vermillion passion

Сегодня вечер пятницы, любимое время недели Хёнджина.   Он испытывает огромную радость, когда заканчивает работу и закрывает свой рабочий ноутбук, принимает горячий душ и готовится к урокам танго в семь вечера.    Сегодня Хёнджин уделяет своему внешнему виду ещё больше внимания, чем обычно – пользуется тёмно-красной помадой, которая выделяет его роскошные губы, и одевается в облегающий модный брючный костюм, подчёркивающий его стройную фигуру. Костюм полностью чёрный, с вырезами на талии, благодаря которым видна татуировка, его единственная татуировка – цветок пиона.    Он распускает свои тёмные волосы до плеч и надевает любимые золотые украшения – дорогие кольца и изящную цепочку на шею.   После расставания, Хёнджин и пальцем не прикоснулся ни к чему серебряному, слишком болезненным было напоминание о его серебряном обручальном кольце и бывшем партнёре, который был для него всем до того самого момента, пока однажды утром он не решил разорвать сердце Хёнджина в клочья и сказать, что разлюбил его, что он собирается собрать чемоданы и уехать из страны, чтобы найти себя. А Хёнджин всегда думал, что он тоже будет частью его приключений.    Быть частью его взлётов и падений, его прекрасных утренних поцелуев, его энтузиазма в изучении мира и улыбок, от которых у него появляются морщинки. Быть всей его жизнью.    Хёнджину потребовалось чуть больше года, чтобы хотя бы попытаться функционировать как нормальный человек. Ему потребовалось много тяжёлой работы, силы воли и замечательных друзей, чтобы выбраться из этого кризиса.   Прошло три года, и Хёнджин снова чувствует себя нормально. Не замечательно, но нормально. Достаточно в порядке, чтобы встать с постели и самостоятельно исследовать мир.   И ему помогают уроки танго.   Хёнджин уже чувствует себя в десять раз легче, когда выходит из своей квартиры и идёт к ближайшей станции метро, вдыхая свежий вечерний воздух и глядя на горизонт, где солнце прощается с нежно-оранжевым небом.   После всего лишь десятиминутной поездки на работу по оживлённому городу и нескольких минут ходьбы пешком он добрался до места проведения занятий – причудливо освещённого огромного кирпичного здания в индустриальном стиле, что резко контрастировало с граффити, нанесёнными на его стены терракотового цвета.   За последний год это особенное здание превратилось в его второй дом.   Как только он проходит через тяжёлые металлические двери и смотрит вверх на крутую винтовую лестницу, у него уже не так сдавливает грудь, и ему становится легче дышать.    Его танцевальные туфли стучат по металлическим ступенькам, в то время как он в чёрном пальто, плотно облегающем талию, сжимает в руках свою маленькую красную сумочку.   Прошло так много времени с тех пор, как он в последний раз допускал эту мысль. Тогда вся его уверенность в себе испарилась после того, как его оставил бывший жених.   Но сегодня он может от всего сердца сказать, что чувствует себя красивым. Ему не терпится блеснуть своим элегантным нарядом на танцполе и, наверняка, привлечь внимание кого-то особенного.    Несмотря на то, что у него болят ноги, он чувствует прилив сил и предвкушает предстоящий вечер, с нетерпением ожидая очередной встречи с Чаном – владельцем здания и ведущим мероприятия, нежным отцом-одиночкой своей двенадцатилетней дочери и потрясающе красивым богом танго.   Хёнджин поклялся себе, что не будет больше ни с кем встречаться, по крайней мере, в ближайшие пять лет. Но в тот момент, когда Чан в белой рубашке, подчёркивающей его подтянутую грудь, и брюках, облегающих мускулистые бёдра, впервые подошёл к нему и с привлекательной улыбкой протянул руку, для Хёнджина было всё кончено.   Хёнджин, должно быть, выглядел немного потерянным. Тогда он был ещё неопытным и застенчивым, но он набрался смелости посетить это мероприятие, разрекламированное в Интернете, в надежде, что участие в нём и знакомство с новыми людьми помогут ему в процессе залечивания сердца.   С тех пор он добился больших успехов в углублении базовых навыков в танго, которые он приобрел на курсе для начинающих несколько лет назад, и это помогло ему почувствовать себя лучше. Благодаря этому он даже стал увереннее. Он надевал красивые наряды, звуки классического фламенко и польки наполняли его сердце и уши, и он был в роли ведущего и ведомого такими милыми, ободряющими и непредубеждёнными людьми.   Особенно, когда ведущим в танце был Чан.   Хёнджин достигает верхней площадки лестницы и на мгновение останавливается, позволяя улыбке осветить его лицо, когда вспоминает свою первую встречу с Чаном.   ***   — Могу я пригласить вас на танец? — сказал Чан, крепко сжимая пальцы Хёнджина, когда тот нерешительно вложил свою руку в его ладонь. И в ту же секунду Хёнджин издаёт тихий вскрик от того, что его стащили с дивана, на котором он сидел и в некотором роде прятался, не зная, как подойти к другим людям.   — Я... я действительно не очень хорошо танцую, — пробормотал Хёнджин, запинаясь, хотя он всё-таки зналосновные позиции и расположение рук. Поэтому он попытался сделать хотя бы это, заработав понимающую улыбку от Чана.   — Ты и так отлично справляешься, — заверил его Чан, когда они стояли около танцпола, который медленно заполнялся парами, пока ещё незнакомыми Хёнджину. — Ты здесь впервые, верно? —  Спросил Чан с доброй, успокаивающей улыбкой, и Хёнджин изо всех сил постарался сосредоточиться на своих словах и невинном выражении лица, а не на ладони, прижатой к своей пояснице, которая прожигала его чёрную атласную рубашку. — Феликс и Джисон, те двое у стойки регистрации, сказали мне, что сегодня к нам присоединится кто-то новый. Спасибо, что дал нам шанс. Хёнджин, верно? Я Чан.   Хёнджин кивнул, одарив его застенчивой улыбкой.   — Да, я... ну, я ищу новые впечатления. Я был заядлым домоседом в последние два года, так что вот я здесь. Приятно познакомиться, Чан.   Хёнджин внутренне съёжился от собственного монолога, чувствуя, как горят его щёки, когда взглянул на любопытное выражение лица Чана. Тот был немного ниже его ростом. Но, похоже, раза в два шире.   — Мне тоже очень приятно познакомиться с тобой, Хёнджин, — улыбнулся Чан, крепче сжимая его пальцы и спину. — Я полагаю, ты знаком с основами аргентинского танго? Ты здесь, чтобы улучшить свои навыки?   Хёнджин снова кивнул, сопротивляясь желанию наклониться, когда аромат духов Чана коснулся его носа – тёплый, сильный аромат ветивера, мускуса, бобов тонка и чего-то такого... мужественного, что у Хёнджина мгновенно потекли слюнки. О, он действительно влюбился в Чана с самого начала.   — Танго завораживает меня, эти движения, то, как оба партнера настроены друг на друга. Это такой чувственный, красивый танец.   — Вот почему ты отлично впишешься в компанию, Хёнджин, — сказал Чан с игривой ухмылкой, которую он дополнил чёртовым подмигиванием.   О боже, он что, флиртовал с ним?   Чувство, когда с ним флиртовали, стало для него таким непривычным, но именно в тот момент, когда он ощутил, что краснеет от приятного внимания, которое ему оказывали. Он вспомнил, как сильно ему это нравилось – неизвестность, головокружительное чувство в животе от знакомства с новым человеком, который тоже хочет узнать его лучше. Когда-то он был зависим от этого ощущения «американских горок», и ему показалось, что он может дать этому чувству ещё один шанс.   — Пока не уверен в этом, — хихикнул Хёнджин, опуская взгляд.   Мозолистый палец осторожно приподнял его подбородок, и Чан одарил его поддерживающей улыбкой.   — Давай начнём с правильной позиции, м?   Удивление отразилось на лице Хёнджина от этого внезапного, но нежного жеста, и, помимо того, что он был сильно влюблён в мужчину перед ним, он уже чувствовал себя по-настоящему комфортно в этом особом месте, мотивированный сделать всё возможное. Так что он выпрямился.   — У тебя уже отличная осанка, Хёнджин, — похвалил его Чан, когда тот поправлял его. — У тебя отличное напряжение в теле, теперь тебе нужно только расслабить плечи и руки... да.   Хёнджин сделал, как было сказано, и Чан вернулся в прежнюю позу, положив правую руку ему на спину, а левой осторожно придерживая его руку, готовый вести.   — Всё дело в том, чтобы найти правильный баланс напряжения и расслабления, понимаешь? Слишком сильная расслабленность или напряжённость не даст тебе следовать за мной – или ты бы хотел вести?   Хёнджин покраснел.   — Нет, нет, я бы хотел, чтобы меня вели.   Чан улыбнулся привлекательной, уверенной улыбкой.   — Хороший выбор, потому что я отлично умею вести.   Лицо Хёнджина, должно быть, к тому времени стало красным, как свёкла, но он продолжал улыбался Чану, будучи слишком взволнованным, чтобы обращать на это внимание.    — Я очень на это надеюсь, — сказал он и прижался к нему ещё теснее так, что их тела образовали перевёрнутый треугольник, когда Чан последовал его примеру.   — О да, хорошо, именно так, — пробормотал Чан, и у Хёнджина закружилась голова от того, как прозвучали эти слова. — Мы начнём с абсолютно базовых шагов, окей? И помни: напряжённая верхняя часть тела, расслабленные руки и плечи, движение в бёдрах. Просто постарайся полностью сосредоточиться на моих шагах и предугадать их.   Брови Хёнджина были сосредоточенно нахмурены, и он отреагировал одним кивком, пробормотав «Понял».   — И как только твоя голова начнёт лопаться от всей этой новой информации, я приглашу тебя выпить, и ты расскажешь мне, почему был домоседом последние два года, хорошо?   К счастью, они ещё не начали двигаться, иначе он бы точно споткнулся от просьбы Чана.   — О, это долгая история, и, честно говоря, довольно жалкая, — рассмеялся Хёнджин, убеждённый, что никто не хочет слушать его повествование о празднике жалости к себе.   — Жалкая или нет, я уверен, что смогу понять. И я бы очень хотел узнать, — заверил Чан нежным, сочувствующим тоном, а затем осторожно прижался, заставляя Хёнджина вернуться в реальность, чтобы сделать первые осторожные танцевальные шаги в новой главе своей жизни.    ***   Свист возвращает Хёнджина в настоящее, как только он входит в танцевальный зал и встречает на регистрации Джисона и Феликса, которые понимающе улыбаются ему, играя бровями.   — Посмотри на себя, Хённи, — восхищается его внешностью Джисон, снова присвистывая.   — Ты выглядишь просто фантастически, — улыбается Феликс, прежде чем поставить галочку напротив имени в таблице, лежащей перед ним. — Желаю повеселиться сегодня вечером.   Его слова пронизаны очень явным подтекстом, и Джисон подтверждает предположение Хёнджина сразу, когда повязывает ему на запястье красную ленту, цвет которой определяет его главного партнера по танцам на сегодняшний вечер.   — Мы немного схитрили, чтобы ты мог пойти повеселиться с тем, для которого ты так прихорошился.   Они были его любимыми несносными ребятами, ставшими замечательными друзьями, когда он больше всего в этом нуждался. Они помогли ему выбраться из своей скорлупы и довериться волшебству новых начинаний, как бы банально это ни звучало.   — Спасибо, — говорит Хёнджин с искренней, мечтательной улыбкой, нежно пожимая их протянутые руки.    Решив, что ему не помешает выпить чего-нибудь вкусненького и присесть на минутку, чтобы подготовиться к долгой ночи танцев, Хёнджин направляется к бару. На его лице лёгкая улыбка, и он напевает под тихую музыку, играющую на заднем плане.   Однако рука на бедре останавливает его на полпути, и Хёнджин удивлённо поворачивает голову в сторону, вглядываясь в привлекательное лицо Чонина.    — Эй, красавчик, помочь тебе с пальто?   Хёнджин чувствует, как его щёки горят от такого выбора приветствия, но, тем не менее, он кивает с благодарностью за внимательный жест.   — Привет, Инни, да, это действительно мило, спасибо тебе, — говорит он, слегка выпячивая грудь от внимания, с нежностью вспоминая ухаживания Чонина и его исцеляющие комплименты.   Даже спустя долгое время после расставания Хёнджин чувствовал себя ужасно непривлекательным и нелюбимым, поэтому встреча с Чонином, который сразу дал понять, что его очень влечёт к Хёнджину, помогла ему выйти из состояния самоуничижения.    Они встречались около месяца, изучая свой интерес друг к другу и сходив на несколько приятных свиданий. Но это никогда не заходило дальше нескольких поцелуев после их встреч и уроков танго, когда Чонин затаскивал его в заднюю часть здания и прижимал к кирпичной стене, чтобы задушить его похвалами и идеальными поцелуями.   Это было волнующе и в некотором смысле давало свободы, чтобы Хёнджин осознавал, что всё ещё может ходить на свидания и что другие люди явно хотят встречаться с ним.   В конце концов, они просто не подходили друг другу настолько, чтобы у них сложились отношения, поэтому они приняли обоюдное решение прекратить свидания и поцелуи, хотя им и нравилось время от времени немного флиртовать – просто говорить комплименты, чтобы друг другу было приятно.   На самом деле, у них у обоих есть те, на кого устремлён их взгляд.   — Хорошего вечера, Хённи, — говорит Чонин с искренней улыбкой, которая становится немного дразнящей, когда он помогает снять пальто и цепляет красную ленту на запястье. — Я слышал, тебе сегодня повезло с цветом браслета.   Хёнджин пытается подавить улыбку, наблюдая, как Чонин вешает его пальто.   — Очень повезло, — он старается говорить невинным тоном, незаметно оглядывая зал в поисках мужчины, с которым будет танцевать сегодня вечером.   Его нигде не видно, но его внимание привлекает пассия Чонина. Сынмин, который только что вошёл в комнату, протягивает Джисону запястье, чтобы тот надел на него синюю повязку.   Феликс замечает, что Хёнджин и Чонин пялятся на него, и подмигивает им.    — Сегодня вечером я поцелую его, Хённи, — наклоняется Чонин и шепчет ему на ухо, поднимая синюю ленту на запястье. — Это мой шанс.   — Иди и заполучи его, тигр, — хихикает Хёнджин и сжимает его плечо, слегка подталкивая к добыче. — Судя по твоим поцелуям, он будет на седьмом небе от счастья.   Чонин посылает ему ухмылку через плечо, прежде чем поприветствовать Сынмина объятием и поцелуем в щёку, а тот тут же краснеет и не может встретиться с ним взглядом из-за этого милого жеста. Не может быть, чтобы Сынмин не мечтал о губах Чонина, прижимающихся к его губам, о его огромных руках, хватающих его во всех нужных местах.   Хёнджин вздыхает и продолжает свой путь к бару. Он любит любовь, и ему нравится, что он, наконец, может быть искренним, когда говорит о ней снова.   Медленно, но верно он превращается в безнадёжного романтика, каким был когда-то, видя, как вокруг него складываются все эти отношения.   И хотя он не испытывал желания заняться сексом с Чонином, постепенно он чувствует, что готов к этому снова. После того, как он не хотел иметь ничего общего с физической близостью в течение всех трёх лет холостяцкой жизни, он скучает по удовольствию, по тому, как позволить себе влюбиться, по тому, как два тела сливаются воедино и любят друг друга, даже пусть и всего на одну ночь.   И, конечно, есть один особенный человек, ответственный за изменение его чувств – Чан.   Мужчина, ради которого Хёнджин постарался нарядиться.   К сожалению, Чан – крепкий орешек, всегда такой обходительный и прячущийся за непроницаемым выражением лица и невозмутимостью. Только в очень редких случаях он позволяет Хёнджину заглянуть за его маску. Обычно это бывает, когда интерес Чана к нему берёт верх, и Хёнджин ловит на себе пристальный взгляд, лукавые тёмные глаза, как будто Чан мечтает о том, что хотел бы сделать с ним, те же самые вещи, которые Хёнджин придумывает в своей голове прямо перед тем, как заснуть, или о которых мечтает по ночам.   Но все эти яркие мечты лопаются как радужный пузырь всякий раз, когда самообладание Чана берёт верх, и Хёнджин ничего не может сделать, чтобы вернуть этот маленький момент, когда Чан наконец вот-вот снимет маску.   С самого начала это не было такой уж сложной задачей, однако стоило Чану узнать об их разнице в возрасте, он немного отстранился. И Хёнджин, глубоко сожалея об этом, уступил ухаживаниям Чонина.   Конечно, Чан может быть разведённым отцом-одиночкой, и между ним и 46-летним Чаном может быть разница в возрасте в 20 лет, но Хёнджина это совершенно не волнует. Во всяком случае, он находит это смущающе возбуждающим и в некотором смысле успокаивающим, потому что не может представить, чтобы Чан бросил своего партнёра из-за прихоти и поддался своему грёбаному жизненному кризису.   И Хёнджин всегда чувствовал себя по-настоящему взрослым для своего возраста, он был бы не прочь помочь Чану с его дочерью и, конечно же, не возражал бы против глупого поцелуя в эти мягкие губы, которыми он восхищался с самого первого дня.   Честно говоря, Чан мог бы сделать с ним всё что угодно, и он бы сказал за это спасибо. В то время как Чонин помог Хёнджину снова почувствовать себя привлекательным, Чан углубил это чувство, раскрыл самые сокровенные желания Хёнджина – быть любимым и трахаться до потери пульса.   Хёнджин плюхается на барный стул, обитый красным бархатом, и хватает меню напитков, чтобы остудить разгорячённое лицо. Его мысли выходят из-под контроля.   — Слишком яркие мысли, я полагаю?   Голос Чанбина заставляет Хёнджина вздрогнуть, хотя его крупную фигуру было не так-то просто не заметить.    Он стоит прямо перед Хёнджином с раздражающе самодовольной улыбкой на лице, вытирая насухо несколько бокалов для коктейлей чёрной тряпкой.   — Ой, поговори мне тут, — Хёнджин бросает на него взгляд, и они оба невольно хихикают. Все уже знают о трудностях Хёнджина, поэтому он даже не пытается скрыть свою влюблённость, жалуясь на это всем, кроме самого Чана. — Может быть, сегодня вечером он станет моим.   — Я скрестил за тебя пальцы, Хённи, — говорит Чанбин и поправляет очки в тонкой оправе. — Хочешь сегодня «Космополитен»? Он подойдет к твоему столичному [АВ3] [АР4] образу, ты выглядишь великолепно.   — Это то, что мне только что сказал твой парень, — ухмыляется Хёнджин, закидывая ногу на ногу. — «Космополитен» – звучит заманчиво, спасибо.   — У Феликса просто отличный вкус на мужчин, — поддразнивает Чанбин, приступая к приготовлению всех ингредиентов для коктейля.   Хёнджин уже собирался придумать какой-нибудь глупый ответ, но тут он чувствует руку на своей шее, пальцы слегка обхватывают ее. И в его голове сразу же не осталось слов, которые можно было бы сказать.   — Ты сегодня прекрасно выглядишь, Хёнджин, — шепчет Чан ему на ухо, и Хёнджину приходится сдерживаться, чтобы не податься навстречу его прикосновениям и не закрыть глаза.   У него мурашки по коже.   И всё это для тебя, хочет сказать Хёнджин.   — Спасибо, Чан, — произносит он вместо этого и поворачивается к Чану, когда тот садится рядом, улыбаясь ему с полуприкрытыми глазами на столько уверенно, что это должно быть незаконно.    Хёнджин изо всех сил старается сохранять хладнокровие, опёршись локтем о стойку и подперев подбородок тонкими пальцами, наклоняя голову набок.   — Ты и сам выглядишь очень хорошо.   Что является явным преуменьшением. Чан выглядит так, словно воплотил в жизнь его самые заветные мечты. Он одет в чёрный костюм без рубашки, демонстрируя свою подтянутую грудь. Хёнджину просто хочется провести языком по его загорелой коже, по выпуклостям грудных мышц.   Улыбка Чана становится шире, как будто он разгадал секрет, о котором Хёнджин не знает, и слегка кивает ему. Возможно, Чан способен читать его мысли, думает Хёнджин, подавляя панический смешок.   Чанбин решает спасти его, аккуратно ставя перед ним красивый розовый напиток.   — Держи.   — Спасибо, Бинни, — улыбается Хёнджин, наблюдая, как тот поворачивается к Чану, чтобы спросить, не хочет ли тот чего-нибудь, и насухо вытирает руки о свой чёрный фартук.    — Мне, пожалуйста, виски со льдом.    Чанбин показывает ему двумя пальцами.   — Сейчас подойду!   — Я вижу, нам сегодня повезло, — кивает Чан в сторону браслета Хёнджина, когда снова обращает на него своё внимание, протягивая руку, чтобы обхватить запястье Хёнджина и провести по тонкой нити большим пальцем.   Это сдержанный жест, но Хёнджин может думать, а может и не думать о том, что большой палец Чана находится у него во рту, давит на его язык, а сам Чан говорит ему, что он хороший маль…   Хёнджин сглатывает и пытается изобразить беззаботную улыбку.   — Значит, ты считаешь, что тебе повезло танцевать со мной? — Он с вызовом поднимает брови, проводя тонким пальцем по ножке своего бокала для коктейлей.   — Хёнджин, мне больше всего нравится танцевать именно с тобой, — без колебаний говорит Чан, поддаваясь иллюзиям Хёнджина. — Ты один из наших лучших танцоров, ты многому научился, и... — Он останавливается на секунду, чтобы бесстыдно поглазеть на него. — Ты затмеваешь всех в этом зале.   Хёнджин с трудом сдерживается, чтобы его челюсть не отвисла, и он благодарен Чанбину за то, что прервал их заказом Чана, дав ему достаточно времени, чтобы прийти в себя.   — Спасибо, Чан, я... э–э-э... Я лишь могу сказать то же самое о тебе, — пытается сказать Хёнджин, наблюдая, как Чан смеётся в свой стакан, делая глоток. Хитрый ублюдок.   Последние несколько недель так было всегда – Чан выводил его из себя голодными взглядами и двусмысленными словами, но всегда, раздражающе всегда, держался на расстоянии, когда приходило время прощаться, заканчивая их танец сжиманием его руки и лёгким поклоном. Даже после того, как они танцевали так близко, прижавшись друг к другу грудью и висками, а ноги Хёнджина обвивались вокруг бёдер Чана.   Когда всё, чего хочет Хёнджин – это прикоснуться к губам Чана своими, и чтобы его чудесные руки схватили его и завернули в простыни. Он знает, что тот способен на это.   Хёнджину необходимо как можно скорее это выяснить, иначе его возбуждённый мозг взорвётся.   Пока что он старается не давать волю своему яркому воображению и, как надеется, посылает Чану такую же лукавую улыбку, обхватывая красными губами хрупкий бокал с «Космополитен» и делая глоток напитка для храбрости.    И глаза Чана невольно приковываются к губам Хёнджина, слегка расширяясь, когда тот проводит языком по верхней губе, ощущая сладкий вкус коктейля.   Ха. В эту игру могут играть двое.   — Мне тоже очень повезло, что я танцую с тобой.   Это вызывает у него искреннюю улыбку, и внезапно весь жар в глазах Чана исчезает. Перемены в его настроении серьёзно раздражают Хёнджина. Он как будто сдерживает себя.   Чан всё ещё держит его за запястье, но отпускает только для того, чтобы взять связанную крючком розу, которую Хёнджин приколол к своему пиджаку.   — Ты ведь сам это сделал? Красиво.   Хёнджин краснеет и кивает с застенчивой улыбкой, немного смущённый признанием, что начал вязать крючком, чтобы не выходить на улицу после расставания, что прятался в своей квартире, как маленький рак-отшельник, просто вяжет крючком, пьёт вино и смотрит паршивые романтические комедии, заливаясь слезами.   — Да, спасибо, как ты знаешь, я довольно долго занимался вязанием крючком, вот и сложилось так, что, уже вполне неплохо получается.   Чан знает, потому что Хёнджин действительно рассказал ему о своей истории с вечеринкой жалости к себе, когда они впервые встретились, и Чан ответил таким сочувствием, что Хёнджин нисколько не пожалел о том, что открылся ему. Он с самого начала почувствовал, что находится в надёжных руках.   — Это видно, — похвалил его Чан, затем усмехнулся про себя, слегка покачав головой. — Я думаю, моя дочь боготворила бы меня, если бы я смог такое смастерить. В последнее время я ей немного надоел.   Хёнджин хихикает, видя отчаянное выражение на лице Чана. Он снова чувствует, как в нём просыпается желание встретиться с его дочерью, ему хотелось бы показать ей несколько простых поделок, связанных крючком, заплести ей косички и просто поговорить обо всём, что может заинтересовать двенадцатилетнюю девочку в наши дни.   Её зовут Ара, и они уже встречались, когда бывшей жене Чана пришлось подвезти её в пятницу вечером из-за личной встречи. И они с Хёнджином сразу же нашли общий язык, как только он показал ей свои вязаные брелки и накрасил её губы блестящим блеском для губ, который был у него в сумке в тот вечер. Они вместе хихикали и кружились в танце по комнате, делясь беззаботными секретами. Например, Ара играла с выключателем прикроватной лампы перед сном, а Хёнджин в одиночку съел целую коробку торта, потому что он мог буквально купаться во всём, что имело клубничный вкус.   Приятным дополнительным эффектом стал ласковый взгляд Чана, который наблюдал за ними, прислонившись к стойке бара, и время от времени посылая Хёнджину широкую улыбку, когда их взгляды встречались.   — Если когда-нибудь представится возможность, я бы с удовольствием познакомил её с вязанием крючком. Она такая милая девочка.   Такое случается редко, но Чан действительно немного смущается от предложения Хёнджина, слегка кривя рот.   — Это действительно мило с твоей стороны, Хёнджин, хотя я уверен, что у тебя должны быть дела поважнее, чем ублажать двенадцатилетнюю дочь старика, который думает, что танго поможет ему сохранить молодость, — он слабо усмехается.   — На самом деле, я не могу придумать ничего лучше, старик, — поддразнивает Хёнджин, наклоняясь немного ближе, чтобы встретиться с ним взглядом.   Хёнджин почти не замечает этого, но, когда Чан снова смотрит на него, в его глазах на мгновение вспыхивает неприкрытое желание, и Хёнджин, не колеблясь, решает прорваться сквозь его хрупкие стены.   Он кладёт свою руку поверх руки Чана и смотрит на него пристально и искренне.    — И я взрослый человек, Чан. Я могу сам принимать решения и знаю, чего хочу. Если я что-то говорю, я имею это в виду на 100%.   От его заявления в глазах Чана вспыхивает что-то новое, что-то похожее на то, чтобы сдаться и просто сказать: «К чёрту всё». Чан допивает виски.   — Могу я пригласить тебя на танец? — спрашивает он, совсем как при их первой встрече, и Хёнджин, охваченный волнением, кивает головой и вкладывает свою руку в руку Чана и чувствует, как Чан крепче сжимает его пальцы, нежно поглаживая их большим пальцем.   С улыбкой на миллион долларов, Хёнджин позволяет Чану вывести себя на танцпол, наслаждаясь его невероятно привлекательной улыбкой и пронзительным взглядом, прежде чем они оба занимают свои позиции. Сейчас это кажется Хёнджину второй жизнью, как дыхание, как безнадёжное влечение к мужчине, стоящему перед ним.   Мужчине, который сейчас удерживает его на месте, положив ладонь ему на спину, и прижимается щекой к щеке.   Воодушевлённый блеском капитуляции в глазах Чана, Хёнджин не сдерживается, как раньше, и даёт волю своему воображению.   Было бы так просто всего лишь повернуть голову и коснуться губами скулы Чана, прошептать поцелуй на его золотистой коже…   — Хёнджин, сосредоточься, — хихикает Чан, давая ему понять, что он хочет начать двигаться, делая маленький шаг к нему.    Хёнджин чувствует, что краснеет до самой груди от того, что его застали врасплох.    Он замечает, что Чан наклоняет голову, может быть, чтобы поправить их положение, а может быть, чтобы ощутить тепло его кожи на своей щеке, и эта мысль приводит Хёнджина в ещё большее волнение.   Он хочет расцвести розовым, красным и синим под нетерпеливыми пальцами Чана и быть поглощённым его пристальным взглядом.   Требовательный палец поднимает его голову, и он встречает удивлённое выражение лица Чана и приподнятую бровь. Хёнджин чувствует его тёплое дыхание на своих губах, когда тот снова смеётся, и от этого у него немного кружится голова, он неосознанно наклоняется к нему.   Чан следует его примеру и заставляет сердце Хёнджина учащённо биться, прежде чем печально уклониться от его губ и прижаться своими к уху Хёнджина, прошептав.   — Сосредоточься.   Его голос суров, и Хёнджин немедленно прислушивается, едва удерживаясь, чтобы не споткнуться о собственные ноги, когда Чан осторожно толкается в него, чтобы начать двигаться.   Хёнджину повезло, что танцы — это что-то настолько естественное для него, иначе он бы сразу забыл шаги, своё имя и цвет одежды, особенно, когда Чан, довольный тем, что Хёнджин так хорошо слушает, выдыхает ему на ухо:   — Хм, хороший мальчик.   Хёнджин прикусывает нижнюю губу, чтобы предотвратить очень жалкую реакцию голосом, пытается сосредоточиться на их поворотах и смене направления, всё это время внутренне крича и сопротивляясь желанию поцеловать Чана в губы.   Он так падок на похвалы и так обожает Чана, что не может поверить, что это происходит на самом деле, что, кажется, он наконец-то добился успеха в своих достижениях и прорвался сквозь высокие стены Чана.    Хёнджин понятия не имеет, как пережить эту ночь, но он решает, что ему всё равно – он примет всё, что Чан захочет ему дать, и с радостью последует за ним, куда угодно и как угодно.   Хёнджин [АВ5] обхватывает ногой бедро Чана и проводит носком ботинка по его икрам, его губы касаются мочки уха Чана, которая покрывается мурашками и так легко выдаёт его.   — Я могу быть хорошим мальчиком только ради тебя.   Пальцы Чана сжимают макушку Хёнджина, когда он толкает его в ногу, чтобы снова попасть в ритм, кружа его.   — Хороший мальчик ведёт себя прилично, когда рядом другие люди.   Чан прав, никому не нужно быть свидетелем их сексуальных разговоров, но Чан сам начал это, и Хёнджин просто наконец-то хочет заполучить его, хочет так чертовски сильно.   Подавив разочарованный возглас, Хёнджин убирает руку с плеча Чана, обхватывает его лицо и целует в щёку.   — Тогда позволь мне быть таким, каким ты хочешь, чтобы я был, когда мы останемся наедине.   Чану не удаётся сдерживать стон так хорошо, как Хёнджину, но его движения не сбиваются, и он ведёт Хёнджина под одну из его любимых песен, как будто ничего не произошло. Как будто Джисон и Феликс не сидят на краешках своих кресел, наблюдая за тем, как их взаимное притяжение, наконец, перерастает в то, о чём так долго мечтал Хёнджин.   — Сейчас будь пока моим партнером по танцам.   Пока.   Не озвученное обещание большего удовлетворяет Хёнджина, и он позволяет себе расслабиться, растворяясь в музыке и теле Чана, которое так чувственно движется рядом. С закрытыми глазами его ощущения усиливаются.   Несмотря на то, что он нервничает из-за их откровенного флирта и ощущает сладкий привкус потенциального триумфа на языке, он чувствует себя как никогда комфортно – Хёнджин обожает танцевать, ему нравится, как аргентинское танго спасло его, вытащило из самого мрачного периода его жизни.   Каждую пятницу вечером Хёнджин сияет, и сегодня вечером ему хочется затмить солнце.   — Ты сегодня феноменален, — шепчет Чан ему на ухо, ещё больше возбуждая Хёнджина.    — Это потому, что я танцую с тобой, — легкомысленно говорит Хёнджин, перенося вес тела на правую ногу, предвосхищая следующие движения Чана, который плавными, элегантными шагами кружит вокруг него.   Он со смешком запрокидывает голову, чувствуя себя центром мира, как солнце, вокруг которого вращается его самая необычная планета, когда он кружится вокруг своей оси. После второго круга Чан снова притягивает его к себе и продолжает их замечательную игру, решительно направляя его к специальным качелям, которые свисают с потолка немного в стороне от танцпола. Это прекрасная вещь – небольшая зона отдыха, похожая на диван, с красной бархатной обивкой и богато украшенным металлическим каркасом.   Хёнджин смотрит на Чана, как он надеется, соблазнительным взглядом, когда тот усаживает его на скамейку, прежде чем указать на барную стойку.   — Мне нужен небольшой перерыв, — говорит Чан, и его ухмылка становится ещё шире, когда Хёнджин, не отрываясь, смотрит на него, поглаживая подбородок указательным пальцем. — Могу я предложить тебе что-нибудь выпить?   Хёнджин кивает ему, слегка покачиваясь взад-вперёд на качелях.   — Воды будет достаточно, спасибо.   Как только Чан направляется к бару, Хёнджин позволяет своему взгляду блуждать по залу, пытаясь найти своих друзей среди шума и суеты снующих тел и ног.   Феликса он находит у бара, он увлечённо разговаривает с Чанбином и краснеет, когда тот берёт его за руку и целует её. Чонина он находит на танцполе, целующим шею Сынмина, который держится за его рубашку, потому что у него, кажется, замечательно получается. А Джисона он находит прижатым к Минхо. Обычно эти оба – невероятно искусные танцоры, но в данный момент не очень-то танцуют, просто медленно двигаются по кругу, наслаждаясь близостью друг друга. До боли очевидно, что они только начали встречаться, и Хёнджин так рад за них.   — Вот твоя вода, — выводит его из задумчивости Чан, усаживаясь рядом с ним, и из-за небольшого пространства они неизбежно сидят очень близко, соприкасаясь ногами и руками. Хёнджин несколько раз моргает и берёт стакан с водой, глядя в сторону и видя красивое лицо Чана ближе, чем он ожидал.   — С-спасибо, — заикаясь, бормочет Хёнджин, пытаясь не обращать внимания на покалывающие губы и взгляд Чана, устремлённый на них. Он допивает воду.    — Эта красная помада выглядит очень сексуально на тебе, — шепчет Чан ему на ухо, и Хёнджин чуть не выплёвывает воду, проклиная себя за то, что так легко поддался влиянию. Но Чан только что назвал его сексуальным. Чан думает, что он сексуальный.   Едва придя в себя, с бешено бьющимся сердцем, Хёнджин наклоняется к нему, изображая браваду, и касается губами розового уха Чана.   — Я использовал её, думая о тебе.   Он видит, как пальцы Чана впиваются в его бедро.   — Ты тоже занимался чем-то другим, пока думал обо мне?   Хёнджин сглатывает. Было не раз, когда Хёнджин прыгал на своём самом большом фаллоимитаторе, отчаянно желая, чтобы это был Чан, всхлипывая во время оргазма с его именем на устах, потому что он всегда кончал сильнее всего, когда думал о том, что Чан делает с ним невероятные вещи.   Он решает просто послать все к чёрту и расслабляется, чмокая его в мочку уха.   — И не один раз.   Чан выругивается вслух, а Хёнджин хихикает, отстраняясь от него, в восторге от того, что они наконец-то уступили своему желанию. Он очень надеется, что Чан больше не будет увиливать.    — Ты сведёшь меня с ума, Хёнджин, — бормочет Чан, забирая пустой стакан Хёнджина и бросаясь обратно к бару, по пути допивая свой второй виски.   Когда он возвращается, то практически подхватывает Хёнджина и притягивает к себе, как будто внутри него живет неутолимый голод по тому, чтобы их тела не разделял ни один дюйм.    Хёнджин чувствует, что его охватывает такое же желание, он забывает обо всех правилах танго и прижимается к груди Чана, уткнувшись ему в шею.   Чан следует его примеру, но продолжает вести его так же непринуждённо, встраиваясь в линию с другими парами, танцующими друг вокруг друга.   Не проходит и минуты, как Хёнджин чувствует, как руки Чана скользят от его спины к бокам, где находятся вырезы, погружая пальцы внутрь и обхватывая его талию.   — У тебя такая красивая татуировка, — бормочет Чан, проводя кончиками пальцев по коже, обжигая её. И у Хёнджина кружится голова, он задерживает дыхание в предвкушении, потому что пальцы Чана так близки к тому, чтобы раскрыть сюрприз, который Хёнджин приготовил для него.   — Есть ли у неё какой-то смысл?   Хёнджин прижимается немного ближе, его рука на плече Чана поднимается, чтобы зарыться пальцами в его мягкие тёмные волосы, тронутые серебром.   — Это напоминает мне о том, что любовь всё ещё существует.   Вместо ответа Чан нежно целует его в шею, и Хёнджин закрывает глаза, его шаги замедляются, пока он внезапно не останавливается, когда Чан горячо шепчет:   — Ты заслуживаешь такой большой любви, Хёнджин.   Хёнджин смотрит на него, и его сердце расцветает в груди от того, что с ним так нежно разговаривают. Он чувствует, как в нём растёт смелость снова увлечься другим человеком. И не важно, превратится ли это в любовь, в интрижку или просто встречу на одну ночь. Хёнджин знает, чего он хочет, и Чан с такой лёгкостью поддерживает это давящее чувство, обращаясь не только к его телу, но и к его хрупкому разуму.   Хёнджин хочет его, хочет показать ему, как сильно он хочет.   Тёмно-красное бельё, которое на нём надето – запретная мечта о кружевах: нежный бюстгальтер и до неприличия тонкие трусики, которые заставляют его краснеть при одной мысли о том, какие они прозрачные.   Хёнджин чувствует себя сексуальным в своём нижнем белье, прикосновение кружев к его коже так волнующе.    И Чан тоже заставляет его чувствовать себя сексуальным, когда его сильная рука прижимает Хёнджина к себе, когда они снова начинают двигаться, и всё это позволяет ему чувствовать себя таким особенным и желанным.    Прошло так много времени с тех пор, как кто-то вот так обнимал его.   Хёнджин теряется в этом новом, но знакомом чувстве, которое он действительно хочет испытать снова в полной мере. Он готов, так готов отдаться тому, чего хочет его сердце, его разум, его тело.   ***   Однако жестокий ход времени настигает его, и время, проведённое вместе, пролетает в мгновение ока, яркие образы прерываются весёлым голосом Джисона.   — Хей, вы двое!    Он внезапно оказывается прямо перед ними, держась за руки с Минхо, который понимающе улыбается им.   — Готовы идти? Мы можем вместе сесть на обычный автобус.   Хёнджин вырывается из своего окрашенного в розовые тона мира желаний и возвращается к реальности, оглядывая комнату и оценивая обстановку.   Их осталось только четверо – Хёнджин едва заметил, что кто-то из окружающих ушёл, пока они танцевали. Он был полон решимости не упустить ни одного идеального момента, когда Чан наконец-то даст ему то, чего он жаждал столько месяцев.    Но теперь они оба останавливаются, и Чан отступает на шаг и отпускает его.   Вот так это всегда и заканчивается.   Хёнджин изо всех сил старается не выдать своего разочарования и дружелюбно улыбается Джисону и Минхо. Но это кажется таким неправильным, его глаза жгут, а нижняя губа вот-вот задрожит, потому что он так расстроен.   Он никогда не сможет сломить сдержанность Чана. Точно так же, как он не смог удержать своего бывшего жениха.   Хёнджин не может сдержать вздох и направляется к гардеробу.   — Да, конечно, я возьму свои вещи, секундочку...   — Пожалуйста, останься, — раздаётся сзади, когда пальцы обхватывают его запястье. — Ты можешь остаться, если хочешь.   Хёнджин поворачивается к Чану, в глазах которого читается мольба, полная желания, чтобы он остался. Кончиками пальцев он касается его запястья, чтобы взять за руку.   — Я мог бы отвезти тебя домой позже.   Хёнджину никогда не приходилось принимать столь непростое решение.    — Да, да, конечно, звучит заманчиво, — отвечает он с бешено бьющимся сердцем и видит, как напряжённые плечи Чана расслабляются при его ответе. Затем он смотрит на двух других, и его удивлённый взгляд, вероятно, говорит о многом.   И Джисон выглядит так, будто он очень, очень хотел, чтобы это произошло. Его личный болельщик.   — Ладно, веселитесь, увидимся на следующей неделе! — Быстро говорит он, не теряя больше времени, и хватает Минхо за руку, который машет им, прежде чем его вытаскивают из зала.   И теперь остались только они. Наконец-то.   Хёнджин смущённо улыбается Чану, когда тот притягивает его ближе за руку, нежно обнимая, чтобы они могли двигаться в медленном ритме.   Хихикая Чану в шею, Хёнджин позволяет обнять себя и повести по пустому танцполу, и теперь, когда они одни, всё это кажется намного более интимным.   — Спасибо, что позволил мне остаться, — бормочет он, борясь с желанием прижаться к его коже, такой тёплой, мягкой и ароматной.   — Спасибо, что захотел остаться, — отвечает Чан, нежно прижимаясь виском к его розовой щеке, пока они кружатся по комнате, танцуя так осторожно и интимно, что это напоминает Хёнджину о первых заигрываниях на танцах в старшей школе, о чувствах к крашу всей его жизни.   Хёнджин тихо смеётся – он так кайфует от чувства, что наконец-то завоевал расположение Чана.    У него больше нет причин сдерживаться. Хёнджин полностью согласен. Либо сегодня, либо никогда.   — Теперь для тебя уже не сюрприз, что я хотел остаться.   Хёнджин слышит ухмылку и чувствует, как рука Чана скользит обратно в разрезы, обжигая кожу своим горячим прикосновением.   — Нет?   И Хёнджину хочется закричать.   Я так чертовски сильно хочу тебя, почему ты такой слепой?!    — Нет.   Поцелуй с ним – это всё, о чём может думать Хёнджин, когда Чан поворачивается, чтобы посмотреть на него, и их глаза встречаются. Они тёмные и наполненные таким сильным желанием, что оба опускаются к покалывающим губам друг друга.   Очарованные напряжённостью этого долгожданного момента, они останавливаются и прижимаются лбами друг к другу, их гравитационное притяжение настолько неестественно сильно, как будто его счастливые звёзды наблюдали за их борьбой с самого начала, и в конце концов им надоело терпеть и уступать друг другу.   Хёнджин чувствует горячее дыхание Чана на своих губах, как тот слегка двигается навстречу, потому что ему так сильно этого хочется. Однако большего не делает, будто по-прежнему напуган. Только позволяет своим глазам закрыться, ожидая, когда настанет идеальный момент.   Губы Чана. Сейчас он думает только о его идеальных, роскошных губах, вспоминает все те моменты, когда мечтал о них наяву.   У Хёнджина перехватывает дыхание, когда пальцы Чана впиваются в его обнажённую спину, он обнимает Чана за шею, чтобы чувствовать его ещё ближе, пока он не становится не просто ближе, а повсюду.   Ему просто нужно чуть-чуть сдвинуть пальцы вверх, и тогда он почувствует сюрприз Хенджина.   — Хённи, — шепчет Чан, прижимая его ближе к себе, когда его губы находят уголок его рта для поцелуя. И Хёнджин чувствует, что теряет сознание. — Что ты со мной делаешь?..   Неприкрытое желание в голосе Чана – вот что заводит Хёнджина, он сокращает небольшое расстояние между ними, чтобы поймать большие, мягкие, лучшие губы Чана в отчаянном поцелуе, издавая тихий стон, когда чувствует, как пальцы Чана касаются его бюстгальтера.   Но внезапно Чан замирает, больше не целуя его в ответ.   И Хёнджин немедленно впадает в панику, отстраняясь, как будто только что обжёгся.   — Чёрт возьми, прости, это была чертовски глупая идея, — выпаливает он, не глядя на Чана, и отсутствие его прикосновений причиняет адскую боль.   Он немедленно направляется к гардеробу, теребя в руках куртку и сумку, но случайно роняет их на пол, и отчаянно ругается в попытке убраться отсюда к чёртовой матери.    Хёнджин в отчаянии извиняется:   — Я не должен был этого делать, прости, я должен был знать, что мы не на одной волне, прос…   — Хёнджин, — Чан прерывает его панику, и, по крайней мере, в его голосе нет отвращения, только кажется, что ему очень трудно сдерживаться. Может быть, он просто очень зол. Блять.    Хёнджин быстро собирает свои вещи, прижимая их к ноющей груди.   — Всё в порядке, я должен идти.   — Нет, Хёнджин, пожалуйста, не уходи.    Хёнджин слышит, как он приближается, и собирает всё своё мужество, чтобы повернуться и посмотреть правде в глаза в этой дерьмовой ситуации. Он чувствует себя таким смущённым.   Но он сталкивается с тем, что Чан выглядит совсем не так, как он боялся. Ему в итоге понравилось, когда его целовали?   — Я хотел поцеловать тебя в тот момент, когда впервые увидел, Хёнджин, чёрт, я хотел поглотить тебя. Я просто... я просто замер, потому что почувствовал, как что-то коснулось моих пальцев.   Глаза Чана темнеют, он сжимает челюсть, его голодный взгляд скользит по его фигуре, останавливаясь на груди. И Хёнджин чувствует, что горит от его взгляда, который практически раздевает его, а от его признания, которое прозвучало так внезапно, что у Хёнджина подкосились колени, а сердце сделало кульбит.   — Ты надел женское нижнее бельё?   Хёнджин просто стоит, сердце бешено колотится, пальцы вцепились в куртку. Он молча кивает, чувствуя, что вот-вот упадёт в обморок.   — И ты надел женское нижнее бельё для меня?   Хёнджин решает прямо здесь и сейчас просто разорвать свою грудную клетку, выставив своё сердце на всеобщее обозрение. Он полон решимости отдать Чану всё, что у него есть, и хочет попробовать в последний раз.   Тем не менее, слёзы, полные страха быть отвергнутым, стоят в его глазах, когда он снова кивает головой. Он издаёт влажный, разочарованный смешок, прежде чем послать всё к чёрту и обнажиться до костей.   — Я одевался, думая о том, как ты будешь срывать это с меня.   И, прежде чем Хёнджин успевает что-либо осознать, Чан подходит к нему и хватает за лицо, чтобы поцеловать, будто он ждал тысячу лет, чтобы это наконец произошло, чтобы поглотить его так, как он хотел с самой первой их встречи.   Хёнджину требуется время, чтобы осознать, что его самое отчаянное желание наконец-то сбылось. Затем он позволяет куртке и сумке упасть на пол из его рук, и страстно целует его в ответ.   Он сразу же становится податливым под поцелуями и телом Чана, которое прижимает Хёнджина к курткам у него за спиной. Таким податливым, когда он открывает свои губы, чтобы Чан мог проникнуть его в ждущий рот, потрясая весь его мир. У него вкус виски, мяты и чего-то такого горячего, что Хёнджин не может не быть громким, и не может думать больше ни о чём.   Хёнджин позволяет ему получить доступ так же легко, как и к чему бы то ни было, беспричинно постанывая, когда их языки встречаются, когда одна из рук Чана опускается к его заднице.   Они прерывают поцелуй только для того, чтобы перевести дыхание и посмотреть друг другу в глаза, и Хёнджин чувствует, как жар между ними поглощает его, ошеломляет и кружит голову.   — Ты просто грёбаная мечта, — бормочет Чан своим тёмным, хрипловатым голосом, прямо перед тем, как впиться в его шею губами, зубами, несомненно, с намерением оставить отметины, пометить Хёнджина как своего.    Хёнджин держится изо всех сил, вцепившись пальцами в широкие плечи Чана, и беззастенчиво скулит, когда пальцы Чана зарываются в его волосы и слегка дергают, заставляя выгнуть шею ещё сильнее.   Это то, чего всегда хотел Хёнджин – чтобы с ним грубо обращались, хватали и пожирали, чтобы было именно так. Он знал, что Чан на это способен.   Он снова показывает это Хёнджину, сразу после того, как ослабляет хватку на его волосах, чтобы другой рукой схватить его за задницу, и буквально секунду спустя поднять его так, словно тот совсем ничего не весит, и вытягивает шею, чтобы снова поцеловать.   Хёнджин тут же обхватывает его ногами за талию и руками за шею, чтобы ответить на его превосходные поцелуи, издавая стон, когда понимает, что Чан направляется к качелям и опускается на них, и стонет в их поцелуе, когда Хёнджин прижимается к твёрдости в его промежности.   Боже, его голос звучит намного лучше, чем в мечтах Хёнджина, ощущения намного лучше, чем он мог себе представить. Он прижимается к Чану, не стыдясь своей едва сдерживаемой эрекции, когда она касается его живота.   — Хёнджин... — Чан стонет, обхватывая его руками за талию, чтобы направлять свои движения, и запрокидывает голову с беззвучным проклятием.   — Чан, — хнычет Хёнджин в поисках его глаз, потому что его собственные полуприкрытые и тяжёлые. Его трясёт от того, как сильно он желает Чана, от того, как сильно он нуждается в нём каждой клеточкой своего существа.   И это чувство только усиливается, когда Чан встречается с ним взглядом, и Хёнджин словно смотрится в зеркало, отражая желания друг друга, как будто они – единое целое.   Они оба так долго сдерживались, и это безмерно заводит Хёнджина, помогает ему заглушить малейшие сомнения.   Хватка на его талии исчезает, сменяясь нетерпеливыми пальцами, расстёгивающими молнию на брючном костюме, обнажая верхнюю часть тела, чтобы Чан мог полюбоваться.   — Ты идеален, — шепчет он с благоговением и любуется, прежде чем прижать к своему жаждущему рту, целуя мягкую выпуклость грудных мышц, облизывая грубое кружево прямо над соском, покусывая и посасывая ключицы и уже цветущую шею. Чан обращается с ним так, как ему хочется, и Хёнджину это нравится. Он наслаждается ощущением лёгкого покалывания по всей коже, а руки Чана сжимают его задницу так, что это почти причиняет боль.   Ясно как божий день, что Хёнджину по душе грубые губы и руки Чана, поэтому он удивляется вопросу, от которого у него перехватывает дыхание, и это заставляет Хёнджина хотеть его ещё больше.   Чан отстраняется и смотрит на него снизу вверх, и это так очевидно, что есть что-то, что ему нужно больше жизни – на случай, если Хёнджин тоже этого захочет.   — Можно я буду груб с тобой?   — Да, — выпаливает Хёнджин, кивая головой, пока у него не начинает кружиться голова, ещё сильнее, чем сейчас, от того, что Чан так хорошо к нему относится. — Да, да, да, пожалуйста...   Чан прерывает его болтовню ещё одним грубым поцелуем, задевая зубами его нижнюю губу, прежде чем сильно прикусить, заставляя Хёнджина застонать от восхитительной боли, пронзающей его лицо.   — Ты любишь боль, не так ли? — Чан смеётся, очарованный видом. — Не думал, что ты будешь так отчаянно по-шлюшьи желать этого.    Всё тело Хёнджина загорается от этих слов, исходящих из уст Чана, и он отчаянно хочет продолжить этот разговор, удовлетворить эту всепоглощающую внутреннюю потребность таким восхитительным способом.   — Твоя, — шепчет он, зажмуривая глаза, чтобы не потерять мужества. — Я твоя шлюха.   Чан рычит в ответ, прижимая его к себе.   — Насколько ты, чёрт возьми, настоящий?   Хёнджин сам не знает, что делает, восхищённый своей смелостью сегодня вечером и своим ненасытным желанием этого мужчины под ним. Он прижимается бёдрами к Чану, заставляя его снова взбодриться.   — Хённи... — слетает с его губ, как молитва, и каждая клеточка Хёнджина кричит в ожидании того, что сейчас скажет Чан. — Я могу тебя трахнуть?   Хёнджин хихикает, по его венам разливается эйфория. Наконец-то.   — Да. Если ты этого не сделаешь, я действительно могу сойти с ума.   Чан смеётся над его ответом, таким подлым и вызывающим привыкание.   — Такой отчаянный... шлюхи вроде тебя прыгают на каждый член, который могут найти, да?   Они оба знают, что это откровенная ложь, но по спине Хёнджина всё равно пробегает приятная дрожь, это ещё одна возможность показать Чану, как сильно он его хочет. Только его.   — Только твой, — шепчет он, слегка надувая губки. — Хочу только твой.   Его мозг превращается в кашу, когда Чан сладко воркует, сжимая подбородок Хёнджина указательным и большим пальцами, чтобы заставить его посмотреть на него.   — Я знаю, милый, ты моя идеальная шлюха.   Неожиданное ласкательное имя и нежный поцелуй, которым Чан наградил его в противовес унизительному прозвищу, заставили Хёнджина растаять перед ним, прижавшись к его тёплому, подтянутому телу. Чан чувствует себя так, так, так хорошо рядом с ним, он точно знает, что сказать – он словно возник из самых смелых мечтаний Хёнджина, проявившись как идеальный мужчина, способный разнести его на части.   — Я вижу, тебе это нравится, но я бы предпочёл, чтобы мы использовали цвета. Я хочу знать, что ты в безопасности, хорошо?   Хёнджин улыбается ему, почти вибрируя от собственной улыбки, ведь, надеется, что использование цветов означает, что Чан сделает с ним что-то большее, чем просто грубо поцелует его и время от времени шлёпнет по заднице.   — Да, да, конечно, я буду их использовать.   Чан что-то напевает, проводя пальцами по волосам в награду за то, что он такой покладистый.   — И, если ты не сможешь говорить, постучишь по мне дважды, хорошо? Я немедленно остановлюсь.   Хёнджин кивает головой, восхищаясь окружающим его Чаном – его голосом, его запахом, теплом, исходящим от него. Он наслаждается этим и покрывает поцелуями шею и ложбинку между грудными мышцами, его нетерпеливые пальцы расстёгивают костюм, обнажая нежную загорелую кожу.   Он пристально смотрит на Чана, прежде чем провести языком по его мускулистым грудных мышцам, точно так, как он представлял это в самом начале вечера, столько раз представлял это в одиночестве в своей постели, обхватив себя рукой.    Чан стонет от прикосновения языка к коже, но относительно легко приходит в себя, снова хватаясь за подбородок.   — Я ещё не закончил.   А Хёнджин похож на оленя в свете фар, застывшего на месте от того, что его так сильно схватили, от пристального взгляда тёмных, пронзительных глаз Чана. Он всё ещё не может поверить, что на самом деле сидит на коленях у Чана, а не лежит в постели, поражённый тем, что у него в тысячный раз ничего не получилось.    Сегодня вечером все действительно получилось, и Чан действительно хочет трахнуть его. Чан хочет трахнуть его.   Томление, предшествовавшее этому, казалось вечностью ожидания, тоски и долгих раздумий, но он добился своего и уже знает, что никогда не забудет эту ночь.   — Есть ли что-нибудь, чего бы ты не хотел, чтобы я с тобой делал?   Если бы он уже не был в железной хватке Чана, именно этот его выбор слов покорил бы Хёнджина окончательно.Он чувствует, что краснеет, и пытается заглушить мысли о том, что Чан может с ним сделать, чтобы в голову пришло хоть что-то, что ему могло бы не понравиться.   — Я-я не люблю, когда у меня на лице какие-либо жидкости.   Чан подтверждает новую информацию единственным серьёзным кивком, на его губах играет ухмылка, когда он проводит большим пальцем по пухлой нижней губе Хёнджина.   — А как насчет твоего рта?   Хёнджин дрожит.   — В порядке.   — Слюна?   — Да.   — Сперма?   — Чан.   Хёнджин ерзает у него на коленях и отводит взгляд, поскуливая, когда чувствует, как Чан крепче сжимает его подбородок и грубо дёргает его.   — Мне нужно знать.   Хёнджину хочется прижаться к его шее и спрятаться, но Чан продолжает удерживать его на месте и ждёт ответа, не сводя с него пожирающего взгляда.   Поэтому он делает глубокий вдох: — Всё, что угодно и где угодно, кроме моего лица, будет для меня нормально.   — Хорошо, — говорит Чан с дьявольской улыбкой на губах. — Что-нибудь ещё тебе не нравится?   — Бесит, — выпаливает он, желая поскорее покончить с этим. Он такой нетерпеливый. — По крайней мере, не сегодня, пожалуйста, не раздражай меня, я буду плакать отвратительными слезами.   В ответ Хёнджин получает глубокий поцелуй, как бы показывая, что Чан тоже этого не хочет.   — Никаких «бесит», не волнуйся, милый, — шепчет Чан ему в губы. — Я и так заставил тебя ждать достаточно долго, сегодня вечером я дам тебе всё, что ты захочешь.   Их взгляды встречаются, и Хёнджин чуть не дуется на него, хоть и благодарен этому мужчине.    — Пожалуйста. Я приму что угодно.   Чан приподнимает бровь, его пальцы скользят от подбородка к скулам.   — Что угодно?   Хёнджин не может говорить из-за того, как крепко он его держит, поэтому он просто нетерпеливо кивает головой, нахмурив брови от такой сильной потребности.    Что угодно.   Чан немного ослабляет хватку. Затем говорит:  — Открой рот.   Хёнджин немедленно прислушивается, и его бедное сердце бьётся где-то в горле от строгих команд Чана.    Глядя на растянутые красные губы Хёнджина, Чан засовывает большой палец ему в рот, надавливая на язык так, что Хёнджина чуть не стошнило. Он хочет обхватить губами этот палец, хочет попробовать его на вкус, но не делает ничего, хочет быть хорошим.   И тогда Чан наклоняется, как будто хочет поцеловать его, но останавливается прямо перед тем, как их губы соприкоснутся, и плюет в ждущий рот.    Это звучит и ощущается так непристойно, что Хёнджин громко стонет, его глаза чуть не слипаются от такого обращения.   — Глотай.   Хёнджин делает то, что ему говорят, закрывает рот и вздрагивает, когда чувствует, как слюна Чана скользит по его горлу.    Это то, чего он всегда хотел – обладать Чаном самым примитивным образом, и Чан даёт ему это, он слушает.   И Хёнджин тоже слушается.   — Я вижу, ты делаешь всё, что тебе говорят, — хвалит Чан и отпускает его челюсть, чтобы нежно провести сухими костяшками пальцев по раскрасневшейся щеке, стараясь не касаться её мокрым от слюны большим пальцем. — Ты можешь не двигаться, пока я кое-что не достану? Ты можешь вести себя хорошо ради меня и не трогать себя?   Несмотря на только завершённый особенный для двоих момент, Хёнджин тихо произносит «да», изо всех сил стараясь быть терпеливым, не цепляться за тело Чана. Он просто хочет сорвать с себя одежду, опуститься на член и покататься на этих атласных качелях, которые так часто были частью его эротических снов, таких ярких и горячих.   Но сопротивляться становится легче, когда он вспоминает, что это больше не эротический сон, что это реальность, что ему просто нужно подождать ещё немного.   Поэтому он позволяет Чану поднять его и поставить на трясущиеся ноги, задыхаясь, когда Чан стягивает оставшуюся одежду с бёдер, полностью обнажая его.   Чан тихо выругивается, оглядывая тело Хёнджина, облизывает губы, когда его взгляд останавливается на прозрачных трусиках, и бесстыдно смотрит на него, прежде чем его ладонь натыкается на его ноющий член. Хёнджин почти падает, удерживаясь на ногах только благодаря тому, что хватает Чана за плечи.   — Ты действительно планировал поставить меня на колени и поклоняться тебе, да?    Хёнджин делает глубокий, прерывистый вдох, прежде чем посмотреть на Чана из-под полуприкрытых век, наверняка потерпев неудачу в своей попытке выглядеть соблазнительно, учитывая, как далеко он уже зашёл, изо всех сил стараясь сохранить позу, когда пальцы Чана сжимают его член сквозь красное кружево.   — Что…что тебя останавливает?   Внезапно Чан перестал прикасаться к нему, и Хёнджина развернуло так, что он почувствовал бархатную обивку на своей голой заднице.   Губы прижимаются к его губам так настойчиво, целуя его так глубоко, что кажется, будто ему уже поклоняются, глядя на то, как Чан исследует каждый крошечный уголок его красных губ, как он обводит тёплые уголки его рта своим горячим, нетерпеливым языком.   Слишком быстро Чан прерывает их поцелуй, и Хёнджин с жалобным скулежом бросается за ним, протягивая тяжёлую руку к Чану, чтобы притянуть его ближе и снова погрузиться в наслаждение от поцелуев мужчины, которого он хочет больше всего на свете.    Но Чан отстраняется прежде, чем Хёнджин успевает схватить его.   — Не хватает презервативов и смазки, — усмехается он и подмигивает ему. — Я сейчас вернусь.   У Хёнджина кружится голова, и он смотрит, как Чан направляется к потайной двери в глубине зала, не в силах собраться с мыслями и успокоить бешено колотящееся сердце.   Это происходит на самом деле.   — О боже, о боже, о боже, — это всё, что могут произнести губы и мозг Хёнджина прямо сейчас. Он хнычет, когда его ноющий член дает о себе знать, пытаясь уменьшить потребность прикасаться к себе, сжимая бедра вместе.   Он смотрит на себя сверху вниз и не может поверить, что он действительно здесь, в своём самом красивом нижнем белье, с уже раскрасневшейся кожей, такой обнажённый и готовый к тому, чтобы его взял мужчина, которого он желает больше, чем когда-либо мог выразить словами.    И он смотрит вниз на свой твёрдый, раскрасневшийся член, горячий стыд захлёстывает его, когда он сдаётся и прижимает ладонь к промежности. Постыдные стоны вырываются из него, когда он сжал бёдра, чтобы умерить болеть.   Лёгкая улыбка появляется на его губах, когда он думает о том, чтобы бросить вызов Чану, о том, чтобы попросить о небольшом наказании за то, что он его не слушает. Он хватает себя за трусики, усиливая звуки.   — Ты уже настолько не в себе, что твой милый маленький мозг не может выполнять простые приказы?   Хёнджин вздрагивает от злого голоса Чана и грубой руки, обхватывающей его запястье и одёргивающей пальцы. Он открывает глаза, встречая снисходительный взгляд Чана, нависающего над ним и наклоняющего голову, и его член слабо вздрагивает от того, что его вот так загнали в угол.    — Тебе нравится находить трудный путь, не так ли?   — Н-нет, — качает головой Хёнджин, подыгрывая ему. — Просто... просто ничего не мог с собой поделать.   Чан отпускает его запястье и кладёт ладонь на раскрасневшуюся щёку Хёнджина. И его сердцебиение тут же ускоряется, он на взводе от того, что не знает, что делать дальше. Даст ли он ему пощёчину? Будет ли он нежным и всепрощающим?    Он понимает, что затаил дыхание в предвкушении, когда выпускает весь воздух из легких в тот момент, когда Чан отпускает его, слегка похлопывая по щеке. Но это не значит, что он просто закроет на это глаза.   — Теперь я не могу удержаться, чтобы не поучить тебя хорошим манерам, милый, — бормочет Чан и расстёгивает ремень, являя собой такой греховный образ, особенно когда его чёрные брюки заметно выпирают. Он нежно проводит пальцем по подбородку. — Напоминаю тебе, что ты должен меня слушаться.   Затем он опускается перед ним на колени, и Хёнджин в тысячный раз теряет рассудок.    Чан хватает его за лодыжку и приподнимает обнаженную ногу Хёнджина, позволяя сложенному ремню скользить по внешней стороне бедра, внимательно наблюдая за ним и его реакцией.   — Цвет?   Хёнджин откидывается на спинку сиденья, впиваясь пальцами в подушки. В этом нет никаких сомнений.   — Зелёный.   Звук шлепка выделанной жёсткой кожи по обнажённому телу раздаётся почти мгновенно после подтверждения, и Хёнджин издаёт трогательный стон от горячего укуса Чана. Он совсем не сдерживался.    Чан некоторое время выжидает, внимательно наблюдая за ним, но затем делает это во второй раз, и в третий, и в четвёртый, пока Хёнджин не начинает дрожать от возбуждения, а его бедро не начинает горячо пульсировать.   — Теперь ты будешь вести себя хорошо? Спрашивает Чан и роняет ремень на пол, его голос хриплый, когда он гладит покрасневшую кожу. — Маленькая ручная шлюшка, только для меня?   — Да, — задыхаясь, шепчет Хёнджин, закрывая глаза, когда Чан запечатлевает поцелуй на его бедре. — Я буду хорошим.   — Тогда раздвинь для меня ноги.   Хёнджин делает то, что ему говорят, дрожа под голодным взглядом Чана, когда тот протискивается между его ног и хватает его за бёдра, чтобы без усилий закинуть их себе на плечи.   — Такой чертовски красивый... — Чан бормочет почти только себе, его взгляд прикован к греховному нижнему белью Хёнджина и его едва скрытому, сочащемуся члену, бесстыдно вбирая его в себя.   Хёнджин собирается завыть, чтобы он, наконец, что-нибудь сделал, но тут Чан делает то, о чём он даже не смел мечтать – в мгновение ока он обхватывает руками его бёдра, удерживая на месте, его пальцы сдвигают трусики в сторону, чтобы плюнуть на его обнаженную дырочку.   Рот Хёнджина раскрывается в удивленном стоне, он прикусывает палец, когда Чан облизывает его вход и поднимается к промежности, его брови хмурятся, когда он издает глубокий стон, настолько очевидный, насколько он наслаждается этим.   Горячее, влажное ощущение прижатого к нему языка Чана заставляет Хёнджина прикусить губу так сильно, почти до крови, не в силах ничего сделать. Только смотреть, как Чан пожирает его, словно это последнее, что он мог сделать.   Их взгляды встречаются прямо перед тем, как Чан просовывает в него свой язык и начинает трахать его им, и это достаточно смело, чтобы поддерживать зрительный контакт, пока он погружается глубоко в него.   Ошеломлённый Хёнджин хлопает себя по лицу ладонями, когда имя Чана срывается с его губ, его бёдра дрожат, как осиновый лист, от вида, ощущений и одной только мысли о том, что Чан делает с ним.   — Не прячься, — говорит ему Чан и оставляет на его заднице такие ненасытные поцелуи. — Дай мне посмотреть на тебя...   Хёнджин только качает головой, слишком переполненный чувствами, чтобы сделать то, что ему говорят.   — Н-не могу...   К его ужасу, божественный рот Чана исчез без предупреждения, заставив Хёнджина раскрыть себя и в шоке уставиться на него, отчаянно желая почувствовать его снова.    — Или ты будешь смотреть, или я остановлюсь, — ставит ему ультиматум Чан, выглядя раздражающе язвительно. Он знает, что обведёт Хёнджина вокруг пальца, ведь тот готов сделать абсолютно всё.   И Чан прав – последнее, чего Хёнджин мог хотеть, это чтобы Чан остановился. Поэтому Хёнджин инстинктивно притягивает его ближе, продолжая держать ноги на плечах Чана.   — Пожалуйста, не останавливайся, — просит он, почти умоляет в этот момент. — Пожалуйста, я буду смотреть, я буду вести себя хорошо...   Хёнджин едва успевает расслышать звук снова поднимаемого ремня, как Чан снова ударяет им прямо по его бедру, заставляя Хёнджина впиться зубами в плечо, чтобы заглушить сдавленный стон, а его глаза закатываются.    — Не заставляй меня использовать это в третий раз, милый, ты только пожалеешь об этом, — ругает его Чан, но тут же притягивает к себе за бёдра, чтобы продолжить трахать его языком, так неаккуратно и громко.   Сопротивляясь желанию снова спрятаться, Хёнджин зарывается пальцами в волосы Чана, прижимая его губы к тому месту, где он больше всего нуждается, застенчиво трется о его чудесный нос, и это приводит Чана в бешенство.   Он стонет рядом с ним, впиваясь пальцами в его бёдра, пока ласкает его дырочку, отстраняясь только для того, чтобы перевести дыхание и посмотреть на него снизу вверх, на его губы, такие пухлые и блестящие.   Не прерывая зрительного контакта, Чан тянется за смазкой, которую принес с собой, и намазывает немного на пальцы.   — Мне придётся хорошенько тебя подготовить, — бормочет он хриплым голосом, тяжело дыша, — Не хочу причинять тебе боль.   Хёнджин издает смешок, который сменяется резким вдохом и тихим всхлипом в тот момент, когда Чан раздвигает половинки и проводит полосу по его трепещущей дырочке и обводит её холодным, смазанным пальцем.   — Ты хочешь сказать, что ты большой? — Хёнджин задыхается, его брови взлетают вверх, когда средний палец Чана медленно входит в него.   — Я позволю тебе самому судить об этом, — усмехается Чан, осторожно двигая пальцем туда-сюда и продолжая осыпать его кожу поцелуями.   Охваченный чувством наполненности, Хёнджин смотрит на него сверху вниз с изумлённой улыбкой, полуприкрыв глаза.   — Я дам тебе знать.   — Если к тому времени ты всё ещё будешь в состоянии произносить слова, конечно, — бросает вызов Чан, надавливая пальцем прямо на простату.   Хёнджин подпрыгивает, хватая Чана за волосы, когда тот добавляет второй палец, и растяжка, наконец, начинает немного покалывать, как раз то, что ему нравится больше всего.   — У тебя в голове и так уже пусто, не правда ли? Довольствуешься тем, что просто лежишь здесь, выглядишь красиво и тебя трахают по полной программе?   Хёнджин прикусывает нижнюю губу, нетерпеливо кивая головой, в восторге от того, что Чан называет его красивым. Он двигает пальцами внутрь и наружу, его рот касается внутренней стороны бедра, покусывая и целуя кожу, шепча ему что-то.   — Ты уже можешь принять ещё один?   — Пожалуйста, — скулит Хёнджин, вздыхая, когда Чан наливает ещё смазки на его дырочку и вводит в неё третий палец, так желая доставить ему удовольствие и сделать то, о чём он так сладко просит.   — Чёрт, милый, ты такой тугой, — восхищается Чан, разглядывая его промежность, прежде чем сдвинуть трусики еще дальше в сторону, освобождая его возбуждённый, твёрдый член. — Такая хорошенькая штучка.   Чан с любопытством смотрит на него, и даже с затуманенным сознанием Хёнджин видит, как в голове Чана зарождается идея.   — Ты можешь кончить несколько раз? — Спрашивает он ни с того ни с сего и сразу после этого атакует простату. Его умелые пальцы лишают его дыхания, речи, рассудка.   Живот Хёнджина напрягается, и он понимает, насколько он уже близок. Обычно он едва кончает только один раз, когда по-настоящему возбуждён, однако он никогда не был настолько возбуждён как сейчас. Поэтому он кивает головой.   — И ты хочешь этого?   Пальцы Чана ускоряют темп, давая ему сладкое предвкушение того, что произойдет, если он скажет «да».   Ни за что на свете Хёнджин не отказался бы от того, чтобы Чан неоднократно доводил его до пика – он жадный, хочет всего, что Чан готов ему дать.   И он соглашается: — Боже, да...   Как только он выражает своё согласие, Чан обхватывает его член своими тёплыми, смазанными лубрикантом пальцами и начинает быстро надрачивать.   Хёнджин издаёт громкий удивлённый стон, вся его верхняя часть тела приподнимается над качелями, когда он смотрит вниз на Чана, который крушит его своими божественными пальцами. Их глаза встречаются, и голодного, пожирающего взгляда Чана почти достаточно, чтобы заставить Хёнджина кончить в первый раз за сегодняшний вечер. Отчаянно желанный опыт, от которого он чуть не отказался в своей жизни.   — Так близко... — хнычет Хёнджин, по-прежнему не в силах поверить в это, уверенный, что он рвёт на себе волосы от того, что так сильно сжимает Чана, а внутри у него вот-вот вспыхнет жгучее чувство.   Они очарованы друг другом, не в силах отвести взгляды, даже когда Чан удваивает усилия и снова надавливает на его сладкое местечко, сжимая в кулаке чувствительную головку члена, чтобы выжать из него оргазм.   — Тогда кончи для меня, милый, — Чан тяжело дышит, словно ему это нравится, и Хёнджин слушается и, наконец, отпускает всё, его тело напрягается, а рот приоткрывается в беззвучном стоне, и он кончает горячими струями на себя и пальцы Чана.   — Блять, Хённи, -— стонет Чан, — Ты такой чертовски горячий.   Хёнджин едва слышит его из-за звона в ушах, но как только до него доходит смысл слов, не может не улыбнуться. Он так высоко над облаками от умопомрачительного оргазма, которым его только что одарили. Он знал, что Чан способен на это. И теперь просто хочет большего.   — Спасибо, — шепчет он, а затем хихикает про себя, открывая глаза и глядя на запыхавшегося Чана с раскрасневшимися щеками. Тот не сводит глаз с живота Хёнджина, который, должно быть, выглядит как липкое месиво.   Что, очевидно, заводит Чана, и у него в голове созревает ещё один дьявольский план: провести пальцами по сперме у него на животе, встать, нависнуть над ним и засунуть два из них Хёнджину в рот, заставляя его попробовать себя на вкус.   Хёнджин стонет, жадно облизывая пальцы Чана и глядя на него большими, полными отчаяния глазами.   Это зрелище заставляет Чана вытащить пальцы и взять лицо Хёнджина в ладони, чтобы слиться с ним в глубоком, обжигающем поцелуе, разделяя его вкус.   Постепенно приходя в себя, разум Хёнджина немного проясняется, и он преисполняется благодарности – Чан заставляет его чувствовать себя так хорошо и ведёт себя так самоотверженно, и Хёнджин просто хочет отплатить тем же.   Они со вздохом отстраняются, и Хёнджин смотрит на него с лёгкой любопытной улыбкой, прихорашиваясь, когда Чан снимает с него трусики и помогает ему снять обувь, чтобы ему было удобнее.   — Что тебе нравится? — Он задаёт вопрос и сразу понимает, что Чан удивлен его вопросом, наклоняя голову от внезапной смены темы. Кажется, никто никогда раньше не спрашивал его о предпочтениях.   — Видеть, как ты наслаждаешься, — таков его ожидаемый ответ, и это заставляет Хёнджина закатить глаза, недоверчиво улыбаясь ему.   — Это очень благородно с твоей стороны, но я знаю, что это не настоящий ответ.   Он бросает на него взгляд, который ясно говорит о том, что Хёнджин поймал его на месте преступления и начинает по-настоящему задумываться об этом.   — Ну, мне нравится, когда мой партнер красноречив и разговаривает со мной. Так заводит слышать, как ему хорошо. — Затем у него хватает наглости немного смутиться, отвести взгляд и улыбнуться самому себе. — И мне действительно нравятся отметины, царапины, засосы, что угодно. Это заставляет меня чувствовать связь с моим партнером, и это просто жесть как возбуждает.   Хёнджин кивает в такт словам, и его активное воображение заставляет его безумно краснеть.   — Принято, — удовлетворённо бормочет он и вскрикивает, когда Чан внезапно поднимает его и несёт в дальний конец зала.   — Куда мы идём? — шепчет Хёнджин и обхватывает ногами бёдра Чана, уткнувшись лицом в его тёплую шею.   — Туда, где будет поудобнее, — говорит он, издавая стон сразу после того, как Хёнджин начинает посасывать его кожу, впиваясь ногтями в плечи, за которые он крепко держится.   — Ты хочешь моей смерти, Хённи, — бормочет Чан, но всё же тянется к нему и прижимается к его голове. —  Я вижу, что ты используешь мои слабости.   Он проходит через дверь, и Хёнджин просто хихикает, оставляя лёгкий поцелуй на его шее и шепча:   — Просто хочу чувствовать связь с тобой.   Добравшись до места, Чан бросает его на кровать, и Хёнджин понимает, что теперь они в уютной и тёплой спальне с тёмными стенами, красными атласными простынями и высокими окнами, из которых видны разноцветные огни шумного города.   Он чувствует себя таким дорогим, растянувшись на огромной роскошной кровати на мансарде с захватывающим видом, а над ним самый горячий мужчина, которого он когда-либо встречал, наслаждается его видом.   Ухмыляясь Хёнджину, Чан снимает свой чёрный блейзер, демонстрируя широкие плечи, накачанные руки и пресс. Он выглядит так, словно самая яркая мечта Хёнджина сбылась, и он весь принадлежит ему. На одну особенную ночь Хёнджин может полностью завладеть им.    Чан подходит ближе и заключает его в объятия, а его твёрдая выпуклость прижимается к голой заднице Хёнджина, когда он касается носом его щёки и целует в ухо, заставляя его голову закружиться от следующих слов.   — Сегодня вечером ты почувствуешь связь со мной, не волнуйся, милый.   С кружащейся головой и тонкой рукой, прижатой к его обнажённой груди, Хёнджин слегка подталкивает его, давая понять, чтобы он выпрямился. Чан поднимает бровь, но слушает его, и Хёнджин поспешно опускается на колени, пока его глаза не оказываются на уровне промежности Чана.   От этого зрелища у него потекли слюнки, и он запустил пальцы в штаны Чана, глядя на него умоляющими глазами. Ему нужно, чтобы он уже был у него во рту, нужно, наконец, увидеть его полностью обнажённым.   — Можно я отсосу тебе?   Чан смотрит на него сверху вниз с едва скрываемым предвкушением, медленно проводя пальцами по волосам Хёнджина, прежде чем крепко схватить их.   — Да.   Хёнджин нетерпеливо стягивает штаны вместе с трусами, наконец-то раскрывая тайну, которая не давала ему спать по ночам чаще, чем он хотел бы признавать. Его глаза округляются, когда он рассматривает Чана целиком, и кажется, что он вполне способен потрясти весь его мир, когда его член высвобождается из-под штанов.   У него никогда не было никого настолько большого, и Хёнджин просто молится, чтобы за годы одиночества у него не пропал несуществующий рвотный рефлекс.   — Ты можешь трахнуть мой рот, — тем не менее говорит он ему и обхватывает рукой тёплое основание. Он не отрывает взгляда, а слюна начинает скапливаться сильнее, и готова уже вытечь. Он наконец жадно берёт его в рот, со стоном, и его глаза закрываются. Губы растягиваются, и Хёнджин понимает, что ему нужно некоторое время, чтобы привыкнуть, но он так скучал по тому, чтобы его рот был наполнен до краёв.   — Хённи, — стонет Чан, теребя пальцами волосы Хёнджина, когда тот начинает осторожно двигаться. — У тебя такой аппетитный ротик, блять, ты привык к этому, да? Привык к тому, что тебе наполняют глотку?   Хёнджин смотрит на него полными слёз глазами, пытаясь как можно лучше двигать головой с наполненным ртом. Он принимает его целиком, губы задевают аккуратно подстриженные волосы на лобке Чана, прежде чем оторваться, чтобы глотнуть воздуха.   — Н-нет, я ждал этого всё это время. Было так хорошо.   Даже несмотря на затуманенность собственного взгляда Хёнджин может сказать, что его слова застали Чана врасплох.   — В твоей постели никого не было последние три года? Ждал, когда я тебя трахну?   Хёнджин посылает ему лёгкую гордую улыбку и кивок, затем обхватывает губами головку Чана и начинает жадно посасывать. Он так наслаждается этим, что каждый тихий довольный звук, доносящийся сверху, подстёгивает его брать глубже.   — Мне так с тобой повезло, милый, — стонет Чан и смотрит на него сверху вниз, смахивая большим пальцем слезинку, скатившуюся по щеке, когда он гладит густые волосы Хёнджина. — Ты такой хороший.   Его толчки набирают темп, и Хёнджин расслабляет горло, настолько он привык к этому и к тому, что ему говорят, что он всё делает хорошо и правильно.   Несколько секунд спустя Чан буквально трахает его в горло, издавая тихие сдавленные стоны, которые становятся ещё громче, когда Хёнджин протягивает руку и впивается ногтями в бёдра Чана, оставляя вмятины на его коже.   Хёнджин потерял всякое представление о времени, он существует только для того, чтобы быть использованным Чаном и его большим членом. Ощущения обострились из-за тяжести на языке, оглушительных звуков проклятий Чана и его собственных влажных стонов, из-за того, что над его горлом надругались. Поэтому ему требуется некоторое время, чтобы прийти в себя, когда бёдра Чана резко останавливаются.   — Я сейчас кончу, черт возьми, ты слишком хорош, — хихикает Чан и быстро вынимает член изо рта.    Всё ещё в бреду, Хёнджин скулит от пустоты, но получает в награду глубокий поцелуй, и Чан обхватывает его лицо руками, как будто он что-то очень ценное.   — Хённи, я действительно могу быть грубым с тобой, когда буду трахать тебя? — спрашивает Чан. Его глаза серьёзны и заботливы, он полон желания, чтобы Хёнджин был честен с ним. — Могу ли я использовать тебя столько, сколько захочу? Могу ли я быть собственником?   И нет ничего, чего бы Хёнджин хотел больше.   Поэтому он кивает головой с невозмутимым видом, переплетая пальцы с пальцами Чана, которые продолжали сжимать его щёки.   — Пожалуйста. Пожалуйста, используй меня.   Чан прижимает их лбы друг к другу, и с его губ срывается ещё один стон, а Хёнджин всё ещё не может поверить, что ему позволено целовать. — Ты должен говорить со мной, хорошо? Если тебе что-то не нравится, пожалуйста, скажи мне. Я хочу, чтобы ты получил удовольствие.   — Я буду, не волнуйся, — улыбается ему Хёнджин и, чувствуя себя в полной безопасности, вытягивает шею, чтобы снова поцеловать Чана. Он едва сдерживается, так ему хочется, чтобы тот постоянно был рядом.   — Хорошо, — шепчет Чан ему в губы, прежде чем взять презерватив, который он бросил на кровать, и до ушей Хёнджина донёсся шелест пластика.   Услышав эти звуки, он испытывает острое разочарование – он знает, что всегда лучше использовать защиту, но он не хочет, чтобы что-то разделяло их, даже тонкий слой латекса.   Внезапно Хёнджин забирает полураскрытый презерватив из рук Чана, который смотрит на него, приподняв брови, озадаченный его действиями.   — А мы можем обойтись без этого? — выпаливает Хёнджин, бросая на него свой самый убедительный, умоляющий взгляд. — Я чист, обещаю, я так давно этого не делал.   Судя по наличию этой спальни, вполне правдоподобно, что у Чана частые гости и он регулярно занимается сексом. Но Хёнджин уверен, что сам несёт за это ответственность, всё остальное для него не имело бы смысла.   Чан вовсе не выглядит недовольным, просто очень удивленным и немного обеспокоенным.   — Я всегда пользуюсь презервативом, я знаю, что я чист, и я сдаю анализы, но Хёнджин, ты должен быть осторожен, я не такой, как все...   Хёнджин слегка дуется на него, сидя на кровати на коленях, сложив руки на коленях. Он опускает взгляд, чтобы рассмотреть его целиком, его красивое тело и его член, в котором он нуждался вчера. Успокоенный, он снова поднимает взгляд на Чана, который тоже едва сдерживается, сгорая от его бесстыдных взглядов.   — Я знаю, но я хочу только тебя, я доверяю тебе, Чанни, — настаивает Хёнджин, невероятно нуждающийся в этом после беглого оценивающего взгляда, — Пожалуйста, трахни меня без этого, я люблю беспорядок, мне это нужно.   В тот момент, когда он произносит свои пожелания, Чан выхватывает презерватив у него из рук и швыряет его через всю комнату, затем хватает Хёнджина за талию и разворачивает его, заставляя ахнуть от того, как легко его ставят на четвереньки.   — Ты сводишь меня с ума, чёрт возьми, — рычит Чан и вводит в него два холодных, смазанных пальца, несколько раз двигая ими туда-сюда, чтобы убедиться, что он хорошо подготовлен.   Хёнджин выгибает спину и издает прерывистый стон, его пальцы с силой сжимают простыни. И ему даже не нужно ничего усиливать, чтобы понравиться Чану – его пальцы просто ощущаются слишком хорошо, а его собственное возбуждение настолько всепоглощающее, что он не может не шуметь.   — Трахни меня, Чанни, пожалуйста. Я так долго ждал, — скулит он, втягивая голову в плечи, когда Чан добавляет свой третий палец. — Пожалуйста.   Пальцы исчезли, и Хёнджин так нетерпелив, что оглядывается через плечо, чтобы увидеть, как Чан смазывает свой член, прежде чем снова переключить своё внимание на Хёнджина, его голодный взгляд устремлён на его обнажённый вход.   Он просовывает большой палец в отверстие, раздвигая, чтобы выдавить немного смазки прямо в него, и ощущение холода заставляет Хёнджина застонать. Затем их взгляды встречаются, оба загипнотизированы друг другом и этим долгожданным моментом единения, тем, как Чан погружается в него, и это оправдывает все месяцы, полные тоски.   — Моя шлюшка была такой терпеливой, да? — Чан бормочет и позволяет своему члену скользить прямо по трепещущей дырочке Хёнджина, прежде чем взять его за горло и заставить выпрямиться, прижимаясь ртом к его подбородку, ощущая, как его длина, такая твёрдая и обжигающая, упирается в поясницу. — Ты мой, понял? И я буду трахать то, что принадлежит мне, так, как мне заблагорассудится.   Хёнджин издаёт ещё один отзывчивый стон, собственнические чувства Чана раскрывают его самые глубокие, плотские желания.   Он вытягивает шею, чтобы получить ещё один отчаянный поцелуй, но Чан резко поворачивает голову и зарывается пальцами в его волосы, возвращая его в прежнее положение лицом в простыни, приподнимая задницу и готовясь быть разрушенным.   — Я сам решу, когда мне захочется поцеловать тебя, милый. Прямо сейчас ты просто моя маленькая игрушечка, — злобно говорит он, крепче сжимая волосы Хёнджина, когда он принимает позу и со стоном медленно входит в него. Наконец-то.    Хёнджин издаёт пронзительный стон, когда его головка проникает внутрь, и дюйм за дюймом он становится всё наполненнее. Обхват Чана намного больше, чем просто три его пальца. Он уже чувствует, как у него текут слюни от того, что у него на уме только член Чана внутри него.    Чан почти не даёт ему времени привыкнуть после того, как он входит до упора, начиная с глубоких, продолжительных толчков, просто берёт и берёт, и Хёнджину это нравится, нравится, когда его используют.   — Чёрт, ты засасываешь меня прямо в себя, — шипит Чан, его рука опускает его голову вниз, когда он ускоряет свои толчки, резкие и громкие, всякий раз, когда его бёдра ударяются о задницу Хёнджина.    Хёнджин хочет чувствовать его каждый день в течение всей следующей недели, хочет, чтобы каждый раз, когда он садится, у него болела задница, и это напоминало бы ему о лучшем трахе в его жизни. Прошло всего несколько мгновений, а он уже зависим.    Наполовину желая прикоснуться к нему, наполовину надеясь, что его за это накажут, Хёнджин тянется за спину, хватая крепкое бедро Чана, которое двигается с каждым его толчком.   Чан немедленно делает то, на что тот надеялся, и обхватывает пальцами запястье, чтобы завести руку за спину. Рука на его голове исчезает, и его вторую руку тоже дергают назад, лишая его возможности что-либо делать, кроме как терпеть удары Чана.    — Я единственный, кто может прикоснуться к тебе, — бормочет он, нанося удар, от которого Хёнджин хнычет в простыни, не в силах удержаться на ногах. — Ты сказал мне использовать тебя, и я собираюсь сделать именно это.   С самого первого толчка Чан ласкал его простату постоянными, сводящими с ума движениями, и Хёнджин уже чувствовал, что дрожит от возбуждения самым совершенным образом.   — С-спасибо, — бормочет он в простыни, такой счастливый, что его используют. Он едва слышит цоканье языка Чана, пренебрежительный тон в его голосе. — Тебя используют, и ты благодаришь меня за это? Тебе не кажется, что это немного жалко?   — Нет, — протестует Хёнджин, его глаза закатываются, когда Чан делает ещё более сильный толчок.    — Как бы ты тогда это назвал, а? Тебе не кажется, что ты заслуживаешь немного большего?   Потянув за связанные запястья, Чан приподнимает его, пока его спина не прижимается вплотную к тёплой, влажной груди Чана.   — Держи руки за спиной, — требует он и расстёгивает бюстгальтер Хёнджина, чтобы стянуть его и бросить на пол.    Хёнджин слушает и изо всех сил старается сохранять позу, несмотря на свои слабые, трясущиеся ноги и то, что член Чана находится так невероятно глубоко внутри него, благодарный за то, что он ограничивает свои движения медленными, осторожными толчками.   Сняв нижнее бельё, Чан хватается за грудь, его умелые пальцы сжимают соски до боли.   Но Хёнджин зажмуривается от этого чувства, понимая, что забыл добавить одну вещь в свой список «не нравится».   — Тебе нравится, когда играют с твоими сосками? — Чан что-то шепчет ему на ухо, и Хёнджин чувствует облегчение от того, что у него есть возможность сказать ему об этом.   — Да, только... только немного мягче, пожалуйста, — осторожно пытается он, надеясь на сочувствие, даже когда они в самом разгаре тяжелой сцены.    — О, милый, у тебя такая чувствительная грудь? — Чан воркует, его голос сочится притворным сочувствием, но его действия стоят тысячи слов, потому что он сразу же успокаивает Хёнджина, проводя подушечками пальцев по соскам.   Чан продолжает свои толчки и не сбавляет темп, оставляя синяки, но его пальцы остаются на удивление нежными.   Он серьёзно отнёсся к его желаниям, и этот заботливый акт заводит Хёнджина сверх всякой меры, заставляя его снова раствориться в этом нескончаемом удовольствии. Он чувствует себя в такой безопасности, так готов сдаться, позволить себе пропасть в этом без всяких задних мыслей.   Полностью очарованный двойной атакой пальцев Чана и члена, Хёнджин позволяет себе громко кричать, когда его тяжёлая голова откидывается на широкое плечо, а руки блуждают по обнаженному телу Чана, прежде чем схватить его за бёдра, чтобы не упасть вперед.    Хёнджин мысленно благодарит свою счастливую звезду, когда Чан позволяет ему это, и тает в объятиях его сильного тела, когда Чан поворачивает лицо, чтобы, наконец, снова поцеловать его.    — Ты неотразим, я нарушаю свои правила ради тебя, — он тяжело дышит, когда они отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, и пристально смотрит на него из-под полуприкрытых век. На лбу у него блестят капельки пота от усилий.   Помимо того, что Хёнджин приободряется от слов Чана, он не может перестать думать о том, как сексуально он выглядит, о том, как ему повезло, что он видит его таким, таким открытым, что его высокие стены давно рухнули.   Чан всё ещё смотрит на него, прежде чем его слова совпадают с выражением тоски в его глазах: — Ты выглядишь таким потрясающим, таким красивым, милый, мне нужно тебя видеть—   Хёнджин протестующе скулит, когда Чан внезапно выходит из него, и он остаётся разочарованно опустошённым. Задыхается, когда Чан заставляет его лечь на спину и толкает дальше по кровати, пальцы хватают его за колени, чтобы согнуть пополам и толкнуться обратно внутрь.   Он запрокидывает голову с оглушительным стоном, когда жар исходит от его сладкого местечка и распространяется до кончиков пальцев рук и ног и кончика члена, который снова становится болезненно твёрдым.   Нескончаемая череда стонов вырывается из открытого рта Хёнджина, который буквально вжимается в матрас, и он пытается спрятаться за своим плечом, его руки дрожат от того, с какой силой он сжимает в кулаках смятые атласные простыни под собой, чувствуя на себе бесстыдные взгляды Чана, который изводит его физически.   А затем ещё и словами.   — Чонин никогда бы не смог так тебя трахнуть, да? — Ни с того ни с сего шипит Чан, его голос напряжён из-за того, что он толкается в него бёдрами, и Хёнджин полностью теряет рассудок. — Никогда не смог бы удовлетворить тебя так, как я…   — Чанни, — восклицает он, осознавая смысл слов и значение, стоящее за ними, когда думает о Чане, переполненном ревностью, когда Хёнджин начал встречаться с Чонином и дал шанс другому мужчине, тому, кто не стеснялся показывать свою привязанность.    Приятное тепло разливается в груди Хёнджина от осознания того, что должно было быть таким очевидным, и он вздыхает, когда Чан замедляется, а его движения становятся такими мягкими, что дают ему возможность сформулировать несколько связных мыслей.   — Так ты ревновал? — невнятно произносит Хёнджин, изменение темпа позволяет ему моргнуть, открыть глаза и увидеть Чана, нависшего над ним, с таким отчаянным и честным выражением лица.   — Это съело меня заживо, — бормочет Чан, вытаскивая член почти полностью, прежде чем снова вжаться в него с дрожащим стоном, потому что наконец-то, наконец-то он может. — Я был таким грёбаным идиотом, думал, что смогу держаться на расстоянии, но ты был в моих мыслях каждый день, когда я был один и когда не был, всегда, Хённи...   С каждым новым произнесенным идеальным словом Хёнджин воспаряет выше и выше, к девятому небу, когда к нему прижимается тёплое тело, мягкие губы целуют его грудь, его твёрдые соски.   — Я обожаю тебя, — горячо выдыхает Чан, прижимаясь к его разгорячённой коже, отчего глаза Хёнджина начинает щипать от слёз, которые он так долго сдерживал, — Я обожал тебя с того момента, как ты взял мою руку, которую я тебе предложил.   Чан обожает его.   Он тосковал по нему, когда Хёнджин всё ещё чувствовал себя маленьким и нелюбимым, тосковал по нему так сильно, что в конце концов сдался.   — Прости, что это заняло у меня так много времени.   Чан снова медленно набирает темп, и то, как он снова и снова дарит Хёнджину эти внетелесные переживания, оставаясь при этом таким внимательным, сдерживая себя, когда покрывает поцелуями розовую грудь Хёнджина, становясь лишь немного грубее, когда двигается вверх по шее и оставляет отметину прямо над ключицей, всё это похоже на извинение.   Хёнджин глубоко вздыхает от ощущения идеальных, бархатистых губ Чана на своей коже, его полуприкрытые глаза наблюдают за тем, как мужчина, который обожает его, приподнимается на левой руке, чтобы другой провести по тонкой шее.   — У тебя такая красивая шея, — восхищается он, и его пальцы едва заметно сжимаются вокруг неё. И реакция Хёнджина мгновенна – он извивается под ним, выгибается под его прикосновениями. Над ним раздаётся смешок, и в этот момент его злой Чанни возвращается.    — О, тебе это нравится?   С каждым мгновением сознание Хёнджина становится всё более туманным, его слова становятся медленными, тягучими и плывут у него в голове. Он знает только, что хочет, чтобы пальцы Чана крепче сжали его горло.   И он надеется, что Чан поймёт его умоляющий взгляд и восторженный кивок, но тот остаётся на месте, не пошевелив и пальцем.   — Мне нужны слова, милый.   Хёнджин фыркает, поднимает свою тяжёлую руку, накрывает ладонью пальцы Чана и сжимает их.    — Пожалуйста, пожалуйста, сделай это.   — Что сделать?   Скуля от смущения, он отводит взгляд и шепчет: — Придуши меня…   Неудовлетворённый, Чан двигает бёдрами, и Хёнджин готов расплакаться, разочарование сжимает его грудь и затрудняет дыхание.   — Посмотри на меня и скажи это громко и ясно.   Виски Хёнджина намокают от переполняющих его слёз, когда он ищет лицо Чана, и тот вознаграждает его продолжением своих движений, красивые тёмные, выжидающие глаза устремлены на него.   Он делает глубокий вдох, надеясь, что его голос будет достаточно громким и ровным.   — Пожалуйста, придуши меня.   — Вот так, — довольствуется Чан и выполняет своё обещание, удваивая скорость своих толчков и сжимая горло по бокам.    От восхитительного прикосновения глаза Хёнджина закатываются, рот медленно приоткрывается. Его член слабо вздрагивает от этого ощущения, и Чану, кажется, это нравится не меньше, чем ему, судя по тому, как он сжимает его чуть сильнее и почти беззвучно выдыхает «красивый» ему в щёку.   Как только он начинает чувствовать лёгкое головокружение, но всё ещё далёк от того, чтобы потерять сознание, Чан отпускает его и замедляется, его пальцы убирают чёлку с влажного лба, лаская щёку.   — Это было нормально?   Хёнджин делает глубокий, прерывистый вдох, пытаясь подобрать слова, которые вертятся у него в голове.   — Да, более чем, да, хорошо, — он изо всех сил пытается сложить их в правильном порядке.   Чан прищёлкивает языком, снова слегка касаясь горла, его большой палец касается кадыка.   — Достаточно лишь грубой руки, чтобы полностью лишить тебя мозгов, да? С тобой так легко.   Новые слёзы текут по его вискам, и он обхватывает ногами бёдра Чана, желая, чтобы тот был ещё ближе.   — Только твоя рука, и больше ничья, — бормочет он, глядя на него снизу вверх и смахивая слёзы.   — О, милый, ты ведёшь себя как ненасытная шлюха, только когда рыдаешь на моём члене, да? — Выплёвывает Чан, подчёркивая свои слова сильным толчком.   Под изменившимся углом он попадает прямо в простату, и Хёнджину кажется, что он видит звёзды, яркие и искрящиеся, когда они падают на него сверху.   Он чувствует, как к нему быстро подкрадывается второй оргазм, и он никогда не чувствовал себя лучше.   — Я б-близко…   Чану осталось сделать с ним только одно, о чём Хёнджин так часто мечтал, от одной мысли об этом у него внутри всё загоралось.   Он надеется, что Чан понимает, что он говорит, но, судя по его расширившимся глазам, он, должно быть, услышал его очень отчётливо.   — Ударь меня...   — Что? — Тем не менее спрашивает Чан, желая быть абсолютно уверенным.   — Ударь меня, пожалуйста, — скулит Хёнджин, бесстыдно умоляя об этом сейчас.   — По лицу? — Добавляет Чан, всё ещё колеблясь.   Он выдавливает из себя утвердительный ответ, и Чан издаёт недоверчивый стон, безжалостно входя в него, когда его ладонь ударяется о розовую щеку Хёнджина.   А затем он проводит ладонью по своей коже, и лёгкое покалывание заставляет его простонать имя Чана.   Но Хёнджин знает, что Чан сдерживается, чтобы испытать его возможности. Он ещё не удовлетворён, хочет, чтобы было больно.    — Сильнее.   Беззвучные проклятия срываются с губ Чана, когда он слышит просьбу Хёнджина, и его вторая пощёчина звучит так громко, что разносится по всей комнате.   Его твёрдый член снова дёргается, обжигающее чувство жара в животе осмеливается вспыхнуть и заставить его кончить.   Где-то в затуманенном мозгу Хёнджина есть небольшая часть, которая регистрирует движение бёдер Чана, то, как дрожит его голос.   — Сильнее?   Балансируя на грани оргазма, он едва может ответить, надеясь, что его губы произнесут слово, близкое к «пожалуйста».   Третья пощёчина дается с такой силой, что он отворачивает лицо в сторону и оргазм пронзает его насквозь, захлёстывая, как большие тёмные волны, разбивающиеся о его голову, увлекая его на глубину.   Когда он приходит в себя, его лицо мокрое, а живот тёплый, и Чан разговаривает с ним.   — Милый, хей, хей, — тихо бормочет он, на мгновение останавливая свои бёдра. — Ты здесь, со мной?   Услышав взволнованный голос Чана, Хёнджин снова начинает мыслить яснее, и он впивается пальцами в руки Чана, давая понять, что услышал его, моргает, открывает мокрые глаза и видит, что Чан смотрит на него с беспокойством.   — Ты в порядке? Можешь сказать мне, какого ты цвета?   С Хёнджином всё более чем в порядке.   — Я в порядке, д-да, зелёный... — лепечет он, царапая ногтями спину, когда темп Чана ускоряется до небес, в погоне за оргазмом, теперь зная, что с Хёнджином всё в порядке.   На самом деле, Хёнджин не может припомнить времени и места, когда бы он чувствовал себя лучше, особенно когда мысль о том, что Чан будет жёстко трахать его, приходит в его затуманенный разум. И он просто не может не умолять, его фильтр «мозг-рот» давно выброшен в окно.   — Чанни, пожалуйста, наполни меня, — скулит Хёнджин, зарываясь лицом в шею Чана, когда тот опускает голову ему на плечо и откровенно хнычет. — Кончи в меня...   Чан стонет ему в ухо, его пальцы болезненно впиваются в бедро Хёнджина.   — Ты действительно хочешь, чтобы я накачал тебя по полной программе? Сделал своим? — Чан вздыхает и целует его в щёку, прижимаясь лбом к лбу, в одной секунде от того, чтобы лопнуть по швам.   — Д-да, пожалуйста, Чанни, я хочу, чтобы вся твоя сперма была во мне, — хнычет Хёнджин и использует последние силы, чтобы запечатлеть поцелуй на полной нижней губе Чана.    Это всё, что нужно Чану, чтобы кончить со сдавленным стоном, сжимая подушку рядом с головой Хёнджина, когда он смотрит на их соединённые тела и пытается вытащить член и подрочить на зияющую дырочку Хёнджина. Горячая сперма выплёскивается на него, прежде чем Чан вжимается обратно, проталкиваясь глубоко внутрь.   Хёнджин чувствует, как член Чана пульсирует внутри его стенок, ещё не закончив заполнять его. Хочется парить. Он удерживает Чана на месте, обхватив ногами за бёдра, чтобы ни одна последняя капля не пропала даром и не попала куда-то ещё, кроме как внутрь.   На его лице расплывается лёгкая, удовлетворённая улыбка от ощущения тепла и наполненности. Тяжесть разгоряченного тела Чана, навалившегося на него сверху, действует как утяжелённое одеяло, их сердца бешено бьются друг о друга, так уютно и интимно.   Но у Чана, похоже, на их счёт другие планы, которые не включают в себя успокоение в объятиях друг друга – он ненасытен, и Хёнджин, понимая это, тоже не хочет, чтобы эта ночь заканчивалась.   — Я ещё не закончил с тобой, — бормочет Чан и целует его в шею. Он выходит из Хёнджина, заставляя скулить от ощущения опустошённым.   Но, прежде чем он успевает понять, что происходит на самом деле, Чан встаёт на колени и хватает Хенджина за бёдра, чтобы закинуть их себе на плечи, притягивает ближе к своему голодному рту и просовывает язык в его греховную дырочку, буквально высасывая сперму.   Тело сотрясает крупная дрожь, когда Чан набрасывается на его дырочку, как на лучший ужин, прижимая дрожащие кулаки к груди, когда Хёнджин упирается пятками в спину Чана, чтобы прижаться к его рту. Доведённый до исступления, он всё ещё жаждет погнаться за его языком.   — Чанни, о боже мой...   У Хёнджина никогда не было такого, чтобы кто-то поглощал каждую его частичку таким плотским, непримиримым образом. И уже слишком, осознавать, что он снова наполовину возбуждён, когда Чан обхватывает его член грязной рукой. Раздаются непристойные звуки, с которыми Чан трахает его своим языком, и его нежные пальцы внезапно начинают тереть его член, над его сосками – божественное сочетание, готовое разрушить его полностью.   Всего этого слишком много и в то же время недостаточно. Хёнджин чувствует, как к нему подкрадывается третий оргазм, когда Чан стонет напротив его дырочки, одновременно отрываясь от него и сверля взглядом, полный желания увидеть, как он отпускает себя в последний раз, увидеть его уязвимым и утомлённым от его действий.   — Ещё раз, Хённи, — Чан прижимается к нему, заставляя вскрикнуть, когда он впивается зубами в его правую половинку и прокладывает дорожку поцелуев к грязному входу. — Ты можешь сделать это ещё раз.   Он снова погружает его в новую волну ощущений, подтверждая, что его идея слишком легко выполнима. Он крепко обхватывает рукой головку члена Хёнджина и засовывает два пальца ему в рот, чтобы собрать немного слюны и растереть её по соскам. Так легко отпустить себя в последний раз.   Редкие капли стекают по животу Хёнджина, и до того, как он приходит в себя от кайфа, Чан отпускает его, облизывает испачканную спермой кожу Хёнджина и хватает его за челюсть, прожигая его тёмным взглядом.   Хёнджин сразу понимает, что нужно делать, приоткрывает рот и высовывает свой розовый мягкий язык, трясясь и поскуливая, когда Чан выплёвывает кашу ему в рот.   Он бы солгал, если бы сказал, что это вкусно, но зашёл слишком далеко, чтобы обращать на это внимание, бесстыдно наслаждаясь тем, что Чан использует его так, как ему заблагорассудится.   Хёнджин закрывает глаза и сглатывает. Всеохватывающее чувство усталости накрывает его, как толстое, тяжёлое одеяло. А потом он просто лежит, пытаясь отдышаться, его конечности онемели, словно лишились костей, лицо горит и покалывает, будто оно не принадлежит его телу.   Он не может отличить лево от права, не знает, какое у него выражение лица, не знает, приходит к нему сознание или уходит – он знает только, что чувствует себя очень-очень усталым и ему очень-очень-очень хорошо.   Осознанное выражение лица возвращается, когда мягкие губы прижимаются к его мокрым щекам, нежно проводят по виску, чтобы поцеловать в лоб.   — Ты замечателен, — Хёнджин узнаёт нежный и тёплый голос Чана, в котором больше нет ни раздражения, ни поддразнивания. — Ты замечателен, идеален для меня.   Поцелуи и похвалы Чана не прекращаются, и вскоре Хёнджин обнаруживает, что его целуют и боготворят так, как никогда в жизни, что постепенно приводит его в чувство.   — Боже, Хённи, ты прекрасен, — шепчет Чан, проводя пальцами по непослушным волосам. — Не могу поверить, что увидел тебя таким.   Хёнджин чувствует, что улыбается, и удовлетворённо вздыхает, когда Чан снова целует его в щёку и гладит по обнажённым рукам: — Ты так хорошо меня принял, так хорошо всё сделал. Как же мне повезло.   Услышав его нежные слова, Хёнджин, открывает отяжелевшие глаза, и выражение его лица становится ещё более нежным. Чан выглядит потрясающе красивым, с его растрёпанными кудрями, розовыми щеками и губами, припухшими от их безумных поцелуев.   Моложавые черты контрастируют с морщинками на лбу и в уголках глаз, и это придает ему такой интригующий вид, что Хёнджин всё ещё не может поверить, что сегодня вечером он завоевал такого красивого мужчину.    — Как ты себя чувствуешь?   И к тому же такого внимательного и отзывчивого человека.    Хёнджин одобрительно хмыкает и прислушивается к своему внутреннему голосу, глядя в искренние глаза Чана. Мягкие карие глаза, которые буквально несколько минут назад пожирали его взглядом.   — Ммм, голова кружится…   Чан тихо усмехается.   — В хорошем смысле?   После его вопроса следует несколько ленивых кивков.   — В очень хорошем.   — О, милый, — бормочет Чан с облегчением, и сердце Хёнджина замирает. — Я так рад. Спасибо, что доверяешь мне.   Тяжёлые веки Хёнджина сами по себе закрываются, но он продолжает улыбаться и тихо шепчет «конечно».   Чан хихикает, искренне удивлённый сонным состоянием Хёнджина, и снова целует его в обнажённое плечо.   — Кажется, ты слишком устал, чтобы принять душ?   — Ммм…   — Может, ванну?   — Слишком много телодвижений, невозможно...   Чан хмыкает в ответ на его обоснованные возражения, в его хрипловатом голосе слышится мягкая улыбка.   — У меня есть влажные салфетки, я тебя немного вытру, ладно?   — Спасибо, — вздыхает Хёнджин, собираясь погрузиться в лёгкую дрёму, прежде чем слегка вздрогнуть от прикосновения чего-то холодного и мокрого к его щеке.   — Извини, у тебя просто немного туши на щеках, — мягко говорит ему Чан, осторожно вытирая его кожу. — Я вытру твои губы тоже, хорошо? Помада немного размазалась, но, боже, Хённи, твои красные губы свели меня с ума на танцполе.   Хёнджин хихикает от его признания, нежный аромат лаванды щекочет ему нос.   — Это идеальный оттенок красного, на самом деле он должен был быть стойким даже с поцелуями, — бормочет он взволнованный тем, что настолько простая вещь вызвала такую бурную реакцию Чана.    — Не думаю, что какая-либо помада выдержала бы то, что мы делали, — смеётся Чан и целует чистые губы Хёнджина. — С лицом закончили.   Шуршание пластика достигает ушей Хёнджина, а затем Чан нежно вытирает его грудь и живот, осторожно приподнимает и сгибает одну из ног, чтобы протереть его, становясь очень нежным, когда он доходит до дырочки, которая уже побаливает.    Но благодаря заботливым пальцам Чана это чистый комфорт.   Он целует колено Хёнджина, прежде чем дотянуться до одеяла и накинуть его на тело. Но прохладный атлас, влажная кожа и влажные салфетки заставляют его дрожать даже под одеялом, и Чан сразу это замечает.   — О, подожди, я принесу тебе какую-нибудь удобную одежду.   Пытаясь подавить дрожь, Хёнджин приоткрывает один глаз, чтобы посмотреть, как Чан ходит по спальне. Он пока обнажён, даже в своём возрасте настолько прекрасно сложен. Это лишило бы Хёнджина дара речи, если бы он не был уже слишком измучен, чтобы говорить.    Он подходит к шкафу рядом с дверью и достаёт оттуда две пары спортивных штанов и одну большую чёрную толстовку с капюшоном, и Хёнджин чуть не пускает слюни по своему только что вытертому подбородку, когда Чан запрыгивает в одни из штанов, пояс сидит низко на бёдрах. Серый цвет совершенно не скрывает то большое, что только что было внутри него. Хёнджину всё ещё кажется, что он вот-вот проснётся от очень яркого сексуального сна, который снился ему так часто.    Но тут Чан подходит к нему, а не исчезает в воздухе. Он по-прежнему реален, когда садится на край кровати, его свободная рука тянется к бедру Хёнджина, чтобы нежно погладить его.   — Давай оденем тебя во что-нибудь тёплое.   Он откидывает одеяло и начинает засовывать ступни Хёнджина в спортивные штаны, прежде чем натянуть их на его ноги и ягодицы, запечатлевая один нежный поцелуй на его голом животе, а другой – на цветке пиона на талии. Просунуть голову Хёнджина под толстовку, когда он лежит, немного сложнее. Но, проявив немного усердия, Хёнджин просовывает руки и ноги в проймы, и ткань окутывает его мягким теплом и ароматом Чана – он чувствует себя как на мягчайших облаках.   Единственное, чего сейчас не хватает – это объятий Чана.   Поэтому он протягивает к нему руки, надеясь, что целится правильно, даже с закрытыми глазами.   — Мы можем немного обняться, прежде чем ты отвезешь меня домой?   Чан издает неодобрительный звук и тянется к его руке, чтобы поцеловать ее.   — О, Хённи, не будь глупышкой, тебе не обязательно идти домой, если ты этого не хочешь. Ты можешь остаться со мной.   Сердце Хёнджина трепещет в груди, а на губах появляется улыбка от перспективы того, что Чан будет рядом.   — Хм, если ты так говоришь... тогда будем обниматься всю ночь?   — Мне нравится идея, — без колебаний говорит Чан, сопровождаемый звуками открывающейся дверцы холодильника. — Но давай сначала ты попьёшь, хорошо?   Хёнджин открывает глаза, когда Чан протягивает руку, чтобы поддержать его голову, в другой руке у него бутылка с водой.   — Ты, должно быть, очень хочешь пить.   С тихим стоном поднявшись, Хёнджин делает несколько глотков из бутылки, которую Чан бережно прижимает к его губам, и почти полностью опустошает её, когда понимает, что ему действительно очень хочется пить.    Закончив, Чан показывает Хёнджину маленький пакетик, сразу же открывает его и подает ему.   — И немного сахара.   Это кусочек виноградного сахара со вкусом клубники.   Хёнджин хмыкает от того, насколько это вкусно, позволяя аромату раствориться на языке, прежде чем ухватиться за плечи Чана, чтобы полностью выпрямиться.    Он сидит, скрестив ноги, и это идеальная поза для Хёнджина, чтобы забраться к нему на колени, обхватить руками и ногами и уткнуться лицом в тёплую шею Чана.    — Спасибо, — бормочет он ему в кожу, оставляя лёгкий поцелуй. — Спасибо тебе за сегодняшний вечер.   Было ли это из-за освежающего напитка или нежной заботы Чана, но Хёнджин постепенно снова чувствует себя лучше. Ему не терпится поговорить обо всём, что происходило между ними, что длилось так много невыносимо долгих месяцев.   Чан убирает волосы с его лица и нежно целует в розовую щёку, после чего крепко обнимает.   — Это заняло у меня довольно много времени, да?   — Это заняло у тебя целую вечность, — бормочет Хёнджин с наполовину притворным, наполовину настоящим разочарованием, его руки блуждают по широкой обнажённой спине Чана. Он обнимает крепче, желая никогда больше не отпускать, раз уж ему позволили. — Мои намёки были слишком тонкими?   — Ох, — тихо выдыхает Чан и качает головой. — Не волнуйся, они были ясны как божий день, и я почувствовал нашу сильную связь с первого дня встречи. Боюсь, мои страхи всё ещё одолевают меня. И я превратился в слишком много думающего идиота.   — Но почему? — Хёнджин надувает губы и смотрит на него снизу вверх, прислонившись к его плечу. — Ты красивый, талантливый, умный мужчина, ты мог бы заполучить их всех, твой возраст не имеет значения.   — Для меня имеет, — вздыхает Чан и смотрит на него сверху вниз, нежно проводя пальцем по щеке. — Я знаю, что не очень старый, но я намного старше тебя. И когда мы впервые встретились, я мог сказать, что произвёл на тебя впечатление, точнее, в ту ночь и ты меня тоже поразил, поверь мне. Но я сдержался, потому что даже мысль о дисбалансе сил между нами вызывала у меня мурашки по коже. Имею в виду, что, по сути, был твоим учителем и не хотел, чтобы мои указания переносились на что-то, что не было танго.   Хёнджин внимательно слушает, его нижняя губа выпячивается от того, насколько тронут его вниманием.    — О, Чан, это имеет смысл, я понимаю, к чему ты клонишь, — размышляет он, вспоминая, каким хрупким он был почти год назад. В то время он, вероятно, не смог бы противостоять Чану на равных.   — Возможно, для меня было правильным сначала получить какой-то другой опыт и обрести больше уверенности в себе, но... — он улыбается, уткнувшись в шею Чана. — Я уверен, что и в свои, ну, не знаю, 28 лет ты бы сразил меня наповал. На меня произвёл впечатление не твой возраст.   Это заставляет Чана громко рассмеяться: — Боже, нет, я был полным идиотом в 28 лет, поверь мне. Я бы опозорился перед тобой, заикаясь и краснея, и совершенно сбил бы тебя с толку, — он съёживается от злости на самого себя, но дарит беззаботную улыбку, которая немного смягчается его следующими словами. — Так что я должен отдать должное Чонину – он самодовольный парень, по-настоящему уверенный в себе даже в свои 24 года.   Хёнджин безумно краснеет при его упоминании, всё ещё свежие воспоминания о том, как Чан признался в своей ревности, заставляют его тело гореть под толстовкой.    — Я никогда не думал о нём в таком ключе, правда, — хочет он заверить Чана, и на его лице появляется лёгкая улыбка, когда он признаётся в своих чувствах к нему. — Это было захватывающе, и это придало мне столь необходимую уверенность, но я никогда не хотел его в том смысле. Ты был тем, о ком я думал, лёжа без сна по ночам.   Хёнджин хихикает, когда Чан утыкается лицом ему в шею, прижимаясь к нему, что кажется головокружительной отдушиной от его собственного признания:   — Но да, я рад, что мы встретились в нужное время в нужном месте и что мы сейчас здесь, вместе, — тихо добавляет он, прижимаясь ближе к широкой груди Чана. — Сегодня вечером я чувствовал себя в полной безопасности благодаря тебе, ты так внимательно слушал и присматривал за мной.   Чан что-то напевает и прижимается щекой к тёплой голове Хёнджина, делая глубокий вдох.   — Я просто очень хотел, чтобы тебе понравилось, Хённи. И я, ну, я немного увлёкся и надеюсь, что не был слишком груб, — нервно хихикает он. — Ты просто… идеальный. И я хотел обладать тобой, всей твоей сущностью, на случай если сегодняшняя ночь окажется единственной. И потому что я так долго сдерживался.   На них обрушивается тишина, но в объятиях Чана, который мягко покачивает из стороны в сторону так уютно. Тем не менее, Хёнджин может сказать, что они оба обдумывают эти слова, и надеется, что их страстная ночь вместе превратится в нечто большее, чем просто разовый секс. Он так устал от того, что они были сексуально неудовлетворёнными знакомыми по танцам.   — Ты хочешь, чтобы это было на один раз? — спрашивает Хёнджин и не может скрыть, что голос становится немного мрачным при этой мысли. Когда он томился в ожидании и Чан был ещё далёкой мечтой, он говорил себе, что одна ночь удовлетворит его, что ему не стоит обнадёживаться. Ведь тогда почему Чан выбрал себе в партнеры молодого, неопытного мужчину, а не кого-то другого, зачем ему это, когда он мог заполучить ещё столько всего? Но сегодня вечером Хёнджин почувствовал вкус Чана, почувствовал, как Чан поклоняется ему. Он оказался настолько насыщенным, вкусным и вызывающим привыкание блюдом, что теперь Хёнджин жаждет всего банкета.   Он покусывает нижнюю губу в ожидании ответа Чана, рисуя маленькие фигурки на пояснице.   — Ну, всё, что я знаю, это то, что ты мне действительно нравишься, Хёнджин, очень, — начинает он так освежающе честно, что его слова заставляют Хёнджина сразу же немного успокоиться. Он осмеливается посмотреть ему в глаза, в них отражается тепло тёмно-карих глаз, а нежные пальцы обхватывают его лицо, нежно поглаживая скулы.   — Если ты чувствуешь то же самое, я бы очень хотел, чтобы у нас всё получилось, несмотря на разницу в возрасте. Ты не обязан соглашаться немедленно или даже вообще, и мы можем прекратить это или изменить нашу договорённость в любое время, просто… Я бы с удовольствием пригласил тебя куда-нибудь как-нибудь. Я хочу побаловать тебя приятными вещами и наверстать упущенные недели, — делится Чан своими пожеланиями, выражая именно то, что чувствует Хёнджин.   Глядя в глаза Чана и видя, как они блестят, когда он говорит об их возможном будущем, он сразу же замечает, как беспокойство затуманивает его взгляд, когда он останавливает себя от бессвязной болтовни.   — Но... да. Если ты чувствуешь себя некомфортно, решаясь на этот шаг, я полностью понимаю это, у меня были свои собственные сомнения, так что…   — Я бы с удовольствием, — сияет Хёнджин, очарованный готовностью Чана окунуться в это. Прошло так много времени, но он всем сердцем хочет снова полюбить, хочет отдать Чану всего себя. Он хочет снова рискнуть и пойти ва-банк. — Я думаю, мы действительно хорошо подходим друг другу.   Это тоже заставляет Чана улыбнуться, и в уголках его искрящихся глаз появляются глубокие морщинки. Боже, он такой красивый, что Хёнджин забыл бы, где находится его голова, если бы Чан не держал её так нежно.    — Да, — соглашается Чан, демонстрируя вновь обретённую браваду и притягивая его к себе для медленного, томного поцелуя, отчего у Хёнджина кружится голова, и он бросается за ним, когда они со вздохом отстраняются. — Мы действительно хорошо ладим в несколько разных ситуациях.   Хёнджин краснеет от своих двусмысленных слов и начинает хихикать, как влюбленный подросток, наслаждаясь возникающим при этом чувством беспечности, таким настоящим, честным и беззаботным впервые за три года. У него такое чувство, будто с плеч свалился миллион тяжестей, и он, наконец, снова может ходить прямо, ему больше не нужно прятаться, тугая повязка на груди спадает и позволяет ему свободно дышать. Он снова может любить. Он снова может быть любим.   Глядя на его восторженный порыв, Чан, кажется, понимает и хочет поддерживать его приподнятый настрой, хочет видеть Хёнджина всегда таким счастливым.   — Тогда можно я приглашу тебя на ужин? Завтра вечером? Никаких танцев, никаких других людей вокруг, только мы вдвоём, общаемся и наслаждаемся вкусной едой? — Чан описывает свидание своей мечты не только из-за идеи роскошного ужина, но и потому, что напротив него будет сидеть Хёнджин, без каких-либо отвлекающих факторов, без каких-либо сомнений, только они будут встречаться друг с другом.   О, Хёнджину не терпится узнать о нём все до мельчайших подробностей, чтобы развить те глубокие разговоры, которые они вели время от времени, танцуя вместе.   — А потом... — Чан что-то бормочет и не заканчивает фразу, позволяя их воображению доделать остальное. Он проводит своими тёплыми, мягкими губами по щеке Хёнджина, которая, должно быть, ужасно покраснела от образов, которые Чан только что вложил ему в голову.   Глубоко вздохнув, Хёнджин прижимается к нему, чувствуя его улыбку на своей коже, и закрывает глаза, не в силах перестать думать обо всём, что они могли бы сделать потом.   Сегодня вечером он чувствует себя так, словно попал в рай.   Переполненный радостью и, возможно, немного возбуждённый, Хёнджин обвивает руками шею Чана с такой силой, что они опрокидываются, в результате чего Хёнджин оказывается верхом на обнажённой талии Чана, а тот падает на спину с тихим стоном и глухим стуком.   — Да, — шепчет Хёнджин ему в губы, нависая над ним, используя свою недавно полученную привилегию целовать Чана снова, и снова, и снова. — Я бы с удовольствием.   Тихое хихиканье Чана заставляет сердце Хёнджина трепетать от облегчения. Он чувствует себя таким лёгким, таким парящим, и ему так приятно и уютно. Руки Чана снова ложатся на тёплые щёки Хёнджина, возвращая его внимание к их разговору.   — Так ты действительно уверен, что хочешь встречаться со стариком? — спрашивает он. И, хотя Хёнджин слышит в его вопросе нотку неуверенности, это в лучшем случае беззаботная шутка.   — Да. Я совершенно уверен, что хочу встречаться с красивым и добрым мужчиной, который помог мне выбраться из очень, очень трудного положения, — тихо бормочет Хёнджин и снова целует его в губы, тая в его объятиях, когда Чан углубляет их поцелуй и проводит пальцами по его волосам, прижимая его к себе сильной рукой.   — Ты недооцениваешь себя, Хёнджин, — тихо усмехается Чан, когда его губы освобождаются, что является действительно редким случаем с момента их самого первого поцелуя сегодня вечером, потому что Хёнджин не может удержаться, чтобы по-дурацки не поцеловать его при каждом удобном случае.   Его рука находит обнажённую талию Хёнджина под толстовкой, чтобы перевернуть его из положения лёжа на бок, обхватывая Хёнджина одной рукой, чтобы помочь ему удобно устроиться рядом с ним. Хёнджин кладет голову Чану на грудь, тихо слушая его, заинтригованный ходом его мыслей.   — Ты был тем, кто старался изо всех сил и работал над тем, чтобы стать лучше, — напоминает ему Чан, и Хёнджин вспоминает последние три года как в замедленной съемке, действительно гордясь, что он сам сделал этот шаг и постоянно работал над собой. — Мне просто повезло, что я тот, с кем ты хочешь продолжить это путешествие.   — О, Чанни, спасибо тебе за эти слова, — бормочет Хёнджин, и бабочки в его животе совершают кульбиты, когда он слышит, что Чан чувствует себя счастливчиком. С милой, польщённой улыбкой Хёнджин смотрит на него снизу вверх. — А как могло быть иначе?   Их влюблённые взгляды встречаются, прежде чем Чан берёт его лицо в ладони и притягивает немного ближе.   — Милый, — шепчет Чан, торжественно клянясь в этом всем сердцем. — Я обещаю, что ты не пожалеешь о своём решении. Я из кожи вон вылезу, чтобы сделать тебя счастливым, никогда не позволю тебе усомниться в собственной значимости и не разобью тебе сердце.   Хёнджин хлопает ресницами от его пристального взгляда и многообещающих слов, чувствуя такое головокружение, что ему трудно произнести следующие слова.   — Действительно громкие слова для пятничного знакомства...   Чан хихикает в ответ на его поддразнивание и чмокает его в нос.   — У меня был целый год, чтобы быть уверенным в своих чувствах, Хённи. Мы говорили о ценностях и наших интересах, мы согласны во многих важных вещах, в том, чего мы хотим достичь в жизни. У меня нет никаких сомнений на этот счёт.   Хёнджин не может поспорить с логикой слов Чана, вспоминая, как они, казалось, почти всегда были на одной волне, когда им удавалось вместе потанцевать и увлечённо поговорить.   Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но это правда. Чан лежит рядом с ним, не скрывая своего волнения и не выказывая никаких признаков того, что могло бы заставить Хёнджина волноваться.    Во всяком случае, Чан даёт ему всё больше и больше оснований полагать, что у него действительно всё получилось, что он заполучил Чана не только на одну ночь, но, возможно, и на всю жизнь.   — Я хочу быть частью твоей жизни, если ты позволишь, — говорит ему Чан, осторожно прося занять место в сердце Хёнджина.   Чан и не подозревает, что он живёт там уже очень давно, с тех самых пор, как протянул руку Хёнджину, обучая его чудесной практике танго, а вместе с ней и множеству способов снова стать счастливым.   Хёнджин с нежностью смотрит на него и чмокает в губы, прежде чем положить руку поверх пальцев Чана и нежно сжать их.   — Я позволяю тебе.   Чан одаривает его улыбкой, такой незатейливой и благодарной за доверие Хёнджина. Его тёплые глаза полны преданности, которую Хёнджин теперь может назвать своей.   Вместо ответа Чан берёт его руку и подносит к губам, чтобы запечатлеть нежный поцелуй, а затем поворачивает Хёнджина на бок, чтобы Чан мог устроиться позади него.   Хёнджин снова прижимается к нему, ощущение тела рядом успокаивает его и напоминает мозгу, что на самом деле он очень, очень хочет спать. Его глаза закрываются с довольной улыбкой.   — Я счастливчик, — шепчет Чан и целует его в изгиб шеи, его рука скользит под толстовку, чтобы погладить обнажённый живот и подняться к груди, чтобы прижать его к своему телу, его бедро проскальзывает между его ног, чтобы чувствовать друг друга еще ближе.   — Похоже, сегодня нам удалось поймать нашу удачу, — бормочет Хёнджин в мягкую подушку, почти такую же мягкую, как ладонь Чана, лежащая прямо на его сердце. Он скучал по тому, как засыпал вот так, когда его так нежно обнимали. — Мы в большом долгу перед Джи и Ликси.   Чан хихикает у него за спиной и утыкается лицом ему в шею, словно пытаясь спрятаться, мурашки бегут по коже от горячего дыхания Чана и прикосновения его губ. И это последнее, что замечает Хёнджин, прежде чем задремать.    — Возможно, я подкупил их, — признаётся он через некоторое время, но Хёнджин не слышит его маленького признания, которое изменило ход всего их вечера, а возможно, и всей их жизни.   Он уже крепко спит и видит сны о счастливом будущем с мужчиной своей мечты, о танго-свиданиях и вязании цветов с Ара, о нежных губах Чана, его лучистых глазах и руках, творящих с ним невыразимо прекрасные вещи.