Available on Patreon

Если Дазай думал, что наконец-то дождался своего шанса от всей души потискать Накахару, то это зря он так. Парень отбивается от его рук и строго запрещает себе мешать, потому что он все сам, и вообще, сиди и не доводи честных людей до греха. Руки у Чуи грубоваты — он стер их большим количеством тренировок за короткий промежуток времени, замучив и тренера, и все оборудование в спортзале. Но по началу он и касается осторожно, пробуя тактильные ощущения на манер хорошего вина, прислушивается к себе и своим впечатлениям. Они все примерно об одном: трогать Дазая классно. А вот в лицо его поганое лучше не смотреть, а то так и настрой весь растерять можно. Накахаре нравится, как живот под его прикосновениями напрягается, как ощущаются мышцы сквозь теплую кожу. Его собственное маленькое исследование останавливается у кромки чужих брюк, которую он очерчивает кончиками пальцев и оставляет на сладкое. — Так тебе хочется просто меня помучить? — томно предполагает Осаму, ласково гладя Чую по щеке. — И это тоже, — соглашается парень, намеренно ерзая. — Но, знаешь… Он задумывается, каким образом анонсировать собственный статус. — Я, как бы, ну, — он смущается и тут же от этого раздражается, как всегда это у него и бывает. — В общем, ты так-то первый человек, кого мне доводится вот так трогать. И, блядь, как же тупо звучит. В общем, ты мой первый партнер, понял? Поэтому держи свое ехидство при себе. Дазай обрабатывает полученную информацию, но та у него обрабатывается из рук вон плохо. — Чуя, ты хочешь сказать, что ни с кем не спал до сих пор? — И да, и нет, — Чуя пытается отстоять свою всестороннюю образованность, — у меня не было партнера. Но это не значит, что у меня не было секса. Осаму стоит только открыть рот, как Накахара тут же рычит. — Только попробуй отпустить какую-нибудь идиотскую шуточку. — Никаких шуток, — мужчина сладко улыбается, да так, что у единственного зрителя тут же просыпается ощущение подвоха. — Мне только интересно, что это было. Чуя пытается взять под контроль свои краснеющие щеки и сохранить остатки самообладания. — Ты никогда не видел ассортимент секс-шопа? Надо будет сводить тебя при случае, а то несолидно как-то. — Нет, Чуя, мне интересно, что выбрал себе ты, — Дазай ловит его за руку и нежно целует тыльную сторону ладони, не отрывая темных глаз от его лица. — Я как-нибудь вас познакомлю, — нервно смеется Накахара, — тебя и свою коллекцию. Не помню, когда я последний раз о ней вспоминал. — Тогда мне остается только доказать, что Чуя может проводить со мной время намного приятнее, чем наедине с собой, — согласно мурчит Осаму, обнимая парня и заваливая его спиной на диван. — Эй! Я еще не закончил. — У тебя еще будет достаточно времени, — Дазай не поддается на попытку Накахары отстоять свою ведущую позицию. Правда, которая открылась мафиози, оказывается невероятно сладкой на вкус. И такой же отравляющей — невозможно контролировать собственную жадность, когда выпадает шанс стать первым у желанного человека. Как бы Чуя там ни отговаривался собственным опытом, в сухом остатке то, что до Дазая никто не смог его получить. — Такое ощущение, что я только что задел какой-то из твои фетишей, — со смешком выдает парень, у которого на удивление все еще остались силы иронизировать в такой ситуации. — Извращенец. — Скорее ты меня с ним познакомил, — не отрицает Осаму, чувственно очерчивая чужое тело сквозь шелковую ткань. Интересно, как много фетишей, касающихся Чуи, он в себе еще откроет? Касания через тонкую рубашку ощущаются почти эквивалентно обнаженной коже: давление, рельеф, температура, Чуя чувствует все так, словно Дазай напрямую касается его тела. Подобной одежде действительно самое место в порнографии, нежели в дорогом ресторане. Хорошо, что все досадные недоразумения вот-вот будут ими исправлены. Дыхание Осаму согревает тонкую кожу на шее, вынуждая покрываться мурашками. Накахара комкает так до конца не снятую рубашку на его спине, просто не представляя, куда деть свои руки. Шея — любимая часть тела для Чуи, ему нравится целовать и кусаться, утыкаясь носом и изображая из себя сытого вампира после. Но это как-то не распространяется на принятие подобных ласк в ответ. Его тянет оставить своего любовника беззащитным перед собственными действиями, но позволить себе беззащитность дается уже с большим усилием. — Тебе не нравится? — тихо уточняет Дазай, замечая, как напрягся под ним Чуя. Парень закусывает губу, отводя взгляд в сторону. — Мне нравится, просто… «Меня это пугает.» — Я не привык. — Тогда можем оставить это на потом, — запросто соглашается Осаму, — у меня нет проблем с тем, чтобы Чуя меня съел. Возможно, со временем ты будешь не против быть съеденным мной. С отсутствием чувства самосохранения у Дазая все и так предельно ясно, можно было и не напоминать. Действия Осаму неспешные, тягучие, дающие слишком много шансов на то, чтобы думать. Как уже было сказано, для Накахары никакое из положений не было бы привычным, но быть стопроцентным принимающим оказывается как-то совершенно не в его стиле. Ему нравится ощущать вес чужого тела, но себя при этом срочно требуется чем-то занять. Для того, чтобы не слышать собственных мыслей. Для того, чтобы не вслушиваться в собственные ощущения так, будто чувствовать — все, что ему осталось. С собой парень не в ладах все еще более, чем с кем-либо иным в этом мире. Пальцы зарываются в мягкие волосы, пока Накахара топит бунтующее сознание в поцелуе, безмолвно требуя от Дазая содействия. Тот слушается, да так, что дышать приходится короткими урывками, пока у самого Осаму каким-то чудом хватает оперативной памяти на то, чтобы гладить и ласкать парня под собой. Чуя даже с брюками расстается без боя и сожаления — очень скоро в них становится раздражающе тесно и душно. А вот рубашку подлец не трогает. — Ты серьезно собираешься трахнуть меня в этом? — тяжело выдыхает запыхавшийся Чуя. — Да, — без лишних подробностей соглашается Осаму, довольно улыбаясь. Подобной улыбке и демоны из преисподней позавидуют, если им доведется ее увидеть. Вот только подобное предназначается только для одного человека, своеобразная награда за то, что ему довелось довести желание Дазая до белого каления. Собственная тяга обладать плавит сознание, пусть даже внешне Осаму удается сохранять хрупкий облик контроля над ситуацией и самим собой. На деле Чуя, такой Чуя, с легкостью крошит его самообладание. Кто бы говорил, потому что в самом Накахаре точно терпения не с Великую Китайскую стену. Хуже, его там и на песочный замок в зоне прилива не наскребется. Он хочет большего, и хочет он этого прямо сейчас. Демоны с ней, с рубашкой этой. — Тогда заканчивай свои игры, Дазай, — голос дрожит и слова путаются. — Не заставляй меня просить тебя. Ох. Просить? Это было бы восхитительно. Но мучения в голосе Чуи достаточно, чтобы убедить Осаму не играть на выдержке их обоих. Потому что неизвестно, на самом деле, у кого ее окажется меньше. Накахара не знает, насколько нечестно играет в отношении Дазая. И просвещать его никто не планирует: мужчина знает о преимуществе в чужих руках, и все же решает сохранить остатки собственного. Более того. Нет никакой гарантии, что Чуя поверит хоть в одну из тех «сильных» карт, что находятся у него. Как если бы он принял собственное поражение еще до начала их своеобразной игры. Когда Осаму стягивает с него нижнее белье, Накахара цепляется пальцами за диванную подушку под собственным телом, случайно кончиками пальцев нащупывая между ней и спинкой дивана что-то твердое и прохладное. Это его несколько отвлекает и, когда Дазай тянется к нему, скинув свою рубашку, парень в замешательстве достает небольшую упаковку смазки, до того успешно скрытую в диванных подушках. — О, ты нашел ее быстрее меня, — не пытается отпираться мужчина. — Блядь, ты… — подходящих слов не находится. — Когда? — Пока ты занимался своими делами я занялся своими, — просто отмахивается Осаму, — разве это плохо? Не хотелось потом портить момент. Дазая просто не должно существовать. Слышите? Не должно. Чуя передает смазку в его руки, стараясь не циклиться по новой, что его действия все как на ладони перед этим человеком. В некотором смысле это удобно. А все минусы подобного положения оставьте ему для осмысления на потом. Накахара уже почти забыл о том, каково это — когда тебя захватывает желание. Все, кроме него становится неважным и каким-то ничтожным, имеющим право на существование исключительно за границами текущего момента. Парню кажется, что если он прямо сейчас не получит все причитающееся, то его личность схлопнется в злобного мстительного духа и он откусит Осаму его бесполезную манипулятивную голову. Притащил свою стратегию думать наперед в кровать и радуется, собака сутулая. Смазка быстро нагревается при соприкосновении с кожей, но пальцы Дазая все еще кажутся холодными, когда он касается Чуи. Он резко выдыхает, разводя колени и устраиваясь удобнее перед Осаму. Парню доводилось множество раз оставаться без одежды перед камерой, он привык пользоваться чужим интересом к собственному телу, но одно дело — откровенные фотографии. Секс, даже не так, секс с Дазаем — вообще про другое. И самое ужасное, что Дазай хочет его. Не через призму притягательного и недоступного образа на фото, не того красивого мальчика в блестках или без, а вот такого, злого и бесконтрольного Накахару Чую, который успел проявиться перед ним во всей красе. Проблемное приобретение. И их секс, даже с учетом блядского дара предвидения Осаму, целиком и полностью инициатива Чуи. Не из желания доказать, что он не такой уж и бракованный. Проще и человечнее, сам Чуя его хочет. Он выдыхает и заставляет тело расслабиться, как не раз это делал в компании себя и своей тяги к экспериментам. Закусывает губу, чувствуя давление, и принимает тонкие пальцы Дазая в себя с коротким томным «ох». Ощущение знакомое и совершенно новое в одно и то же время. Осаму куда осторожнее, чем парень сам с собой, но и медлительнее. Накахаре обычно не хватает терпения для положенного вступления. Куда проще перетерпеть, чем тратить время и выдержку на подготовку. — Знаешь, это не так уж и необходимо… Ах! Осаму слушает его со снисходительным и ласковым лицом, но действует возмутительно подло. Проталкивает оба пальца глубже, разводя и сгибая их внутри. Чуя хватается руками за обивку дивана, скребя по ней ногтями. — Куда-то торопишься? Интересуется вкрадчиво, будто в действительности ожидая от парня осмысленного ответа. Накахара ругается сквозь зубы, ведь чертов подлец прекрасно знает, что нужно сделать с его телом, чтобы у Чуи исчезло всяческое желание спорить с его действиями. Он только что собирался предложить пропустить, по собственному мнению, «самый скучный» этап, но у Осаму оказался потрясающий дар разубеждать еще до того, как его любовник успел что-либо озвучить. А еще руки. И пальцы. Блядские длинные пальцы, созданные то ли для пианино, то ли для издевательства над одним конкретным человеком. Что ему противопоставить? Это просто нечестно. Дазай склоняется над ним, одной рукой обнимая его за талию, а второй то ли растягивая, то ли полноценно трахая его пальцами. Чуя раскрытый перед ним, совершенно не сопротивляющийся, согласный практически на все. Третий палец ощущается туго, но из-за обилия смазки без усилия проскальзывает внутрь. Возбуждение горячо и липко обнимает тело целиком, тяжелыми импульсами расходясь от низа живота по, кажется, всему существу. Накахара считал, что он уже испытывал нечто подобное? Придется передумать. Потому что это уже не похоже на прошлый опыт. Словно бенгальский огонь сравнить с салютом в небе. — Мхх, Дазай, прекрати, иначе… — Чуя пытается замедлиться, убавить интенсивность ощущений, упираясь руками в плечи мужчины, но срывается на протяжный стон, в котором захлебнулась его попытка оттянуть грядущий финал. Осаму, кажется, совершенно не волнует, что его любовник собирается кончить от одних пальцев. Честно, этого он и добивается. Нотка непрошенного мазохизма, еще немного помучить себя, оттянуть момент исполнение собственного желания. Хотя, как посмотреть, его желание — Чуя. Во всех своих проявлениях, так что один момент не отделим от другого. Он уже в руках Осаму, ему хорошо так, что вставить слово — единый звук — кроме сбивчивого дыхания и стонов, не получается. Как же Накахара отвык. Отвык от чувственных касаний, от возбуждения, вообще от всего. Ему так долго было не до собственного тела, что оно и его желания порою казались чем-то чужим. И сейчас свалившихся ощущений на него слишком много, слишком интенсивно, и он встретился с ними совершенно неподготовленным. И по сему — не может держаться долго, чтобы он там себе ни планировал. Сдавшись, Чуя больше не отталкивает, обнимает за плечи в доверительном и уязвимом жесте, прижимаясь к Осаму, будто тот сможет удержать его от падения. Движения внутри аритмичные, без единого темпа, под них невозможно подстроиться и привыкнуть. Мышцы поддаются с легкой тянущей болезненностью, но ощущение давления изнутри почти идеально правильное, Дазай слишком быстро понимает, как нужно стимулировать любовника, чтобы добиться желанной реакции. Они очень близко, возбужденный член Накахары касается живота Осаму, не скрытого бинтами, трется и пачкает обнаженную кожу. Парень даже не тянется к себе — ему хватает одних пальцев внутри, чтобы дойти до грани оргазма. — О-остановись! Сейчас! — Чуя пытается приказывать, но ему не хватает ни времени, ни власти над чужими действиями. Оргазм пробирает внезапной электрической волной, заставляя Накахару крепче вцепиться в мужчину над собой, стискивая его бедра коленями и крупно вздрагивая. Он протяжно стонет, откидывая голову и жмурясь. Остро и горячо, ему требуется несколько десятков секунд, чтобы пережить это и вернуться в реальность, медленно расслабляясь. Он отпускает Дазая, но тот не выпускает его из объятий, с удовольствием любуясь собственным творением. Чуя красив всегда. Когда злится, когда радуется, когда устает так, что не остается сил на эмоции. Но Чуя в момент удовольствия красивее чего бы то ни было. Сочетание податливости и несогласия, тихо приходящее в себя в его руках. Он тяжело дышит, смаргивая пелену перед глазами, фокусируясь на лице Осаму. — Зачем? — хрипло спрашивает он, чувствуя себя так, будто пробежал кросс. — Только время свое потратил. Осаму душераздирающе вздыхает, осознав, насколько неисчерпаемый источник глупости скрывает эта хорошенькая рыжая голова. — Оно не потрачено впустую, даже если ты сейчас запретишь подходить к себе ближе, чем на метр, — мужчина посмеивается. — Но, если честно, я от всей души надеюсь, что ты этого не сделаешь. Потому что тогда настанет череда Дазая погибать и становится мстительным духом. Накахару охватывает ленивая истома, он молча наблюдает, как Осаму совершенно варварским способом вытирает испачканную в смазке руку о собственную рубашку, до того валяющуюся неподалеку. И после этого кто-то что-то говорит о том, как Чуя относится к собственным вещам? — Поблагодари свое хорошенькие личико, Дазай, — парень привлекает внимание к себе, когда приподнимается на локтях, кое-как усаживаясь вплотную к Осаму, — если бы ты нравился мне хоть чуточку меньше, я бы оставил тебя жить с последствиями. — Ты бы наказал меня за то, что я доставил тебе удовольствие? — по-лисьи улыбается Дазай, подставляясь под несдержанные поцелуи: часть шеи, не скрытая под бинтами, обнаженные плечи и ключицы. — За то, что не слушаешь меня, — парень кусается, находя это для себя особенно возбуждающим. Дазаю практически больно от того, как он хочет Накахару прямо сейчас. При этом он совершенно осознанно пошел на это, доведя Чую до конца. Кажется, в подобной ситуации ни один расклад после не будет слишком уж плох. Чуя, своей рукой тянущийся к застежке на его штанах — еще лучше, чем Осаму до того себе представлял. Он встрепанный и дикий, но вместе с тем упивающийся собственной властью казнить или миловать. — Нравится ощущение того, что я в твои руках? — томно шепчет Дазай, ощущая как пальцы Накахары обхватывают его возбужденный член; изо рта против воли вырывается вздох облегчения. — Смотря, в каком смысле, — легкомысленно отзывается парень, стараясь скрыть, как будоражит его все происходящее, — хотя… и так, и так неплохо. Чуя на пробу двигает рукой по всей длине ствола, представляя, каково это будет внутри. У него нет в планах, знаете, банально протянуть руку помощи. Он толкает Осаму, заставляя его откинуться назад, опираясь спиной на подушки, а сам усаживается к нему на колени, находя упаковку лубриканта неподалеку. — Собираешься сделать все по-своему? — Дазай оглаживает обнаженные бедра своего любовника, сжимая ягодицы в крепкой хватке. Чуя злобно шипит и бьет его по рукам. — Веди себя хорошо, пока я не решил сменить милость на гнев. Ему нет нужды в дополнительной подготовке, поэтому он просто покрывает член Дазая большим количеством смазки, надеясь, что это несколько облегчит его задачу. Положа руку на сердце, для себя Накахара предпочитал несколько…менее внушительные вещи, однако тому же самому сердцу не прикажешь, и теперь парню придется иметь дело с пропорциями выбранного им же человека. Он упирается коленями в диван, направляя в себя член Осаму, и плавно опускается. Не слишком осторожно, но у него никогда не хватает терпения осторожничать, даже если и стоило бы. Стискивает зубы, хватаясь чистой рукой за плечо Дазая, тяжело вздыхая. Его заполняет мучительно туго, Осаму очевидно слишком много, но Чуя полон желания и решимости довести дело до конца. — Тише, не торопись, — увещевает мужчина, гладя по напряженной спине и плечам. Его просьба звучит тяжело и глухо, почти на пределе. Все его желания на виду, и они совершенно не про то, чтобы Чуя остановился или замедлился. Поэтому его слов Накахара не слушается. Давит возглас, насаживаясь до упора, чувствуя Дазая где-то в животе, глубоко до всполохов перед глазами. Хочется зажмуриться, но парень не позволяет себе, концентрируется на лице напротив. На цепком, жадном взгляде, на приоткрытых губах и трепещущих ресницах. Осаму нравится, но более физического удовольствия, он зачарован. Тянущая боль не угасает, потому что Чуя не дает себе полноценно привыкнуть — двигается, хватаясь за мужчину. Его мышцы напряжены, так, что дышать становится тяжело. Но ощущение заполненности глубоко внутри того стоит. Руки Дазая сжимаются на его теле, но не мешают ему найти свой темп, никак не ограничивают в действиях. Желание наполняет его сознание по новой, и даже дискомфорт заставляет тело гореть сильнее. И от этого хорошо. Просто невероятно хорошо. Так и должно быть? Так вообще может быть? Накахара находит нужный угол проникновения, чуть откинувшись назад, и больше не сдерживает своего голоса — пусть Осаму знает и видит, как ему хорошо. В его сознании наконец-то потрясающе пусто, все его восприятие сосредоточено на давлении и жарком ощущении внутри себя. Бедра немного сводит от нагрузки, но парня это не останавливает. Шелк прилипает к его разгоряченному телу, вычерчивая силуэт под ним, легко колышется от движений, создавая потрясающе похабный образ. Отсутствие опыта совершенно не означает отсутствия таланта, не так ли? Они целуются, едва находя время на то, чтобы сделать вдох, Чуя открыто стонет сквозь поцелуи, полностью отдавшись процессу. Честный, как никогда, разгоряченный и желающий большего. В какой-то момент Дазай подхватывает его под бедра, без особого труда поднимаясь с ним на руках. Не покидая его тела, раскладывает его на диване, так, что голова Чуи удобно лежит на подлокотнике. А Осаму вновь занимает позицию сверху, перехватывая его ноги под коленями и вбиваясь на всю длину. Парень вскрикивает, выгибаясь под чужим напором, но с готовностью принимает смену позиции. Мышцы ног покалывает после нагрузки, и ему остается только отдаться ощущениям. Это позволяет ему наконец-то полноценно расслабиться, а Дазаю — двигаться свободнее. Закрыв собственную потребность управлять процессом, Чуя отпускает все на самотек, просто наслаждаясь их близостью. Гладит, обнимает, кусается и просто теряет себя на некоторое время. Заниматься сексом с Осаму оказывается нереально хорошо. Чуя оказывается просто нереальным партнером. Впервые любовник занимает все сознание Дазая, каждый звук из его рта, каждое его движение и эмоция. Все это принадлежит Осаму, и это — все, что ему нужно. Второй оргазм дается Накахаре дороже первого, но вместе с тем он поглощает его с головой. Тело трепещет подобно перетянутой струне, он стискивает Осаму в себе, заставляя того сдавленно застонать и уткнуться лбом в свое плечо. Чуя снова кончает первым, но сразу утягивает Дазая вслед за собой, сжимаясь почти до боли тесно. Они пытаются отдышаться, все так же прижимаясь друг к другу. Осаму устало наваливается на Чую, и тот обнимает его подрагивающими руками. По мышцам будто ползут микроразряды тока, заставляя тело едва ощутимо дрожать. Но ему хорошо настолько, что словами не описать. А еще он просто чудовищно устал. Дазай — такое себе утяжеленное одеяло, но вес его тела ощущается весьма умиротворяюще. — Ради такого можно и убить, — едва восстановив дыхание выдает Накахара, — идиотские таблетки потратили столько моего времени, подумать только. — Ммм, — тянет Дазай, все еще уткнувшись в Чую. — Если нужно, я могу найти для тебя парочку неугодных, чтобы ты реализовал на них свои убийственные намерения. — Боюсь, первым в случае чего станешь ты, — парень перебирает влажные волосы на затылке самого «неугодного» в этой комнате. — Но тогда никакого смысла в отмене фармы. — Как высоко ты меня ценишь после секса, мне стоило воспользоваться этим раньше. — Дазай просто не может не быть придурком хотя бы пять минут. Если не слишком занят, чтобы придумывать очередной нонсенс. — Это временный эффект, скоро я приду в себя и попытаюсь тебя задушить. — Моя шея в твоем распоряжении, радость моя. Омерзительно. Накахара презрительно фыркает, но не может сдержать улыбки, вопреки усталости так и норовящей испортить потрясающе недовольное выражение на его лице. Быть недовольным после того, как это недовольство из тебя только что как следует вытрахали — непосильная задача. — На этот раз я готов обменять право тебя задушить на рандеву в ванную. Дазай молчит, будто предпочтет быть убитым перед перспективой двигаться. — И вообще достань из меня это, — Чуя ерзает, намекая, что неплохо было бы выйти из его задницы, ей и так сегодня досталось приключений сверх нормы. Осаму все-таки приходится прекратить строить из себя недвижимое имущество. Он собирается и отлипает от парня, покидая его тело. Внутренняя сторона бедра Накахары остается испачкана в его сперме, как и обивка еще совсем недавно чистого дивана. Под ними остаются следы смазки и прочих биологических жидкостей, с которыми теперь предстоит иметь дело клинингу. — И почему твоей предусмотрительности не хватило на презервативы, — Чуя хмурится, собирая свои конечности. Ему все еще довольно классно, но вместе с тем он чувствует себя вареным. — Они были слишком далеко, — Дазай пожимает плечами. — Я не помню, куда их положил. Его легкомысленный ответ заслуживает презрительной гримасы от Накахары, при смене положения оценившего все «прелести» чужой спермы в своем теле. — Кажется, мне поможет только стирка на интенсивном режиме, — он неохотно поднимается, морщась от ощущения нечто липкого и мокрого, стекающего по бедрам. — Фу. И оставив после себя только это весьма красноречивое замечание, уползает смывать с себя улики преступления. Осаму остается на месте, провожая его долгим взглядом, раздумывая, действительно ли Чуе такое не нравится, или тот снова решил продемонстрировать характер. Будет обидно, если Накахаре и в самом деле подобное кажется мерзким, потому что Дазай, кажется, открыл для себя еще один фетиш. Испачкать Чую собой звучит очень хорошо. Присоединяется к предмету своих нехороших наклонностей чуть позже, без спросу заходя к нему в душ. — Дазай, ты решил превратиться из селедки в рыбу-прилипалу? — вместо нежностей парень снова демонстрирует свой «сахарный» нрав. — Не стой без дела, раз пришел. Он протягивает Осаму шампунь, предлагая за собой поухаживать. Мафиози принимает его с мягкой улыбкой, понимая, что вербальным нежностям Накахаре предстоит еще научиться. Или не предстоит, Дазая устраивает тот Чуя, который у него имеется. Как всегда ворчит, а потом поставляется под его руки, едва ли не мурлыкая от удовольствия. Мыть кому-то голову — довольно личное занятие, просить, чтобы это для тебя сделали — довольно уязвимый момент. Поведение Чуи дает ему возможность получить отказ в несерьезной форме, ни к чему по-настоящему не обязывающее не требование, позволяющее не придавать слишком много значения вещам, которые могут как-либо его задеть. В нем то тут, то там срабатывают защитные механизмы, скрывающие его уязвимости от окружающих. Дазай может ясно видеть сквозь них, и не упускает возможности лишний раз продемонстрировать свою безобидность. Смотри, для тебя и твоего сердца я не представляю никакой угрозы. Поэтому не стоит держать меня на расстоянии.