Legends never die / Легенды бессмертны

      Теперь его черед краснеть, ярко и неудержимо.       Потому что одно дело — самому вариться в этих странных чувствах, и совсем другое, когда они известны тому, на кого направлены.              Сяо Чжань не вырывается из его рук, но выглядит так потерянно, что хочется тут же начать все отрицать — только бы не видеть эту болезненную неуверенность. Но Ибо — тот еще дурак, поэтому даже не пытается увильнуть:              — И что ты по этому поводу чувствуешь?              Сначала хотел сказать ”думаешь”, но понял — это не важно, потому что логика всегда забьет то, что намного сложнее и куда более хрупкое.              Вот и Кощей это подтверждает, растерянно на него глядя:              — Я не понимаю. Мы знакомы с тобой всего несколько дней — и как…              Ван Ибо кивает:              — Я тоже не понимаю, но вот так. Сначала я думал, что это какая-то твоя магия.              Тело предсказуемо дергается в его объятиях как от удара:              — Я не!..              — Знаю, — крепко обнимает, подтверждая. — Знаю.              От этого реально немного сходишь с ума: когда чувства идут вразрез с логикой и забивают ее, потому что ты ЧУВСТВУЕШЬ, что вот так — правильно.              — И ты не боишься? Что теперь я могу на тебя воздействовать своей силой?              Слова с трудом продираются к нему, потому что Сяо Чжань опять вжался лицом в его грудь, но Ибо все равно их слышит:              — Боюсь, — и, пока Кощей опять чего-то себе не напридумывал, быстро добавляет. — Боюсь, что не смогу тебя защитить.              В прошлый раз при подобном признании ему ничего не ответили, но залечили его рану. В этот раз Сяо Чжань как-то тоскливо вздыхает, прижимаясь еще сильнее, словно пытается вплавиться:              — Такой дурачок…              Что же, с этим глупо спорить — да и зачем?       Ведь он четко понимает, что рядом с этим человеком по какой-то причине теряет остатки разума и живет лишь чувствами.              Он чуть отстраняется, чтобы взглянуть в глаза, чтобы убедиться, что ему не кажется. Глаза безмолвно подтверждают: так и есть.              И Ибо медленно, ужасно медленно наклоняется, чтобы…       И эти красивые глаза медленно, ужасно медленно закрываются, чтобы…              А вот теперь он готов убивать — того, кто решил, что начать ломиться в их комнату прямо сейчас — это отличная идея!              Поэтому царевич с сожалением отмечает, как испуганно от него дергается Сяо Чжань, словно пойманный с поличным вор. И поэтому зло рявкает, поднимаясь с кровати:              — Чего?!              Там, за дверью, кажется, уже понимают, что пришли не вовремя, но трактирщик все равно подает голос, хоть тот и ощутимо дрожит:              — П-п-простите, господин, что беспокою! Но вы сами сказали предупредить, если вас будут искать. Так вот…              Блин, точно!       Просил и сулил большую сумму — поэтому хозяин и преодолел страх перед странными постояльцами.              Пальцы нашаривают в дорожной сумке монеты, которые и суют в потную от волнения ладонь, когда он открывает дверь:              — Кто искал?              Счастьем на этом лице от получения оплаты можно осветить всю таверну, но слова тоже имеются:              — Несколько человек, по выправке — вроде бы воины. Интересовались, не останавливался ли здесь молодой господин примечательной наружности, красивый такой и высокий.              Сяо Чжань привычно шипит, выглядывая из-за его плеча:              — И что ты им с-с-сказал?              При этом руки ложатся на его талию, и Ибо довольно улыбается, кладя свою ладонь сверху: это одновременно защита, поддержка и злость на того, кто может ему угрожать.              Хозяин двора бледнеет так же сильно, как до этого радовался деньгам:              — Н-н-ничего, господин! Я вот сразу к вам, как они ушли!              Подбородок размещается на его плече, чуть больно надавливая из-за остроты и худобы, пока эти красивые глаза зло щурятся:              — А как ты понял, что искали именно его? Мало ли красивых и высоких тут.              А вот сейчас было обидно!       И Ван Ибо уже открывает рот, чтобы поинтересоваться, кого это присмотрел Кощей, пока он валялся в отключке.              Но трактирщик спасает их всех от ненужной сцены ревности:              — Так они сразу описали меч, который вы носите с собой! А оружие-то весьма приметное.              Приметное, блять!       С драгоценными камнями на гарде и навершии — подарок папеньки на совершеннолетие!       И он из себя тоже весь такой примечательный, как оказалось!              Сяо Чжань явно ощущает его напрягшееся тело, поэтому снова шипит на хозяина:              — С-с-свободен! Если снова придут — мы заплатим в 3 раза больше, чем они предлагают.              Тот спешит убраться с этих злых глаз:              — Понял, понял! Никому ничего!              Как только дверь закрывается, его тут же разворачивают лицом к лицу — и в этот раз колдун выглядит очень уверенным и даже спокойным:              — Ты знаешь, кто они?              Он фыркает:              — Догадываюсь. Это люди тех, кто очень хотел, чтобы я не вернулся из пещеры, где заточен страшный злодей.              — Брат? — Кощей тут же предполагает самый вероятный вариант, потому что в курсе, как сложно бывает престолонаследие.              Ван Ибо болезненно кривится:              — Он хороший! Просто ему задурили голову… некоторые люди.              — И отцу твоему задурили, раз тот согласился тебя отправить на смерть?              Больно, очень больно это осознавать, но Сяо Чжань прав: если бы они не нашли контакт, то он бы погиб от чар, что были наложены на цепи Кощея.              — Но он же не знал!              — Зато точно знал тот, кто тебя посылал. И как аргументировали? Убьешь злодея — станешь героем?              Пальцы почти больно впиваются в его плечи, но эта боль отрезвляет, а еще напоминает: и правда чуть не убил того, о ком теперь волнуется его сердце.              — Что-то вроде этого.              Глаза оказываются близко-близко к его собственным:              — Не жалеешь?              — Ни одного мгновения.              Коснуться удивленно приоткрытых губ — дело одной секунды.       Еще одна секунда — посмотреть в шокировано раскрытые глаза.       Третья секунда — успеть застонать перед тем, как пальцы зароются в его волосы и дернут голову навстречу злой решимости того, кому было мало одного мгновения.              В этих поцелуях мало нежности — больше отчаяния и какой-то обреченности, потому что Кощей вторгается в его рот языком совсем не бережно. Словно Ибо вот-вот вырвется, и нужно успеть взять все то, что ему так безрассудно предложили.              Но и его руки вспоминают, как сладостно сжимать эту тонкую талию и сильно, с нажимом проходиться по напряженной спине выгибающегося тела.              Поэтому когда их губы, опухшие и красные, все же разъединяются, в темных глазах почти видны красные огоньки угрозы:              — Если ты так решил пошутить надо мной…              Такое нужно прерывать сразу, в самом начале, поэтому Ибо бережно касается губами — как в первый раз, только чтобы остановить поток горьких слов неуверенности:              — Разве посмел бы я смеяться над таким могущественным магом? Он же щелчком пальцев нашлет на меня мужское бессилие и радикулит. И кому я после такого буду нужен?              Уголок губ дергается — как раз тот, где расположена манящая родинка, которую царевич тоже быстро-быстро целует, пока есть такая возможность.              — А это хорошая идея. Хотя это не моя специализация, но могу поднапрячься и…              Но касаться лишь родинки — это так мало, поэтому Ибо вновь коварно прерывает коварные же планы, чтобы теперь целовать уже куда более спокойно и бережно. И чтобы, оторвавшись от сладких губ, потом улыбнуться:              — И нужен я тебе буду с импотенцией и больной спиной? Подумай хорошенько!              Хитрая усмешка возникает после очередного поцелуя:              — Как наслал, так и сниму — делов-то! Зато ты точно два раза подумаешь, прежде чем меня предавать.              Ибо кладет ладонь на разрумянившееся (от смущения? от удовольствия?) лицо, становясь максимально серьезным:              — Я не предам. Веришь? И не потому что боюсь наказания.              Сяо Чжань долго смотрит на него, настолько долго, что уже начинаешь сомневаться, что ответ вообще будет, но в итоге все же опускает свою руку сверху, чуть поглаживая его пальцы:              — Почему-то верю. Хотя я наверняка потом об этом пожалею…              Пока есть только один рабочий способ развеивать сомнения — и царевич снова им пользуется, пока мысли окончательно не улетучиваются из головы. Он надеется, что у неуверенного Кощея — тоже, но все равно потом шепчет срывающимся голосом:              — Не пожалеешь. Я не знаю, почему это случилось и как, но ты — мой. И ты меня не напугаешь даже своими проклятиями и своей ж-ж-жуткой магией.              — Ты же понимаешь, что и ты мой тоже?              Большой палец скользит по его саднящим губам, надавливая почти больно, словно его пытаются напугать: будет еще хуже.              Но Ибо — извращенец, потому что рад даже боли, если ее источник так жадно на него сейчас смотрит.              — Узы крови, да? Если хочешь, мы разорвем их, и я буду рядом только потому, что сам этого хочу.              — Я подумаю над твоим предложением. Но сначала…              — Да? — он заворожен этой хищной ухмылкой.              — Сначала поплатятся те, кто послал тебя на смерть.              Это нормально, что тебя возбуждает такое опасное воплощенное зло?