Пробиваясь через воспоминания

Заперев дверь, чтобы никто не зашёл, Антон почувствовал, как на душе становится немного спокойнее. Этот простой жест создавал иллюзию уединения, хотя внутри него все еще бушевали эмоции. Он подошёл к шкафу, вытащил платок и, стиснув зубы от боли, стал вытирать кровь с рук. Белая ткань быстро пропитывалась ярко-красными пятнами, и он понимал, что это больше, чем просто физическая рана — это была кульминация его страха и беспомощности, которая вылилась в яростные слёзы и брошенные слова. После того как он привёл свои руки в относительный порядок, Антон заметил старые проводные наушники на столе, которые ждали своего часа. С лёгкой тоской он вспомнил, как часто в них находил утешение в трудные моменты. Не раздумывая, он переключил их на свой телефон, но когда экран загорелся, его охватило разочарование. Всего 3% зарядки — в самый неподходящий момент! — Мг, спасибо, — пробормотал он с явным сарказмом, чувствуя, как эта мелочь прибавляет новую каплю раздражения к его уже переполненному сосуду. Подсоединив наушники, Антон быстро включил свой плейлист из нескольких песен. Музыка начала тихонько играть, и, хоть он понимал, что эти мелодии не решат его проблемы, они были как маленький островок спокойствия в бушующем море. Мальчишка устроился в углу комнаты, поджав ноги к груди, и почувствовал, как холодный пол проникает в него, напоминая, что реальность не так проста, как бы ему хотелось. Антон нашёл свой скетчбук, который долгое время простоял на полке, покрываясь пылью. Открыв новый лист, он почувствовал, как в груди начинает формироваться какое-то другое, более спокойное чувство. Это было похоже на облегчение — возможность выразить то, что он не мог сказать словами. С сосредоточением, которое только художник может понять, он начал рисовать. Его карандаш, темного оттенка М8, с легкостью скользил по бумаге, оставляя за собой четкие линии. Он не собирался использовать цветные карандаши, потому что в этот момент все, что ему нужно, — это черно-белая реальность, где цвет не отвлекает от сути. Под музыку из телефона Антон рисовал огромное, бескрайнее поле, которые, казалось, простиралось до самого горизонта. Каждый штрих его карандаша углублял чувство пустоты и одиночества, охватывавшее его, но вместе с тем он чувствовал, что это поле — не просто безжизненное пространство, а место, где он мог найти себя. Он заполнял лист новой реальностью, ставя точки и линии, как будто строя свою собственную крепость из рисунка. Изображение становилось все более детализированным. Мысли мальчика постепенно успокаивались, заменяясь сосредоточенностью на том, что происходит на бумаге. Он рисовал ветры, колышущие длинные травы, и как вдалеке поднимаются облака, создавая атмосферу надёжности в этом огромном поле. Каждая линия давала ему возможность освободиться от разрушительного гнета, который сжимал его сердце, и он все больше погружался в этот мир, отстраняясь от всего, что оставил за пределами своей комнаты.

***

Закончив очередной пейзаж, усевшись в углу комнаты, Антон стал листать страницы своего скетчбука, погружаясь в воспоминания, которые каждый рисунок оставлял в его памяти. Прошлые работы, выведенные там темными штрихами его карандаша, вновь встретились с ним. Каждый пейзаж, каждая линия говорила о внутреннем мире мальчика, наполненном тени и глубокой эмоциональной насыщенности. Однако вот что больше всего бросалось в глаза: на его рисунках почти никогда не было людей. Лишь в редких случаях встречались их неясные силуэты или тени, которые появлялись как бы случайно, бесцельно скользя по полям, цветам и лесам, которые он так старательно изображал. Эти слабые образы были больше чем просто фоном — они подчеркивали ощущение одиночества, окутывающее его работы. Он задумался о причинах своего выбора. Это не было связано с недостатком навыков — Антон знал, что мог бы нарисовать человека так, что он выглядел бы реалистично, но он избегал этого. Он считал людей бессердечными, как будто они были лишними в мире его графики. Обычно, когда он думал о них, его охватывало ощущение отстраненности, почти отвращения: слишком много врет, слишком много лицемерия, слишком много ожиданий и требований. В рисунках, где человека не было, он находил свободу и возможность раскрыть свои чувства — пейзажи, эмоциональные и глубокие, говорили об этом гораздо больше, чем любой портрет. Вообще, Антон всегда любил рисовать. Это было его утешение, его тайный мир, в котором он чувствовал себя свободным. Несмотря на свои всего десять лет, у мальчишки был свой уникальный стиль, и он умел передавать на бумаге то, что нельзя было выразить словами. Когда его рука скользила по листу, создавая очертания лесов и полей, он забывал о повседневных заботах и проблемах, погружаясь в мир, где все было под контролем. Особенно он гордился тем, что несмотря на отсутствие формального обучения, у него всё хорошо получалось. Он не ходил ни в какие художественные школы — родители не разрешали. Да и денег на это не было. Их семья всегда находилась в сложной финансовой ситуации. Антон понимал это, хотя и не всегда мог смириться с тем, что его детские мечты о профессиональном искусстве оставались лишь мечтами. Возможно, его работы никогда не увидят света большого искусства, но для мальчишки они были многим — способом высказываться, способностью к творчеству и миром, в котором он мог быть самим собой. Ночами, когда в стенах квартиры раздавались крики и укоризненные слова, Мальчишка искал убежище в своей комнате, укрываясь от душного смрада разногласий, которые разрывали его семью. Свет ночной луны нежно освещал его уголок, превращая в личный мир, где он мог забыть о том, что происходит за пределами этой двери. Он садился на пол, подбирая любимый скетчбук, подсоединяя наушники к телефону, проводил по страницам тёмным карандашом, охватывая свои чувства. Пейзажи, которые возникали на бумаге, были его отвлечением, его путеводителями сквозь хаос, наполняя комнату тишиной и спокойствием. Но сегодня что-то было не так. Эта ссора родителей, острее и болезненней прежних, казалась ему особенно пугающей.