Что значит инвалид?

      Отличная погода, яркое солнце и прохладный ветер. Я сижу в коляске у окна и пытаюсь сосчитать проходящих во дворе людей. Один из вопросов, который меня мучал раньше: как люди, которые лежат сутками из-за невозможности двигаться, не сходят с ума? Раньше для меня 10 минут лежать без движения уже было сложно, а лежать так час и не уснуть — пытка. А сейчас просидеть два часа, смотря в окно, почти обычно.       Прошёл почти месяц с поездки в Хоспис, а точнее 3 недели и два дня. Последние дни июля нервировали. Я чувствовал странную атмосферу дома. Тири проводила со мной дни, мы гуляли и вместе тренировались. Ещё в моей жизни появилась Ирина Сазонова — мой тренер. Она была врачом-волонтёром. Поэтому согласилась, чтобы на моих тренировках присутствовала Тири.       Ещё одной новой вещью стала — Тири. Я думал, что всё будет как раньше, но подруга преобразилась, хоть и не сильно. Одной из особенностей стали шорты и топы. Нет, не подумайте, что я не знал о таких вещах, знал, конечно. Просто раньше Тири очень комплексовала и её максимум были шорты до колен (такие же юбки) и футболка, которую она надевала даже в плюс 30.       Теперь подруга спокойно надевает шорты, майки и один раз даже юбку. Вроде так одеваются все в летние деньки, но на ней это казалось новшеством. Ей это очень шло…       Я понял, как мне повезло иметь работающий пресс. С его помощью я мог легко приподнимать ноги, немного, но всё же, садиться из лежачего положения и перекатываться с боку на бок. Ну и в быту это часто помогало: разогнуться или подтянуться без работающего пресса невозможно. Ноги явно стали тоньше, но Ирина говорит, что это гораздо лучше, чем атрофированные мышцы. Я с ней совершенно согласен: последнее время я стал чувствовать гораздо лучше, например, если сожму ногу или положу что-то тяжёлое.       Самое главное, я мог сидеть без посторонней помощи! Это помогало мне переодеваться самому, ну почти самому. А вот душ я хоть и пытался принимать сам, но мне приходилось помогать. Обычно это был Михаил или мама, сейчас даже вспоминать стыдно. Михаил — мой временный опекун, не помню, как называется правильно. Он у нас уже два с половиной недели, и за это время именно он помогал во многих аспектах. Ему двадцать пять, и он работал сиделкой у стариков с девятнадцати лет, потому что хотел поступить на врача или стать медбратом.       У нас в душе появились ручки и специальный стул, с помощью всего этого я могу справиться сам, но для полной самостоятельности было ещё рано. Из размышлений меня вырвал голос мамы.             — Саш, разговор есть! — крикнула мама из кухни. Я выехал в коридор и заметил остатки небольшого ремонта в виде лишних досок, пары гвоздей и шпатлёвки. А шпатлёвка зачем? Мама же убирала пороги и слегка двигала мебель. Я зашёл в кухню, мама выглядела слегка встревоженной.       — Да? — подъехал к столу. Чай стоял на столе, за всё это время я так и смог поставить чайник, находясь в коляске. Странно, особенно если учитывать, что у меня получилось приготовить завтрак два раза. Чайник пока оставался для меня мне невообразимой вершиной. Я не могу всё свободное время проводить в коляске, нужно было делать перерывы и делать разминку, и лежать.       — Скоро август, реабилитация начнётся осенью, надеюсь. Но учёбу нельзя забросить… Я нашла несколько специализированных учреждений. Там… — сердце сжалось от одних этих слов.       — Нет! Я пойду в обычную школу, мама!       — Саша, пойми, школа — это не дом. Там будет сложнее. Там не будет людей, которые могут за тобой хорошо смотреть. Прошло слишком мало времени с… аварии, и ты не восстановился достаточно, чтобы вернуться в общество.       Что я сделал? Не восстановился? Она шутит? Я уже могу сам много что сделать. Вдох-выдох. Нет, не будет никакой специальной школы! Я встану, пусть даже через три года, но встану. Не будет больниц и коляски, я буду обычным человеком! Слёзы появились на глазах. А может, она просто хочет избавиться от меня?       — Я обычный человек! — слишком громко крикнул я — Эти тупые вещи не для меня! Я пойду в обычную школу и даже не подумаю об обратном! Для меня школа — место, где могу найти друзей! — Зачем я это говорю? А что будет в обычной школе? Насмешки и взгляды? Нет! Лучше они, чем специальная школа! — Я развернул коляску и выехал из кухни.       Злость, страх, растерянность — душили меня. Жажда вырваться из этого места, а лучше из тела, была невыносимой. Как можно скорее убраться отсюда. ужасная и тяжёлая обуза для всех!       Максимально быстро заехал в комнату и оглянулся. Казалось, что стены давят на меня, пытаясь прижать со всех сторон. Обычно такая родная комната, в которой я находил утешение, оказалась местом, где я не хочу находиться ни секунды. Я понимаю, что потом возможно мне будет очень стыдно за свои действия, но сейчас очень хотелось просто убежать.       Ах, да! Я же не могу ходить! Я сам испугался этой мысли, будто это сказал не я, а кто-то другой, и этот кто-то явно язвит. Как я могу так говорить о себе? Я совсем уже с ума схожу. Я увидел приоткрытое окно, откуда лился яркий свет и доносился смех со двора. В один момент жажда оказаться на воле пересилила желание спрятаться под одеяло и пережить всё в тёмном уголке.       Я взял со стола бутылку воды, в специальную сумку засунул телефон и наушники. Мне нужно прогуляться. Я глянул на часы, было 16.40, значит Тири придёт только через полчаса, а может и больше.       Но нет, я могу всё сам! Я не буду утруждать её прогулкой со мной, у неё сейчас и без того много дел. Казалось, в душе закипает гремучая смесь из всего спектра эмоций. Чтобы сейчас «уйти», мне нужно немного успокоиться. Раньше Тири была во всех подобных ситуациях со мной. Но сейчас её нет тут. Мне нужно дышать. Паничка опять накрыла меня.       Я сжимал свою грудную клетку и пытался сделать вдох, слёзы безмолвно лились по щекам и падали на ноги в чёрных шортах. Я поднял голову к потолку и взвыл. Дико и истерично. — Пожалуйста…       Вдруг дверь в комнату тихо приоткрылась, и я сквозь пелену слёз посмотрел на испуганные глаза сестры. Она выглядывала из-за двери и боязливо прижималась к ней.       — Братик, что с тобой? Тебе плохо? — Я хотел крикнуть на неё, но понял, что и без этого пугаю сестру. Ей тоже приходилось мучиться из-за меня. Мама всё время уделяла мне, почти все деньги уходили на меня и лечение, её оставляли одну играть с игрушками. Я помню, как не было одиноко, когда мы переехали и мама была занята. Эти напуганные детские глазки заставили меня сделать вдох и привели голову в более трезвое положение.       — Нет, Люль. Мне нормально. Ты что-то хотела? — я через силу улыбнулся и постарался вытереть слёзы.       — Я услышала, что ты плачешь. Мама тоже плачет… — на этих словах её глаза влажно заблестели. — Что случилось, Саш?.. — мне стало её жалко. Она была слишком маленькой и слишком напуганной. Я махнул рукой и подозвал её к себе. Она подбежала и забралась ко мне на колени. Я поморщился: последнее время я стал гораздо лучше чувствовать ноги.       — Мы не можем выбрать школу для меня. Ты же видишь, что у меня проблемы с ногами и спиной. Поэтому мне нужно… Хотя давай я тебе потом расскажу.       — Саша, а у тебя шрамик больше не синий, он розовый. — Она провела пальчиком по краю шрама у меня на щеке. Стало щекотно и больно одновременно. — Прям как у… — Она резко замолчала.       — Прямо, как у кого, Люль? — я насторожился и с притворной укоризной посмотрел на неё.       — Саша, ты же никому не расскажешь? Обещай! — она надула щёки, и мне так захотелось провести пальцем по её носику. Так всегда делал папа, когда я был маленьким.       — Обещаю, Уля.       — Хорошо, тогда слушай: у нас в группе есть девочка. И когда мы переодевались, я увидела у неё на животе такой же шрамик, только он был розовый. А ещё у неё на руке и спине есть шрамы, но только они белые. Всем интересно, что это такое с ней.       — А что она говорит?       — Она никому не говорит, но я по секрету узнала от неё, что её лечили в прошлом году. Но от чего, так и не сказала. Братик… — она замолчала и посмотрела на меня, её взгляд был наполнен грустью. — А ты умрёшь? — до этого я блуждал взглядом по комнате, но после этой фразы уставился на неё, удивлённо подняв брови.       — Почему ты так думаешь? Со мной почти всё хорошо, или ты думаешь, что я совсем болен и скоро умру?       — Нет, конечно! Просто я услышала, как мама разговаривала с тётей Людой на кухне, и она сказала, что ты совсем повреждён и проклят кем-то, я не помню. Ещё она говорила, что тебе нужно отправиться в хоспис, вроде, или дать тебе умереть. Потому что ты не выживешь во взрослой жизни самостоятельно. — Ульяна говорила спокойно и с задумчивым выражением на лице. — А если даже ты выживешь, то над тобой надо провести какой-то ритуал.       — Не верь ей, Люля. Она всё врёт, ей бы только услуги шаманов продать или чужие деньги присвоить. — Я закатил глаза от раздражения. Люда была дальней знакомой мамы, общались они редко, но, кажется, были знакомы ещё со времён маминого университета, то есть до развода. Люда всегда пыталась заманить маму в какую-нибудь магию или обряд. Однажды в детстве, когда я болел ветрянкой, она смогла уговорить мою маму провести ритуал «очищение». В тот день меня обтёрли какой-то странной мазью и сожгли несколько ароматических палочек. Но таких сильных и с совершенно разными запахами, что я чуть не задохнулся в этом дыму.       Можно было только надеяться, что не восприняла её слова всерьёз и останется верна своей позиции. Хотя… Если я тяжёлый груз для семьи, то поддавшись её уговорам, мама может сделать что-то с меньшими угрызениями совести… Я вдруг глянул на часы, было 16.53. Мне нужно прогуляться. Даже после того как я слегка успокоился из-за присутствия сестры, всё равно страх и удушье всё так же оставались.       — Люля, мне пора. Иди поделай что-нибудь, я позже поиграю с тобой. — сестра без лишних слов спрыгнула с колен и скрылась за дверью. Я вздохнул с облегчением.       Я натянул серую футболку и пошёл в сторону маминой комнаты. Сестра спала с мамой в комнате, но играла она в зале. Я постучал в дверь, а затем открыл её. Мама с ничего не выражающим лицом перебирала носки. Она всегда так делала, когда ей было плохо.       — Мама, я прогуляюсь и не буду ждать Тири, понятно?       — Но… — она замолчала и кивнула. Я закрыл дверь и выехал в коридор; на всякий случай я обул кроссовки. Тупо. Но это придавало сил, что-ли. Все эти действия заняли гораздо больше времени, чем я ожидал; затем с трудом открыл дверь и, выехав в подъезд, направился к лифту.       Перед дверью подъезда мне пришлось несладко. Проходящий мимо сосед помог выехать на улицу и, уточнив на прощание, нужна ли мне ещё помощь, зашёл в подъезд.       Было тепло, почти жарко. Все гуляли и радовались жизни, а я не мог. Я же обычный человек, верно? Это не зависть и не злоба, но чувство, что я всё упускаю, терзало сердце. На секунду мне показалось, что колено заболело, но нет, только показалось.       Я направлялся в сторону парка. На меня смотрело множество пар глаз. Я по-настоящему захотел вернуться в дом, но там было гораздо хуже. Руки заныли и стали слегка трястись. Тело дрожало, как в лихорадке. Все взгляды, слова и атмосфера будто давили на меня со всех сторон.       Остановился и открыл сумку. Достал оттуда наушники и включил музыку, для безопасности громкость была минимальной. Через несколько любимых песен появилось странное чувство. Будто это не моё тело, казалось, что у меня растут крылья, будто я кошка или собака, будто душа пыталась вырваться. Желание завыть, забыть про запреты и законы, почувствовать свободу.        Рассчитав самую короткую дорогу до парка, я оказался там спустя 10 минут езды на коляске. Густые кроны деревьев и изобилие зелени привлекало множество людей в этот жаркий день. Когда я заехал в главный вход, то сразу почувствовал облегчение. Даже в такой яркий и жаркий день в этом парке было прохладно.       Проходя мимо скамеек, полных подростков, парочек и семей, я заметил двух девочек-подростков, лет по тринадцать, может, старше. Маленькая шатенка держала другую за руку и помогала встать на ролики. Красные ролики слегка разбежались под ней, она улыбалась и что-то себе под нос бубнила. Шатенка отпустила ее, и подруга поехала в мою сторону. Даже проехала мимо, неуклюже и неуверенно, но я бы все отдал за то, чтобы встать на ролики.       Лучше бы на меня смотрели из-за того, что я громко смеюсь и ругаюсь на каждой кочке и неровности, чем из-за того, что я еду на коляске. Девочка только после того, как отъехала от коляски, заметила меня. Её глаза удивлённо посмотрели на меня, потом в них проскользнуло любопытство и жалость, наверное. Я не умею понимать всё по глазам, как эти книжные персонажи, я не персонаж.       Я свернул в другую сторону от ребят, в более тихий край парка. Там, где я всегда прятался от всех бед раньше, туда куда убегал с 7 лет. Это был угол парка, с одной стороны забор, заросший плющом и прилегающими с той стороны кустами. С другой, густые кусты и деревья, за ними была ещё одна часть парка, открытая площадь с фонтанами.       Первый раз я пришёл сюда до того, как гулял с мамой и пошёл за бродячей кошкой, которая привела меня сюда. Второй раз — после начала дружбы с Тири. Третий раз был после неприятного инцидента в школе, в котором обвинили меня и моих друзей. Тогда кто-то раскрасил красками документы завуча, и почему-то именно мы были под подозрением. Я очень испугался и после школы пошёл сюда.       Вот теперь я сижу на коляске, рядом с единственной скамейкой, как и восемь лет назад положив голову на ладони и глядя на мир сквозь пальцы. Вроде одинаково, но казалось, что мир сквозь пальцы выглядит совершенно по-другому.       Почему именно я в таком положении? Один день и всё… Я даже не мог представить себя со сломанной ногой, а на коляске и подавно! Но вот я сижу в парке около скамейки, которая видела всё, что со мной было. И даже однажды сломанную руку — тогда это было трагедией.       Мысли, мысли, мысли… Я не мог понять, почему? В голове стало слишком много мыслей одновременно. Глаза намокли, и слезы упали на колени. Колени ног, которые не двигаются!       Слёзы катились по щекам, из горла вырвался всхлип, но я просто опустил голову на руки и безмолвно плакал. Боги, и стыдно, и горько. Кажется, я провёл так несколько минут. Голова будто отключилась.       Когда я поднял заплаканные глаза, то увидел, что на скамейке рядом сидит девушка в солнцезащитных очках и смотрит в папку? Нет, скорее в книгу с большими и достаточно толстыми страницами.       Девушка не обращала внимания на меня и молча водила рукой по странице, слегка сложив ее так, что я не видел того, что написано внутри. Ей было 21-23 года на вид, может и больше. С темно-каштановыми волосами, в красной футболке и джинсах.       Она закинула ногу на ногу. Тетрадь, которая лежала до этого на коленях, падает на землю и попадает под скамейку. Она быстро откладывает большую книгу в сторону и начинает шарить рукой по земле, но совершенно в другой от тетради стороне.       — Можете подать тетрадь? Или подскажите, где она? — Теперь я понимаю, что уже несколько минут молча пялюсь на неё. Девушка не замечает тетрадь? И тут я понимаю, что она не видит. Поэтому она в очках, рядом со скамейкой стоит специальная палка. А что делать? Я вижу, где она, но я не могу подать! Я на коляске!       — Она справа, под ногой. Да вот, только чуть ближе ко мне. — Девушка берёт тетрадь и сходится обратно.       — Спасибо. — А ты давно тут сидишь? Я тебя только заметил. — мне стало искренне интересно. Как много она слышала?       — Минут десять, наверное. — Я пригляделся к листам «книги» и заметил, что они были полностью белыми, но на них проступал узор. Нет, не узор — это шрифт Брайля, я слышал о таком.       — Ты не видишь? — случайно сболтнул…       — Ага, ты правильно заметил. Ты на коляске, верно? Ты рядом со скамейкой, но подумала, что тут ещё одна скамейка появилась. — да, даже от слепого человека не смог скрыть свой изъян.       — Да, я в коляске. Не могу ходить… Так устал от этого.       — От того, что ты не ходишь? Ты с рождения такой, получается? — появилось желание просто рассказать всё этой девушке.       — Мне сейчас 15. Я не хожу с апреля из-за аварии. Просто в один день всё изменилось… Я так не хочу быть таким. Я не… инвалид. Не хочу так. — было так странно говорить это человеку, который тоже знает, что такое быть с изъяном. Возможно, для неё её положение не изъян.       — Не хочешь так, это как? — Её вопрос поставил меня в тупик. Вроде простой, а непонятно, что она имела в виду. Она наконец повернула голову ко мне. — Ты не хочешь сидеть в коляске, пока другие гуляют и играют. Хочешь пойти, жить как обычно, бегать, заниматься спортом или проводить время с друзьями вне зависимости от места. Желаешь именно рабочие ноги. Или, — она сделала упор на это слово. — хочешь не быть под термином «инвалид». Быть «странной» частью общества. В таком положении, вне чужого мнения, ты досрочно хорошо себя чувствуешь. Ты более-менее нормально находишься в положении без работающих ног. Нет, я понимаю, что это в любом случае тяжело, но не так критично, видимо, для тебя.       Я даже не задумалась. И как она может называть инвалидов, людей с особенностями и ограниченными возможностями «странной» частью общей? Она сама к ним относится, она слепая. А говорит так, будто видит и она совершенно обычный человек. Было неприятно, даже слегка разозлило.       — Я… Я даже не знаю. Ты вроде что-то обычно говоришь, но при этом… необычное? Вот ты сейчас это сказала, и я задумался. Но как понять теперь?       — Вот посмотри со стороны на себя и подумай. Вот ты, сейчас сидишь в коляске, но при этом ты один в парке. Значит самостоятельно передвигаешься передвигаешься. Говоришь с совершенно незнакомым человеком. Можешь поворачиваться и гуляешь. Явно ещё не одечал, значит есть с кем общаться. — последняя шутка заставила вспомнить о Тири, которая, возможно, пришла и сейчас сидит дома и ждёт меня, а может, уже ушла.       — Наверное… Второе. У меня должна быть реабилитация осенью, есть шанс пойти. Но я приспособился, привык каждое утро пытаться выбраться из постели и дотянуться до коляски. Уже не трудно умываться, почти пропало смущение от того, что меня кто-то переодевает и постоянно помогает. И радость от самых простых побед, в виде самостоятельно заваренного чая или сложенных в шкаф вещей и закинутой стирки. Я хочу ходить, очень хочу! Но… но если я останусь таким, я хочу, чтобы это была такая же обычная жизнь, как и до случившегося, только в коляске. Хочу, чтобы этому не придавали особого значения. Обычную и нормальную жизнь в коляске… — Что я несу? Только сказав эти неожиданно возникшие в моей голове слова, я понял, чего именно так боялся. Я удивлённо уставился на неё, я не знаю, как её зовут, но рассказал ей больше о своей душе и мыслях, чем даже Тири.       — Вот теперь ты понял, что хотел? — она полностью повернулась ко мне. Её лицо ничего не выражало.       — А как тебя зовут? Я так много рассказал о себе, не знаю, как так вышло, но при этом не знаю о тебе ничего. — смущённо сказал я.       — Хех, согласна. Мне сейчас двадцать два года, и я учусь в вузе на адвоката.       — Ты слепой адвокат? — Я удивлённо поднял бровь, но затем вспомнил о том, что она не видит меня.       — Не спеши так, я только учусь, а не работаю. Но, да, я слепая, причем с рождения, но это не делает жизнь проще.       — И ты занимаешься? То есть ты же не видишь документы, например. А до этого и учебники или лекции, например, не можешь записывать. Боги, о чём я спрашиваю? Это глупо наверное. — Она улыбнулась, немного не так, как обычные люди, но всё же улыбнулась.       — Это очень длинная история, но да, я учусь как обычный студент. Только не записываю всю лекцию или работу, а только основу. Читаю с помощью шрифта Брайля, так же и пишу, а документы озвучивают. Я начала учиться на психолога, но почти сразу бросила. Могу дать свой номер, будет приятно пообщаться. Уже как знакомые.       Она продиктовала свой номер, и я, решив, что уже достаточно успокоился, отправился домой. Дорога была намного короче по ощущениям. Дома я сделал вид, будто ничего не произошло, и, не найдя Тири, стал ждать её в комнате. Тири пришла спустя 10 минут и сказала, что была занята и помогала маме с уборкой, поэтому пришла на полчаса позже. Вид у неё был странный, но она с наигранным весельем стала рассказывать о том, каких котов видела по дороге сюда.

***

      Спустя пять минут после того как Саша покинул дом, квартира:       Я вошла в незапертую дверь, значит, уже ждут. Саша явно уже собрался и с наигранной обидой сидит в коридоре. Но тут я заметила отсутствие друга, коляски, кроссовок. Третье и второе объяснить легче всего. А Саша где? Снимаю кроссовки и захожу к нему в комнату, его нигде нет. Вдруг слышу, что на кухне кто-то есть, и, пройдя по коридору, захожу в кухню. На стуле сидит тётя Оля и нервно пытается убрать осколки с пола, видимо, кружка упала.       — Что случилось, Оля? Где Саша? Я думала, он меня уже ждёт. — Она поднимает на меня глаза.       — Тири… Саша несколько минут назад отправился погулять. Мы с ним сильно поругались из-за школы, и он расстроился. Он сказал, что отправится без тебя, и я не успела ему ничего сказать. Да и это не помогло бы… Тири, Тири, пожалуйста, присмотри за ним. Он не мог далеко уехать за такое короткое время. Я не могу, Люля дома одна останется, если пойду. Я бы не смогла незаметно за ним присмотреть. — она была напугана. Только Оля это сказала, как я кивнула и направилась в прихожую, схватила сумку и кроссовки и вылетела за дверь.        И правда, спустя минуту я заметила Сашу, выезжающего из двора. Как только я заметила его, мне захотелось подойти и помочь, встать рядом и показать всем, что он не один. О чём я думаю?       Я поспешила следом, стараясь слиться с толпой или поворачиваясь спиной к нему каждый раз, когда он осматривался по сторонам. Вот он остановился за углом и стал копаться в своей сумке. Он надел наушник и не двигался. Его лицо… Оно казалось каменным, но потом я поняла, что он пытается сдержать слёзы. Ох…       Я глянула и спряталась за углом, опершись спиной о стенку и закрыла глаза. Видимо, со стороны я выглядела, как парень, впервые идущий на свидание и боящийся подойти к девушке. Желание подойти почти пересилило, я набрала воздуха в грудь, поправила прядь волос, упавшую на глаза, и хотела уже идти к нему, как вдруг меня похлопали по плечу. Я вскрикнула.       — Прости, Тири. Это я, Миша.       — П-привет, Миша. Ничего страшного. — Я выдохнула от облегчения, это был мой бывший одноклассник. Мы с ним поддерживали тёплые отношения, насколько это было возможно.       — А чего вы, Саша, ты и Поля, ушли в четвёртой четверти и так и не появлялись? С Сашей, кажется, что-то случилось, а ты вроде уехала. А про Полю я ничего не слышал больше. Она на следующей неделе после вас исчезла. Учителя молчат. — Краем глаза заметив, что Саша направился дальше, перехватила шопер поудобнее.       — Не знаю, Миша. Прости, спешу. — Я поправила прядь, опять выпавшую из причёски. С Полей разберусь позже.       — На свиданку с парнем? — усмехнулся он.       — Нет. На прогулку с другом. Досвидос. — Я повернулась и поспешила за Сашей. Он был почти возле парка.       В парке оказалось неожиданно прохладно. Почти всё уже отцвело, и парк стоял весь в зелени, с редкими и уже увидающими цветами. Обожаю этот парк, особенно гулять тут под «Дайте танк». Внезапно на меня нахлынули воспоминания, как я сижу в тётиной машине. Тогда я ещё не знала, что с Сашей и жив ли он. Это самое ужасное из всего, случившегося с момента аварии. Мне позвонили, и на всю громкость заиграла песня «Друг»       От одного воспоминания о словах песни у меня затряслись руки, а дыхание перехватило.

      Я помню как он улыбался и кажется видел его вчера.

Хотя, уже несколько лет от него нет открыток на Новый год.

Я нечаянно стёр его номер и даже не знаю, где он живёт.

«Мой лучший друг» — для меня не просто звук…

       Но когда доиграл последний припев, я закричала в голос. Я хватала себя за руки и царапала шею, грудь и ключицы. Красные полосы появлялись под обгрызенными ногтями. Делала всё, лишь бы мысли перестали крутиться, а чувства, переполнявшие меня, исчезли.

Жду на качелях, тебя на качелях.

Я жду на качелях тебя…

      Я сделала пару шагов, не знаю этого, и, вернувшись в реальность, услышала вскрик. Через секунду я полетела на землю вместе с девочкой. По ноге что-то сильно ударило. Ролик.       — Прости, пожалуйста! Я же позвала вас. — Придя в себя, я поняла, что подрезала девочку на красных роликах. Чёрт! Замечталась! Точнее завспомилалась.       — Не «вы», а «ты», — машинально поправила я. — Сорри, я задумалась, не заметила. Ты в порядке?       — В полном, я-то в защите. А ты? — и вправду на ней была почти вся защита, кроме шлема. А вот я упала на бок, но лишь разодрала одну коленку и поцарапала локоть. Не смертельно. Только новая плиссированная юбка немного испачкалась, жалко. Сегодня с утра я полчаса стояла возле зеркала и пыталась найти верх к ней, чтобы выглядеть отлично.       Заметила, как Саша смотрит на меня в последнее время. Но это так сложно — подобрать что-то, что не будет выглядеть на мне нормально. Обычно оверсайз или большие рубашки совместно с джинсами-трубами или клёш спасали положение. Мою тощую фигуру под ними было не видно. Хватит!       — Я в полном порядке. Ещё раз прости, я спешу, — нервно проговорила я и пошла в сторону уходящего друга.

***

      Это были лучшие новости за последний месяц. Я не мог поверить, что всё это реально! Почему-то мне казалось, что плавание навсегда закрыто для меня, но вот сейчас я сидел в коляске, пил воду и ждал решения тренера и врача. Тири улыбнулась так же ярко, как тогда, когда выиграла второе место на конкурсе детских рисунков в нашей школе.       — Да, тренер дал согласие. Врач согласен, но для начала нужно пройти подготовку. Осталось получить справки, найти бассейн и настроиться.        На словах так просто, а на деле нужно получить немало справок и документов. Ну и, конечно же, деньги. Но все эти мысли не могли заставить меня перестать счастливо улыбаться и строить планы.