Дикий вереск

Летний праздник всегда проходил в дни полного солнца – самого длинного дня в году. На большой поляне ставили шест и украшали его венками, накрывали столы и до заката веселились, призывая духов благословить урожай и дать лёгкую и тёплую зиму. А накануне вечером вершилось таинство гаданий на суженых у свободных омег: они танцевали и пели песни у костров, а после глубокой ночью те, кто были готовы к браку, пускали свои венки по реке, прося духов даровать им в эту зиму пару. Альфы же прятались на берегу и присматривали себе того, кому после сбора урожая или в осенний торг будут дарить свой особенный подарок. Женатые пары тоже веселились у костров, но потом омеги не пускали венки по реке, а надевали их на голову своим альфам, поцелуем подтверждая, что их союз всё так же крепок, как и раньше. Об этом рассказала Мину Харин, когда они шли на поляну за Чимином и Соён, вцепившуюся в руку Пака и всё время о чём-то ему щебетавшую. – Мини! – замахал рукой Тэхён, едва они появились на поляне. – Иди сюда, скорее… Юнги хотел было пойти тоже, но к нему подошёл Чонгук и виновато произнёс: – Ты же знаешь, что спорить с ним я не буду, – это был не вопрос, а вполне обозначенная позиция, которую оставалось просто принять. – Я даже не хочу знать на что ещё он тебя подтолкнёт, а ты «спорить с ним не будешь», – покачал головой Мин с осуждением глядя на младшего альфу. – Я люблю его, – пожал широки плечами Чон, и улыбнулся. Улыбка была какой-то слишком грустной для такого признания, и Юнги она не понравилась: – А ему ты сказал? – Сложно этого не увидеть, – ответил Чонгук, ища глазами Кима. – Повторю: ты сказал Тэхёну, что любишь его? – настойчиво спросил Мин, внимательно глядя в лицо грува. – Нет, – ответил тот, – и не скажу. – Почему же? – Он всё равно не будет моим, – ровно и без особых эмоций ответил Чон, но в голосе всё же сквозило грустью. – Зачем волновать его и давать надежду своему сердцу. Так я хотя бы могу быть рядом. – И всё же, поговори с Усоном, – настаивал Мин. – Он, по-моему, хороший глава и поймёт… – Нет, уж точно не Усон, – хмыкнул Чонгук, – после того, как он потерял Одуванчика… – он резко замолчал и прикусил губу, зыркнув на старшего, надеясь, что тот не придаст значения его словам. Но Юнги уже зацепился за них и ждал продолжения, требовательно смотря на младшего. – Продолжай. – Ну… я точно не знаю, но альфы как-то говорили между собой… а я случайно услышал… Может это и не правда! – Чонгук морщился и отводил взгляд, явно стараясь уйти от ответа. – Раз уж начал, договаривай, Чон. Грув помолчал немного, но видя, что Юнги не отстанет, неловко произнёс: – Они удивлялись, что Усон отдал Одув… Чимина тебе. Смеялись, что видимо у него сил не хватило объездить этого омегу. – А ещё что говорили? – настроение у Юнги стало совсем плохим, и он мимо воли высматривал в толпе Усона. – Говорили, что он не чета своему старшему брату, и что после Намджуна любой на месте Чимина предпочёл бы остаться один, – Юнги снова перевёл тяжелый взгляд на Чонгука и приподнял бровь в ожидании: – И что хотят увидеть как быстро ты бросишь его и уедешь домой. Последнее Чонгук произнёс настолько тихо, что Мин еле расслышал его сквозь звуки голосов за столами и песен у костров. Подняв виноватый взгляд, к своему удивлению, Чон не увидел на лице старшего ни тени злости – Юнги только хмыкнул и спросил: – А сам как думаешь? – Я не думаю, – тут же ответил Чонгук, – не моё это дело что у вас с Одуванчиком происходит. Вы семья – это единственное, что мне надо знать. – Спасибо, – Мин улыбнулся и хлопнул младшего по плечу, добавив: – И не называй его одуванчиком, Чимину не нравится. Молоденькая омежка подошла к ним и протянула две кружки с пивом, кивнув в сторону веселящихся – за столом с другими альфами сидел Усон и поднял свою кружку, улыбаясь и призывая выпить. Юнги и Чонгук приняли пиво и склонили головы в небольшом поклоне, благодаря главу и его друзей, в ответ снова раздались возгласы с призывом духов урожая и стук кружек. – Ну и сколько тебя нужно было ждать? – ворчал Тэхён, протягивая Паку цветы. – Твои васильки – мои ромашки, как и всегда. Он сидел на траве и быстро плёл венок, примеряя его вокруг своей головы. Чимин присел рядом и тоже принялся вплетать синие цветы в свой венок: – Ты такой нетерпеливый, Тэтэ, – цыкнул он, но продолжать не стал. – Я не хочу, чтобы ты стал похож на всех тех куриц, которые сидят вечерами с иголкой или спицами на лавочках у колодца и говорят о своих альфах или своих детях. – С чего вдруг у тебя такие мысли? – С того, – отрезал Ким и замолчал будто это и есть ответ на вопрос. – Ну, ты чего? – Чимин отложил венок и придвинулся к другу, заглядывая тому в глаза. Насупленный Тэхён, поджавший губы и хмурящий брови, ему не нравился, и единственным быстрым способом его развеселить было… – Нет, Мини, нет, не смей! – извивался Ким, хохоча от щекотки и почти уползая от друга. Чимин тоже громко смеялся и в конце концов просто обнял Тэхёна со спины, зарываясь носом в его волосы и вдыхая такой родной и такой успокаивающий запах лаванды: – Я никогда не стану таким, Тэтэ, не я, и ты это знаешь. Но тебя что-то беспокоит, да? – Я… боюсь остаться один, Мини, – вздохнул он. – Ты… Юнги… Вы... становитесь ближе. Я это вижу, и это меня радует, честно, я не вру. Но всё чаще мне кажется, что я будто лишний рядом с вами, что мне надо уйти и не мешать. – Демоны, заберите эти мысли у глупого омеги! – воскликнул Чимин обнимая друга и покачивая, будто капризного ребёнка. – Что ты придумал, Ким Тэхён? Кто тут лишний? Глупости какие! Они сидели на траве, отложив незаконченные венки и обнявшись, будто не виделись несколько зим, а Пак всё нашёптывал другу, хлюпающему мокрым носом: – Ты мой самый родной и любимый человек, Тэтэ. Лучше тебя никого нет и никого не будет… – А Мин? – капризно уточнил Ким. – И Мин, – согласно кивнул Пак, – Он тоже… мне дорог. Тэхён развернулся в его объятиях и удивлённо посмотрел на вполне серьёзного друга. Хлюпанье прекратилось, зато появился хитрый взгляд: – Ты мне что-то не договариваешь, Пак Чимин! – О! – хмыкнул Чимин. – Настроение ныть и плакать пропало? – Ты от ответа не уходи, – пригрозил Тэ, перебирая длинными пальцами рядом с рёбрами друга. – Хорошо-хорошо, – выставил руки перед собой Пак, – но ты мне расскажешь тоже – почему я сейчас видел твои слёзы, да? Ким опустил руки и кивнул, шмыгнув носом. – Сегодня Юнги пообещал научить меня драться на мечах, – с плохо скрываемой радостью сказал Чимин, и видя удивление друга добавил: – И мы даже попробовали… – Что попробовали?.. – Тэхён подался вперёд и облизал губы в предвкушении нового признания, но был безжалостно остановлен. – Попробовали драться! – с широкой улыбкой выдохнул Пак. – Пф, – разочарованно хмыкнул Ким, – и это всё? – Всё, – пожал плечами Чимин, – ну, ещё мы мыли друг друга в бане и почти переспали, но… – Но? – глаза Тэхёна загорелись, и он задержал дыхание, в ожидании ответа. – Но кое-кто подослал к нам малышку Соён и пригрозил прислать Чонгука, поэтому пришлось отложить наш первый раз на другое время, – Чимин с укором посмотрел на удивлённого Кима, приоткрывшего рот. – Это ты сейчас намекаешь, что я… что вы из-за меня… не смогли? – Я не намекаю, Тэ, я тебе прямо говорю. Тэхён скривился и цыкнул: – Знаешь что, озабоченная омега Пак Чимин? – Что, обломщик Ким Тэхён? – У вас вся жизнь впереди и уж точно все ночи, чтобы переспать не только один раз, а сколько хочется. И никакие Чонгуки вам не помешают! – Думаю, жизнь Чонгука тебе всё же дорога, и ты больше не будешь им угрожать – терпение у Юнги, конечно, большое, но не бесконечное, а меч острый… Тэхён согласно кивнул и как-то сразу сник, а Чимин снова приобнял его и тихо спросил: – Ну, же, Тэтэ, что случилось? Кто тебя обидел? – Я тут подумал… – он прильнул к Чиминовому плечу и вздохнул, – будет грустно, когда Чонгук уплывёт. – Как уплывёт? Это он тебе сказал? – Нет, не говорил, но мы же с тобой знаем, что он у нас ненадолго. А осенью к нам приедет его старший брат и… – Тэхён сглотнул, – будет знакомиться с Усоном как будущий глава грувов. – И? – непонимающе хлопнул глазами Пак. – И… он должен перед этим жениться – таково условие их отца, – Ким посмотрел на друга, словно тот может его разуверить в подозрениях. – И ты думаешь, что Усон отдаст тебя ему? – Тэхён робко кивнул, Чимин кивнул тоже – до него начали доходить переживания младшего. – Но если ты будешь против, то… Усон же не заставит тебя, он не будет так с тобой… – Да? – Тэхён красноречиво посмотрел на друга. – Я – другое дело, – смутился Пак, – не сравнивай. Они помолчали немного, и Чимин всё же сказал: – Поговори с братом. Объясни, что уже выбрал того, кому готов отдать сердце. Он любит тебя и не захочет, чтобы ты страдал. Или, если боишься, – я поговорю… – Не нужно, – Тэхён покачал головой и снова взял в руки венок, – говорить-то пока не о чем. – Я не понимаю… – Я сам не понимаю, – очередная ромашка была вплетена в венок подрагивающими пальцами, – нужен ли я Чонгуку?.. – Да ты что! – вскинулся Чимин. – Только слепой не увидит и глупый не поймёт, что он от тебя без ума, даже не сомневайся! – Он никогда не говорил мне об этом, – упрямо проворчал Ким. – Я не могу знать что он ко мне чувствует. Может… это просто временно, пока он не уедет… а там… найдётся ещё кто-то, за кем он будет хвостиком бегать и в глаза заглядывать… как собачонка… – Во-от оно что, – протянул Пак, задумавшись и почесав пальцами подбородок. – А ведь мне Юнги тоже не говорил ничего такого… Может ему и надо-то всего лишь мне присунуть и поминай как звали?.. Женился вот даже… живет теперь тут… – Ты дурак? – Тэхён уронил венок и упёрся ладонями в свои бёдра, собираясь высказать другу всё своё возмущение. – Да я бы на его месте тебя либо придушил по-тихому, либо высек, чтобы ты на свою задницу сесть не мог, вредина омежья… – Ким Тэхён, теперь-то ты понимаешь? – рассмеялся Пак. – Слова – всего лишь звук, который не всегда и нужен, если ты видишь и знаешь что чувствуешь. Но… ты прав. Иногда хочется услышать. И вот что я тебе скажу: пора тебе на правах более старшего и умного взять всё в свои руки. Чимин поднялся на ноги, отряхнул штаны от приставшей травы и примерил венок – давно уже омега не плёл их, но получился он красивым – такой не стыдно при всех подарить своему альфе.

FAUN – Federkleid

Ждать Чимина пришлось недолго – всего лишь две выпитые кружки пива и короткий разговор с Чонгуком помогли Мину скоротать время. И когда за соседним столом кто-то пьяно брякнул: «Снова расцвёл наш Чимини», Юнги повернулся к кострам и увидел стройную фигуру в венке, призывно протянувшую ему руку. Возле костра танцевали омеги, держась за руки, а вокруг них альфы сжимали круг. Музыка сменилась и стала быстрее, альфы с омегами разбились на пары и притоптывая кружились в новом танце. Юнги сжимал талию Чимина, пока тот улыбался, вскинув руки вверх, и вёл его в танце, всё быстрее кружась. Мир мелькал вокруг них, сливаясь в одну пёструю ленту, жар тела ощущался всей кожей, дыхание обжигало губы, и желание к ним прикоснуться всё сильнее било в голову. В какой-то момент Юнги вспомнил их свадьбу и напрягся – в прошлый раз ему пришлось ловить Пака, что почти потерял сознание в таком же быстром танце. Но сейчас омега смотрел на него вполне ясным и даже веселым взглядом, а спустя пару мгновений облизнул губы и быстро поцеловал – легко, но так чувственно, что Мин расплылся в улыбке – впервые в такой счастливой и довольной. – Ещё не всё? – спросил Мин, когда музыка стихла, а танцующие разбрелись по поляне. – Нет, – ответил Пак, кивая на стайку омежек, уходящих к речке. – Сейчас они пойдут пускать венки по воде и просить у духов счастливую судьбу. – А мы? – А мы… – Чимин развернулся к нему, снял со своей головы венок, водрузил его на голову Юнги и поцеловал – настойчиво и почти страстно, чем вызвал удивлённые вздохи и какое-то кряхтение сидящих за столом альф, – … мы вернёмся домой, Юнги. Я что-то устал сегодня. – Мне понести тебя? – хитро улыбнулся Мин. – Ну… если ты сам предложил… Юнги присел, и Чимин обнял его со спины, ухватившись за шею – альфа выпрямился и подбросил свою ношу, поудобнее подхватывая под бёдра, а Пак… спрятал довольную улыбку в его волосах. Пока тропинка шла прямо и вниз, Чимин крепко прижимался к широкой спине Юнги и обнимал его за шею, незаметно нырнув в открытый ворот рукой. Касаясь пальцами горячей кожи и чувствуя утяжелившееся дыхание альфы, он и сам стал дышать глубже: усилившийся запах вереска приятно щекотал ноздри, а сильная хватка рук на его бёдрах заставляла думать только об одном. – Отпусти меня, – сказал Пак, как только они оказались у подножья холма, на котором стоял их дом. Мин отпустил и ожидающе посмотрел на омегу – растрёпанного и какого-то смущенного. А тот улыбнулся и просто протянул ему ладонь. Юнги сжал маленькую руку и потянул Чимина на себя, ловя его губы в мягкий поцелуй. На него ответили с охотой, оставляя сладкий медовый привкус на языке. – Хочу домой, – отпрянул от него Пак и, не выпуская руку, произнёс: – поторопись… Во второй раз они остановились у лестницы, замешкавшись в очередном поцелуе –глубоком и горячем, сбивающим дыхание и не дающем глотнуть воздуха: – Чимин, послушай, – оторвался от омеги Юнги и взял в ладони его лицо, заглядывая в полуприкрытые глаза: – Я не смогу… не смогу остановиться, не в этот раз. Ловя во взгляде альфы надежду и отметая все его сомнения, Чимин кивнул: – Идём наверх…

Nightwish - While Your Lips Are Still Red

В доме было темно и лишь яркий свет луны освещал комнату через открытое окно. Юнги зажёг две свечи и поставил их так, чтобы видеть всего Чимина, стоящего сейчас посреди той самой комнаты, что и в их первый раз. Хотелось смотреть на него, хотелось видеть и любоваться: не тайно в свете луны или при первых лучах солнца, когда Пак спит и не знает, что на него смотрят, а открыто обласкать взглядом всё прекрасное тело, скрывающееся под слоями одежды. Юнги взял его ладонь и приложил к своей щеке, ощущая мелкое подрагивание пальцев на своей коже, сглотнул, только сейчас понимая, что и сам немного переживает – это будет их первый раз. И движет им не похоть и желание обладать, как было в первые дни и даже сегодня в бане, нет – ему хотелось Чимина любить: зацеловывать и ласкать до стонов и криков удовольствия, даже если самому не удастся ощутить и долю этого. – Ты не пожалеешь, Чимини, клянусь всеми богами на свете, – шептал он, – только доверься мне и позволь любить тебя. Тёплая ладонь омеги огладила его щеку, опустилась на шею и потом на затылок, вплетаясь в его волосы – по телу прошлись первые мурашки удовольствия, а тихий голос прозвучал самой желанной мелодией: – Я хочу этого… хочу с тобой… За окном стрекотали кузнечики, где-то ухали ночные птицы, а вокруг этих двоих мир затих, оставляя лишь звук дыхания и биения сердца под пальцами. Снова пробуя на вкус пухлые мягкие губы, Юнги вытянул из штанов омеги рубаху и скользнул под неё: оглаживая бока, затем выступающие рёбра, скользя за спину и спускаясь вниз к ягодицам. Пак же проворно развязал его штаны и потянул рубаху альфы вверх, заставляя оторваться от себя и вывернуться из одежды. Рубахи были отброшены на пол, штаны сами слетели вниз, и Юнги неожиданно развернул Пака спиной к себе: – Ч-что… ты… – Чш-ш-ш, – прошептал альфа, любуясь красивой стройной спиной и проводя по ней рукой, а следом оставляя поцелуи вдоль позвоночника. Чимин понемногу расслаблялся и Юнги, наконец, почувствовал его – чистый сладкий яблочно-медовый аромат возбуждения, расплывшийся вокруг них и оставивший позади все его сомнения: Чимин действительно его сейчас хотел! Мин осторожно вытянул из стянутых локонов гребень, и волосы белой волной рассыпались по ровной спине – желанное тело было в его власти, и мечты обладать им сбывались. Юнги схватил светлые пряди одной рукой и потянул голову Чимина назад, заставляя выгнуть шею и впиваясь в кожу губами. Второй рукой он перехватил омегу впереди, оглаживая грудь и находя пальцами сосок. Первый полустон-полувыдох Пака прозвучал у его уха, заставляя улыбнуться и сильнее впиться в основание шеи – утром там разольются яркие отметины, и каждый будет видеть чей это омега, и насколько они близки. – Давай ляжем, – сказал Чимин, чувствуя, что колени предательски стали дрожать и ноги норовят подогнуться. Он не прочь был бы рухнуть на кровать, но они от нее далеко. – Когда-нибудь я буду рассказывать нашим детям, что это ты меня в кровать затащил, – хохотнул Юнги и получил шлепок маленькой ладони по своему плечу. А Чимин был ему благодарен за эту шутку, понимая, что напряжения между ними стало меньше. Он плюхнулся на спину, удобнее устраиваясь на кровати и призывно вытянул руки вперёд. Мин медленно подошёл и, расплываясь в улыбке, жадно осматривал обнажённое тело, лежащее перед ним и явно жаждущее прикосновений. Он опустился и навис над Чимином, упираясь локтями в кровать и дразня взглядом, начинающего раздражаться омегу. И в тот момент, когда губы Пака приоткрылись, с возмущенным выдохом «Эй!», Мин уже хозяйничал так, как давно хотел – властно и настойчиво целуя, сильно и даже жестко сжимая мягкую кожу, не оставляя ни одного места без своих прикосновений. Чимин чувствовал его везде, постепенно теряясь под этими касаниями, под этими губами, и распаляясь от горячей волны, поднимающейся от паха вверх. И чем ниже спускались губы Юнги, чем сильнее будоражили его покусывания, тем сильнее горел Чимин, тем ощутимее он впивался ногтями в кожу Мина, наверняка оставляя на его спине царапины. И эта боль нравилась альфе – было в ней что-то дикое и такое желанное, обещающее неизведанное до этого времени удовольствие. Их запахи смешались, забивая нос, оседая на языке и пропитывая насквозь; их дыхание было одно на двоих в каждом поцелуе; их тела уже не чувствовали кожу друг друга, словно не было ничего между ними. Сколько длились эти томительные ласки Пак не понимал, расплавляясь от горячих губ на себе, от настойчивых пальцев внутри себя, от тихого шепота, заполнившего уши, и от появившейся боли на грани наслаждения – того самого ощущения, которое он почти забыл… которое помнил, когда… Чимин замер и сжался, Юнги почувствовал это и остановился, тут же вглядываясь в его лицо: крепко зажмуренные глаза, поджатые в тонкую линию губы – не то, что он бы хотел сейчас увидеть. – О, нет-нет-нет-нет, Чимини, открой глаза, – быстро заговорил он, понимая, что потеряет сейчас всё, если не вернет внимание омеги, – ну, же, прошу тебя… Чимин приоткрыл веки – в уголках его глаз скопилась влага, а губы задрожали расслабившись. – Это я, видишь? – Чимин кивнул, всматриваясь в него, и альфа начал касаться губами его скул самыми лёгкими поцелуями, какими только мог. – Смотри на меня… Думай обо мне… только обо мне… верь мне… И это помогло: Пак расслаблялся под лёгкими поцелуями, снова распаляясь и отдаваясь ему со всем желанием, которое он подавлял в себе, как и Мин, весь последний месяц, и которое теперь уже само рвалось из него со стонами при каждом новом толчке. И чем глубже входил в него альфа, тем податливее было тело Чимина и громче его голос – от этого Юнги хотелось брать его ещё сильнее, вторя громким выдохам низкими стонами и порыкиваниями. А когда Чимин зазвучал особенно сладко и громко, мышцы напряглись, тело его выгнулось, задрожало и сжало его член, не давая двигаться глубже, Мин понял, что и сам летит в пропасть, отдаваясь нахлынувшему удовольствию и изливаясь … Они лежали молча. Лицом к лицу, смотря друг на друга и словно изучая впервые. Свечи давно догорели, а луна постепенно утратила свою яркость на уже посеревшем небе. Но это не мешало этим двоим узнавать сейчас то, что не удавалось им раньше, что не виделось раньше, что открылось только этим утром. – Я люблю тебя… – тихо прошептал Юнги, глядя на Чимина и не ожидая ответа на свои слова. Он сказал это только для того, чтобы Пак знал это и принял его чувства – он был в них теперь как никогда уверен. Но Чимин ответил: – Ты нравишься мне, – без сомнений и раздумий, ловя удивление в карих глазах и слегка улыбнувшись на это уголками губ. – И я хочу, чтобы ты любил меня…