Ромашки и гипсофилы

***

      Минхо гипнотизирует пар, струящийся из носика электрического чайника, уже которую минуту, а тот все никак не закипает. Проблема была явно не в плохой работе бытового агрегата, а в том, что Ли не до конца закрыл крышку, и прибор просто не мог добрать нужную температуру для срабатывания функции автоматического отключения.       Уставшему мозгу категорически не доставало сообразительности, чтоб своевременно заметить сие упущение и как-то исправить ситуацию, поэтому чайник покипел ещё пару минут и Лино просто снял его, решая, что девяносто девяти градусов для его лапши вполне будет достаточно.       Намерения досыта набить пузо химозой потерпели фиаско на самом старте, ведь не закрепленная крышка тут же дала о себе знать, стоило немного наклонить чайник над ведерком бич-припаса. Вода плеснула во все стороны, поднимая клубы пара, а лапша перекинулась и посыпалась на пол, вынуждая мозг проснуться и сделать хоть что-нибудь, чтоб не сварить себе ноги и все остальное, к ним прилагающееся.       — Айщ… — неуклюже припрыгивая и теряя по пути один тапок в попытке отступить назад, Минхо морщится и болезненно шипит, ведь кипяток все-таки попал на открытые ноги и немного заплескал домашние шорты, но все было не на столько критично, чтоб вопить о своем факапе на все общежитие, а вот за лапшу было действительно обидно. Парень просто застыл с этим чертовым чайником на вытянутой в сторону руке, пока сам любовался на свое отражение в море, которое образовалось под его ногами, и пытался осознать возможность своей голодной смерти.       Паркет такому сюрпризу "спасибо" при всем желании не скажет, сколько не жди, а осознание приходит слишком долго, но остывающая на коже влага дает о себе знать покалываниями, призывая сделать хоть что-нибудь.       Видимо, с ужином все же придется повременить, ведь в следующие несколько минут Минхо грозит лишь свидание с пантенолом, чтоб не превратится в вареную креветку, а потом с тряпкой, которой он попытается предотвратить разбухание деревянного напольного покрытия.       Кто вообще придумал стелить на кухне паркет? Мало ли сколько таких же гениев будет, что решат заварить его вместо лапши быстрого приготовления.       Педантичности Лино было не занимать, и иногда это играло с ним злую шутку. После того, как он натер пол, ему взбрело в голову отмыть ещё и кухонные столешницы, а потом побухтеть над грязной посудой, которую благородно оставили на ночь его "чистоплотные” соседи по блоку, и вымыть ее тоже, но жалобные завывания желудка вскоре напомнили ему об изначальной миссии. Вот только незадача, последним бич-припасом он недавно накормил унитаз, а идти клянчить у давно спящего Чана ещё один было бы уже верхом наглости, потому что и этот он умыкнул у него без спроса.       Бедный несчастный сэндвич на полке холодильника сам молил о том, чтоб кто-то поскорее избавил его от одиночества. Именно это оправдание он и напишет в показаниях с чистосердечным признанием, если его застанут с поличным. Сама вселенная взывала к сознанию Минхо о том, что кем-то заначенный бутерброд скоро настигнет неминуемая смерть, поэтому… разве он мог остаться в стороне?       Как после выяснилось, сэндвич был вполне свежим, и Ли, приободренный перекусом, вдохновился ещё и на готовку, откопав в недрах холодильника такие же одинокие овощи.       Что может быть лучше полуночной готовки в тишине и покое, когда оголодавшие глаза сожителей по блоку не смотрят в спину, а мирно спят, не догадываясь о происходящем на кухне?       Однако, не всем так крепко спалось, как хотелось бы Минхо.       Время близилось к двенадцати ночи, а уснуть у Джи так и не получилось. Навязчивые мысли и ровно такое же навязчивое желание покурить, чтобы снять стресс после телефонного разговора с матерью, не давали ему покоя. Джисон прекрасно понимал, что, если покурит в стенах общежития, точно вылетит быстрее, чем успеет собрать вещи, но его нервный тик не хотел так просто уходить. Эта потребность в сигарете после нервотрепки уже стала походить на новую стадию зависимости, будто теперь не он имел контроль над сигаретами, а они над ним. Это бесило.       — Хан-ни, просто иди на кухню и поешь чего-нибудь, — Феликс оторвался от книги, смотря на старшего, и указательным пальцем сдвинул на носу очки ближе к кончику. — Может, это тебе поможет?       — Разве еда может справиться с желанием покурить? — безжизненно ответил Сон, переворачиваясь на спину и утыкаясь взглядом в потолок.       — Не знаю, я ведь не курю. — простодушно жмет плечами Ли и возвращается к книге.       Хан тяжко вздыхает и закрывает глаза. Он просто обязан обмануть мозг и заставить его вырубиться. Никаких ночных дожоров, никаких перекуров, никаких мыслей о недавнем разговоре. Только тишина и покой, умиротворение и...       — Твоя взяла.       Джисон не выдерживает и всё-таки поднимается с кровати, надевает на ноги тапочки и, сунув руки в карманы, выходит из комнаты, шаркая подошвой по направлению к кухне.       Выглядел он, мягко говоря, не очень: волосы растрепанные, одежда мятая, сам опухший, будто весь день он только и делал, что пил солёную воду вперемешку с чем-то хмельным, явно пытаясь превратиться во что-то, навсегда утратившее человеческий облик, и у него это почти получилось. Войдя на территорию кухни, он заметил ещё одного ночного полуночника, что также выглядел крайне помятым даже со спины и, судя по его вялым шевелениям у шкафчиков, держался за реальность лишь благодаря божьей помощи. В том, чтоб здороваться с обитателем кухни, Хан не видел никакого смысла, но все равно кивнул в знак приветствия, пусть даже этого и не увидели, зато его совесть чиста, а Хо как раз был в процессе нарезки помидоров на тонкие слайсы, и ему явно было не до встречи гостей.        Сон помнил, что сегодня утром он купил себе два сэндвича с тунцом, один он съел по дороге в аудиторию, беседуя о чём-то с Хёнджином, которому было по пути, а второй оставил на пустой полке в общем холодильнике, только вот его-то здесь сейчас и не было. Хан осмотрел каждую щель в попытках найти его и матернулся себе под нос, когда раскопки не увенчались успехом.       Переложил что ли?       Он выпрямился, окидывая озадаченным взглядом всю кухню, и тут же заметил пустую упаковку от сэндвича рядом с тем парнем, что приведением шатался у плиты, а сейчас спокойно стоял и жевал его утерянный припас.       — Я рад, что накормил тебя, и мне даже не жалко, но, вообще-то, я тоже хотел поесть, — Хан сказал это без какой-либо обиды в голосе, скорее, наоборот, смеясь над ситуацией. — Должен будешь.       Ли, честно признаться, не ожидал что с ним заговорят, да, он видел на периферии какие-то копошения, слышал тихие, но емкие, ругательства, но ему было все равно, что там за трагедии у лунатиков, поэтому даже дернулся, когда кто-то поблизости к нему обратился. Только сейчас он понял, что обладателя голоса Минхо уже видел, и не раз, а ещё, кажется, слышал, в частности на лестнице у входа в универ. Не он ли постоянно таскался с гитарой в начале года? Вблизи его голос звучал немного иначе. Лино был готов поклясться, что это тот самый пацан, который так же в прошлом году часто ошивался рядом с Хенджином, но почему сейчас он в его блоке? Пришел к кому-то на ночевку и заблудился? Не может же быть такого, чтоб за все это время они ни разу не пересеклись на общей территории, раз уж живут на одном этаже. Виной тому, наверняка, поздние возвращения домой с тренировки, но это осознание не упрощало крайне сложное изумленное выражение лица Лино.       — Ты о чем?       Ни тебе «здрасьте» ни тебе «до свиданья», вот же хамло это парень. И где таких только берут, что врываются и пугают своим появлением до смерти? У Минхо буквально на роду написано иметь слабое сердце, и сейчас он неосознанно держится за него свободной рукой, а после понимает, на сколько глупо выглядит со стороны. В целом, Ли не особо сейчас был готов в светские беседы, поэтому удивление сменилось на гримасу недовольства так же стремительно, как кусочек помидора с ножа отправился в рот. Заявление парня никак не втесывалось в понимание того, о чем он вообще говорит, но недоеденный сэндвич, что лежал на тарелке неподалеку, немного освежил память, а после и сам синеволосый дополнил:       — Бро, это был мой бутер.       — Если ты решил меня этим пристыдить, у тебя плохо получается. — демонстративно подобрав оставленное, Лино откусил от него кусок и скептически выгнул бровь. — Такие продукты долго не хранятся. Его еще утром можно было выбросить. — в его словах столько же правды, сколько в глазах раскаяния за предумышленный грабеж. Но рыба действительно не хранится долго с другими продуктами, а с овощами, что входили в состав сэндвича, — и подавно. Только вот не этим, а следующим утром этот безобидный бутерброд превратился бы в биологическое оружие, и съевший его не выжил бы, получив несварение желудка и «н/я» в журнал успеваемости по причине всем известной.       Синеволосый парень на это лишь снисходительно качает головой и усмехается. Слишком простодушно. Минхо не понимает. Если это его сух-паек, то почему его это не разозлило? Он что, даже не станет с ним ругаться? Добренький, значит? Значит, сам виноват, Мать Тереза.       Да и вообще, надо было думать, прежде чем оставлять съестное на общей территории. Любого может привести далеко за полночь на кухню желание обеспечить себе отек на лице от дожора на сон грядущий. Он сам тут, между прочим, по той же причине, и сейчас этот товарищ, чей перекус был присвоен, стоит перед ним и глазами хлопает, и словно даже не осуждает. Да даже если и так, за грудиной все равно что-то совестно скрипнуло.       — Если он был твоим, то, считай, я спас тебя. — все не унимается Минхо, неопределенно пожимая плечами, мол, не стоит благодарности, и протягивает парню оставшийся кусок, где было чуть меньше половины. — Я куплю тебе новый, так и быть, если этот не хочешь. — вопроса о том, будет ли этот парень принимать протянутую долю с щедрой руки Хо, даже не возникало, и при всей возможности его существования, он бы остался, скорее всего, риторическим, поэтому Лино незамедлительно решил дополнить свое предложение, — Только прекрати так смотреть.       — Как это я на тебя смотрю? Ты мой сэндвич чуть не сожрал, между прочим, так что я могу делать это как угодно, — но Джи таки забрал себе оставшийся кусок, отходя и усаживаясь после за стол, да колено к груди подтянул, ведь ровно сидеть абсолютно не удобно.       Лино изогнул бровь.       Ну, конечно, этот парень не побрезгует, даже если еду пометить укусом. Кто бы мог подумать? Точно не Минхо, от того, в моменте, когда Джисон секундой ранее подошел и отобрал свой же сух-паек, старший даже немного напрягся, не понимая до конца, зачем тот решил сократить дистанцию так резво.       Но он всего лишь забрал сэндвич. Ничего сверхъестественного не произошло, однако сердце Хо необъяснимо пропустило пару ударов, а волосы на загривке встали дыбом, как у ощетинившегося на незнакомца уличного кота. Но проблема заключалась как раз в том, что этот парень был все еще далеко не незнакомым.       Джисон за раз набил щёки оставшимся кусочком, пытаясь ещё и выглядеть сейчас максимально серьёзно, хотя, на самом деле, эта ситуация его крайне забавляла. Честно говоря, ему было абсолютно плевать на кусок хлеба с рыбой и овощами, ведь таких сэндвичей он ещё успеет поесть, да ещё и до такого состояния, пока его не начнёт тошнить от одного только взгляда на них, однако, поломать эту глупую комедию хотелось. К тому же, не он ее первый начал.       — Если что, я так шучу, — на лице его появилась виноватая улыбка, будто это он только что съел чей-то поздний ужин. — Не надо мне ничего покупать, как-нибудь проживу без диареи и тошноты из-за испорченного тунца.       — Я понял. — с оттенком пассивной агрессии огрызнулся Хо, — Шутки я понимаю. — и тихо шикнул под нос, продолжая экзекуцию над овощами, а после еще тише дополнил: — Я сейчас что-нибудь приготовлю, если сможешь найди яйца.       И он замолчал, не найдя ни единой мысли для продолжения диалога, да и не хотелось, в общем-то, его продолжать, ведь сознание перекочевало к желанию понять, какого черта у него _опять_ внезапно началась аритмия, словно за спиной остался марш-бросок на пару десятков километров. Изначально Минхо надеялся, что на его предложение последует отрицательный ответ, но Джисон, судя по его сияющему выражению лица, только и ждал момента, когда сможет покормиться за счет другого, давая Ли понять в очередной раз, на сколько он облажался.       «Язык мой — враг мой» — точнее не скажешь. Стоит хоть иногда запихивать поглубже свою исключительную совестливую вежливость, да и воспитанность тоже. В последнее время слишком часто она боком выходит.       Хан вскочил с места, как только речь пошла о приготовлении чего-то, да ещё и не им. Пока новый знакомый стоял в замешательстве, он уже через минуту раздобыл в холодильнике целый лоток яиц и, судя по вороватым оглядываниям через плечо, найденное точно не принадлежало ему. Ли скептически хмыкнул, но принял находку, и вернулся к сосредоточенной нарезке.       Джисон сощурился, испытывая дежавю. Он точно видел его где-то прежде. Вполне разумно предполагать, что Джи наверняка пересекался с этим парнем хотя бы раз на территории университета, быть может, у них и вовсе есть одни и те же пары в расписании, как и с любым человеком в этом заведении плюс-минус его возраста, — логично, — но конкретно от этого товарища веяло вайбом старого приятеля, имя которого ты забыл и теперь неловко молчишь, пытаясь в панике вспомнить или дождаться, пока кто-то поблизости обратится к нему сам.       — Меня, кстати, Джисон зовут, — младший набрался смелости и взял дело уточнения имени в свои руки. Он пристроился напротив, бедром подпирая столешницу, и чуть ли не под руку парня заглянул, наблюдая за его действиями. — Хан Джисон, если быть точнее, я на втором курсе факультета музыки. А тебя?       Они с Джисоном не были знакомы лично, но, все еще, имели общих знакомых. Лино никогда сам не шел на контакт с людьми, да и особо не отсвечивал, отнекиваясь даже в моменты, когда Джин предлагал затусить всем вместе и грозился познакомить с корешем, на которого “ты постоянно волком смотришь”. Минхо это было не интересно, так он говорил, по крайней мере, а в последнее время — даже чревато. Ему не нужны были в друзьях-товарищах подобные персонажи. И это убеждение слишком прочно вросло в голову, пуская там корни.       Эта яркая шевелюра всегда выбивалась из толпы. Она словно кричала «посмотри на меня, заметь меня», и Лино заметил. Среди всех первокурсников, что, едва хлебнув свободы за пределами родительского контроля, пускались во все тяжкие с экспериментами в стиле и образе жизни, этот пацан был самым примечательным. Лино никогда бы не подумал, что его может заинтересовать пестро выкрашенный размалеванный первак, каких в стенах вуза пруд-пруди, но было в нем что-то особенное(?).       Это раздражало, выводило из себя, вызвало отторжение на субатомном уровне, отталкивало от него, как куски одинаково заряженных магнитов, до покалывания на кончиках пальцев от статического электричества… до звона в ушах от бушующего в груди сердца.       — Мы разве не виделись раньше?       — Нет.       Джисон фыркает, потому что не верит. Глядя с такого угла на него, видя сконцентрированный на чём-то взгляд, Хан вспоминает, что видел его в точности такого же смурного в репетиционном зале, когда собственный взгляд, вроде как, был направлен на девушку, о которой с таким обожанием и восхищением он отзывался после сначала Феликсу, который любезно его выслушивал, а потом и Хёнджину, который однажды любезно попросил его заткнуться.       Этот парень учится с той девушкой. Это ли не удача? Хан уже открыл рот, чтобы прямо спросить, знает ли его собеседник, который съел его сэндвич(!), эту дамочку лично и, если да, то насколько хорошо, и есть ли у той парень. Он просто обязан ему теперь помочь.       Осекся.       Во-первых, спрашивать такое, даже не зная имени, как минимум невежливо, а как максимум Джисон с какого-то перепуга внезапно застеснялся. Во-вторых, будет неловко, если её бойфрендом, если уж такой есть, окажется никто иной, как этот парень, который сейчас усердно что-то режет ножом, кажется, очень даже острым. Ох уж это влюбленное, но трусливое сердце.       Две недели после каникул, а Джи уже успел влюбиться в кого-то и начал строить из-за этого грандиозные планы на все время обучения. Хан до этого и не влюблялся толком. Как-то мотивации нужной не было что ли или достаточного представления о том, что это за зверь такой вообще и с чем его едят, в общем-то, быть может, и сейчас он путает то, что с ним происходит, с этим возвышенным чувством. Раньше как-то не было времени на всё это, чтоб понять и разобраться, поэтому Джисон лишь наблюдал со стороны за своими друзьями, которые состояли в отношениях, говоря самому себе и всем вокруг, что ему сейчас не до этого.       Он не хотел думать над тем, что стало первопричиной внезапного дня открытых дверей в его сердце, но он знал, что ему это было просто нужно. Может, ему было как-то особенно одиноко, несмотря на наличие друзей, а может, не хватало той самой романтики, о которой ему твердили школьные знакомые, на что Хан в свое время лишь кривил лицо и издевательски смеялся, отвечая, что это всё глупо и есть более важные вещи. А может это было ребяческое “почему у других может быть, а у меня нет?”, и он просто придумал себе причину душевных страданий и цель в лице первой попавшейся красивой девушки, чтоб уж слишком скучно не жилось.       Джисон взрослел, формировались участки мозга, отвечающие за поиск приключений на задницу, а еще менялось его мнение на некоторые вещи, и происходило это быстрее, чем он мог себе это представить и что-то с этим сделать.       Не прошло и вечности, и вот Хан такой же сопливый романтик, над которыми шестнадцатилетний он лишь язвительно шутил, говоря, что у таких людей кроме любви ничего более стоящего нет. Сейчас он сам мечтает о милых свиданиях на набережных, о том, чтобы дарить кому-то цветы и получать реакцию в ответ. Ему как-то даже всё равно, как будет выглядеть его будущая девушка или, может, даже парень, главное, чтоб у них было много общего и чтоб они могли мило держаться за руки, целоваться там, и все такое, но после он смеялся над последним вариантом к себе в партнеры и запрещал себе даже думать о таком.       Нет, Джисон против представителей секс-меньшинств ничего не имел. Чего уж там, если в его адрес, бывает, и чего по хлеще прилетает, чем безобидное "пидор" или "педик" за накрашенные ногти и синие волосы. Такое причисление к людям нетрадиционной ориентации его как-то даже не трогало особо.       Что уж там, если даже его лучший друг Хёнджин за всю их дружбу не раз заявлял, что является бисексуалом, рассказывая о своих парнях, и прося у Хана помощи, будто тот главный пикап-мастер и гуру в отношениях. Сон ни разу не замечал за собой, что эта тема была ему как-то противна или хотя бы неприятна для обсуждения, как и допущения мысли, что в его самом ближайшем окружении имеются представители не совсем с нормальными (по общественным меркам) предпочтениями. Что естественно, то не безобразно, а любить кого-то — вообще самое банальное и самое нормальное, что существует в мире, и какая к черту разница, что у другого человека между ног.       Джи — самоуверенный сердцеед в глазах его друга благодаря его извечной манере общения за счет флирта, как ни крути, и это мнение никак не оспорить, но кто он сам для себя, если до сих пор к девушке не может подойти и заговорить, чтобы попросить ее номер хотя бы? О чем с ним говорить-то вообще можно? Джисон искренне не понимал Хвана в такие моменты. О музыке, об играх, о последнем бейсбольном матче или о новой девчачей айдол-группе, но уж точно не об отношениях. Но, как следует хорошему другу, он всякий раз помогал, давая абсолютно глупые советы и рассказывая очевидные вещи, о которых, как ему казалось, знает любой человек, а в ответ получал либо поход в бар за счёт старшего, либо возможность побрынькать на его крутой дорогущей гитаре, потому что все советы Джисона каким-то магическим образом, черт возьми, работали. Не просто так же они с Феликсом сошлись?       Как бы то ни было, для обоих все началось больше полугода назад и продолжалось по сей день. И если для Джисона взращивание глубоких чувств было животрепещущей игрой, то для кого-то все это ощущалось не иначе как проклятие.       Минхо свое сердце приглашающе никогда не распахивал, не позволял даже на коврике у входа топтаться, выгонял любого подступившегося хоть на километр, запираясь на засов и прячась за дюжиной замков от всего, что зовется чувствами, но...       Но взгляд всегда предательски цеплялся за удаляющуюся спину этого парня, слух всегда распознавал именно этот, слишком громкий, заливистый смех в толпе из десятка таких же громкоголосых, а по обонянию всегда бил именно этот запах его шампуня или парфюма — не так важно, — что, наверняка, был у многих, но на нем он раскрывался совершенно по-особенному.       И Лино ненавидел все это. Искренне и саморазрушительно. А сейчас Джисон ближе, чем на десяток метров (как это было обычно), от того ненависть внутри вскипала куда более стремительно.       — Так давай исправим это. Свое имя я тебе уже сказал.       «Я и без того знаю, как тебя зовут.» — хочет сказать Минхо, но молчит, постукивая лезвием ножа по разделочной доске. Вместо рвущихся наружу речей он технично заканчивает с помидором и берется за болгарский перец.       — Зачем тебе эта информация? — парень не смотрит на Хана, пустым взглядом контролируя положение ножа относительно куска перца, что секундой ранее выпотрошил от семечек прямо на столешницу.       — Я должен знать имя того, кто должен мне сэндвич. — ухмыляется Джисон, лукаво изгибая брови, и все вертится вокруг, подступаясь то с одной, то с другой стороны.

Нервирует.

      — Не шибко я доверяю сомнительным знакомствам на кухне общежития в полночь. — он даже пытается шутить, чтоб отвлечь самого себя, ведь, вроде как, это должно быть смешным, но тон голоса не хочет принимать иной окрас, отличный от снисходительно-скептического.       Хотя, если быть до конца честным с самим собой, Минхо правда не хотел с ним знакомиться, при всем желании, не хотел бы знать, как его зовут и как он выглядит вблизи, когда минусовое зрение дает возможность рассмотреть получше, без надобности щурить взгляд.       — Я накормил тебя. Мы уже, считай, друзья. — Хана искренне веселит неприступность его нового знакомого, ведь это дает такой простор для генерации острот, что аж в дрожь от восторга бросает. — Можешь просто расплатиться за это информацией. И я от тебя отстану. — ладонь ложится на плечо Хо, и того точно током пробивает.       — Минхо. Ли Минхо. — но он говорит, слишком четко для того, кто не хочет раскрывать свою личность, и почти сразу же прикусывает язык, а вместе с тем и с перца соскальзывает ножом прямо на пальцы, лишь чудом успевая отдернуть руку, чтоб не оттяпать себе конечность по самый локоть.       — Чтож ты такой неаккуратный, Ли Минхо? — Джи тут же бросается на подмогу, желая проверить, все ли пальцы на месте, но от него отшатываются.       — Айщ… — зло зашипев, Ли рефлекторно вскидывает кисть к уху, словно обжегся, а не чуть не порезался, и хмуро зыркает на Джисона, будто тот был и вправду виноват в чем-то. — Твою мать! Не стой над душой, иди лучше сковороду найди.       — Да ладно тебе... — синеволосый сжимается и капитулирует, отступая на шаг. — Извини, я не хотел. Все пальцы целы хоть? — не унимается он и брови домиком поднимает.       Минхо глубоко вздыхает, заставляя себя успокоиться. Этот концерт и правда в конец абсурдный, и срываться на пацане совершенно не рационально, особенно когда жрать хочется все больше. Наверняка, это все усталость и голод на нем сказывается, вот он и раздражительный такой, а вины Сона и правда тут нет.       — Все в порядке. — с усталой улыбкой произносит, наконец, Ли и смягчается, откладывая на доску нож, который все это время так отчаянно сжимал, чем больше создавал образ какого-то разбушевавшегося маньяка, и наверняка испугал Хан Джисона, но тот выглядел больше обеспокоенным, чем напуганным.       — Сковородку, да?       — Да.       — Я мигом.       После этих слов Джисон развернулся и резво улетучился куда-то, а вернулся лишь к тому моменту, когда на его появление Минхо возлагал меньше всего надежд, собираясь уже тушить овощи в кастрюле. По крайней мере, за время отсутствия нового-старого знакомого, Ли хотя бы успел успокоиться, и сейчас встречал младшего с его находкой куда более радушно.       — У кого спиздил? — усмехается Хо, удивленно округляя глаза.       — Да у девчонок дверь в блок открыта была. — хрипит Хан и пытается отдышаться, опираясь свободной рукой на дверной косяк, словно бежал, его догоняли, да протягивает новенькую и чистую(!), что немаловажно, керамическую сковороду, а после обольстительно улыбается, мол, да, таков я.       — Ты либо гений, либо придурок. — качает головой Минхо, отбирая добычу, и просто уходит к плите, продолжая начатое в более человеческих условиях.       — Предпочитаю первое.       "И откуда ты только такой взялся?" — уже про себя думает старший и вздыхает с улыбкой, но на Джисона больше старается не смотреть во избежание несанкционированных глюков сердечно-сосудистой системы.              Дальнейшая готовка прошла без приключений и с минимумом диалогов под руку, — Хан усвоил, чем это может грозить, — зато с большими потерями в заначенной провизии спящих соседей. В качестве извинений за разорение холодильника двое поваров заботливо оставили приготовленное то, что не доели, на видном месте на утреннее растерзание сонных жителей этого блока. Пусть уж сами разбираются, что и у кого там было принесено в жертву ночным дожорным, главное, что сами они, в конечном итоге, разбрелись по комнатам сытые, да еще и обзавелись новым знакомством.       

***