Клуб игры на укулеле

Никита Марго стала вести себя странно. То есть в другое время я был бы даже рад, что так происходит, но мой недавний большой проёб будто бы дал к этому толчок, и это напрягает. В иное время мне бы хотелось, чтобы она нашла себе, не знаю, другое хобби, кроме меня. Заобщалась с людьми, проявила бы хоть какой-то интерес к подготовке к ЕГЭ, не искала, в конце концов, меня на каждой перемене. Ни к чему хорошему привязанность такой силы не приводит. Чем ближе к тебе человек — тем его проще обидеть, проще царапнуть голую душу, а потому разумную дистанцию нужно держать обязательно. Небольшую, едва осязаемую, но нерушимую. У Марго чувства этой самой дистанции не было никогда. Она могла в любой момент вломиться ко мне домой, или позвонить и приехать в компьютерный клуб, где я отдыхал, или даже в моё отсутствие затусить с моей семьёй. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что между нами больше братско-сестринские отношения, чем романтические. Так и было бы, если бы не секс. Ебаться Марго будто хотела двадцать четыре на семь. Лишь установленное мною “никакого доступа к телу в школе” правило уберегло меня от печальной участи быть затраханным насмерть. Я был готов целовать родителям ноги за шикарную звукоизоляцию в квартире: знали, на что обращать внимание при покупке. Несомненно, они были в курсе, что мы с ней спим. Не были только в курсе, что каждый грёбаный раз. Жаловаться грех: мы отлично друг друга изучили. Марго никогда не была зажатой, без стеснения озвучивала свои желания и потребности, да и меня назвать закомплексованным было нельзя. Всё было идеально. Даже слишком идеально. А теперь я сижу на уроке английского и внезапно осознаю, что мы не занимались сексом уже неделю. И это абсолютный рекорд. Странным было и кое-что другое. На прошлой перемене Марго зашла в наш класс, но не ко мне, а к Соне Коневой. Кажется, после злополучного осеннего бала эти двое здорово сдружились. Нет, моя девушка не начала меня игнорировать — подошла, как обычно, поцеловала в щёку, вызвав у не обезображенной интеллектом половины класса массовую имитацию рвотных позывов, а потом просто упорхнула к передней парте, где её ждала Соня. И нет, я никогда не хотел ограничивать социальный круг Марго одним лишь собой. Напротив, в мою голову постоянно приходили мысли о том, что было бы неплохо, появись у неё друзья и новые увлечения, чтобы сделать наш союз чуть менее… нездоровым. Но сейчас мне просто хочется верить, что они с Соней дружат не “против меня”. От тяжёлых мыслей надо бы отвлечься чем-нибудь раздражающим. Но Олег, как назло, снова кого-то отмутузил и теперь торчит у директора. Никто не жжёт спину взглядом, и я сейчас понимаю, что уже слишком к этому привык. Эмма Викторовна, как и обычно, заканчивает с материалом за несколько минут до звонка и великодушно разрешает нам тихонько заняться своими делами. Поразмыслив, я пересаживаюсь за парту позади себя, заставив Ури немного напрячься. Нас с ним не так уж много связывает. Кроме того факта, что мне нравится его пение. Ах да, чуть не забыл — и что ради него я, возомнив себя дохуя спасителем, почти сорвал шоу талантов. — Что-то случилось? — спрашивает он тихонько. Растягиваюсь на парте и устало зеваю. — Расслабься. Просто скучно. Поворачиваю в его сторону голову. Взгляд Ури полон любопытства: он пытается глядеть в книгу, но всё равно постоянно косится в мою сторону. А потом не выдерживает. — Это же тот самый свитер? Который тебе Олежа связал? “Олежа”… Интересно. — Он самый. Нравится? Я выпрямляюсь и с гордостью расправляю на себе складки. Ури, наконец получивший разрешение на то, чтобы пялиться, внимательно всё рассматривает и даже, осмелев, двумя пальцами касается краешка нагрудного кармана. — Такой мягкий! И красивый. Тебе очень подходит, знаешь? Никогда не умел реагировать на самые простые комплименты. Просто сразу краснею, и всё тут. Не знаю, замечает ли это Ури вообще, но я всё равно зарываюсь носом в ворот и вздыхаю. — Спасибо… Я теперь ему укулеле должен купить. — Было бы здорово, — парень опускает глаза и нервно чешет нос. — А то наш “клуб” пока что на паузе. — На паузе? Почему? — я в непонимании хмурю брови, а Ури сильнее прячет голову в плечи, точно черепаха в панцирь. — У меня пока что нет укулеле. — В смысле “нет”? — туплю я первые секунды, а потом меня осеняет: — родители загребли, что ли? Он смущённо кивает и отворачивается. Во мне назойливым червячком начинает копошиться раздражение. Нет, ну как можно быть такими непробиваемо тупыми? Нельзя просто отобрать у человека гиперфиксацию и потом ожидать, что он легко переключит внимание на учёбу или другие “более важные” темы. Это так не работает. — Паршиво, — вздыхаю. И в следующую секунду мою голову посещает идея. — Слушай, Ури, — я чуть тяну его за рукав, чтобы снова завладеть вниманием парня. — У меня ведь есть укулеле, помнишь, да? А я на ней не играю совсем, пылится, и всё тут. Не интересно мне одному. Совсем новая, можно сказать, даже струны заводские ещё натянуты. Вот ты как думаешь, если я Олегу её отдам, он не подумает, что я денег зажал? Просто тогда я её хоть завтра смогу принести, и снова “клуб” соберём. А то если покупать, то мне ещё накопить нужно будет немного… Что скажешь? — Я… не знаю?… Он явно растерян, но тёмные глаза ярко засияли, с поличным сдав внутреннюю радость. Мои губы растягиваются в улыбке. — Хотя это же Олег, он прост, как пять копеек. Всё ему объясню. А если захочет новый инструмент — куплю попозже. А? — Я просто хочу снова с вами поиграть, — произносит Ури во внезапном порыве нетерпения и искренности. — Меня уже ломать начало, я не выдерживаю. Ты, Олежа… Мне никак без вас. Меня будто в грудь двинули чем-то массивным, но мягким. Как удар подушкой. Мальчишки, кажется, решили друг с другом посоревноваться, кто больше незнакомых эмоций во мне вызовет в самые кратчайшие сроки. — Мне с вами тоже нравится тусоваться, — возвращаю я честность за честность, пока горячая кровь стремительно согревает уши. Со звонком на перемену в класс возвращается Олег. Я машинально поднимаюсь с места, пряча глаза, но он меня со смехом толкает в плечо, усаживая на место, и сам садится на край парты. — Обо мне сплетничаете? Признавайтесь! — Да кому ты нужен, — бурчу в ответ, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы не закрыть пылающие щёки ладонями. — А чего тебя на этот раз вызвали? — интересуется Ури, напрочь не замечая повисшей неловкости. — Расскажи. Складывается ощущение, что он уже привык к выходкам Олега, с ними смирился и теперь с удовольствием ждёт новых историй о его приключениях. — В общем, там один чувак из десятого жёстко доебался до шестиклашки. Мелкий ещё в сентябре случайно на него в столовке компот вылил, а у чувака какой-то козырной костюм форменный, то ли на заказ шили, то ли ещё залупа для богатых какая. Суть в том, что эту шмотку стирать нельзя, там только химчистка. Ну, до мелкого добрались его родаки, прижали, заставили оплатить и всё такое. И вот казалось бы, конфликт исчерпан, да? Пизда, нихуя подобного. Чувак после этого, кажись, почувствовал себя царём, нахуй, горы. Начал регулярно заставлять мелкого покупать ему булки в буфете, типа, апеллируя к его чувству вины. До того дошло, что все деньги на обед подчистую пылесосил. Вот мелкий и не выдержал, попросил помочь. Я и помог. — И сломал ему нос? — догадываюсь я. Олег расплывается в бессовестной улыбке. — Ты что! Обижаешь. Мне ж пизды перепадёт раз в пять больше в ответ от его семейки чёкнутой. Так, припугнул немножко с помощью железных аргументов. И зажигалки. — Неправильно это как-то, — вздыхает Ури, словно говорит эту фразу раз в сотый уже. Олег возражает: — Некоторые люди слов не понимают. Тут никак иначе. — Ну ты и придурок, — вставляю я свои пять копеек. Хулиганская мордаха заинтересованно переводит на меня взгляд. — Ну знаешь, “отвергая — предлагай”, как Сталин говорил. — Вообще-то это сказал Поль Валери, а не Сталин, — вклинивается Ури. — Ну Поль так Поль, суть не меняется. Идеи-то будут, а, рыжик? Глаза закатываются сами собой. — Енотин, ну ты совсем как дикарь. А как же старый добрый шантаж? Оружие аристократии, между прочим. — Оружие аристократии — цианистый калий, — парирует он. — Ну это если ситуация совсем уж безвыходная. А так… всегда можно нарыть на оппонента что-нибудь и воспользоваться этим в качестве рычага давления и страховки. Он смотрит на меня странно: голова чуть повёрнута, глаза сощурены, будто изучают. Аж неловко снова становится. — Знаешь, Никит, в прошлой жизни ты явно был благородной дамой при каком-нибудь императоре. И жрал сердца направо и налево. — Может быть, — мне почему-то не хочется этого отрицать. Показываю ему язык, ведя плечом, и потом завершаю тейк: — А вообще — можно просто найти лояльного учителя и изложить ситуацию от и до, чтобы разобрались. Им за это деньги платят, пусть и милипиздрические. — Не сделают ничего учителя, — отмахивается Олег, заметно помрачнев. — Ты думаешь, что я не пробовал? Каждый смотрит через призму своего восприятия меня лично. Доверия к словам хулигана и гомосека типа меня — ноль целых ноль десятых. Уж проще оправдать их ожидания. — Вообще-то директриса неплохо к тебе относится, — робко перечит Ури. — Ты мог бы идти напрямую к ней. — Она человек занятой, если я буду по любой хуйне её беспокоить… — Ты и так её по любой хуйне беспокоишь! — в моём голосе проскальзывает нотка раздражения. — Разница лишь в том, что тебя к ней тащат, когда ты проёбываешься. А вместо этого мог бы сам первым пойти. Сэкономил бы время и нервы всей школе, дебила кусок. Олег на меня пялится в упор, будто впервые видит. Я глаз не отвожу — не положено, отчитываю ведь! А он вдруг выдаёт: — Никит, поженимся? У Ури глаза становятся, как два десертных блюдца, взгляд бегает, лицо его горит так, что аж мне горячо. Хочется то ли сбежать и спрятаться, то ли затрещину Олегу влепить. Но вместо этого я — нахуя?! — делаю самое токсичное ебало на свете, поднимаю руку и, тряся пальцами, отвечаю: — Сперва кольцо с брюликом, потом поговорим.