Сплетение судеб

Кафе «Снежинка»

      Редко, когда в одном из популярнейших кафе Казани бывает такая тишина, людей почти нет, а те, кто есть уже давно пьяны в стельку, но покидать заведения не собираются. Владелец кафе опрокидывает в себя уже неизвестно какую стопку водки, от вкуса которой он уже перестал морщиться и закусывать рядом лежащей сушенной рыбой от чего его двоюродная сестра недовольно морщится и прячет остальную бутылку куда подальше. — Она ждёт тебя. – нарушает тишину Наташа, отстранившись от кружки с чаем. — Каждый раз, когда открывается дверь в палату, в её глазах такая надежда… она пытается не показывать, что скучает, но получается плохо. — Я не могу Нат, ты-же знаешь правила. — Да-да, «пацаны не могут встречаться с не девственницей» это я знаю… но не ты-ли с самого детства говорил, что ты мужчина? А что важнее мужчине – какие-то правила или девушка? — Нат я тебя конечно очень люблю, но какого спрашивается хрена ты лезешь в мои дела? Сама-то ни с кем не встречаешься… хотя, кто-же на такую правильную-зануду посмотрит? — Знаешь, забудь. Рите без тебя всё же будет лучше… она там вон одному врачу понравилась сильно, с ним ей будет хорошо. — Кому понравилась? Наташа!       Чуть слышно фыркнув на него Рудаковы быстро вышла из кафе, начало положено ведь Вадим жуткий ревнивец и другого к Рите, которую он безусловно любит он не подпустит, осталось лишь подождать… и дать ему протрезветь, иначе придётся проветривать всю больницу.       Саму-же Наташу возле больницы ожидал новый и далеко не приятный знакомый, который явно не привык к слову нет.

***

Спустя час.       Шрамы – украшают мужчин, но уж точно не женщин… на женском теле они выглядят отвратительно, мне они показывают, что насколько-бы я не была в себе самоуверенна я всё равно слаба. Слаба настолько что не смогла противостоять двум ублюдкам которые сломали мне жизнь, ведь будь я сильна, и моя храбрость не покинула-бы меня то я смогла-бы врезать тому ублюдку посильнее, что-бы он потерял сознание дав мне тем самым убежать в глубь леса, я всегда пряталась хорошо и там-бы они меня не нашли-бы. Если бы, а сколько этих «если бы».       Но уже ничего не изменить и надо жить дальше, приняв всё произошедшее как очередной жизненный урок. В конце-то концов я жива, те, кто меня по-настоящему любит и кому я дорога со мной рядом, а значит жизнь продолжается… осталось лишь только свыкнуться с мыслью о том-что тот, кого люблю я, не любит меня.       Хотя, любит, ведь те взгляды и действия не могли ничего не значить, но пацанские правила превыше чувство особенно если учесть, то-что пацанам запрещено встречаться не с девственницей.       Невольно в голове появляется мысль – а как он поступил если-бы меня изнасиловали уже после того как мы с ним переспали-бы?       Вопрос несомненно хороший, но ответ есть только у него, а так-как я его чисто теоретически больше не увижу, «а если увижу, то не заговорю», то эту мысль из башки надо гнать к чертям, как и вообще все мысли о нём… я несомненно благодарна ему за всё то-что было, но эта глава моей жизни прочитана и её пора закрывать. Ведь огромна вероятность того-что когда-то я вновь влюблюсь… возможно уже в зрелого мужчину которого не будут интересовать все эти пацанские игры кто в городе главнее и кому улица принадлежит. — И зачем ты встала? – неожиданно в палату входит Наташа, одна из немногих кто продолжает со мной общаться, несмотря на то-что произошло. — Тебе-же сказали соблюдать постельный режим. — Нат я лежу уже три дня! Ещё немного и я с этой кроватью единым целым стану. Я-же не бегаю и не прыгаю в конце-то концов. — В принципе верно. Рит я у тебя спросить хотела… — Внимательно слушаю. Да садись ты уже и оставь халат в покое! – не выдержала я, смотря как она пальцами перебирает подол халата, от её нервозности сама нервничать начала. — Что ты знаешь о Суворове? — Вове? — Угу. — Та не много… раньше был лучшим другом моего брата, но потом последнего посадили, а когда тот вышел Адидаса забрали на службу. — Адидас? — Кликуха у него такая. А ты его откуда знаешь? — Он в тот день когда тебя привезли вместе с твоим братом пришёл. И тут-же ко мне прицепился, стал в ДК звать и говорит, что я ему нравлюсь. — А он тебе? — Не очень… что-то в нём есть такое, отталкивающие. — Нат, не то что-бы я его оправдываю и т.д. но насколько я знаю по рассказам Кощей и ребят он до службы был чуть-ли не самым добрым в их группировке, обучал скорлупу всему… а потом его забрали на службу в Афганистан, и он пробыл там два года. Учитывая, что там происходит трудно вернуться таким какой был до того ада. Ему повезло что он вообще живой вернулся. — И то верно. — Ты его боишься? — Не то что-бы боюсь… просто он такой упёртый, говорит, что вечером за мной зайдёт, а я… — А ты не хочешь и тебе нравится другой. — Это вопрос или утверждение? — Скорее утверждение, ведь то какие вы с Цыганом взгляды друг на друга бросаете трудно не заметить. — Д-да? — Да-да! Ой как смутилась. — Иди ты. – тут-же с покрылась румянцев Рудакова выгоняя меня из моей-же палаты, чем я тут-же попробовала воспользоваться. — Вот и пойду!       Совершенно не по-взрослому сквозь смех от которого начинают болеть раны на животе я показываю язык, впрочем, смех тут-же меняется больным стоном, ведь подойдя к двери получила ей-же по лбу. Плюхнувшись на пятую точку и потирая разбитый лоб, по которому тоненькой струйкой стала стекать кровь я уставилась на неожиданного и незнакомого лично мне посетителя… высокий, русоволосый, но с тёмно-зелёными глазами, от чего он одновременно и похож, и не похож на того, кого я пытаюсь забыть. — Чего замер Лавров, помогай её поднять! Рит ты меня слышишь? – словно сквозь вату слышу голос присевшей возле меня Рудаковой и перевожу на неё взгляд постепенно погружаясь в темноту.