывно. Он сидел, сложив ногу на ногу, приобнимал гитару и настороженно смотрел на кого-то за камерой. — Меня не устраивает твое отношение, — рассерженный голос без сомнений принадлежал мистеру Хюнину. — Сколько можно играть в полсилы?! Ты не просто можешь лучше, ты обязан, обязан нам всем, Кай. Шесть часов практики — это мелочи, в свое время, чтобы добиться успеха, я сутками из студии не вылезал, и даже этого было мало. То, что ты воспринимаешь сейчас, как должное, мне только снилось в твоем возрасте в самых сладких снах. Ты же понимаешь, что «средне» для тебя — это «неуд»? — Кай на видео понурил голову так, что сейчас можно было видеть одну только его макушку. — Когда я слышу от учителей, что они оценивают тебя «удовлетворительно» или «хорошо», я краснею! Лидирующая партия гитары не может звучать так блекло, это стыд! Гитариста с таким уровнем игры, как твой сейчас, можно запросто оторвать и выкинуть, и музыка ничего от этого не потеряет. Шестнадцатилетний Кай трет рукой в районе глаз, очевидно, пытается сдержать эмоции. — Не спусти свой талант, Кай, это будет большой потерей, — выдыхает отец. — А вырасти посредственностью я тебе точно не позволю. Вы все родились с жаждой сиять в глазах других, поэтому возьми себя наконец в руки, одни лишь мечты и горящие глаза никогда не приведут к успеху. — Я понял, отец, — бесстрастно произносит Кай на видео. — Не смей на лидирующем инструменте играть так, будто ты готов уступить это место другому. Ты их путеводный свет, маяк, ярким лучом указывающий верное направление. А ничтожество не способно совладать с ведущей партией, — слово в слово, с теми же паузами и интонациями повторяет Кай, заставляя Бомгю вздрогнуть. — Если доверить эту роль слабому бесталанному недо-музыканту, вы все потяните друг друга вниз и каните в лету. В комнате повисла тишина. Кай закрывает вкладку с видео, выходит из облачного хранилища и прокручивается на стуле, поворачиваясь к загруженного вида Бомгю. Вероятнее всего, он уже все осознал, но Кай все равно решил удостовериться: — Теперь понимаешь? Бровь Бомгю дергается в ответ быстрее, чем он сам успевает его произнести. — Я... — он осекается. — Твой отец не особо подбирал слова и не боялся тебя обидеть. — С годами убеждаюсь, что он говорил только правду, — Кай пожимает плечами. Бомгю достигает кровати, потревожив успевших на ней задремать кошек, и присаживается на краешек. — То есть, набирая группу, ты все-таки заранее предполагал, что роль гитариста достанется тебе? — Я не врал, когда говорил, что готов был занять любой инструмент, — Кай махнул головой. — Проблема была лишь в том, что сколько бы гитаристов ко мне не приходило, все они были либо новичками, либо не настроенными серьезно, не важно, были это басисты или электронщики. Например, хороших ударников набралось довольно много, а Бэкхени-хен, хоть и не особо людимый, на самом деле, неограненный алмаз, к которому просто нужен особый подход. Я его нашел, и наши личные практики проходят просто замечательно. Если бы хен рос в моей семье... И воспринимал музыку всерьез, разумеется — он добился бы огромного успеха. Сейчас Кай как никогда походил на своего отца, не только внешне, но и своими профессиональными продюсерскими размышлениями. — Ли Хвасын... На роль клавишника претендовало не так много людей, и он не был лучшим. Но он был командным и уже имел опыт пребывания в другой группе. Если бы я взял человека, похожего на Бэкхени-хена, а затем еще и тебя, команда бы просто рассыпалась, толком не собравшись. Хвасыни-хен — это компромисс, о котором я не жалею, даже отцу он понравился. — И что же насчет меня? — брови подпрыгивают, а Бомгю заинтересованно наклонился вперед. — Если я недостоин лидирующей роли из-за моих плохих навыков, а на басу я и вовсе не умел тогда играть, почему ты предложил роль в группе именно мне? Кай отвечает молниеносно, будто ответ был заготовлен уже давно: — Не скрою, что ключевым фактором все же стал твой голос. Я обдумывал свое решение не один день, отец специально не давал мне советов, хоть я их и не просил. В своем блокноте я прописывал все возможные сценарии, но после того, как я услышал твой голос, осознал, сколько новых возможностей нам это откроет — ты прочно вписался в финальный состав. Когда я предлагал тебе место на бас-гитаре, я больше проверял, насколько ты сговорчив, чем на самом деле утверждал тебя в группе. Голова потяжелела от количества новой информации, о которой Бомгю даже не приходилось задумываться раньше. — То есть, если бы я встал в позу и отказался от роли бас-гитары... Я бы вообще к вам не попал? — Скорее всего, — в ушах бурно зашумела кровь после этих слов. — Как сказал бы мой отец, лучше пусть в группе будет посредственный басист, чем никчемная лидирующая гитара. Бомгю кивает медленно, поджимая уголок губ. И ведь не поспоришь. Каждое слово младшего и старшего Хюнинов всегда задевали за живое, но ни разу не ошибались, говорили четко и, что самое главное, правдиво. Каким-то своим тонким чутьем они ощущали колыхание невидимых нитей, не важно, касалось это музыки или чьих-то глубоко спрятанных мыслей. — Но я не считаю тебя посредственностью, на самом деле, — внезапно произносит Кай, выдергивая Бомгю из омута самокопаний и критики к себе, в который он так частенько любил погружаться. — Твоя игра на гитаре в тот день была не настолько уж и ужасна, насколько тебе помнится, а скорость обучения чему-то, в особенности игре на басу, поражала меня что тогда, что сейчас. Предрасположенность к музыке у тебя точно есть, но, что самое главное, в тебе есть упорство, о котором многие музыканты только мечтают, в том числе и я, и мне нравятся все идеи, которые ты предлагаешь для наших песен. Я жалею, что сомневался в тебе, в особенности, из-за того, что ты не с нашего факультета. Многие не говорят этого, но мы все тобой восхищаемся. — Не нужно, — он стыдливо замахал рукой. — Не нужно оправдываться, и уж тем более врать мне, хорошо? Ведь сердцу Бомгю так искренне хотелось поверить в эту сладкую ложь. — Кажется, кто-то только недавно утверждал, что я эгоист, — тон не звучит обвиняюще, скорее любопытно. — Вы как-то непоследовательны в своих обвинениях, хен. — Ты никогда никого не хвалил на моей памяти. Вот так. По-настоящему, — Бомгю хлопает глазами, смотря куда-то вниз, но не на приближающегося к нему Кая. — Ты абсолютно прав, — он кивает. — Это и правда мой первый раз. Знаешь, почему? Потому что в моей семье слов похвалы мне тоже слышать не приходилось. Это было нашей мотивацией, этаким стимулом, чтобы никогда не останавливаться. Мама как-то порывалась похвалить нас после поступления в Академию, но потом так грустно посмотрела на отца, и просто поздравила с достижением очередной цели. Сестры тоже переняли эту модель поведения от отца, а я... Никогда не считал ее справедливой. Я уже перестал гоняться за этим недостижимым несуществующим одобрением. А ты в нашей группе как никто другой заслуживаешь поддержки, хен, твой прогресс виден. Задрожавшее от безмолвного плача тело скрылось за чужой надежной спиной. Кажется, это был самый искренний разговор в жизни Бомгю. Они смогли разобраться во всем без ругани, крика и драмы, без сорванного голоса и ощущения, что тебя никто не слышит, да и не старается слушать. Бомгю льнет в объятия Кая, ощущая только поддержку и никакого осуждения из-за нахлынувших чувств.

♪♪♪

Бомгю так и не нашел в себе смелости рассказать Каю про свой сегодняшний приступ. Даже после того, как его друг вывернул свою душу и все, что за ней стояло, наизнанку, после посвящения в тайны, что были известны только членам семьи Хюнинов, и теперь ему тоже. Он пожертвовал возможностью снова распросить про их с Тэхеном разговор, точно зная, что в этот раз увильнуть от ответа и снова скрыть свою тайну ему не дадут. Кай решил переночевать сегодня дома у родителей, сославшись на заботу о кошках, оставляя Бомгю наедине со своими мыслями по пути в общежитие. Всю дорогу он замыленным взглядом смотрел в окно, не концентрируясь на сменяющихся пейзажах. Сегодняшний инцидент его не на шутку взволновал. Воспоминания о том дне не пробуждались уже несколько лет, еще и с такой яркостью, будто видение стало явью, и все повторилось вновь. По идее, со временем он должен был забыть практически все травматичные детали, так работает человеческий мозг. Так сказали ему на первой и единственной сессии у школьного психолога, после первого подобного приступа, когда он вновь оказался со своими обидчиками в одной комнате. Там же ему и поставили этот страшный диагноз из четырех букв, и посоветовали знакомого психиатра, чтобы быстро и эффективно избавиться от посттравматического синдрома и вернуть свою жизнь в прежнее русло. Прислушались ли Чхве к советам знающего, образованного человека? Бомгю прекрасно помнит, как под влиянием воспитания своего отца, он рогами уперся в то, что справится самостоятельно и без всяких докторов и таблеток. А теперь ему безумно стыдно за собственную слепую ведомость. Пятнадцатилетнему подростку, пережившему к тому времени уже разные виды насилия, было тогда невдомек, что существует какая-то другая «поддержка», кроме отцовского: «сильные люди помогают себе сами, а слабаком я тебя не растил»; а мать или брат не имели столько сил и влияния, чтобы перечить главе семьи, поддержавшего столь глупый порыв, и попытаться переубедить Бомгю. Их с Каем отцы даже похожи в какой-то степени. Жаль, что только в темных оттенках палитры своего характера. В комнате общежития темно и пусто. Тэхена здесь не было. Неужели до сих пор не вернулся после салона Лии? Или только недавно ушел? Бомгю устало стягивает уличную одежду, комом заталкивает ее в шкаф и переодевается в домашнее: растянутую футболку и длинные шорты до середины колена. Кровать, жестковатая и скрипучая, забирает его в свои владения. По планам до конца недели нужно было бы закончить проект по звукообработке, который ему сдавать во вторник, но, как говорится, аппетит приходит во время еды, а мотивация и вдохновение находятся, только когда до дедлайна остается меньше двенадцати часов, никак иначе. Поэтому портативная приставка занимает весь его вечер, пока глаза не прикрываются сами собой. Ненадолго. Электронный щелчок заставляет вздрогнуть от неожиданности и приподняться на кровати. Бомгю щурит иссушенные короткой дремой глаза и вглядывается в силуэт у двери. — Тэхен? — с зевком произносит он. — Ты где все это время был? — Практиковался, — все тело Тэхена трясет, он идет к кровати будто из последних сил. — Все нормально? — голос обеспокоен, и Бомгю сменяет положение на сидячее. — Абсолютно, — его язык заплетается, а тело с усталым выдохом укладывается на заправленную кровать. — Бахи абсолютно права... И как только голова касается подушки, Тэхен тут же засыпает, оставляя Бомгю в полном недоумении. Он принюхивается, но не чует и намека на запах алкоголя. Не соврал, и, получается, был где-то на территории кампуса, иначе до утра бы не попал в комнату. Эти сутки уже дважды превышали все нормы отведенных на день странностей.

♪♪♪

— И так прошло три недели, — Бомгю притягивает и поджимает под себя ноги, обеспокоенно жуя губы. — Тот день сильно его поменял. Я сначала думал, что это стресс от грядущей постановки, но когда она завершилась — Тэхен не стал прежним, каким его помню я. Бомгю и сам не знал, почему поднял тему своей обеспокоенности за, казалось бы, не самого близкого человека, но когда он с Енджуном, в теплых объятиях на очередной ночевке в его квартире, наконец находило выход то, что так давно из него рвалось. Ни с кем он не чувствовал себя таким защищенным и понятым, неосуждаемым и услышанным. — То есть, — резюмирует Енджун. — Ты заподозрил, что Тэхен влюблен в Кая, и поговорил об этом со всеми вокруг, кроме самого Тэхена? Бомгю поднимает голову, уложенную на плечо Енджуна, чтобы посмотреть ему в глаза: — Ты разве не понимаешь? Он гомофоб. И все это идет изнутри. Это собственное непринятие своего влечения. Я сам через это проходил. Если спросить у него напрямую, он, конечно же, будет отрицать и отнекиваться. В то воскресенье я послал к нему Кая, человека, который ему нравится, вдруг, тогда бы произошло хотя бы небольшое внутреннее осознание, — он начинает распаляться и говорить все быстрее: — Но вместо этого, Кай ему что-то наплел, из-за чего Тэхен продолжил верить в собственную ложь, во «влюбленность» в Бахи. Теперь выпытать полную картину произошедшего ни у кого из них не получается! Конечно, не получается, с Каем они повязаны тайнами, Бомгю молчит про свой недолеченный ПТСР, а Кай недоговаривает про свой разговор с Тэхеном. Про то, чтобы поговорить об этом с самим Тэхеном можно и вовсе забыть, после того воскресенья, все, что стало его волновать — это их групповые собрания и постановка, в комнате его не бывало с утра до ночи даже в выходные. — Кай... Наплел ему что-то? — недопонимающе спрашивает Енджун. — Кай? — Я знаю, у вас всех не укладывается в голове, что такой человек, как Кай, может поступать так, — он скрещивает руки. — Я как-то назвал его эгоистом, и это правда так. Он здоровый эгоист, никак не альтруист, каким кажется на первый взгляд. Он добрый, добрее всех людей, кого я знаю, но делать что-то во вред себе ни за что не станет. И удостовериться в чувствах Тэхена к себе ему не выгодно, он не хочет забивать этим голову, у него своих проблем полно, на нем висит группа, у него чувства к Субину и желание с ним быть. А Тэхен его только обременит, Кай же эмпатичный, он будет страдать из-за этого. Так зачем делать то, из-за чего потом ему будет плохо? Зачем, если по моей же неверной наводке, можно продолжать убеждать себя и его, что чувства к Бахи реальные, а к нему нет? Лицо Енджуна глубоко задумавшееся, Бомгю, хоть и не может оторвать взгляд, каждый раз подмечая невероятной красоты глаза, суженые, совсем как лисьи, и привлекательно выступающий бутон губ, все же с нетерпением ожидает ответа. — Это звучит... На удивление складно, — он кивает, будто соглашаясь с собственными же мыслями. — Но гадать по поводу чужих чувств и мыслей, затея так себе, это можно делать бесконечно, так никогда и не дойдя до истины. Нужно подтвердить или опровергнуть догадки, поговори уже с кем-то из них, в особенности, если ты действительно хочешь помочь Тэхену. — Но как? Тэхена не поймать, и поговорить об этом он не захочет, я точно знаю! А Кай... С ним тоже не получится, я уже пробовал. — Ну так попробуй еще раз. Или что, Кай даже с друзей выспрашивает какую-то стратегически важную информацию в обмен на свою? — он усмехается, но, заметив пристальный взгляд от Бомгю, понимает, что только что проговорил лишнего. — А откуда ты это знаешь? — глаза подозрительно сужаются, а брови хмурятся. — Ну так, пришлось с ним однажды пошушукаться, — Енджун хихикает с опущенным в пол взглядом. — В ту пятницу на баре?! — пазл в голове наконец складывается. Так они секретами делились? А его пьяный мозг всерьез думал, что Енджун с Каем тогда на баре бессовестно флиртовали прямо у всех на глазах. — Неужели обо мне? — Ну, о Субине еще, — его щеки начинают пристыженно гореть, и Бомгю просто не может удержаться. Он обожал наблюдать за разливающимся по лицу Енджуна пунцом, честным и красноречивым. Бомгю губами касается горячего лица, вызывая у его обладателя смущенный выдох. Вплетающиеся в волосы пальцы только распаляют, окрыляют смелостью, и поцелуи спускаются ниже, к подрагивающему кадыку, пускающему рябь по шее. Диван поскрипывает под весом их тел. Енджун спиной опадает на обтянутый гладким дерматином подлокотник и поддатливо выгибается, будто подставляясь под ласку изучающих рук. Енджун предстает образом из тех самых снов, покорным, принимающим, нуждающимся в нем, что не может не отозваться теплом, спускающимся от груди и обжигающим еще ниже. Бомгю оставляет след своих зубов рядом с лямкой нательной майки, у маняще не скрытой острой ключицы, после чего сцеловывает с губ удивленный выдох и пробирается ладонями под облегающую узкую ткань. Енджун вжимает живот, отчего выступающие ребра выделились еще явнее, его руки полуобняли чужие узкие плечи, приблизив тела друг к другу, а рядом с ухом послышалось взволнованное дыхание. — Уверен, что хочешь продолжить? — голос Енджуна понижается, а пальцы стиснулись до хруста, когда руки Бомгю мазнули по талии и остались на подтянутых бедрах. — Вполне, а ты? — хоть мысли безостановочно желали продолжения, он остановился, готовый в любой момент отпрянуть и спустить все на тормозах, если Енджун так решит. Возможно, не стоило так торопиться? Они ведь и полного месяца не встречаются, а Бомгю уже пытается перевести их отношения в горизонтальное положение. Становится даже стыдно за себя, за то, что все-таки не удалось сдержать свои руки в узде. Енджун теперь сердится? Точно сердится. Нужно как-то немедленно загладить вину. Пока комок сожалеющих о своем проступке мыслей собирался в голове в цельное предложение, Енджун зря времени не терял и в любимой манере пленил подбородок Бомгю своими пальцами, заглядывая в глаза напротив с нетерпением: — Тогда не останавливайся. — Ты не... Ну, не стесняешься? — взгляд неуверенно бегает по лицу Енджуна, пытаясь найти там хоть каплю сомнения или страха. И не находит ничего, кроме застилающих глаза бесконечного доверия и сильного желания о продолжении. — Тебя? Брось, — он улыбается, тыльной стороной ладони проводя по виску и щеке Бомгю. — Единственное только... У меня нет ничего вспомогательного. Вообще ничего. Партнера у меня давно не было, а в одиночку я... Не балуюсь. Енджун смеется слегка неловко, пряча лицо в плече рядышком, и сгибает ноги в коленях, между которыми Бомгю сидел, будто намереваясь вот-вот встать. — Вообще-вообще? — заинтересованно спрашивает он, вжимая Енджуна спиной обратно в подлокотник. — Не до такой степени, чтобы мне понадобилась смазка или презервативы. Енджун растягивается по дивану, привлекательно потянувшись, заставив черную майку обнажить промежуток медовой кожи живота. И рука Бомгю уже по хозяйски туда ложится, передавая свое тепло прохладному телу. И чего сидел и мерз в своей маечке, хотя обычно в три слоя одежды был укутан? Неужели специально? Поэтому-то не сильно удивился, к чему все в итоге привело? — И когда же ты в последний раз трогал себя? — рука идет выше, задирая майку, раскрывая взгляду все больше мест, которые раньше прятались под одеждой. — В-во вторник, — когда ладонь ненароком обводит его грудь, Енджун подкидывается, покрываясь шершавыми мурашками. — Вечером, после нашего видеозвонка. — Обо мне думал? — от глаз Бомгю не уходит ни малейшая реакция на собственные действия, потому он снова и снова как бы невзначай касался выступающих на гладкой коже сосков, заставляя Енджуна обкусывать от удовольствия губы. — Конечно. Кто же еще имеет такую власть, — Енджун направляет одну из рук Бомгю в местечко, под которым усиленно, будто пытаясь до кого-то достучаться, билось его сердце. — Над моим сердцем и разумом? Бомгю улыбается и помогает Енджуну избавиться от майки совсем, не упустив возможность полюбоваться перекатывающимися мышцами слегка подкачанных атлетичных рук. Картина просто потрясающая, Енджун поправляет растрепавшиеся волосы, зарываясь в них одной из ладоней, при этом продолжая неотрывно смотреть глаза в глаза. Бомгю смачивает губы, не без удовольствия медленно обводя взглядом лицо любимого человека, алеющее пятно под ключицей, вздымающуюся грудь, поджатый напряженный живот и слегка виднеющуюся округлость в широких домашних спортивках, которую Бомгю накрывает рукой. — Рад, что не только меня посещают подобные... Желания, — полушепотом произносит он. Енджун приподнимается и тянет края толстовки Бомгю вверх, но внезапно получает сопротивление. — Там... Не на что смотреть, — он пытается опустить кофту на прежний уровень одной из ладоней, а второй жестом просит остановиться. — В смысле? — Енджун улыбается, не выпуская ткань из рук. — Это же ты. Он пальчиками пробирается под одежду и дотрагивается дрогнувшей теплой кожи живота. Бомгю хватает Енджуна под локти, но не может остановить его продвижение дальше, а потому оказывается в объятиях с блуждающими по спине руками. — Спрашивал, не стесняюсь ли я, а сам даже раздеться не желаешь? — смешок вырывается изо рта. — Я... Я ведь спрашивал, потому что ты раньше с парнями не встречался. Это ведь была забота, а не издевка. — А до меня тебя никто не пытался раздеть? — он любопытно склоняет голову в бок, между тем скрытно поднимая низ одежды Бомгю из-за спины. — Это было не нужно, — глаза как-то сами уходят в сторону, будто ему предстояло рассказать о чем-то очень стыдном. А, может, правильнее было сказать, «это было не важно»? — Странные у тебя раньше были партнеры, Бомгю-я, — Енджун высвобождает его голову из воротника толстовки и быстро стягивает флисовые рукава. — Любили ли они тебя вообще? Енджун губами припадает к раскрывшейся шее, откидывая прочь все мысли о прошлом. Зачем сейчас думать о давно ушедших днях? Эти люди больше не причиняют боль своим присутствием. Сейчас был важен только тот, кто жадно исследовал его тело, как никто другой раньше, важно показать ему всю свою любовь и серьезность намерений. Бомгю вновь вжимает Енджуна в диван. Сегодня инициатива будет за ним. — Лежи смирно, — голос слегка похрипывает, но даже этого хватает, чтобы Енджун замер, как послушный пес. Природу этого еще предстоит изучить, а пока... Бомгю избавляется от домашних спортивок Енджуна, отбрасывая их как ненужную тряпку, и ведет рукой сначала вверх, оглаживая тонкую ткань белья, а затем вниз, замечая, как подлетают чужие бедра. — Смирно — значит без движения, — чеканит Бомгю, вдавив выгнувшуюся поясницу под жалобное мычание сквозь сомкнутые губы. Собственное возбуждение как-то странно влияло на его поведение. Никогда в Бомгю не просыпалось столько желания контролировать, подчинять и ожидать послушности. А Енджун не препятствует, не просит остановиться, он растекается под ним, подстегивая на более решительные действия. Откуда даруется столько смелости рядом с Енджуном? Смелости говорить о себе и своих чувствах, смелости делать что-то и не быть за это осужденным, смелости быть собой? Рука пробирается под белье, к горящему ожиданием месту, возбужденно-твердому члену. Енджун выдыхает глубоко и заводит руку за голову, вцепившись в подлокотник, продолжая стараться следовать указанию не двигаться. И внутри Бомгю все трепещет от его полного повиновения. За это полагается награда. Он пальцами скользит по влажной головке, размазывая влагу предэякулята, и спускается к яичкам, вновь провоцируя выдержку Енджуна. Тот запрокидывает голову, трехглавые мышцы плеча поджимаются, а изо рта вырывается сдавленный стон. — Гю-я-а, — тянет он, покусывая губы. — Я здесь, — ладонь на члене сжимается, вновь вызывая отклик. — Что такое? — Продолжай, пожалуйста. И как тут ослушаться? Учитывая, что он и не собирался прекращать. Белье больше не нужно, резким движением, да так, что ногти мазнули в непосредственной близости к лобку, серая ткань, прячущая самое сокровенное, маякнула перед глазами и исчезла где-то на полу. Енджун не сводит глаз с лица Бомгю, пока тот изучает открывшуюся взгляду картину: его член, блестящий от естественной смазки, не слишком большой, с единственной выступающей у головки аккуратной веной. Отчего-то по его обнаженному телу пошли мелкие мурашки, и Бомгю кажется, что это хороший знак. Смочив губы, он неожиданно склоняется к паху Енджуна, заставив того пораженно охнуть и полудугой вжаться в диван, будто пытаясь отдалиться. Но непреодолимое препятствие, обивка дивана, не позволило сбежать, и, изогнувшись в усмешке, губы Бомгю оставляют на красноватой головке первый поцелуй. Рука вновь ожила, превращая медленные и тягучие движения в активные и размашистые. Выдержка Енджуна трещала по швам. Стоны вылетали изо рта безо всякого стеснения, не удерживаемые теперь ничем бедра задрожали, а костяшки сжали дерматин до побеления. Бомгю дразнится, трется о член щекой, носом, задевает волосами и жадно выискивает реакции. А затем внезапно отстраняется вовсе. Звенькает металлическая пуговка, раскрывающийся замок ширинки в тишине комнаты подобен раскату грома, штаны отбрасываются, повисая на противоположном подлокотнике. Если Енджун еще кое-как держался, то вот самообладание Бомгю было куда хрупче. Возбуждение овладевало им, а отсутствие хоть какой-то стимуляции в течение этих долгих минут подстегивало к более решительным действиям. К чему угодно, лишь бы наконец почувствовать облегчение. Енджун терпеливо наблюдает за раздевающимся Бомгю, кажется, ни капли не стесняясь своего уязвимого положения с широко раздвинутыми ногами. Танцевальная растяжка никуда не делась, и взгляд то и дело возвращался к бедрам и привлекательно выступающим на внутренней части округлостям. Голову внезапно посетило воспоминание о том сне, подкидывая кое-какую идею на проверку. Он сгибает ноги Енджуна в коленях и скрещивает между собой. Недопонимающий взгляд сменяется удивлением после первого толчка в неплотно сжатые ляжки. Енджун жмурится, выпуская гортанный стон, когда член Бомгю проезжается по его. Тело настолько гибкое, что позволяет уложить колени на грудь для большего удобства, руки Бомгю оказываются по обе стороны от головы Енджуна на подлокотнике, и происходит еще один толчок. Трение о гладкую кожу не просто приятно, оно напоминает чувство проникновения, на животном уровне вызывая желание продолжать. — Еще, Гю-я, — голос Енджуна вторит внутреннему желанию. Шлепки тело о тело становятся все громче, напряженные выдохи переходят в стоны, Енджун зарывается рукой во влажные волосы, а второй спускается вниз, сузившейся ладонью встречая член Бомгю. Бедра Енджуна — покрасневшие, разгоряченные трением, благодарно принимающие его член — самая горячая картина, которую ему приходилось только видеть. По мере ускорения толчков все ближе подбиралась и развязка. Судя по подвываниям больше не способного на членораздельные звуки Енджуна, он тоже был близок. Енджун вновь заводит руку за голову и накрывает напряженную ладонь на подлокотнике своею, Бомгю все понимает и переплетает их пальцы, ощущая его крепкую хватку. Он обрушивает град поцелуев на согнутые аккуратные колени, члены трутся друг о друга, Енджун помогает им рукой, хныкает, жмурится и кончает первым. Его тело сразу становится тяжелее, ноги пытаются разъединиться, но Бомгю удерживает их. Дрожащие в оргазме бедра добавляют новых стимулирующих ощущений, и вскоре он изливается следом, запачкав спермой живот и ягодицы Енджуна. Ртами они хватают непоступающий в легкие воздух, тяжело дышат после яркого взрыва гормонов и пытаются проморгаться, чтобы восстановить ясность замыленного зрения. Енджун наконец выпрямляется и утягивает слабеющего Бомгю к себе в объятия. Сердца будто наперегонки не поспевали друг за другом и бились в грудные клетки вразнобой. Тела, горячие и голые сплелись в одно, и Бомгю утыкается лбом в плечо напротив. — Ты как? — спрашивает взмокший Енджун, заправляя сползшие на глаза волосы Бомгю за ухо. — Это я должен спрашивать! — шутливо-обиженно тянет он, после чего тихо смеется. — Все прекрасно. А... Ты? Бомгю рукой гуляет по телу Енджуна, оглаживает ямку ключицы, волной спускается ниже и остается на изгибе талии. — Это было... Неожиданно. Но хорошо, — он тянется к тумбочке, пошатнувшейся от прикосновения, вытягивает две некогда влажных салфетки из вскрытой упаковки и протягивает одну из них Бомгю. — Спасибо. Енджун принимается стирать подсыхающие белесые капли с живота и, когда он, кажется, заканчивает, Бомгю отрывается спиной от дивана и своей салфеткой тянется к его ягодицам. — Ты...? — голос смущенно удивляется. — Еще там чуть-чуть, — он двигается по памяти и под кроткий выдох стирает собственные же следы. После чего Енджун тут же сводит ноги. — Что такое? — Хватит, насмотрелся уже, — фыркает он. — Серьезно? — Бомгю посмеивается, принимаясь поднимать упавшую на пол одежду. — Ты вообще раздеваться не хотел, — колко припоминает Енджун, принимая сидячее положение. — Почему? Бомгю протягивает ему белье и сам начинает одеваться, квартира-то Енджуна теплее не становилась, даже от недавних горячих событий. — Я же говорил, это было не нужно тогда. Раньше... Раньше мне казалось нормальным, что люди, с которыми я был в отношениях, просили меня не раздеваться, у всех свои вкусы и предпочтения. А потом меня сломало, и я не могу по-другому теперь. Внезапное касание оголенного плеча заставляет вздрогнуть и обернуться на приблизившегося к нему Енджуна. Лицо искажено тревожной заботой. — Что за люди были в твоем окружении? Хоть кто-то ведь любил тебя? Не говори, что это не так. — Мама. Брат. А мои бывшие партнеры... Не могу за них отвечать. Слов любви от них я не слышал, только упреки. Одна ругала за женственность, длинные волосы. Другой за сатури, мальчиковое телосложение... — он усмехается, застегивая штаны. — Ты почему не одеваешься? Енджун заключает его лицо в объятие ладоней, смотря прямо в глаза. Надломленная линия бровей Бомгю, образовавшаяся по мере рассказа, распрямляется от заботливого взгляда напротив. — Мне так жаль, что другие люди не любили тебя, не вписывающегося в их фантазии. Но при мне тебе не стоит ни о чем беспокоиться. Бомгю притягивает Енджуна поближе за узкую талию, и тот улыбается, соединяя их лбы: — Потому что рядом с тобой я сам не боюсь быть настоящим. И это громче любого, даже самого красивого признания в любви: их робкие откровенности, разделенные наедине друг с другом, безоговорочная вера и ненужность доказательств прямо здесь и сейчас. Сердца сплелись и разговаривали между собой сами, а им хватало только уверенных взглядов и переплетенных крепко рук, чтобы довериться.

♪♪♪

Бомгю гримируется наспех, копается в принесенной Каем косметичке, неосторожно разводя на столе бардак, наносит на веки тени, высветляет лицо пудрой на несколько тонов белее, как совсем недавно научили, добавляет глиттера во внешний и внутренний уголок глаза и пристально вглядывается в зеркало. Вышло вполне себе сносно, учитывая, что со сцены никто огрехов не разглядит. Он не замечает, как начинает любоваться собой и своим сегодняшним нарядом. Черной блузой с фатиновыми рукавами, воротником-лентой, окружающей шею и спускающейся по спине вниз длинными полосами до внутренней стороны колена. Между прямыми шортами и высокими сапогами образуется совсем небольшое пространство, открывающее худые скульптурные колени. Бомгю раньше и не думалось, что в магазине подержанной одежды можно было найти столько пригодного для их выступлений. Все это благодаря Каю, его советам и помощи, его видению полной картины. Талантливый человек талантлив во всем, и без него группа не то, что выглядела бы по-другому, ее бы вообще не существовало. И Бомгю тоже не выбрался бы из той трясины, в которую его загнали обстоятельства уже кажущейся такой далекой жизни до поступления в Сеул. — А в первые разы ты к косметике даже притрагиваться брезговал, — хихикнув, припоминает Кая, отвлекшись от телефона. — Время идет, мы тоже больше не та группа, что год назад, приходится соответствовать. Я возьму духи? — Да, бери. Дорогой аромат в пару пшиков окружает Бомгю, опадая на волосы и одежду. Сегодня его внешний вид и правда выдающийся. — Так радостно видеть, что ты больше не отворачиваешься от зеркала как можно скорее, а наслаждаешься своим видом, — Кай улыбается, тоже появляясь в отражении. — Енджуни-хен благотворно на тебя влияет. — Вы оба сделали для меня многое, не знаю, получится ли когда-нибудь в должной мере ответить вам тем же. Кай промаргивается от неожиданности. Да, слова искренней благодарности услышать от Бомгю до этого момента казалось чем-то сродни находке четырехлистного клевера, в это попросту не верилось. — Твоя внутренняя работа тоже важна, без собственного желания ничего бы не изменилось, — кивает Кай. — Несмотря на то, что ты все еще отмалчиваешься про тот... «Приступ», в остальном твои изменения поражают. — Давай... Поговорим об этом позже, хорошо? До концерта это собьет наш настрой, — каждое слово весило будто в стократ тяжелее предыдущего. Но Бомгю не сдавался. Теперь, благодаря Енджуну, он знал, кому можно доверять, а кому нет. И он с Каем должны услышать это первыми. — Ты с каждой секундой удивляешь меня все больше, — пораженно заявляет он, прикладывая руку к груди. Лицо по-настоящему удивленное. Конечно, настолько он привык к молчунам, запирающим от него свои сердца, что когда кто-то из них приоткрывает завесу своих секретов — это вводит в настоящий ступор. Но Кай быстро отходит, возвращая озорной тон: — Не сократить ли нам сегодня программу на треть? Бомгю цокнув языком, все же не сумел сдержать расцветшую на губах улыбку. Он окинул свое отражение взглядом в последний раз и толкнул дверь на выход из гримерной. Выступление в «Star Lighter», как в старые добрые, вызывало теплое чувство возвращения домой после длительного скитания по другим площадкам. У шторы, прикрывающей выход на сцену, уже стояли Хвасын с покуривающим электронную сигарету Бэкхеном. Выступление должно начаться с минуты на минуту. — Готовы? — Хвасын оборачивается на Бомгю со спокойной улыбкой. — Да, — отвечает Кай за спиной и обходит медлительного Бомгю, встает между друзьями и первый протягивает свою руку. Следом на его ладонь кладет свою Хвасын, затем Бомгю, и с небольшой задержкой Бэкхен. — Файтин! Покоряем сердца! Из сценических динамиков воспроизводится заранее записанная аудиодорожка. Это было идеей Бомгю, в перерыве от работы над будущим альбомом, записать приветственную фразу, которая будет проигрываться перед каждым их выходом на сцену. Записанный голос Бомгю разнесся по притихшей толпе: «Убедительно просим вас отключить мобильные телефоны, не влюбляться в артистов и, что бы не случилось, не винить свое сердце», а затем Кай дублировал на английском: «We kindly ask you to turn off your phones, not to fall in love with musicians and no matter what don't blame your heart», обыгрывая название их группы. Аплодисменты и взвизги толпы поддерживают боевой настрой, созданный за кулисами, Кай с Бомгю перекидывают ремни своих гитар через голову и выходят на сцену, придерживая грифы рукой. Внизу много знакомых лиц, но Бомгю выглядывает лишь одно. Енджун улыбается ему радостно, стоило их глазам встретиться, и машет в ответ. Его поддержка и желание сегодня быть в толпе, а не за кулисами, чтобы насладиться концертом, только придавало духа и распаляло желание выложиться на полную. Судя по тому, что Субин не рядом с ним, он опять не смог (или не захотел) приехать. Зато совсем неподалеку от Енджуна в свете блуждающих софитов отсвечивали серебряные волосы Тэхена. В последнее время он довольно часто приходит, и вот уж в чьих чувствах к Каю Бомгю точно не сомневается. Хоть ситуация Тэхена и осталась нерешенной — он так и не смог выбраться из своего полярного положения, не продвинулся ни на шаг ни в одну из сторон, Бахи оставалась к нему холодна, а Кай продолжал верить, что он никаким образом не причастен к его проблемам; сегодня его лицо вполне себе живо и оптимистично, он даже заметил на себе взгляд Бомгю и в приветственном жесте кивнул в ответ. Они здороваются в микрофон в привычной манере, просят теплой поддержки, пока не озвучивая факт готовящегося к релизу альбома, и для разогрева начинают с кавера одной из любимых песен Хвасына.

now playing: Chase Atlantic — Roxanne

Бомгю любил Chase Atlantic всей душой, ведь для каждого настроения и каждой жизненной ситуации у них можно было найти что-то подходящее. Но как исполнителя каверов на их песни, единственным их недостатком были донельзя долгие вступления. С одной стороны, наградой за терпение станет великолепная песня, которая еще надолго останется на душе приятным осадком, но, с другой, Бомгю еле удерживался, чтобы не начать петь раньше положенного, не совладав с импульсивной мыслью. Бэкхен негромко и ритмично настукивает в том, повторяя звук оригинальной композиции, а Хвасын за синтезатором вытворяет самую настоящую магию, воссоздавая клавишами те самые колокольчики и зацикливая на воспроизведение электронные, будто переливающиеся в свету как драгоценные камни, ноты, образуя подложку для гитар Кая и Бомгю. — Tell me your name, I don't ever wanna let you down, no, I just wanna kiss your lips in the rain, — голос Кая слегка форсированный, какой они совсем недавно практиковали на совместном занятии по вокалу. — Then my hand meets your thighs, with that look in your eyes I can never forget, — Бомгю вытягивает руку в сторону зала и улыбается, вновь находя взглядом Енджуна. — Then it's back to my room, what a wonderful view, love, — свои мысли стоило бы держать в узде, пока он на сцене, но что поделать, если они так и угодили совпасть с лирикой пропеваемой песни? — Roxanne, why you wanna leave me on my own now? — даже преподавательница Кая хвалила соединение их голосов, как нечто, созданное в паре на небесах, слегка смущая парней подобным сравнением. — I think we should go, but I'm not sure enough, Roxanne... — I'll drive us somewhere far away from out of town. Now I'm falling deep within your eyes like cocaine, — Бомгю знает, что Кай обращает свой взгляд куда-то в зал, и абсолютно не удивляется большим темным глазам Тэхена, неотрывно смотрящим на главного вокалиста. Это жутко неправильно, наверняка внутри него бурлила смесь различных эмоций, а он даже не мог понять, как это идентифицировать. Но, судя по тому, как Тэхен холодно отвечал на вопросы, касаемо Кая и того разговора, непрошенного причинения добра себе он не желал, а потому Бомгю был бессилен здесь. Толпа возбужденно поддерживает припев своими голосами, наперебой друг другу произнося имя девушки, которой была посвящена эта песня. Когда-нибудь Don't blame your heart исполнят оставшиеся песни из альбома «Nostalgia», и Бомгю с Бэкхеном отойдут в мир иной без каких-либо оставшихся сожалений. — And now it's burning my mind, that you left me a sign, with your lips and your thighs, you pulled them closer to mine, — губы почти касаются динамического микрофона, звук из мониторов транслируется четко, и, можно сказать, сегодняшнее звучание удовлетворяет его полупрофессиональный слух на все сто. Несмотря на то, что их группа выступает вместе уже целый год, еще ни один концерт не заставил Бомгю почувствовать скуку или усталость. Засчет разнообразия номеров, насколько им хватает фантазии, разных аранжировок и попросту от горящего интузиазма в груди, каждое выступление казалось уникальным и оттого таким желанным и доставляющим удовольствие. Кажется, сцена — это и правда то место, где Бомгю ощущал себя как дома. И он без лишних слов знал, что Кай чувствует то же самое. Они оба не могли позволить себе оплошать, оба бесконечно практиковались перед выходом в свет. И если у Кая это привито с детства, то вот тяга Бомгю к самосовершенствованию была для него чем-то совершенно новым. Ему по-настоящему казалось, что до этого попросту не было вещей, которыми он наслаждался в такой степени, что постоянно выкраивал себе свободное время, лишь бы еще чуть-чуть попрактиковаться. Публика сегодня отзывчива, как никогда. Кажется, число совсем не знающих их людей — минимально. Каждую песню встречают очень тепло, кто-то подпевает, а кто-то тянет руки ввысь, надеясь урвать кусочек внимания от музыкантов. Чувство эйфории от осознания, что кому-то не плевать на них и их музыку, кажется, готово было прямо сейчас унести Бомгю высоко в небо, поэтому он лишь крепче хватается за микрофонную стойку и переводит взгляд на заговорившего Кая. И, как и было запланированно, в конце вечера им было что сказать. Бомгю замечает Енджуна, выбирающегося из толпы и направляющегося к закутку гримерной, как его и просили, после чего высматривает Тэхена, слегка потерянного и нервного. — Большое спасибо за ваше присутствие сегодня, ваша поддержка — это то, что двигает нас вперед, — улыбнувшись, начал свою речь Кай. — И, в знак нашей бесконечной благодарности, у нас есть одна новость, которая точно вас обрадует. — Семнадцатого мая, ровно через месяц, на всех площадках вас будет ожидать наш первый официальный релиз — полноформатный альбом «Freedom Paradox», который стал возможен благодаря вам, — кивает Бомгю. Новость вызвала ажиотаж среди толпы, поддерживающие аплодисменты и вскрики не стихли, даже когда Кай вновь заговорил в микрофон. — Пожалуйста, продолжайте следить за нашими аккаунтами, вся свежая информация по поводу релиза и последующих за этим мероприятий будет своевременно выкладываться именно там. Большое спасибо! — Спасибо! — поддерживает его выкрик Бомгю, и группа покидает сцену. Хвасын сразу же приземляет свои ладони на плечи вокалистов и ободряюще улыбается. Это было их последнее выступление перед выходом альбома, кажется, даже Бэкхен как-то удовлетворенно спокоен, можно даже сказать, доволен, а такое на его безэмоциональном лице высмотреть до этого казалось довольно проблематичным. Нельзя сказать, что Бомгю плохо знал человека, с которым уже год по многу часов в неделю практикуется и довольно часто выпивает. Бэкхен не немой, но довольно неохото про себя что-то рассказывает. Удалось лишь отрывками услышать, про властную мать-депутатку, не поддерживающую его выбор в поступлении на музыкальное направление, да про бывшую жизнь в составе золотой молодежи, которую он коротко обозвал лишь постыдной ошибкой прошлого. Но вот что творилось у него на душе прямо сейчас — тема, которую он не затрагивал никогда. И безэмоциональное лицо, с которым он, кажется, родился и вырос, ни капли не помогает понять его лучше. За сценой Енджун встречает его объятиями и нежным поглаживанием по волосам. — Это было великолепно, правда! — он переводит взгляд на других участников группы. — Спасибо, — Хвасын подмигивает ему и смеется с удивленной реакции окружающих. Пока Кай занимает остальных своим обычным разбором полетов и обсуждением мелких погрешностей, задевших его золотое музыкальное ухо, Бомгю отводит Енджуна немного поодаль от них. — Где тут можно найти самое уединенное место? Он недопонимающе хмурится сначала, после чего по лицу расползается ухмылочка: — Смотря для чего. — Нам нужно поговорить втроем. Наедине. — Тогда, это, конечно, гримерки, туда сейчас есть доступ только у вас. Но тогда придется как-то спровадить остальных. Второе, это проулок, к которому ведет запасной выход в конце коридора. Третье... Небольшое складское помещение, но для этого нужно выйти из-за кулис. Бомгю кивает, подзывает рукой Кая и, надавив ладонью на его плечо, заставляет чуть наклониться в свою сторону, после чего произносит почти в самое ухо: — Бэкхен сейчас уйдет курить, можешь Хвасына отправить с ним? И чтобы подольше его на улице подержал? Тогда в гримерке я постараюсь все по-быстрому рассказать. Кай пожимает плечами и, со словами «попробую», направился к ничего не подозревающему Хвасыну, пока Бомгю повел Енджуна в небольшую комнату, душноватую, сохранившую почти неуловимый запах духов, которые они с Каем распылили около часа назад. — Что за внезапность такая? — с любопытной улыбкой спрашивает Енджун. — Я думал, что мы сразу же поедем ужинать после концерта. — Я задолжал Каю кое-какую информацию обо мне, но ты тоже заслуживаешь ее знать, — Бомгю слегка нервно разминает пальцы, бросая взгляды на дверь гримерной. Через несколько мгновений она впускает в себя Кая. Одного Кая. — Наконец-то. — Ну, у нас минут десять. Кай подталкивает Енджуна в сторону диванчиков, оставляя вжавшегося в стол Бомгю стоять напротив них. — Сколько там прошло? Полгода? С тех пор я в голове перебрал, кажется, все теории, что с тобой могло произойти, но так и не нашел ни одну правдоподобную, слишком уж мало исходных данных. — О чем ты? — Енджун поворачивается на Кая, совсем не улавливая сути его слов. — Это произошло в тот же день, что и их разговор с Тэхеном, о котором я рассказывал. Кай выдыхает через нос, пытаясь скрыть раздражение, кажется, сдерживая себя, чтобы не сказать чего лишнего и не спугнуть идущую прямо к нему в руки такую долгожданную искренность. — Они ушли поговорить в коридор, а я остался в студии с Хвасыном, решил скоротать время, зашел на твой аккаунт, которым ты тогда поделился со мной, — Бомгю кивает на неморгающего сосредоточенного Енджуна. — И... Не справился с воспоминаниями. — С воспоминаниями? Какими? — Тише, хен, не перебивай! — Да. В прошлом... Я думал, что я это пережил, что больше не страдаю от этого, — дыхание сбивается, и он нервно сглатывает слюну. — Но они были такими... Реальными. Я как будто снова оказался там. В-в школьном туалете, в который меня заманили. На лицах начала проглядываться первая реакция, удивленная, смешанная с недопониманием нахмуренных бровей. — Я тогда около полугода переписывался с девушкой. Она сама написала мне однажды. Сначала я не воспринимал все всерьез, общался только потому, что она всегда писала в чат первой. Потихоньку я начал ей раскрываться, делился секретами в ответ на ее секреты, и из-за этого наше общение начало казаться таким доверительным, что я потерял бдительность. Сейчас-то я понимаю, что она, нет, те, кто за всем этим стоял, просто врали мне и раскручивали на личную информацию. И когда они почувствовали, что я на крючке, что я начал влюбляться и писать первым, «Суджон» после моего желания увидеться назначила мне встречу после всех уроков вечером. Проверку на дурака я не прошел, думал, что она стесняется, а на самом деле... — руки стискивают край столешницы. — Меня затащили в туалет. Кажется, там было человек семь, и всем им я чем-то не нравился. Кай прикрывает рот ладонью, кажется, понимая, к чему все идет, пока Енджун пустым взглядом смотрел куда-то в сторону, полностью погрузившись в рассказ. — Зная, что самое ценное в моей жизни — это гитара, у них ничего не дрогнуло, когда они стали изрезать мои руки в кровь, предварительно избив, чтобы не пытался сопротивляться. И если бы только это... — он вновь смотрит на свои ладони, чудом зажившие и функционирующие как прежде. — Насквозь их протыкали тоже. — Но... За что? — в унисон произносят парни. — Я тоже задавал этот вопрос, выкрикивал, в надежде не только получить ответ, но и привлечь кого-нибудь на помощь. Вразнобой каждый называл свою причину, «чтобы не зазвездился», «потому что ты урод», «ты заслужил»... На крики так никто не пришел, только охранник минут через двадцать обнаружил меня в пограничном между бредом и потерей сознания состоянии и вызвал скорую. Они уже давно скрылись к этому времени. — Пожалуйста, не говори, что им ничего за это не было, — хрипло шепчет Енджун. — Среди них нашелся один со своими связями в полиции. Да и без них максимум, чем они отделались бы — это штрафами, будто ты не знаешь. Хотя... Вы в Сеуле, наверное, и правда не знаете. В общем, мне намекнули, как лучше поступить в участке: простить их после вслух произнесенных извинений и забрать заявление, что я и сделал, после чего дело замяли. Возможно, будь я менее сговорчивым, мне бы потом еще похлеще добавили, и со своими подвижными пальцами я бы мог попрощаться навсегда, как и с мечтой продолжать играть на гитаре. — Так, получается, твои воспоминания, это...? — Кай замолкает. Боится произносить эти буквы или надеется вообще их не услышать? — ПТСР. Мне диагностировали его через два месяца после произошедшего, когда я в первый раз свалился в припадке, диссоциативной реакции, как мне потом сказали, из-за нахождения в одной небольшой комнате с одним из тех, кто... Делал это со мной. Я стараюсь не вспоминать об этом детально, простите. Из-за того, что я отказался от терапии, я не знаю, когда в очередной раз меня может накрыть. Я надеялся, что оно прошло само, ПТСР может отступить и без лечения, но, кажется, не в моем случае, и я просто находился в долгой ремиссии. В комнате повисло молчание. Бомгю стеклянным взглядом смотрит в сторону, и не сразу замечает подошедшего ближе Енджуна. Тело непроизвольно вздрагивает, а ладони оказываются бережно окутаны чужими. Кажется, только благодаря ему Бомгю продолжал держаться, несмотря на вероломно подступающие миражи прошлого. Совсем как мама, Енджун прижимает его ладони к своим щекам. Чистые. Не окропленные кровью. — Им вернется за это втрое больше и еще больнее, — шепчет он. — Мне... Все равно, на самом деле. Я никогда никому не желал зла или неудач, так легче живется. И что у них сейчас в жизни творится — мне неинтересно. — Это правильно, — Кай как будто оттаивает и тоже встает с дивана. — Чем меньше думаешь о зле, тем меньше его будет и в твоей жизни. И на плечах оказываются его объятия. Подступившая тошнота вместе с вновь прорисовывающимися подробностями прошлого притупляется и постепенно покидает тело и разум. — Что за групповые обнимашки? Я тоже хочу! — вскрикивает Хвасын и налетает на скрепившихся руками друзей. — Как ты так бесшумно дверь открыл? — хрипит слегка придушенный заботой товарищей Бомгю. — Это все Хен-а, — и правда, Бэкхен стоял в дверях, ручка все еще оставалась в ладони, а взгляд как-то устало, будто нехотя, медленно перескакивал с одного человека на другого. — Не знаю, в честь чего такие нежности, но я тоже вас всех обожаю. Руки Бомгю достигают чьих-то плечей, оглаживают в знак благодарности, а губы растягиваются в улыбке. — Бэкхени-хен, иди к нам, — хихикает Кай, протягивая руку в его сторону. — Идем, только тебя не хватает. И он правда подходит, присоединяется, приобнимая плечи Кая и Енджуна, образуя вокруг Бомгю плотный круг объятий. Радостное чувство общего сплочения разливающейся по конечностям теплотой захватило его сердце. Их команда — это первый коллектив, в котором Бомгю чувствовал себя таким нужным и несомненно любимым. Несмотря на мелкие разногласия и секундные ссоры с каждым месяцем он чувствовал лишь их укрепляющиеся узы. А про Енджуна под боком и говорить нечего — он был его самой надежной поддержкой. Их связь — это единение душ, тихая и искренняя любовь, о которой не хотелось кричать во все стороны. Ее хотелось теплить в себе, чтобы это было дело только их двоих, без посторонних глаз и чужих советов. — Все-все, ему хватило, — немного ревностно произносит Енджун, вытаскивая своего парня из кокона чужих рук. Бомгю смеется, позволяя выпутать себя, и оставляет свои руки лишь на его плечах. — Спасибо за прекрасный концерт, мы, пожалуй, откланяемся, чтобы отойти к ужину. Бомгю наспех хватает свои вещи из гримерной, пока его ведут к двери: — Я заберу гитару завтра, хорошо, Кай-я? До скорого всем! Они выходят из-за кулис в порядком опустевший зал, пересекают партер, проходят мимо барной стойки и останавливаются только у самого выхода, чтобы проверить свой внешний вид. — Заметил, как Хвасын изменился, расставшись с девушкой? — пока Бомгю оглядывает свое подуставшее после отработанного концерта отражение коротким взглядом, Енджун, критично поджав губы, похлопываниями укладывает слегка растрепавшиеся волосы. — Конечно, заметил, поэтому так быстро тебя и увел. — Хвасын не по парням, — он прыскает. — Можешь приспустить свою ревность. — Я до тебя тоже думал, что я не по парням, — Енджун приобнимает его талию и ведет к выходу. — Так что теперь я вдвойне бдителен. На улице тепло, но не душно. До сезона жары и безумной влажности еще было время насладиться неделькой-второй приятных вечеров не под кондиционером. — Сколько мне еще говорить, что кроме тебя, меня никто не интересует? — ладонь оказывается в чужих темных волосах и оглаживает объемные прядки между большим и указательным пальцами. — Тогда хочешь переехать? Ко мне? — Енджун поворачивается, и в глазах ни намека на шутку или несерьезность. — Как только мы начнем получать прибыль с нашей музыки, так сразу. Потому что пока мы едва в ноль выходим. Твою квартиру я не потяну. Скажем... Если в топ сто «Билборда» попадем, я в ту же секунду окажусь у твоего порога с чемоданами. — Понятно, мог бы сразу сказать, что переехать для тебя — это что-то из разряда фантастики, — и фыркает под конец. — Ах, вот ты как веришь в наш успех?! — шутливо-возмущенно вскрикивает Бомгю и обиженно дует губы. — Пойдем, угощу мясом восходящую звезду. Он сразу меняется в лице после услышанного и радостно приобнимает руку Енджуна: — Так бы сразу! — он хихикает и уворачивается от щелчка по носу. Наверное, скажи Бомгю кто год назад, что этот одновременно волнующий и пугающий переезд из родного дома принесет в его жизнь столько счастливых событий, то он поберег бы свои нервы и спал по ночам спокойно. У него теперь есть место рядом с дорогими людьми, кому отданы душа, сердце и лучшие годы. А все те страшные, вбитые отцом в его голову предсказания, не сбылись, даже начали казаться очередной издевкой, каких уже было не сосчитать. Почему отец предпочитает запугивать своих сыновей несуществующими трудностями, вместо обычной эмоциональной поддержки и теплых искренних слов заботы, Бомгю никогда не было ясно. Но это все уже не имело значения. Рядом с Енджуном и его группой все позорные моменты его прошлого забывались, вытеснялись новыми приятными воспоминаниями. Было странно осознавать, что совсем чужие люди всего за год стали роднее и любимее человека, который знает его с самого рождения. Они умели извиняться, когда были неправы, умели выражать свои чувства без манипуляций и эмоциональных качелей. И Бомгю любил их в ответ открыто и искренне, просто за то, что они всегда рядом, готовые поддержать. Любил Бэкхена, хранящего в себе философскую мудрость, способного, но не горящего делиться ею направо и налево, Хвасына, постоянно включенного эмоционально в каждый разговор будь он реальным или виртуальным, Кая, музыкального гения, чей талант и опыт вдохновляли практиковаться лишь усерднее и не опускать руки. Ну и, конечно, Енджуна. Их роман начался слишком внезапно, со смелого флирта, ничем не обоснованной веры друг в друга и надежды не ошибиться в своем выборе. Снова. Бомгю льнет к руке, которую продолжал обнимать, и выдыхает спокойно. Такой надежный партнер, способный на понимание и принятие, кажется, абсолютно всего, что его касалось, мог ему только сниться. Но, после всего произошедшего, может, Бомгю и правда заслужил свой островок спокойствия? И во что бы то ни стало, он приложит все усилия, чтобы его сохранить, чтобы счастье от обычного присутствия рядом продолжалось до последнего удара сердца. Чтобы пополам и радость, и горе. Но, лучше, побольше радости. Слащавые финалы после титров всегда оседали горьким привкусом сентиментальных слез на корне языка, и свой счастливый конец Бомгю больше не представлял без Енджуна рядом, даже если их жизнь — это не фильм и не книга. В конце концов, люди сами определяют собственное восприятие мира вокруг, так кто или что может запретить им считать себя главными героями сногсшибательной истории с ослепительно успешной концовкой и взять курс на осуществление своих самых заветных мечт?