беспризорник

      сокмин подсвечивает себе путь палочкой и бежит по движущейся лестнице вверх, стараясь издавать как можно меньше шума. дамы с картин кидают в его сторону колкие замечания, а тиканье часов торопит его, словно он может не успеть к началу праздника.        тик-так, тик-так.        здесь, в хогвартсе, в канун рождества почти всегда пусто: все разъезжаются к своим семьям, и лишь единицы (в числе которых по счастливой случайности оказался и сокмин) остаются в школе на время праздника. однако даже так огромные коридоры украшают волшебные гирлянды и яркая мишура, не позволяющие оставшимся ученикам заскучать или растерять праздничный настрой.        тик-так, тик-так.       «торопись, сокмин, ну же!» — ли тихо ругается себе под нос и все пытается ускорить шаг — вот только до восьмого этажа бежать еще долго, а подвижные лестницы совсем никак не хотят его слушаться. пыхтя и нетерпеливо притоптывая ногой, он создает слишком много шума для той кромешной тишины, царившей в замке поздней ночью в канун рождества.        когда неподвластная лестница, наконец, движется к нужному этажу, сокмин, не церемонясь (и не особо думая о последствиях), разбегается и, зажмурившись, прыгает так высоко, как только может — при его-то росте и упорных тренировках по квиддичу с самых малых лет.        вот только приземляется он в этот раз не очень удачно.        громкий треск разносится по всему замку, и на мгновение кажется, что его было слышно даже в запретном лесу. сокмин подбирает под себя длинные ноги и прижимает к груди ушибленную руку вместе с палочкой. с картин раздается тихий смех, а из коридора этажом ниже слышны торопливые шаги, и сокмину даже не нужно думать, чтобы понять, что к нему спешит филч. а если его поймают — не видать ему рождества. разве что отработку в запретном лесу и, вероятно, там же холодную смерть.        тик-так, тик-так.        сокмин сидит еще несколько секунд, а потом подрывается и со всех ног бежит в самый конец коридора — так быстро, как только ему может позволить щемящая боль в коленях. ладони немного саднят, но он старается игнорировать нарастающее чувство боли. шаги филча приближаются и давят на черепную коробку, когда он подбегает к большой стене и крепко жмурится.        «пожалуйста, ты мне очень нужна! вот прямо сейчас, слышишь? пожалуйста, просто впусти меня!» — в его голове мелькают мольбы, и он правда надеется, что выручай-комната впустит его до того, как его сможет поймать филч. он не готов пропустить рождество из-за такого глупого просчета.        через несколько секунд на широкой стене начинают прорисовываться старинные узоры, постепенно образовывая широкие темные двери из дуба. сокмин дергает ручку и просовывается в дверной проем так быстро, как ему только может позволить его раненная рука, пока позади слышатся ворчливые крики филча и недовольное мяуканье его кошки.        сокмин облегченно вздыхает, а надоедливые часы больше не тикают в его голове.        — сокмин-а! почему ты так долго?       когда сокмин открывает глаза, тепло разносится по его венам при виде знакомого синего свечения — патронуса.        бледно-голубой олененок резвится в темном уголке огромной комнаты и радостно оббегает сокмина. он словно подталкивает его пройти внутрь — туда, откуда доносится запах свежего имбирного печенья и знакомых духов.        — извини, джису-я, — завороженно шепчет сокмин, проходя вглубь выручай-комнаты. его голос отдается эхом, и это, пожалуй, немного будоражит его после всплеска адреналина во время побега от филча. — я ведь не опоздал?       на большом красном ковре с незамысловатым узором, скрестив ноги, сидит джису, успевший скинуть с себя мантию с желтой эмблемой. массивный свитер с новогодним рисунком скрывает его худое тело, а нелепая шапка с помпоном — копну отросших светлых волос. свет от камина мягко падает на черты его лица, и это умиротворение и неземная красота, пожалуй, греют сокмину сердце и душу больше, чем грела бы сотня таких каминов.        — осталось чуть больше пяти минут. но еще немного, и я бы праздновал здесь один, — джису с крупинкой печали смотрит на сокмина, но, сталкиваясь с ним взглядом, не может сдержать улыбки. — но я рад, что ты все-таки пришел. с тобой теплее.       сокмин осторожно садится рядом с джису на мягкий ковер и неловко улыбается.        — прости, джису-я, но эти лестницы слишком сильно сопротивлялись! — сокмин кривит лицо в недовольстве, и джису бархатно смеется от того, насколько забавно это выглядит. на его впалых щеках проглядываются небольшие ямочки, и сокмин борется с желанием поцеловать каждую из них. — за мной еще и филч гнался.. мерлин бы его побрал!       сокмин наигранно дует щеки, а джису не отрывает от него взгляда. румянец проскальзывает на его щеках, но на этот раз оправдать это холодом не получится — камин и свитер слишком хорошо греют.        сокмин своей нелепой улыбкой греет не хуже.        — хочешь сказать, он видел, как ты бежишь сюда? — джису щурится и сводит брови к переносице, смиряя сокмина недоверчивым взглядом. — ты же понимаешь, что тогда у тебя могут возникнуть большие проблемы?       сокмин отводит взгляд, прижимая к груди палочку (которая, слава мерлину, смогла уцелеть после того падения на лестнице); из него вырывается нервный смешок, и он смущенно кусает губы. единственный выход, чтобы джису перестал на него злиться — обнять его, сокмин знает. поэтому он тут же втягивет его в неловкие объятия, зарываясь носом в изгибы его шеи. родной цитрусовый аромат успокаивает его, и сокмин нехотя отрывается, заглядывая джису в глаза.        — в таком случае, думаю, у нас появилась небольшая неприятность..?       джису хмурит аккуратные брови и осаждает сокмина строгим взглядом.        — нет, сокмин-а. неприятность здесь только у тебя, а у меня — идиот, который вечно в них попадает!        сокмин жалобно смотрит на старшекурсника, все еще стягивая его хрупкое тело в своих объятиях. его руки мягко гладят чужие бока в попытках заземлить, но джису остается непокорным, а его патронус позади сокмина постепенно гаснет, а потом и вовсе исчезает.        — прости, джису-я, я правда не хотел! я все улажу, честное гриффиндорское! — сокмин быстро целует джису в щеку, зная, что тот не может долго злиться на него — тем более в праздник. — не станем же мы ссориться из-за этого в канун рождества, правда?       джису вздыхает, нехотя кивая, и выбирается из чужих объятий. он встает, потирая затекшую ногу, а сокмин остается сидеть на ковре с видом брошенного хозяином щенка. пуффендуец берет с верхушки камина противень со свежеиспеченным имбирным печеньем, над которым он корпел с самого утра (не без помощи эльфов с кухни, конечно), и садится обратно, ставя давно остывший противень на ковер.        — хорошо. я забуду об этом на время праздника, но это не умаляет моего желания опробовать на тебе левикорпус, ли сокмин!       сокмин заливисто смеется и надкусывает печенье, принесенное джису. оно оказывается просто волшебным на вкус, так что сокмин не сдерживает тихого стона, а джису — смешка.        — но помни, что я всегда могу использовать либеракорпус, чтобы выбраться и жестоко тебе отомстить! — восклицает сокмин, все еще жуя печенье в форме маленьких оленят.       они оба заливаются смехом, и прерывает их только тиканье часов, напоминающее о том, что совсем скоро наступит праздник, которого они так долго ждали.        тик-так, тик-так.        джису подрывается и хватает сокмина за руку, вызывая у того недовольное мычание. он ведет его в середину комнаты, где не так светло и довольно прохладно, и, видя вопрос в глазах сокмина, устремляет взгляд вверх.        тик-так, тик-так.        — там.. расцвела омела.        он тихо шепчет, все еще немного стесняясь. сокмин нежно накрывает его руки своими и переплетает с ним пальцы. джису, улыбаясь, кладет руки на чужие плечи и ластится к сокмину, не сводя с него глаз.        — тогда.. с рождеством, джису-я.        сокмин мягко улыбается, а потом берет чужое лицо в свои ладони и прижимается к чужим мягким губам своими. он медленно сминает их, помогая джису подстроиться под темп, целует его мягко, целомудренно и аккуратно, словно боясь спугнуть. джису ластится к нему ласковым зверьком, и сокмин опускает одну руку на чужую талию, чтобы прижаться к нему сильнее.        когда через несколько секунд они отстраняются, блестящие губы джису растягиваются в усмешке.        тик-так, тик-так.        — и тебя, беспризорник.