Связанные небом

— Ято, — ответил он после недолгой паузы. — Меня зовут Ято. А тебя?       Вопрос хозяина дома меня обескуражил. Не думала, что ему хоть что-то во мне интересно, только… может, это и не любопытство, а простая любезность? Да, скорее всего, он забудет моё имя: пусть не через пару часов, но через пару дней так точно! А что, если он жалеет, что пустил меня к себе, и теперь пытается как можно скорее пройти ненужный этап знакомства, дабы я ушла? Уверена, так и есть!       Наверняка у него много женщин: высокий, мускулистый и умопомрачительно красивый — в его голове, наверное, больше ста имён тех, с кем он проводит время. Так зачем ему и моё? Глупая!       Интересно только, почему я думаю о нём в таком ключе? Ведь Ято пугает меня: выглядит грозным, чёрствым и суровым, а ещё… есть в нём что-то странное, незримое, но однозначно тёмное. И мне бы бежать от него куда подальше, но я не хочу. Так бы и смотрела в его бездонно голубые глаза изо дня в день… — Простите. Так некультурно с моей стороны. Сразу не представилась, — чуть склонившись перед ним, а после вновь встретившись с Ято взглядом, я искренне улыбнулась: хорошо, что он не умеет читать мысли. — Меня зовут Минами. Будем знакомы! — Будем, — он кивнул, удовлетворённый моим ответом. — Так куда тебя доставить?       Он сказал это таким тоном, будто мы возвращались к давно начатой теме, однако я не совсем поняла, что он имеет в виду. В смысле доставить? — Простите? — пискнула я, ощущая, как озноб прошиб меня от шеи до поясницы. — О чём вы? — Родственники твои где? — возведя глаза к потолку, он, кажется, удивлялся моей несообразительности. — Родители, братья или, может, ещё кто?       В его взгляде была сталь, и вовсе не хотелось рассказывать, что идти-то мне некуда… Однако придётся: не могу же я соврать или сделать вид, что против его заботы? Что в силах справиться со всем в одиночку? Нет, поэтому лучше буду честной! — Я сирота, — я произнесла это так, будто извинялась за сей факт, хотя, если вдуматься, моей вины в этом, разумеется, нет. — Я попала в приют в возрасте двух лет, и, насколько известно, никаких родственников, даже дальних, у меня не осталось. Ну или они не хотят меня видеть, что, в общем-то, равносильно их отсутствию.       Невесело улыбнувшись, я опустила глаза, не желая видеть сочувствие во взгляде собеседника: уже устала от этой совершенно ненужной реакции других. Почти каждый новый знакомый, слышавший мою историю, говорил о том, как ему жаль. А некоторые люди так и вовсе принимались рассуждать, что в отличие от меня им повезло иметь близких. И это злило.       В приюте к нам не относились, как к кому-то особенному, даже наоборот… воспитывали по всей строгости, поэтому я не жалела себя. Хорошо, что вообще жива осталась и выросла — многие и этого не получают. — А кто-то другой есть? — поджав губы, Ято всем своим видом показывал, что не рассчитывал на такой поворот событий. — Друг, парень, просто сердобольный знакомый, который может тебя забрать? — Нет, — меня даже веселили его попытки. — Простите, но это бесполезно. — А в приюте тебя разве не ждут? — кажется, он был не из тех, кто легко сдаётся. — Наверняка обыскались уже! — Сомневаюсь, если учесть, что я не была там с тринадцати лет, — глубоко вздохнув и пожав плечами, я продолжила теперь уже без улыбки: — Я ценю ваше желание помочь, но не нужно. Я… справлюсь, не маленькая. Что-нибудь придумаю.       Отчего-то стало грустно. Я и ранее прекрасно осознавала собственное положение, однако сейчас в полной мере прочувствовала свою беспомощность и ненужность этому миру: некуда идти, не к кому податься, нет права оступиться или совершить ошибку — каждое моё решение может стать роковым, и от этого страшно. Я такая маленькая, а мир настолько огромен, что, кажется, ещё чуть-чуть — и он раздавит меня, как мелкую букашку. — Как знаешь, — пожав плечами, хозяин дома сел на то место, где и был, когда я проснулась. — Не держу, выход вон там. Нянчиться с тобой не собираюсь. — А я и не прошу, — от его грубости на глаза навернулись слёзы, но я всеми силами их сдерживала, не желая казаться ребёнком. — Ещё раз спасибо за всё и…       Я вновь посмотрела на одежду, в которой была. — Вы не против, если я заберу это на время? Как найду работу — постираю и обязательно верну… — Не стоит, — на секунду взглянув на меня снизу вверх, Ято принялся рассматривать свои пальцы. — Не обеднею. — Очень великодушно! — я говорила это искренне, ведь знала, сколько стоит хорошая одежда. — Доброй ночи.       Я вновь поклонилась, однако мой спаситель этого не увидел. Что же… кажется, он не слишком горел желанием быть в моём обществе, а я, если честно, не люблю навязываться. Тем более если вспомнить, как со мной обращались в семье, где я недавно трудилась… Не хочу вновь оказаться на месте девчонки, которую терпеть не могут. Пусть лучше буду на улице — там хотя бы меньше шансов быть униженной.       Выйдя из комнаты, где спала, я очутилась в помещении, в котором хозяин дома готовил еду: здесь стояла глиняная посуда, мешки с крупой, а в середине располагался ирори с придвинутым к нему котацу — всё выглядело довольно просто, но уютно. Хотя какая теперь разница? Я всё равно больше никогда здесь не окажусь…       Найдя выход и отодвинув в сторону сёдзи, я оказалась на тёмной улице. Густые сумерки давно накрыли городок, и теперь его улочки смотрелись до жути негостеприимно — то, что днём могло выглядеть живописно, нынче навевало лишь страх: деревья стали какими-то рослыми гигантами, тянущими ко мне свои острые пальцы, дома, располагавшиеся чуть поодаль, смотрели пустыми глазницами-окнами, а звери и насекомые издавали такие громкие и резкие звуки, что заставляли невольно вздрагивать.       Вот я влипла! Но делать нечего… стоять здесь тоже не лучший вариант: мало ли кто будет проходить мимо, а возвращаться на арену или в иное подобное место — верная смерть. Необходимо отыскать укрытие, в котором я смогу дождаться утра, а после найти работу: может, кто возьмёт к себе кухаркой или прачкой?       Отойдя от дома на небольшое расстояние, я оказалась на перекрёстке.       Повернула голову налево — там высокие горы будто нависали надо мной, и их темнота пожирала единственный источник света — хоть немного освещавшую путь полную луну. И туда мне идти совсем не хотелось.        Взглянула направо — с этой стороны дорога упиралась в рисовые поля: водное зеркало, покрывавшее свежие побеги, блестело от отражавшегося в нём ночного светила. Выглядело красиво и завораживающе, однако что там делать? Ни домов, ни людей… Это тоже не выход!       Посмотрела прямо — там была основная часть городка. Дом Ято стоял на отшибе, и соседей у него было немного. Однако если двинуться вперёд — я окажусь там, где найти приют гораздо проще. Только как отыскать в себе силы? Ведь идти одной — страшно!       К тому же жизнь осложняло наличие травм, полученных сегодня: синяки и ссадины даже упоминать не стоит, однако вывихнутая нога и саднящая боль в рёбрах выматывали. А что, если на меня действительно нападут? Я ведь даже убежать от обидчика буду не в силах… — Минами! — но в полной мере порассуждать на эту тему мне не дал уже знакомый голос. — Хватит. Вернись!       Обернувшись, я увидела вышедшего из дома Ято: он был взволнован, однако пытался напустить на себя всё тот же высокомерный и равнодушный вид. — Иди в дом, — приблизившись, он потянулся к моей руке, но я сделала шаг назад, отшатнувшись. — Зачем? — меня пугали его манера общения и приказной тон. — Кажется, вы сказали, что не намерены меня терпеть.       Интересно, почему я решила показать гонор, тогда как стоило упасть на колени и благодарить этого господина за милосердие? Наверное, всё дело именно в том, перед кем я стояла: Ято уже не раз дал понять, насколько важен, и я на его фоне выглядела загнанной овечкой. — Странно, я вот такого не помню, — чуть наклонив голову, он замер, будто изучая меня, но это продлилось всего несколько секунд. — Я лишь говорил, что не собираюсь нянчиться, однако если обещаешь вести себя хорошо, поменьше болтать и не надоедать — я смогу вытерпеть твоё присутствие. — Ого! Вот это да! — я низко поклонилась, несмотря на боль. — Спасибо за столь щедрое предложение, но я вынуждена его отклонить. Всего доброго!       Сказав это, я двинулась вперёд, в том направлении, которое изначально выбрала. Только спустя пару секунд на предплечье сомкнулась мёртвая хватка его пальцев, а после, резко повернув к себе, Ято зашипел мне в лицо, будто дикая змея. — Ты хоть представляешь, что тебя там ждёт? — в темноте его голубые глаза стали синими и от этого — ещё более красивыми. — Думаешь, все такие же добренькие, как я? — А вы добренький? — не без иронии ответила я, уже не пытаясь высвободиться. — Простите, но мне почти шестнадцать, и я вполне могу о себе позаботиться! Руки-ноги есть, готовить и убирать умею, могу даже скот пасти или на поле выйти. А уж если что, устроюсь в ближайшую таверну… — Где тебя изнасилуют и выкинут, как ненужную вещь! — перебив меня, Ято почти кричал. — Слушай, я два раза повторять не буду! Ты или идёшь со мной и живешь в моём доме, пока не найдёшь действительно достойное для работы место, или продолжишь путь туда, откуда живой тебе не выбраться!       Он дышал так часто, будто успел пробежаться: продолжая держать меня и ожидая ответа, он выглядел безумным. Но почему-то я больше его не боялась. Ято правильно сказал: если бы хотел причинить вред — уже бы это сделал. Да и, похоже, в душе он намного добрее, чем хочет казаться: был бы столь высокомерным в действительности, ни за что бы не побежал за какой-то нищенкой вроде меня да не уговаривал бы пожить у него. Просто плюнул бы и забыл… — Хорошо, — сглотнув, я кивнула, чувствуя, как сердце бьётся где-то в районе горла. — И простите за грубость. Я не хотела быть невежественной. — Ничего. Забыли, — кивнув, он наконец отпустил меня, а после, больше не сказав ни слова, двинулся в сторону дома. А я думала лишь о том, что и мне в этой жизни, наконец, повезло!

***

— Думаю, тебе нужно поесть, — буркнул Ято, оглядев меня скептичным взглядом. — Я про кожу да кости не шутил. Серьёзно, не знаю, как ты ещё на ногах стоишь! — Отказываться не буду, — сев рядом с ним у горящих в ирори дров, я ощутила тепло и уют, по которым ужасно скучала. — Только позвольте помочь с готовкой? А то неудобно как-то: заплатить за кров я не могу, так хоть что-то полезное сделаю.       В этом была моя лучшая черта: всегда стараться дать что-то взамен. По крайней мере, так говорили сироты, с которыми я жила… Если кто-то делился со мной чем-то вкусненьким или просто помогал — мог быть уверен, что я никогда не останусь в долгу. Интересное съестное ко мне попадало редко, однако в качестве благодарности я выполняла за других всякую грязную работу: стирка, уборка… Уж такова я — не могу принять тот факт, что в этой жизни хоть что-то может даваться бесплатно. — Не в этот раз, — подвесив чайник на металлический крючок, расположенный над огнём, Ято, будто бы брезгуя, взял в руки прядь моих волос. — Знаешь, тебе бы не помешало привести себя в порядок. Я, конечно, пытался, но на тебе всё равно остались кровь и грязь. А я люблю чистоту.       Он обвёл взглядом комнату, в которой мы находились: конечно, предметов обихода здесь крайне мало, однако пол, столик и тёмные перегородки сёдзи, на которых отлично видно пыль и пепел, блестели, будто их только что вымыли. — Ладно, а… где? — я вновь посмотрела в сторону выхода: в доме было всего две комнаты, а точнее, одна комната, разделённая тонкой перегородкой. — Или надо на улицу идти? — Надо, — пару раз кивнув, Ято втянул воздух сквозь плотно сомкнутые губы. — Знаю, уже прохладно, но как вернёшься — я накидаю побольше дров. Сможешь согреться. Идёт? — Конечно, спасибо!       Чуть поёжившись, я представила, каково мне сейчас будет: мыться ночью на улице, да ещё и холодной водой. Вряд ли Ято станет возиться и подогревать её для меня. Но делать нечего — раз я гостья в этом доме, должна следовать его правилам. Тем более, если вспомнить, что без нового знакомого я бы уже была мертва, немного свежей водички даже в радость! — Я всё подготовлю и позову тебя, — встав, хозяин дома обернулся, смотря на меня с неподдельным превосходством. — И не волнуйся, подглядывать за тобой не стану.

***

— С-с-спасибо! — я дрожала от холода и была счастлива, когда Ято протянул мне чашку с горячим питьём, а после подкинул в ирори ещё пару поленьев. — Надеюсь, теперь вам не противно сидеть рядом со мной? — Нет, — Ято выглядел вполне серьёзным, хотя мой вопрос был шуточный. — Теперь ты похожа на человека.       Разделяя порцию приготовившейся рисовой каши на две части, он кинул на меня пронзительный взгляд, а после продолжил манипуляции, сохраняя поразительное хладнокровие в разговоре со мной. — А до этого я, по-вашему, на кого была похожа? — отхлебнув из чашки, я распознала вкус зелёного чая: хоть и предпочитала чёрный, сейчас казалось, что нет ничего приятнее и вкуснее! — На замарашку, — буркнул Ято сердито. — А замарашки не люди? — возможно, я вела себя не больно-то культурно, однако мне хотелось знать его мнение. — Интересно…       Он ничего не ответил на эту провокацию: лишь поставив передо мной тарелку с рисом и кинув пару бамбуковых палочек, молча приступил к трапезе. — А себя вы к какому классу относите? — принимаясь за еду, я пыталась продолжить разговор. — Или ты будешь есть здесь и в тишине, или на улице и хоть с песней, — Ято был раздражён: похоже, я переоценила его доброту. — Уяснила? — Да, простите!       Склонив голову над миской, я вернулась к трапезе, но теперь даже заикнуться о чём-либо боялась. И даже когда палочки начали скрести о дно — не продолжила беседу: лишь поблагодарила хозяина дома за угощение, и только. — Не за что, — бросил он, нарочито спокойно. — Спать будешь здесь. Футон у меня один — я отдам его тебе, а завтра найду что-нибудь похожее. И да, если вдруг захочешь меня разбудить — не буди!       Хех! Вот ведь важничает! — Не нужно так жертвовать ради меня, — не хватало ещё, чтобы на утро Ято проклинал меня из-за больной спины. — Я могу поспать и на полу, честно! — А можешь просто взять и не возмущаться по каждому поводу, а?! — прежде чем продолжить, Ято сжал кулаки и глубоко вздохнул. — Ты. Спишь. Здесь. И на футоне! Что непонятного? — Всё, всё по-понятно! — я даже заикаться стала от волнения. — Ещё раз извините. Я не хочу вас злить, но… — Но злишь! — повысив голос, Ято несильно ударил по стене. — Я, кажется, говорил: поменьше болтать и не надоедать. И если соблюдение этих правил тебе не под силу — я смастерю кляп!       Он замолчал, ожидая моего ответа, но я хорошо усвоила этот урок и лишь кивнула.  — Вот и чýдно! — в голосе Ято слышалось нескрываемое превосходство. — Я принесу футон. Заранее спокойной ночи, Минами!

***

      Уже полночи прошло, а я так и не смогла уснуть. Меня одолевал страх. И нет, его внушал не Ято или этот дом, а то, что происходило за стенами: мне казалось, гости арены — те, что заплатили деньги за мои пытки — рыщут по городу, дабы отомстить и, наконец, насладиться зрелищем. На каждый шорох ветки или скрип я вскакивала, готовая бежать так быстро, насколько позволит травмированная нога. Но спустя пару часов мои силы иссякли, да и нервы сдали: день и так был ох как непрост, так ещё и ночь не задалась!       И я решилась. Когда мысль о будущем плане прокралась в мою измученную бессонницей голову, я подумала, что это самоубийство, но спустя ещё час боязнь последствий отступила на второй план, одаривая меня небывалой смелостью.       Я задумала пробраться в спальню. Конечно, к Ято под бок не полезу, но с ним в одной комнате мне комфортнее. Да, глупо — между нами и так тоненькая перегородка из рисовой бумаги да полированных реек, но всё же… Рядом с ним я буду чувствовать себя в безопасности.       Поэтому очень-очень тихо, дабы не разбудить хозяина дома, я стащила с футона одеяло и, пытаясь действовать максимально аккуратно, приоткрыла сёдзи — настолько, чтобы протиснуться в комнату. Сам матрас брать не стала — он слишком тяжёлый и громоздкий, а я сейчас слабая и нерасторопная. Лучше не рисковать.       Ято спал на спине, подложив ладонь под голову. Укрытый каким-то стареньким одеялом, больше походившим на сшитые лоскуты ткани, при этом лёжа лишь на бамбуковой подстилке — он явно испытывал неудобство: пока я медленно кралась в противоположную от входа в спальню стене, он постоянно ворочался, никак не находя достаточно удобного положения. А я замирала, стоило ему пошевелиться.       Правда, мне всё же удалось сделать задуманное: кинув одеяло на пол, я аккуратно легла, осознавая, насколько приятнее мне здесь находиться. Главное, проснуться с рассветом и вернуться назад, в кухню, а то, чего доброго, разозлю Ято снова — тогда мне точно не поздоровится!

***

— Эй, Минами. Минами! — я услышала, как кто-то зовёт меня, но слипшиеся ото сна веки никак не желали открываться. — Ничего не хочешь мне объяснить?!       Ощущение, будто падаешь в пропасть, но уже через мгновение я резко подскочила, открыв глаза и взирая на разъярённого хозяина дома, который застал меня в своей спальне. — Я, конечно, всё понимаю: вы, девушки, — странные по своей природе, но я, кажется, чётко и ясно дал понять, где спишь ты, а где я! — выдернув одеяло и тем самым опрокинув меня на пол, он поднялся, возвышаясь надо мной, как скала. — Признайся, ты издеваешься? — Нет, клянусь! — мысли всё ещё путались от резкого пробуждения, и я всё никак не могла вспомнить, зачем вообще сюда перебралась. — Я просто… просто…       Но спустя некоторое время перед глазами всплыли темнота ночи, эти звуки, доносившиеся с улицы, и мысли о том, что я вновь могу попасть в беду. — Мне было страшно, — прошептала я, однако Ято меня не слышал. — Если я сказал следовать чему-то — это не просьба! А правило! — он продолжал кричать и размахивать руками, отчего уровень моего нервного напряжения, кажется, достиг максимума. — Я отдал тебе свой матрас, а в итоге мы оба спали на полу! Отлично! Ты здорово позаботилась о моём футоне — уверен, ему было удобно лежать в просторной комнате у тёплого очага! Да ведь? — Мне было страшно! — зажмурившись, теперь уже прокричала я, хотя вообще-то хотела лишь слегка повысить тон голоса. — Я пыталась уснуть, но… не получалось! Простите меня за это!       Слова звонким эхом повисли в комнате, но уже спустя пару секунд нас накрыла тишина: я теперь боялась издать и звук, потому как, по сути, накричала на человека, который меня приютил. А Ято… просто молчал, с удивлением смотря на меня и почти не моргая. — Ты серьёзно? — теперь он уже не был таким грозным, и мне даже показалось, что я расслышала в этих словах сочувствие. — Но я же через стенку! Неужели ты думала, если кто-то ворвётся в дом, я не услышу? — Нет, однако здорово рассуждать об этом здесь и сейчас, когда за окном светит солнце, — шмыгнув носом, я поднялась, потирая ноющее после арены колено. — Но в ночи всё иначе. Знаю, это глупо! Раньше я никогда её не боялась и частенько ходила по тёмным коридорам, но сейчас…       Я замолчала, вспоминая жизнь в приюте: как я ненавидела его стены, как мечтала поскорее освободиться и начать жить так, как сама хочу. Мне казалось, стоит выйти за двери того места, как мир улыбнётся мне, подмигнёт и, обняв тёплою рукой, подарит всё, о чëм я мечтала: собственный дом, семью, красивую одежду, вкусную еду… А теперь стала понимать, насколько была глупа!       Меня кормили, одевали, защищали. Да, пребывание среди других сирот нельзя назвать прекрасным, но взрослая жизнь оказалась намного суровее, чем я могла представить. — А сейчас? — вопрос Ято вывел меня из раздумий. — Всё изменилось, — подняв на него полный слёз взгляд и моргнув, я почувствовала, как горячая капля скатывается по щеке, следуя всё ниже, к подбородку. — Те, кто боятся темноты, чаще всего страшатся неизвестности, что она таит: если нельзя увидеть опасность, то не факт, что её нет. Только вот дети воображают демонов, которые могут выскочить из-за угла, а я… нынче боюсь людей. Ведь, похоже, именно они самые жестокие существа на земле.       Мне не хотелось продолжать разговор: отчасти потому, что неприятно было показывать свои эмоции незнакомцу, которого встретила только вчера, а ещё — боялась, что Ято вышвырнет меня из дома, пожалев о своём решении.       Возможно, несколько часов назад, когда я стояла на том перекрёстке, во мне было полно решимости. Но теперь она растаяла: я боялась даже того, чего нет, а что уж говорить про реальные опасности, которые поджидают молодую девушку в этом жестоком мире?       Поэтому, двинувшись в сторону комнаты, где размещался ирори, я собиралась побыть наедине с собой и дать успокоиться хозяину дома, но, как оказалось, он в этом не нуждался. — Постой, — произнёс Ято спокойно, и хоть в этот раз он не брал меня за руку и не удерживал силой — я замерла, выполняя его просьбу. — Я не знал, что всё так серьёзно. Точнее, не задумывался о том, как всё воспринимаешь ты. В этом моя ошибка, и я…       Набрав полную грудь воздуха, он сделал небольшую паузу, точно собирался с силами или мыслями. — Я прошу прощения, Минами, что был груб без причины. Этого больше не повторится, — обойдя меня сбоку и встав напротив, он аккуратно погладил моё плечо, что было чем-то из ряда вон выходящим и, прямо скажем, неожиданным. — Пошли позавтракаем, а после придумаем, на чём тебе спать ночью. Идёт?

***

— Спасибо, — поблагодарив за завтрак, я поставила пустую чашку Ято поверх своей, собираясь помыть их. — Было вкусно. — Не ври, — он сказал это без злости, а, скорее, со смехом. — Я не большой любитель готовить, поэтому, кроме риса и овощей, в моём доме редко что можно встретить. Увы.       Передав свои бамбуковые палочки, он внимательно наблюдал за тем, как я вкладываю их в руку и поднимаюсь, собираясь выйти на улицу. — Но тогда вам повезло, — весело хохотнув, я поклонилась новому знакомому. — Там, где я работала, приходилось много времени проводить на кухне, и я кое в чём поднаторела. Даже птицу разделывать научилась!       Я гордилась этим. Возможно, для кого-то подобные навыки кажутся смешными, но, вспоминая, сколько сил и труда я в них вложила, ничего другого испытывать не могла. Ведь меня никто этому не учил! Во всём приходилось разбираться самой. Конечно, в приюте мы выполняли подобные работы, но в той готовке не было ничего сложного: сварить крупу, помыть овощи, выложить всё на тарелку и, если повезёт, добавить немного тофу или морских водорослей. Рыба у нас была только по праздникам, и то — качество и свежесть её были не на высоте. Да оно и понятно: денег на хорошие морепродукты найти не удавалось, а вот за то, что уже мало кто купит, вполне реально неплохо сторговаться. — Ого! — приподняв брови, Ято приятно удивился моим словам. — Так может, и меня побалуешь? Раз так не терпится отблагодарить за гостеприимство? — Мне это будет в радость! — вначале я и вправду почувствовала восторг, однако потом вспомнила кое-что, что не могло не расстроить. — Только… денег у меня нет. — Я бы удивился, будь иначе, — забросав тлеющие поленья песком, а после отряхнув руки, Ято поднялся и вновь посмотрел мне в глаза. — Об этом не переживай! Завтра что-нибудь решим, а пока у меня две просьбы: первая — не разрушить дом, пока меня не будет, а вторая — начать готовить из того, что есть. Я буду вечером и наверняка жутко голодный, так что… — Вы уходите? — внутри будто что-то сжалось: я не могла сделать полноценный вдох и довольствовалась короткими глотками воздуха, точно выброшенная из океана рыба. — Сейчас?       Конечно, днём, когда за окном светит солнце, поют птицы и слышен гомон десятка людей, направляющихся в сторону полей, — мне намного спокойнее. Однако осознание, что я останусь здесь совершенно одна, пугало. Я пока ещё не привыкла к этому месту, и слишком свежи в памяти ставки и боль от непрекращающихся ударов палача.       И вновь эта мысль: «Что, если меня найдут?» Теперь Ято будет далеко и мои возможные крики о помощи не услышит. — Да, а есть какие-то проблемы? — он вновь посмотрел на меня тем самым высокомерным взглядом. — У тебя тут всё необходимое, или я не прав?       Его тон был таким грозным, что я бы никогда не осмелилась вернуть разговор к своим переживаниям или, чего доброго, просить его не покидать меня. И единственное, что оставалось — смириться и надеяться, что он вернётся до темноты, ведь иначе… даже думать не хочется о том, насколько тревожным может быть вечер. И ночь! — Нет. Конечно, нет, — пискнула я себе под нос, теребя миски, которые до сих пор держала в руках. — Я пойду, помою посуду, а вам… хор-хорошего дня. А я обязательно что-нибудь приготовлю на ужин, как вы и просили. Будьте уверены!       Я вновь слегка поклонилась. — Замечательно.       Смерив меня взглядом и особенно задержавшись на руках, которые теперь дрожали от волнения и страха, Ято выглядел очень серьёзным. И я уже было приготовилась к очередному выговору за то, что не ценю его личное время или снова слишком много болтаю, но хозяин дома меня удивил. Уже взявшись за сёдзи, которая вела во двор, он вдруг одёрнул руку и, шагнув в мою сторону, улыбнулся: точнее, уголки его губ лишь слегка дрогнули, поднимаясь вверх, но по сравнению с тем, какой Ято был обычно — это была самая что ни на есть улыбка! — А хотя, знаешь, пошло оно всё… — обойдя меня и взяв из угла комнаты кувшин с водой, он кивнул в сторону тарелок у меня в руках, явно показывая, что собирается помочь. — Думаю, сегодня можно остаться дома и… узнать друг друга поближе. Как считаешь?

***

      Вопросов к Ято у меня было очень много, причём начиная от нормальных и заканчивая самыми что ни на есть абсурдными. Например, я ни разу не видела, чтобы он ходил по нужде. Глупо, конечно, и, наверное, странно, что я вообще задалась вопросом об этой стороне его личной жизни, однако невозможно не заметить, что до того, как я поселилась в этом доме, отдельно стоящее и предназначенное для этого строение было девственно чистым. Я то и дело бегала туда, а он лишь смотрел на меня и усмехался, будто его веселило, что мне приходится покидать дом и идти на край участка, особенно когда на улице темно.       Но спросить о таком я не могла, поэтому приходилось ограничиваться более приемлемыми вопросами, хотя и на них он отвечал загадками или не отвечал вовсе. Но при этом сам, как ни странно, не переставал задавать их мне… — Кстати, ты так и не рассказала свою историю полностью, — его тон был будничным, и казалось, он спрашивает об этом, только чтобы развеять скуку, пока мы набиваем одно из одеял соломой, изготавливая самодельный татами. — Всё какими-то обрывками.       Хозяин дома посмотрел на меня, будто в чём-то подозревая и приподняв бровь, замер, точно если я не отвечу — он не продолжит нашу общую работу. — Да рассказывать, в общем-то, больше нечего, — пожав плечами, я просунула внутрь ткани ещё немного соломы, а после распределила её, чтобы не было комков и неровностей. — Я сирота, жизнь моя не слишком интересная и захватывающая, поэтому… — А я так не считаю, — занимаясь тем же самым, но с другого конца одеяла, Ято ненадолго замолчал. — Да ладно тебе, я же не просто так интересуюсь. Договорились же узнать друг друга получше, разве нет?       На секунду остановившись, он обернулся, находя ржавую на вид иголку и нить, чтобы зашить свою часть татами. — Да, договорились, — я тоже притормозила работу, потому как недолгое время размышляла, с чего начать свою историю. — Ну хорошо. Как скажете.       Глубоко вздохнув, я попыталась собраться с мыслями. Рассказывать о столь тяжёлой участи не так уж и просто… Я не привыкла жаловаться — это пошло ещё из детства, когда за чрезмерное нытьё нас наказывали и даже лишали еды. Поэтому делиться столь сокровенным казалось чем-то неестественным и сложным. Будто если я стану вслух корить судьбу за то, что она на меня взвалила, в дверь войдёт хозяйка приюта и накажет, дав плетей.       Но делать нечего — Ято просто так не отстанет, да и если сделаю, что он просит, — дам понять, что отношусь к нему с уважением и доверяю. Главное, чтобы после услышанного он не думал обо мне плохо. Этого я тоже боялась. — Что-либо о том времени, когда была совсем маленькой, рассказать ничего не могу. Просто не помню. Но по словам смотрительницы приюта, меня передали им в возрасте двух лет, после того как вся моя семья сгорела в собственном доме, — ком в горле, который я с трудом сглотнула, не давал продолжить, однако я всё же смогла себя пересилить. — Говорят, пожар был ужасный и по року судьбы там собрались все, включая моих родителей и дальних родственников. Вроде как у старшего брата была свадьба… но утверждать ничего не могу — здесь приходится полагаться на слухи. — Сочувствую, — кажется, хозяин дома говорил искренне: в его светло-голубых глазах засела печаль, и на секунду мне даже почудилось, что он хочет обнять меня, дабы утешить. — Не нужно, — невесело усмехнувшись, я забрала у Ято иголку, чтобы проделать отверстия под нитку и со своей стороны одеяла. — Конечно, я грущу об этом порой, но что поделать? Судя по всему, в огне должна была погибнуть и я, но чудом спаслась, поэтому… нужно радоваться и благодарить Небеса за возможность жить.       Задумавшись об этом, я подняла взгляд и посмотрела на давно потухший ирори: пепел смешался с песком, а обугленные части древесины красиво сочетались с теми частями полена, до которых огонь не успел добраться. Будто живое и неживое сплелось в едином танце. Прямо как инь и ян…       Забыв, чем занимаюсь, я уколола палец и ойкнула, оглядывая выступившую капельку крови. Ну вот, что за растяпа! — Дай посмотрю, — отряхнув руки об одежду, Ято протянул ладонь, ожидая, когда я сделаю то, о чём он просит. — Сильно поранилась? — Да нет, — по наитию облизнув палец, я почувствовала во рту неприятный солоноватый вкус с примесью металла. — Видите, ничего нет.       Продемонстрировав мизинец, я улыбнулась, слегка смущённая его заботой, однако вспомнив о вопросе Ято, поспешила продолжить историю. — До тринадцати лет я прожила среди таких же сирот, как я. Порой было трудно: когда денег не хватало, нас выгоняли на поля и рыбные рынки. Не всех, конечно, а тех, кто постарше… но и младшим доставалось: уже с четырёх лет мы сами убирали в комнатах, стирали, трудились в саду и даже готовили, — покачав головой, я с горечью вспомнила, сколько криков на меня порой обрушивалось за не слишком качественную, по мнению надзорного, работу. — Но было и хорошее. Например, нас научили грамоте и счёту, а ещё раз в полгода приезжали послушники из одного буддийского храма и устраивали что-то вроде представления. Было очень интересно!       Вспомнилось, как я впервые увидела их расшитые цветной нитью одежды. Мы в те времена рядились во что попало (хотя и сейчас, если подумать, ничего не изменилось), поэтому приезжие разительно от нас отличались: помню, как мне хотелось потрогать их косёде и утикакэ, насладиться гладкостью и шелковистостью ткани. — А почему лишь до тринадцати? — похоже, Ято не терпелось услышать продолжение, поэтому он без зазрения совести меня поторапливал. — Что-то случилось? — Да нет, но в приюте такие правила, — отложив конопляную нить, я внимательно просмотрела, нет ли где дыр, через которые солома может высыпаться на пол. — Считается, что после этого возраста девушка становится самостоятельной и сама в силах о себе позаботиться, вот нас и отпускали. Не на произвол судьбы, конечно, — находили семьи, в которых мы трудились, получая взамен кров и еду. Так я и попала к последнему хозяину.       Пот прошиб от шеи до поясницы, а холодный озноб прошёл по рукам, заставляя мурашки бегать по телу. Я будто застыла: как ни странно, теперь мне даже хотелось рассказать продолжение истории, но что-то мешало. Мне вновь стало не по себе, ведь именно тот мужчина, на которого я в последнее время трудилась, виноват в моём появлении на арене. — Так у тебя всё же есть кто-то, к кому можно вернуться? — Ято сказал это без радости: просто как факт. — А чего же ты лапшу мне на уши вешала? — Ничего я не вешала! — чуть приподнявшись, я встала коленями на теперь уже готовый татами, проверяя его мягкость. — Хотя, если вам угодно самому делать выводы, может, мне и не стоит продолжать? — Ладно, ладно! — сначала подняв руки, а после плюхнувшись на новую подстилку, хозяин дома теперь смотрел на меня снизу вверх. — Я слушаю, продолжай!       Запустив ладонь под голову и прикрыв глаза, он явно наслаждался своим положением, а мне, наоборот, стало некомфортно находиться так близко к Ято: между моим коленом и его щекой было всего ничего, и это смущало. Поэтому, встав попить, я отошла от него на почтительное расстояние, при этом стараясь вспомнить, на чём остановилась: его лицо в такой близи от меня напрочь выбило из головы все мысли. — Я прожила у того господина недолго, всего несколько месяцев, и даже не успела к нему привыкнуть. Хотя он был вполне мил со мной, но вот его супруга… — я хотела было ругнуться, но, поджав губы, вспомнила, что для девушки такое поведение неприемлемо. — Ладно. Неважно это. В общем, в один из вечеров мой хозяин проигрался в сёги и го, причём сумма была неподъёмная. Чтобы рассчитаться с победителем, ему потребовалось бы продать часть имущества, а жена оказалась против и…       Я не представляла, как продолжить. Как сказать это вслух. Моей вины в произошедшем не было, но почему-то стало стыдно об этом рассказывать. Показывать свою слабость, наивность и доверчивость. Но я знала, что придётся. История застыла на середине, а это неуважение к собеседнику. — Он… продал тебя? — в глазах Ято застыл ужас: похоже, он совершенно не ожидал такого поворота событий и ждал, когда я примусь переубеждать его или хотя бы помотаю головой, но я кивнула. — Но… как? Ты ведь не его собственность! А просто та, кто помогала по дому! Или я что-то не так понял? — Нет, всё так и было: я работала прислугой, не более, — слёзы защипали глаза, а губы затряслись от обиды, но я продолжала, стараясь сдерживаться. — Помню, он подошёл ко мне тем вечером и спросил, могу ли оказать ему одну услугу. Мол, у него есть одно дело и там не помешает моя помощь. Конечно же пришлось согласиться… ведь попросил не кто-то, а хозяин дома! Кто я такая, чтобы отказываться.       Вернувшись на своё место, я вновь села рядом с татами. Ято тоже привстал, и теперь наши с ним лица были примерно на одном уровне. — А дальше? — теперь в голосе моего собеседника слышались нотки злости. — Мы приехали к какому-то строению. Мне велели подождать недалеко от входа, а господин, у которого я жила, прошёл внутрь.       Несмотря на то, что я недавно попила, во рту вновь пересохло. Я попыталась сглотнуть, но стало ещё хуже — в горле будто осел песок, который всё царапал и царапал гортань, вызывая жуткий кашель. — Дать ещё воды? — Ято наблюдал за моими мучениями и уже было поднялся, но я остановила его, положив руку ему на плечо. — Нет, всё в порядке, — прошептала я, стараясь вернуть голосу прежнюю звонкость. — Не переживайте. Сейчас пройдёт. — Ладно… — он посмотрел на мои пальцы, до сих пор прикасавшиеся к его одежде. — Не торопись.       Но мне хотелось продолжить. Начинать было сложно, но сейчас я ощущала, будто вся боль, что сидела во мне, стала высвобождаться. Ято не просто слушал меня, а лечил: хоть слёзы не переставали душить, с каждым словом мне становилось легче. — Потом мой хозяин вышел с двумя мужчинами: позже, когда я попала на арену, один из них принимал ставки и, кажется, был главным, а второй… бил меня, — за неимением чего-то, что можно держать в руке, я стала теребить пальцы, тем самым стараясь хоть немного успокоиться. — Но в тот день я и понятия не имела, насколько эти люди ужасны, поэтому, после их приглашения, собиралась пройти внутрь. Тот громила сделал вид, что пропускает меня вперёд, но стоило ему оказаться позади… Помню лишь боль в затылке, а после — темнота.       Глубоко вздохнув, я некоторое время удерживала воздух в лёгких, дабы не расплакаться, как маленькая девочка. И действительно, стало полегче, и я уже было хотела продолжить, но Ято перебил, задав новый вопрос. — Ты, видимо, пробыла там довольно долго? — на лбу у него пролегла морщинка, да и вообще новый знакомый всем своим видом показывал глубокую задумчивость. — Вряд ли тот мерзавец, у которого ты жила, морил тебя голодом, а за пару дней так исхудать ты не могла. — Трудно сказать, — я вроде и смотрела на татами, стены или очаг, но перед взором стояла та малюсенькая, пропахшая потом и испражнениями комната. — Там не было окон, поэтому время тянулось бесконечно долго. И единственный мой ориентир — если еду нам давали раз в день, значит… я пробыла там примерно половину месяца.       Сложно представить, что я выжила в таких условиях. Но всё же смогла! Когда попала в клетку, в которой нас держали, со мной было ещё семеро, но спустя пару недель двое из них погибли: одного убили при попытке к бегству, а второй расстался с жизнью по собственной воле. Меня, если честно, тоже посещали мысли о самоубийстве, но я так и не смогла себя пересилить. Ведь жизнь — дар, а тем более если вспомнить, что в детстве я чудом не погибла. — Половину. Месяца? — взявшись за голову, Ято некоторое время оставался в такой позе, а после, проведя руками по лицу, закрыл глаза ладонями. — Даже боюсь спрашивать, в каких условиях ты жила. — Скорее, выживала, — поправила я, хмыкнув. — Для каждого пленного была сооружена клетка… Вырытое в земле углубление со вкопанной сверху бамбуковой решеткой, накрытой камнями: изо дня в день мы, можно сказать, жили в неком подобии пещеры, места в которой было так мало, что не развернуться. А чтобы не сбежали — за нами следили и днём, и ночью. Да я и не стремилась, если честно: еды и воды приносили так мало, что сил почти не оставалось.       В те дни мне казалось, что это никогда не кончится. Жизнь разделилась на две части: до и после. Как только попала туда, была уверена, что нас собирают для продажи в рабство, но через несколько дней услышала странные разговоры о приёме гостей и подготовке арены. И нельзя сказать, что это облегчило мне жизнь: неизвестность пугала даже больше, чем возможность попасть в руки рабовладельца. А вышло, и не зря я так боялась: если бы не Ято, я давно была бы мертва. — Было одиноко и страшно, — вдруг сказала я тихо, в душе сомневаясь, стоит ли быть настолько откровенной. — Особенно когда на арену увели первого пленного. Я слышала его мольбы, крики о помощи и… предсмертные стоны боли. А после вслед за ним отправили второго, и я догадалась, что эта участь ждёт каждого из нас. Что мы не более чем игрушки на потеху публики.       Не выдержав, я, наконец, ощутила, как слёзы, которым я долгое время не давала волю, потекли по щекам. Да, мне, скорее всего, больше ничего не угрожало, но воспоминания были слишком свежи. — Это пытка. Слышать вопли, понимать, что ты следующая, — каждое слово теперь давалось с огромным трудом. — Я тогда поняла, как сильно хочу жить. С небывалой осознанностью почувствовала собственное тело: как бьётся сердце, как дрожат пальцы, как лёгкие раскрываются от каждого вдоха. И в тот момент убийство и смерть показались мне чем-то нереальным… нереальным, но близким.       Подняв колени к лицу, я уткнулась в них и, обхватив ноги руками, полностью отдалась эмоциям. И плакала, плакала, плакала… Казалось, поток слёз никогда не утихнет, что я так и буду рыдать без шанса успокоиться. Но вот на мои плечи легла тёплая рука, а к виску прижалась мускулистая грудь. Ято сел рядом и обнял меня. — Ну, ну. Хватит, — я не только слышала его голос, но и ощущала, как подрагивает его тело. — Сейчас ты в безопасности. — Знаю, — проскулила я, не поднимая глаз. — Но надолго ли? Этот мир такой злой! Такой жестокий! И я не представляю, как со всем справиться и не сломаться. Как теперь доверять людям и не попасть в ещё одну беду. Как?!       Мои лёгкие начали сокращаться против воли, и я не смогла больше сказать и слова: лишь делала резкие и частые вдохи, силясь совладать с собой. Правда, тщетно. — Ну мне же ты доверяешь? — спросил Ято строго, и я даже испугалась, что обидела его своим признанием. — Д-Да, — созналась я, наконец подняв голову и встретившись с ним взглядом. — Но вы ведь не всегда будете со мной. Верно?       Странно, но после этой фразы между нами будто выросла холодная стена: я сразу это почувствовала, хоть и не поняла, отчего это произошло. — Разумеется, — на лице Ято вновь не было жалости — лишь пустое безразличие. — Как только найдёшь работу — ты уйдёшь, Минами. И, поверь, я с нетерпением жду этого дня.       Еле ощутимо оттолкнув меня, он поднялся, но, уже было двинувшись в сторону спальни, вновь остановился. — Спасибо, что поделилась со мной, — каждое его слово теперь будто пропитано высокомерием. — И, если тебе интересно, я посоветовал бы перестать быть ребёнком и осознать уже, что тебе никто и ничего не должен. Произошедшее с тобой — ужасно, но ты сама пришла к этому. Своей глупостью и наивностью. Пора взрослеть! И перестать бояться того, что неизбежно!

***

      Лёжа в углу погрузившейся во тьму ночи комнаты и наблюдая за силуэтом спящего Ято, я размышляла о том, почему он так себя ведёт. Почему он то спокойный и добрый, то импульсивный и высокомерный, бывает понимающим и даже чутким, но уже через секунду вполне может стать угрюмым и… агрессивным. Что с ним не так?       Да и вообще вопросов, касающихся его, по-прежнему много! Откуда Ято родом? Сколько ему лет? Чем он зарабатывает? Почему этот дом такой пустынный: нет средств для удобства и каких-то мелочей, которыми люди украшают своё жилище. И, самое интересное, почему он живёт один? Я-то о себе всё рассказала, а вот он лишь брякнул что-то про недомолвки с отцом и закрыл тему, хотя, если быть честной, он и не начинал её толком.       Я бы очень хотела стать к нему хоть чуточку ближе. Разумеется, мы вряд ли подружимся: не зря он из раза в раз даёт понять, что мы слишком разные, но может, если бы он смог открыться мне хоть капельку, я бы перестала так волноваться в его присутствии.       Он для меня закрытая книга, причём та, которая запечатана на замок и спрятана в самое укромное из всех возможных мест… А жаль. Уверена, его жизнь тоже полна интересных историй, которые я с удовольствием бы послушала.       Кашлянув, Ято повернулся и лёг на спину. В рассеянном свете луны, пробивавшемся через вырезанное в стене и закрытое рисовой бумагой окно, он выглядел таким спокойным и умиротворённым… Вот только после пробуждения он станет совсем иным.       Был ещё один вопрос, который меня беспокоил. Наблюдая, как грудь хозяина дома мерно вздымается, я размышляла о дне нашей встречи. О том, что, какими бы добрыми не были порывы, каким бы хорошим не был его поступок — он находился на арене! Ято сидел среди гостей и, как остальные, наблюдал за происходящим. Видел, как убили первых пленных! Можно предположить, что мой новый знакомый попал в то место случайно или же просто не знал, куда идёт, но… это лишь догадки, а точнее, жалкие попытки себя утешить.       Что, если всё это игра? И моё якобы спасение — очередная, растянувшаяся на несколько дней пытка? Вдруг Ято хочет добиться моего расположения лишь для того, чтобы потом разбить его, как хрупкое стекло? Чтобы с упоением наблюдать, как, разочаровавшись в этом мире, я сломаюсь ещё до того, как сделаю последний вздох?       Страшно, что у моей истории может быть такой конец. Разумеется, если прямо сейчас встать и пробраться к выходу, а после бежать так быстро и далеко, насколько получится, я смогу скрыться. Но стоит ли? Ведь убегать от зла можно вечно, но тогда это и не жизнь будет вовсе! А бесконечный марафон, в котором вместо финиша — очередной поворот в никуда… А я устала. Будь что будет!       Если Ято не тот, за кого я его принимаю, и желает мне зла — я смирюсь. Уже смирилась, наверно.       Я просто отдамся на волю судьбы. Буду ждать и верить, что никогда не пожалею об этом решении.