Когда слова не нужны

Работая с документооборотом в компании по экспорту и импорту косметической продукции уже четвёртую неделю, Эмма занервничала, когда коллега сообщила, что ежемесячный отчёт нужно относить лично начальству, о котором ходили разные слухи и которого Свон за свои 20 дней в графике 2/2 с 10 до 19 ни разу не видела. — Ты только внимание к себе не привлекай, — давала наставления Руби. — Тихо постучи, на цыпочках зайди в кабинет, оставь документы на столе и сразу уходи. Вспотевшими ладошками удерживая папку в руке, Эмма стояла в кабине лифта, пытаясь переключить мысли на вкусный ужин, который она скоро приготовит дома, но разговоры коллег навязчиво, как заевшая пластинка патефона, звучали в голове фразами: «С ней лучше не связываться», «Каждый второй выходит из её кабинета со слезами», «Она раскусит тебя пополам и не подавится», «Если тебе дорога жизнь, держись от неё подальше», «Волк без овечьей шкуры», «Злая королева, пьющая кровь каждого, кто окажется в её немилости», «Хочешь продержаться на этой работе больше пары месяцев, Эмма, — не попадайся Миллс на глаза». А Эмма очень хотела остаться в компании, но вот как не попасться человеку на глаза, если в конце каждого месяца необходимо сдавать отчёт, для неё было загадкой. Звонкий сигнал лифта оповестил о прибытии на нужный этаж, привлекая внимание Свон к длинному коридору, в конце которого была одна единственная массивная белая дверь с золотой табличкой «Р. Миллс». Ступив на плотный ворс ковра тёмно-алого цвета, девушка крепче ухватилась за папку, будто та могла спасти её в данной ситуации. Медленными шагами приближаясь к неизбежной неизвестности, Эмма всё громче слышала собственное биение сердца и учащённое дыхание. Потными стали не только ладошки… Спасибо чёрному свитеру, скрывающему ненужные пятна. — Постучать, войти, положить папку на стол, уйти, — шептала Эмма план действий. — Пустяки. Не без усилий, но она справилась с первой задачей. Стук был не очень уверенным, зато эхо от него разнеслось по всему коридору. А вот войти с первого раза у девушки не получилось. Круглая ручка не хотела поддаваться, в какую бы сторону Эмма её ни крутила. Капелька пота скатилась по виску, вторая по спине. Успокаивала лишь надежда, что кабинет закрыт, и она сможет избежать пугающей участи. Но крупицы счастья рассыпались у ног, когда дверь под давлением внезапно открылась, и Свон, даже не поняв как, влетела в кабинет, оказываясь на коленях перед стройными ногами, облачёнными в тонкий чёрный капрон. Взгляд невольно скользнул выше, подмечая длину классической юбки чуть выше колена, заправленную под тонкий пояс белую блузку без рукавов, гладкую кожу шеи, винный цвет помады на губах, привлекающих своей полнотой, прямой аккуратный нос и карий взгляд, пугающий своей сталью. «Положить папку», — крутилось у Эммы в голове следующее действие. Просто положить папку на стол и уйти. Быстро поднявшись с колен и создав вокруг себя поток воздуха, задевший несколько выбившихся из аккуратной укладки тёмных прядей, Эмма столкнулась с очередной нелёгкой задачей. В кабинете было два стола. Три, если учитывать прозрачный кофейный столик у окна. Испуганным взглядом бегая по предметам мебели, стараясь игнорировать человека прямо перед собой и свежий яблочный аромат духов, приятно щекочущий нос, Эмма остановила свой выбор на массивном мраморном столе с большим монитором компьютера. Пряча раскрасневшееся лицо за светлыми волосами, на ватных ногах она прошла до нужного места и осторожно, словно боясь наткнуться на невидимые лазеры, положила документы. «Уйти». Сделав пару шагов спиной к выходу, Свон поняла, что выглядит глупо, хотя именно такой она и показала себя с самого начала… Перебирая в голове возможные вакансии в других компаниях, Эмма осторожно прошла мимо не меняющей своего положения Миллс, на секунду замерла возле неё, так и не решаясь посмотреть и что-либо сказать, а уже через мгновение скрылась в коридоре.

***

Будучи уверенной в том, что на следующий день после своей жалкой попытки не привлекать внимание её уволят, Эмма неделю ходила в постоянном ожидании этого вердикта, но никаких сообщений или даже намёков не было, так что, спустя ещё неделю, она успокоилась, перестала заедать стресс шоколадными конфетами и смогла работать в своём привычном режиме… пока не наступил срок сдачи отчётов. Сначала Свон подумала, что это шутка, но Руби была абсолютно серьёзна, подталкивая её к лифту. Таким образом, сканируя золотую табличку с буквами, Эмма была уверена, что от бешеного пульса все её лимфы разорвёт к чертям, и, когда Миллс выйдет из кабинета по окончании рабочего дня, она наткнётся на валяющийся у порога труп и испачкает подошву своих туфель в луже крови. С третьей попытки у неё получилось попасть кулаком по двери, изобразив вялый стук, а затем провернуть ручку, которая слишком быстро поддалась, и Эмма тупо смотрела на то, как дверь медленно открывает перед ней вид просторного кабинета, который девушка не особо рассмотрела в свой первый визит. Впрочем, сегодня ей тоже было не до обзорной экскурсии. Суровый взгляд, чуть приглушённый стёклами очков в тёмной оправе, впивался когтями глубоко под кожу, оставляя дыры, через которые выходили последние жизненные силы Свон. Но невесть откуда проснувшиеся рефлексы толкали Эмму прямо к столу, и она молила бога, чтобы её походка не выглядела так, будто она родилась в Зомбилэнде, и чтобы, достигнув финиша, она не упала мёртвым грузом на холодный мрамор мебели. Стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на важную и строгую начальницу, Эмма дрожащей рукой положила папку на свободное место в углу стола и, развернувшись на пятках, вылетела из кабинета с той же скоростью, с которой парой мгновений позже в дамской комнате вылетел и её обед… Нельзя быть таким паникёром почти в тридцать, Свон.

***

В третий раз, когда Руби, которую Эмма уже считала подругой, передавала ей папку, девушка восприняла всё серьёзно и попыталась хотя бы внешне казаться уверенной, проходя в кабинет Миллс, но вот дрожащие коленки её выдавали. Реджина, а именно так звали начальницу, имя которой Эмма рискнула прочитать на документах в её руках, так же, как и в прошлый раз, сидела за столом, но сегодня спиной к двери, рассматривая, как подумала Свон, узорчатые обои. Ведь именно этим занимаются начальники крупных фирм. Сомневаясь, как поступить, из-за отсутствия реакции Миллс на её появление, Эмма решилась на отчаянный шаг и, набрав побольше воздуха в лёгкие, проявила всю свою вежливость, сказав: «Здравствуйте». Вот только её едва уловимое «здрасьте» больше походило на тихий чих, который всё же привлёк внимание начальницы, заставив обернуться и, вероятно, пожалеть о своём решении. Свон стояла столбом в центре кабинета под пристальным изучающим взглядом, не сулившим ничего хорошего. Казалось, это продолжалось вечность, а тишина между ними только нагнетала обстановку. Нервно сглотнув слюну, которой внезапно оказалось слишком много и которая застряла где-то посередине горла, Эмма была вынуждена сделать шаг вперёд, чтобы успеть передать документы до того, как задохнётся и уйдёт из этой жизни, не успев до конца познать все её прелести. Прелести жизни, конечно, а не те, что скрывались за обтягивающей кроваво-красной блузкой, куда буквально на секунду упал взгляд Свон. Спасибо, что она не упала сама, выныривая из кабинета с красным от нехватки кислорода лицом. Следующий раз будет для неё смертельным. Она уверена.

***

Но Эмма была удостоена победных аплодисментов Руби, когда месяц спустя вышла от Миллс живой и… просто живой. В этот раз она не пыталась предпринять попыток подать голос или играть в Каспера, а просто зашла после двойного стука, проверила, что находится в нужном месте, окинув быстрым взглядом кабинет и обнаружив начальницу возле шкафа, где точно не хранились сердца уволенных ею сотрудников. Эмма лично убедилась, заметив педантично выставленные на полках папки, расположенные в алфавитном порядке. Осторожно оставив документы на привычном месте, она так же осторожно покинула кабинет, лишь на пару секунд задержавшись в дверях, поглубже вдыхая сладость духов. Эта осторожность была разовой акцией.

***

Ближе к концу декабря, за пару дней до Рождества, перед заслуженными праздничными выходными Эмме вручили отчёты заранее, и всё бы ничего, если бы не громоздкие башмаки её эльфийского костюма с противными бубенчиками на носках, которые казались забавными в магазине. Девушка была уверена, что Миллс слышала её за километр. Она звучала, как сани Санты, запряжённые дюжиной оленей. Впрочем, общий вид был под стать духу Рождества. Если Руби выбрала максимально откровенный костюм помощницы Санты, то Свон остановилась на полосатых колготках, шортах-фонариках, вельветовой рубашке, высоком колпаке, и всё это в красно-зелёных цветах, совершенно не вписывающихся в интерьер кабинета Миллс, замеревшей в своём кресле с приоткрытым ртом, удерживая поднесённый к уху телефон, из которого доносился голос, наверняка объясняющий серьёзные рабочие моменты. Эмма успела несколько раз наслать на себя проклятья и зажмурить глаза в попытке исчезнуть, прежде чем начать вышагивать дебильной походкой прямиком к столу, избегая звона бубенцов, которым было глубоко фиолетово, как она глупо выглядит перед начальством, они же всё-таки неодушевлённый декор. А вот Свон внезапно стало небезразлично то, как она выглядит в глазах Миллс, впрочем, об этом надо было думать до того, как заявляться эльфом в её кабинет. Поняв, что попытки идти медленно только усугубляли и без того глупое положение, Эмма решила, так сказать, сорвать пластырь и перешла на бег, больше напоминающий неуклюжую припрыжку. Перескакивая с ноги на ногу, цепляясь носками за ковёр, звеня бубенчиками, которые, оказалось, есть ещё и на кончике колпака, девушка на расстоянии вытянутой руки бросила папку, желая поскорее раствориться во вселенной и не мешать работать Реджине, которую уже несколько раз позвал голос из телефона. Почему, кстати, он зовёт её по имени? Это что за разговор такой деловой... Не успев подумать о внезапной мимолетной крупинке ревности, Эмма уже на всех парах неслась к лифту, по пути всё-таки запутавшись в загнутых длинных носках башмаков и удержавшись от падения исключительно благодаря своей ловкости и дверям лифта, ещё не успевшим открыться. Зайдя в кабину, бросив на пол колпак и тихо матерясь, Свон пыталась стянуть с себя глупую обувь, то и дело шатаясь из стороны в сторону, ловя равновесие. И она его поймала. Или оно её… Кто же знал, что выбегая из кабинета, ей не придёт в голову закрыть дверь. Замерев с ногой в руках, на которой оставался лишь на половину снятый башмак, Эмма, помимо панической атаки, инфаркта миокарда и приступов астмы, словила на себе внимательный, абсолютно не моргающий взгляд Миллс. Тупее, думала Свон, уже некуда, поэтому девушка просто ждала, когда двери лифта закроются, и она сможет нормально поплакать. Но в мире Эммы не бывает всё просто. Сложностью здесь оказался головной убор, удачно упавший на линию ковровой дорожки и серого пола кабины, что позволило высокотехнологичным безопасным дверям лифта закрыться и сразу же открыться вновь, предоставляя взору Миллс, как была уверена Эмма, жалкую картину падения личности, без возможности взобраться на вершину. Едва сдерживая слёзы, Эмма забрала колпак и обессиленно плюхнулась на пятую точку. — Идиотка, — разочарованно выдохнула она, кинув виноватый взгляд на Реджину за секунду до того, как оказаться в замкнутом пространстве. И возможно, ей показалось, но она увидела, как губы Миллс дрогнули в улыбке… Да нет, ей показалось, ведь глаза уже были на мокром месте, мешая сфокусироваться… А может, это был оскал.

***

Наградив саму себя званием «Болванка года» и «Главный шут компании», Эмма была уверена, что её не уволят, а будут держать как увеселительную игрушку для народа. Из-за переживаний девушка даже схватила простуду, после новогодних праздников взяв ещё неделю больничного. Не потому, что плохо себя чувствовала, а потому, что не могла представить, как покажется на глаза Реджине после такого шоу. Но время шло, дни сменялись неделями, январь плавно переходил в февраль… определённо плавнее, чем походка Свон, ощущающей себя так, словно идёт по зелёной миле… спасибо, Стивен, за возможность гениального сравнения. После столь эффектного появления в прошлый раз, Эмма решила поберечь психику Миллс, но, в первую очередь, свою, и, постучав, сначала осторожно просунула голову, прежде чем появиться во всей своей идиотинской красе. Не прогадала. Миллс в кабинете была не одна, и пока мужчина в деловом костюме, активно жестикулируя, расхваливал какой-то продукт, Реджина со скучающим видом крутила между пальцами карандаш. Эмма была уверена, что ещё пара минут, и кончик грифеля выйдет с другой стороны его шеи. Тем не менее, её опасения странным образом не оправдались. Когда Реджина подняла глаза к торчащей из двери голове, в них не было пренебрежения, даже намёка на неприязнь или насмешку. Только мягкая усталость. Одним лёгким кивком головы она дала разрешение войти и движением глаз указала на круглый деревянный стол возле дивана, где Свон и оставила бумаги. Собственно, всё. Никаких казусов, глупых насмешек судьбы и воли случая. Эмма чувствовала себя спокойнее, не корила себя за жизнь на этой земле и даже перестала грызть ногти. Зато начала ловить себя на мысли… что мысли её крутятся вокруг начальницы так же часто, как и колёсико мышки от компьютера. Она задумывалась, почему Миллс никогда не спускается в общий офис, как общается с подчинёнными, куда ходит в обеденный перерыв и обедает ли вообще, есть ли у неё муж, дети, собака, может быть, золотая рыбка, сколько блузок в её шкафу, чем пахнет шампунь и какой у неё любимый фильм, если она их смотрит. Дошло даже до того, что Эмма начала создавать в своей голове случайные встречи с Реджиной, превращая это в полноценный рассказ для какого-нибудь писательского сайта. Она искала возможность их пересечения во время работы, но успех в этом деле обошёл её стороной. Не с вопросом же «Чё, кого?» зайти в кабинет.

***

Так и проходили её недели в компании, где девушка работала уже полгода, так что на седьмой раз без волнения, но с незнакомым трепетом в груди Эмма постучала в дверь, зашла и остановилась, не увидев Миллс на привычном месте. — Чаю? Не уверенная в том, был это глюк или нет, Свон посмотрела в сторону дивана, на котором расслабленно и непринуждённо, поджав под себя ноги, сидела Реджина, удерживая небольшую чашечку в руках. И действительно, вторая точно такая же чашка стояла на столике рядом. Есть ли в этом подвох, засомневалась Эмма. С другой стороны, её же не на бал сатаны приглашают. Небольшим кивком головы она дала своё согласие и, оставив документы на главном столе, присела в мягкое кресло напротив Реджины. Руки не подвели: горячий напиток она держала крепко, сдувая пар и делая маленькие глотки. Чёрный, мятный и с пряностями. Необычно. Не чай, конечно, а ситуация. Они сидели в тишине, полном молчании, даже не пытались завести диалог, при этом чувствуя себя свободно и расслабленно. Эмма несколько раз замечала на себе изучающий взгляд, не пристальный, скорее скользящий, интересующийся. Он двигался от длинных пальцев по мягким белым рукавам свитера к короткому вороту, открывающему шею, опускался по естественно завивающимся прядям светлых волос к груди, прерывался, поднимался к самой макушке и стекал вниз между бровей, по переносице, задерживаясь на скромно опущенных глазах, опускаясь к влажным губам, обхватывающим фарфоровый ободок чашки. Жар, который окутывал тело Эммы, был совсем не от чая, и эта очевидность вдруг заставила её посмотреть прямо в карие глаза, тепло которых разливалось по венам, постепенно расплавляя мозг.

***

С того момента, как Эмма благодарно улыбнулась и покинула кабинет после незапланированного чаепития, начались перемены. Не только в ней самой, но и вокруг. Жизнь как будто стала ярче, привлекательнее, и всё новое для неё казалось заманчивым, манящим на эксперименты и приключения. Но, на самом деле, как раз её внутренние изменения и отразились на внешнем, окружающем её кусочке мира. Следующая встреча с Реджиной состоялась в первых числах марта. Да, с опозданием, но её вины здесь не было. По обычаю она дважды постучала, приоткрыла дверь и вошла, уверенной походкой направляясь к столу. Миллс перевела своё внимание на девушку и убрала прядь своих волос за ухо, показывая на наушник, тут же всматриваясь в монитор и кивая встроенной камере. Вспоминая, что каждые несколько месяцев в их компании принято проводить конференции по улучшению продаж и обсуждению новых планов, Эмма была рада, что всего лишь работает с бумажками. Идеально выровняв папку по углу стола, девушка практически выпала из реальности, когда тёплые пальцы коснулись её собственных, проведя вверх по костяшкам и мягко похлопав, говоря тем самым «спасибо». Тоже самое сказали и глаза, в которые Эмма продолжала смотреть даже после того, как они вернулись к экрану. Она могла уйти в любой момент, например, сейчас, но именно сейчас всё те же тёплые пальцы плавно выводили круги по косточкам, перемещаясь от указательного пальца к мизинцу и обратно, проскальзывая между, вызывая неконтролируемую дрожь в теле. Сколько прошло минут, Свон не считала, вероятно, это были просто медленные секунды, но когда она почувствовала, что ноги не выдерживают собственного веса, Реджина мягко убрала её руку со стола, давая понять, что ей пора. И Эмма ушла, почти сразу, позволив себе задержаться на пару секунд, чтобы уловить румянец на щеках Миллс и поджатые полные губы. Она не ждала, что её будут провожать взглядом, она знала, что карие глаза даже не посмотрят ей вслед, изображая полную сосредоточенность на теме конференции, нить которой оборвалась с одного касания… может, даже раньше.

***

Теперь Эмма действительно стала искать причины подняться на двадцать третий этаж, находя по одной раз в две недели. Непристойно мало, но были ли они готовы к большему? Её визиты теперь растягивались от пяти минут до получаса, особенно в те случаи, когда Миллс была занята и странным образом не отпускала Эмму, то используя её в качестве опоры для наведения порядка на верхних полках шкафа, одной рукой передвигая папки, другой же просто касаясь плеча девушки, то прибегая к помощи в перелистывании страниц при внесении данных в таблицу, иногда это были молчаливые присутствия за чашкой чая, блуждающие взгляды, которые со временем перестали скрываться и стыдливо отводиться в сторону, случайные и не очень прикосновения, в которых даже Эмма начала проявлять инициативу, поправляя рукав пиджака, касаясь нежной кожи запястья, стряхивая несуществующие пылинки с плеч и даже юбки, стараясь как можно быстрее и в то же время медленнее дотронуться до капрона. Её врождённое стеснение уходило на задний план, пропуская вперёд давно спящие чувства и желания. Румянец на щеках выдавал все мысли, но Реджина не была против, хотя и не делала больших шагов. К концу лета Эмма поняла, что за все эти месяцы они ни разу не разговаривали. Не о том, что между ними происходит, а вообще. Девушка по пальцам одной руки могла пересчитать, сколько слов они друг другу сказали. «Она хоть знает, как меня зовут?» — проснулась как-то Свон с такой мыслью. До её отпуска оставалась пара дней, и пока она решала, как будет распоряжаться свободными часами, лифт остановился на шестнадцатом. Ещё до открытия дверей Эмма уловила знакомый запах, и страх, казалось бы, забытый навсегда, вернулся за ручку с волнением. Что-то похожее она смогла уловить и в карих глазах напротив, пока те быстро не нашли что-то более интересное в телефоне. Так они и стояли по разные стороны кабины. Эмма не знала, как себя вести, впадая в полный ступор. Они виделись только в кабинете Миллс, и сейчас встреча в лифте казалась какой-то нереальной, нарисованной картинкой, не вписывающейся в общий сюжет. Они не говорили, и Свон не понимала, стоит ли начать сейчас или чуть позже. Может, не сегодня, а после отпуска. Она теребила края своей рубашки и нервно кусала губы, пока не обратила внимание на отсчёт этажей. Цифра три говорила о том, что либо она действует сейчас, либо… никогда? Немного драматично, подумала девушка и даже мысленно усмехнулась. Вот только, что если она придумала всё это. Все их с Миллс моменты были только в её голове, в её воображении, которое придало большое значение ничем не примечательным взаимодействиям начальника и подчинённого. Звонок лифта, прибывшего на первый этаж, выкинул Эмму из размышлений, и она резко повернулась к Миллс, которая сделала точно такое же движение в её сторону. Взгляды встретились, но ни одна из них не смогла сказать и слова. Эмма глотала воздух, а Реджина плотно сжимала губы, пока не сделала первый шаг…

***

Находясь в отпуске уже неделю, Эмма проводила время с пользой, активно посещая выставки и музеи, залпом прочитывая книги и занимаясь саморазвитием на встречах клуба по интересам. Такого рвения к новому она ещё никогда не испытывала, а всё потому, что ей надо было заглушить грёбаный заевший в мозгу проектор, раз за разом транслирующий шаг перед важным действием, а затем сожаление в глазах Миллс и скорый уход. Когда двери лифта закрылись, Эмма заплакала. Не сразу, нет. Через пару мгновений, когда отошла от оцепенения и осознала, что потеряла кое-что важное… кое-кого. — Она что, ключи, чтобы их терять! — пьяно возмутилась Руби, крутя пальцем у виска. — Сидит там на своём двадцать третьем, даже дверь не запирает. И Эмма, не успевшая допить свой коктейль, вскочила со стула, внезапно осознав, что действительно, потерять она ещё ничего не успела. Упустила момент — возможно, но кто запрещает создать новый?

***

Ворвавшись в офис и спешно объясняя охраннику, что у неё дедлайн, сроки горят, лимит и всё такое, Эмма поднялась к Миллс, уверенно толкнула дверь, поздно вспомнив, что забыла постучать. Ну не выходить же ей теперь, чтобы зайти «нормально». Наполненная решимостью, Свон остановилась в центре кабинета, сохраняя дистанцию, которая сможет дать ей фору, если придётся бежать. Но, на самом деле, она просто не была уверена, насколько близко может подходить, где для неё начинается граница личного пространства Реджины, которая, в свою очередь, с плохо скрываемым удивлением в глазах смотрела прямо на девушку, сидя за своим столом. — Можешь считать меня идиоткой, — выпалила Свон, всплеснув руками. — Хотя ты и так считаешь… и я могу тебя понять, правда. Но скажи, что я не сошла с ума, и всё вот это, — она указала на себя и Реджину, изогнувшую в немом вопросе бровь, — всё это между нами не моё воображение, не отголоски детских травм или попросту поехавшая крыша. Наши отнош… наше… взаимодействие, оно ведь другое, да? Не как у всех? Я чувствую себя зависимой от твоего присутствия рядом, мне не хватает твоего запаха, твоего тёплого взгляда, — Эмма сделала шаг ближе к столу. — Вот такого, да. Ты выглядишь максимально серьёзной, но тебя выдают глаза, Реджина. А меня, наверно, выдаёт всё. От постоянно горящих щёк до трясущихся рук и севшего голоса. Но я ничего не могу поделать с тем, как ты на меня влияешь, — Эмма опустила голову, теряя самой собой придуманную надежду. — В лифте… тогда мне хотелось сказать что-то, но ты, блин, такая чертовски решительная мадама, ушла… Я другая, мне больше времени нужно. План там подготовить, мысли в кучу собрать, а то получается всегда, как сейчас. Ворвалась к тебе, пытаюсь о своих чувствах рассказать, а ты, наверно, даже имени моего не знаешь… Тихое «Эмма» показалось девушке фантомным звуком, растворившимся в урагане её нескончаемых мыслей. — … Может это и к лучшему, знаешь. Я никогда не любила служебные романы, да и вообще, считаю это непрофессиональным поведением. Так что хорошо, что у нас ничего… между нами нет ничего. Но в то же время мне жаль, — Эмма слишком преданно взглянула на Миллс. — Ты мне нравишься. Сильно. Пара секунд напряжённого молчания могли превратиться в вечность, но Реджина не стала растягивать, поднимаясь и выходя из-за стола. — О, ты встала, — Свон отступила на шаг. — Наверно, мне надо уйти. Извини, что тебе пришлось… — Эмма. Мягкий, спокойный голос разрезал плотный воздух, нежно коснувшись слуха. Эмма, которая уже успела взяться за ручку двери, резко обернулась, большими удивлёнными глазами всматриваясь в Миллс. — Скажи ещё раз, — услышала она собственный хриплый голос. Реджина, ласково улыбнувшись, спокойно приближалась к девушке, пока не коснулась её щеки горячими пальцами. — Эм-ма, — сладко, как мёд, протянула она. — Ты слишком много говоришь. Счастье любит… «Тишину», — мысленно закончила Эмма, растворяясь в нежном слиянии губ. Руки обвились вокруг стройной талии, ладони скользили по прохладному атласу блузки, осторожно приподнимая ткань. Тягуче медленный поцелуй плавил Эмму от макушки до кончиков пальцев, которые, казалось, горели, соприкасаясь с мягкой кожей, пробираясь к застёжке бюстгальтера, обводя позвонок за позвонком, вырисовывая запутанные линии. Время вокруг них растворялось, стирались все границы и рамки, весь мир сужался до крохотного пространства у двери, к которой Реджина прижимала Эмму своим телом. Для неё это была единственная возможность устоять на ногах, слабеющих с каждым глубоким движением длинных пальцев внутри, словно по нотам задевающих нужные, самые чувствительные точки, отчего поначалу сдерживаемые стоны теперь без стеснения заполняли кабинет, звуча порой так вибрирующе низко, что Эмме приходилось кусать губы от переизбытка чувств… не свои губы, а те, на которых уже не осталось помады, манящие, желанные, сладкие, покрасневшие, стремящиеся к непрерывному контакту. — Эмма… Реджине хватило сил выдохнуть четыре буквы, а затем её напряжённое, разгорячённое тело пропустило через себя мощную волну оргазма, которая отразилась мурашками на коже Эммы. Уронив голову на грудь Свон, Реджина прерывисто дрожала в её сильных руках, сжимая в своих пальцах клетчатую рубашку девушки. Когда сладкая нега постепенно начала спадать, а разум возвращаться из пелены удовольствия, Миллс заглянула в наполненные нежностью зелёные глаза, согреваясь чувствами, так ярко читающимися, словно написанные на радужке очевидные слова. Эмма улыбнулась первой. Уголки её губ дрогнули и сами собой растянулись чуть ли не до ушей. Она позволила Миллс слегка отстраниться, рассматривая яркий румянец, ещё не до конца сфокусированный взгляд, остатки помады на щеках и подбородке. Её правая рука продолжала ощущать жар под юбкой, а собственные влажные пальцы невесомо касались нежных складок, вызывая очередной поток желания снова оказаться внутри. Когда один палец осторожно скользнул в узкое пространство мягких стенок, Эмма была остановлена рукой Миллс, охватившей её запястье. — Нам надо переместиться, — прошептала она. — Мне уже не двадцать, чтобы выдержать второй оргазм на ногах, дорогая. И они переместились. В этот раз на диван, где спина Эммы была прижата не к деревянной поверхности двери, а утопала в мягкости подушек, пока сидевшая на её бёдрах Реджина бесстыдно дразнилась, лаская, покусывая, облизывая губами и языком, обжигая, возбуждая и… любя взглядом. Когда Эмма, зажмурившись, не выпуская пальцев Миллс, сжимая в руках обивку дивана, кончала, прогибаясь в спине, Реджина легла сверху, соединяя их сердца, пропуская через себя одно на двоих удовольствие. При свете лишь настольной лампы, вспотевшие, они лежали, обнажённые телом и душой, без слов рассказывая о своих чувствах. Эта приватная, слишком личная беседа длилась всю ночь, иногда прерываясь на короткий сон или живой тихий диалог «о себе». Под самое утро, с рассветом, Эмма пошутила, что Миллс нужно забрать этот диван домой, ведь теперь им будет сложно сосредоточиться на работе. Миллс восприняла шутку слишком серьёзно, и вместе с диваном она перевезла к себе домой и Эмму. Много ли слов нужно для объяснения своих чувств? Иногда — ни одного.