Таблетка

— Ничего страшного нет в том, чтобы взять у них интервью,— девушка в синем платье поправила петличку у подруги,— Они ведь тебе не чужие, ты ушла всего полтора года назад. — Маш, ты не понимаешь,— опустив взгляд на левую ногу, девушка поморщилась. Воспоминания были ужасны и ещё свежи, а аппарат Илизарова сняли лишь около месяца назад,— Отличная я журналистка с костылями... И как я буду брать интервью у своего бывшего? — Профессионально! — Заявила Маша,— Я после окончания карьеры сразу в журналистику ушла, и уж поверь мне, брать интервью у своих бывших, нынешних, будущих и несостоявшихся проще, чем готовиться к Олимпиаде. — Я ещё и на Олимпиаду не попала... — театрально вздохнула девушка, взглянув на свои ногти. Белый гель-лак с серебряными звёздочками. Свежий, только вчера делала. За год, вылетев из публичного пространства, она в первый раз сделала маникюр. Она даже от макияжа отвыкла. — Зато в скандал не влезла. Тебя тут все жалеют, Кристин. Такие страшные травмы.. Кристина Шепьева была одной из лучших фигуристок России и в восемнадцатом году готовилась к Олимпиаде вместе с Дианой Медейко, Машей Авериной и Варей Лисичкиной. Череда ее травм началась ещё в этом — шестнадцатилетнем — возрасте. В Олимпийский сезон начиналась ожесточенная кровавая борьба за место в сборной. Даже друзья и подруги в этот период становились друг для друга прежде всего соперниками, особенно в тех случаях, когда конкуренция за тройку лидеров есть. В восемнадцатом году у парней такой не было: вышедший из юниоров Руслан Казанцев на несколько голов был выше всех остальных русских фигуристов и был очевидным лидером. Среди женского одиночного катания лидеров было несколько, но очевидно выбивались вперёд две девушки: пятнадцатилетняя Диана, ставшая первооткрывательницей в эре четверных прыжков — она стала первой девушкой, прыгнувшей четверной тулуп на соревнованиях. Остальные рекорды разделили между собой Аня и Яна — и восемнадцатилетняя Варвара Лисичкина, державшая уверенное лидерство последние пару лет. Она не была единственной примой, но считала себя таковой. Тренировки на износ без выходных становились обыденностью, травмы случались, и девушки не давали им зажить, тренируясь дальше. Ни к чему хорошему это не приводило. Не привело и Кристину. Близился Чемпионат России. На нем Кристина упала с попытки четверного тулупа и получила стрессовый перелом стопы и сильный ушиб локтя, но все же смогла занять третье место. Останавливаться и накладывать гипс было нельзя, ведь на носу маячила Олимпиада — мечта всей жизни. Лишь одна тренировка была пропущена из-за перелома. Кристина почти не могла ходить из-за боли, но в коньке нога была зафиксирована и тренировалась она в полную силу. И она даже почти доехала до Чемпионата Европы в январе... Но за день до него, уже в Варшаве на генеральной репетиции упала и сломала ногу окончательно. Перелом был не сильным, но гипс пришлось накладывать и дорога на Олимпиаду была закрыта. Замену делать было уже поздно, ведь чемпионат начался, и выступили на нём лишь две девочки — Варя и Диана, а на Олимпиаду вместе с ними поехала как раз Маша. Ногу Кристина вылечила, но ещё год боролась с депрессией из-за того, что пожертвовала всем ради мечты и всего лишилась, так и не дойдя. На тренировки ходила через раз, перестала есть, но вступила в отношения с Русланом, и ей это помогло. Спустя ещё полгода она снова сломала ногу. Май две тысячи двадцать первого года. Полтора года прошло с момента последнего перелома ноги и три — с момента ее полноценных тренировок в этой группе. Сегодня нужно будет показаться. Кристина не знала, зачем вообще согласилась побыть журналистом. Возможно, чтобы не быть забытой, потому что быть главной претенденткой на олимпийскую квоту, положить на алтарь спорта остатки своего здоровья, но быть забытой всеми — худшее, что может быть. Хотя бы журналистика. — Зато скандал помнить будут ещё двадцать лет. — На фоне Реймона и Савранского забыли уже,— улыбнулась Маша. Она сама, будучи на третьем месте, тактично отошла в сторону, позволив Диане и Варе перегрызать друг другу глотки самостоятельно. Да, ее меньше всего запомнили из олимпийской тройки, зато стекла в коньках избежала и хорошие отношения сохранила и с Медейко, и с Лисичкиной, и с Аделаидой Эдуардовной. Маша Аверина на момент олимпиады была уже настолько взрослой, что ее никто не брал в рассчет — двадцать один год. По меркам фигуристок восемнадцать — уже пенсия, что уж говорить о трех годах сверх этого. Тем не менее она смогла отобраться и занять призовое место, и считала это высшим своим достижением в жизни. Правда, карьеру она завершила сразу после окончания олимпийского сезона — колени и спина давали о себе знать. А в роли журналистки она была вполне себе счастлива. — Крис! — дверь в журналистскую гримёрку распахнул Женя. Остальные репортёры, занимающиеся своими делами, были этим недовольны, но он прошел вперёд и осторожно обнял Кристину так, как будто она была сделала из сахарной ваты. — Женя... — севшим голосом прошептала она и, быстро всучив Маше костыли, буквально повисла на нем,— Я скучала... — улыбнувшись, сказала она. Увидеть его хотелось больше, чем остальных. Жене пришлось наклониться, чтобы ей было удобно обнимать его за шею. — Я тоже,— сказал он,— Как нога? Почему ещё на костылях? — Осложнения... — ответила девушка,— Из-за анорексии. Там... Сложно было. Он отстранился, все ещё поддерживая ее, чтобы не пришлось опираться на больную ногу и заглянул ей в глаза: — Ты вылечилась от анорексии? — Да,— Она улыбнулась и забрала у Маши костыли обратно,— Ее победила, осталось все остальное. — Кристин! — дверь снова распахнула Диана, послышался недовольный гул сзади. Кристина снова скинула костыли на Машу и девушки обнялись. — Господи, я так скучала! Ты в порядке? Ничего не болит? В обмороки больше не падаешь? — Диана отстранилась и придирчиво осмотрела ее с ног до головы. Случайно оперевшись на ногу, Кристина поморщилась, что вызвало неподдельную тревогу и у Жени, и у Дианы.

* * *

Черно-красная олимпийка штаба была сделана таким образом, чтобы в ней легко разогревались все мышцы. И хоть штанов таких у него не было, Билл чувствовал, что разогрет полностью. Прыжки на полу получались почти идеально, в том числе и те, которые засняли журналисты. Билл, с помощью Лизы, заснял несколько сторис в инстаграм, а потом и несколько кружочков в общий телеграмм-канал, принадлежащий всем детям из их семьи. В основном вели его Лиза и Райли, а Билл присылал контент редко, но метко. Тем не менее миллион двести тысяч подписчиков это устраивало. Сейчас Билл разминал плечевые суставы. Лиза уже ушла на трибуны, а Билл так и не смог добиться от нее внятного объяснения того, что она напала на Юлиана. Лиза переводила тему. — Билл! — громким шепотом произнес Юлиан, возникая сзади. До проката оставалось буквально десять минут, но он должен был предупредить. — Что? — спросил Билл, встряхивая руки. Юлиан как всегда улыбался, но что-то было не так. — Это важно. Смотри,— Юлиан показал ему экран телефона. — Блять,— почти бесшумно протянул Билл, запрокидывая голову назад,— Ебаный ты в рот, почему нельзя выполнить просьбу? А потом "почему ты не доверяешь фанатам"? Действительно, почему же? — Билл недовольно выдохнул. — Есть ещё одна ма-ленькая проблема,— Юлиан нервно хихикнул. Билл сейчас его точно убьет. Билл поднял голову и Юлиан тут же внутренне сьежился от его пронизывающего взгляда. — В общем... Твой отец об этом узнал... Билл опустил голову и тихо прорычал. — Теперь я хотя бы понимаю, почему он так себя вел... — Как? — осторожно спросил Юлиан. Если Билл сейчас расскажет, это будет большой шаг вперёд. — Вчера, когда я вернулся, он забрал у меня телефон, сегодня приходит и швыряет его в меня. И вообще ведёт себя так, как будто я снова виноват... — Билл вздохнул. — И что...будет дальше? — так же аккуратно спросил Юлиан. — Может быть накажет, может отругает... Надеюсь, не будет предпринимать никаких радикальных решений,— Билл сложил руки на груди и прикрыл глаза. Как бы оно не было, отец не начал разборки прямо утром, а решил отложить диалог. Значит, дело не настолько серьезно? Значит, ничего страшного? — Извини, ладно? — Юлиан с неловкой улыбкой отвёл глаза,— Это из-за меня, наверное. — Нет,— мотнул головой Билл,— Ты ни при чем, это моя ответственность. — Нечестно получается, если тебе за это влетит. — Если есть огромное желание получить по заднице вместе со мной, то можешь пойти и попросить его об этом, уверен, он не откажет,— усмехнулся Билл, хотя отец явно на эту авантюру не согласился бы,— Ты не виноват. Я не подчинился, я сбежал, я обошел прямой запрет, а вот тебе никто ничего не запрещал. Это моя ответственность, Юлиан. — Почему ты так говоришь об этом? — неприятное чувство сопровождало Юлиана все время. Пусть вокруг и были люди, но он надеялся, что их никто не слышит,— Какая ещё ответственность? — Ну, — Билл пожал плечами,— У меня есть обязанности. Следить за Майком, подчиняться правилам, тренироваться... Билл старательно игнорировал новую информацию, заботливо принесенную Юлианом и пытался строить из себя невесть что. Будто совершенно ему не тревожно. — Но это ведь неправильно! — Юлиан прикрыл рот рукой и закрыл глаза, чтобы остаться серьезным. Перевести все в шутку не получалось — с Биллом никогда не получалось. Это было очень важно. Каждый раз,— Ты ведь ещё маленький... Тебе всего пятнадцать. Почему ты говоришь об этом так, как будто ты отец семейства и на тебе все держится? — Может и держится, — Билл пожал плечами. Вздохнув, Юлиан шагнул ближе и быстро обнял его. Несмотря на людей вокруг он считал, что просто обязан был это сделать. Юлиан чувствовал острую потребность обнимать Билла и ничего не мог с собой поделать. Он был в корне не согласен с тем, что говорил Билл, и от этого обнять его хотелось только сильнее. Но и в спор вступать, наверное, не стоит? Если Билл выбрал такую стратегию поведения, значит, наверное, так нужно. А зная характер Билла, влезть — значит поссориться. — Эй, ты чего? — слабо возмутился Билл, но был уже, в целом, не против обьятий,— Давай хотя бы не на камеру, а? Хочешь потом заходить в соцсети и видеть сто тысяч отметок под постами фанатского творчества с нашим пейрингом? Юлиан, конечно, очень даже хотел, но отстранился, неловко кашлянув, а потом и вовсе сбежал, услышав звонок. До первой разминки оставалось пять минут. И в этот момент Билл сильно пожалел, что не пошел с ним, потому что... — Привет! Билл обернулся на звук, обращённый точно к нему. По смеху девочек он уже понял, что дело явно плохо и сейчас придется изображать из себя порядочного селебрити. — Привет,— вздохнул он, натягивая улыбку. Судя по соревновательным платьям и тому, что одна из них даже уже была в коньках, девочки были кандидатками на отбор. У одной из них были две кички и розовое платье, другая была той самой пухленькой девочкой, на которую Билл обратил внимание на жеребьёвке. Ему почти тут же без прелюдий и предупреждений сунули в лицо телефон с камерой и дали микрофон от наушников. — Как относишься к тому, что тебя шипперят с Тимуром? Билл подавил желание закатить глаза и послать их на небо за звёздочкой с такими вопросами и спокойно улыбнулся. Если бы они были в штабе — им бы за такое влетело. Но пока они лишь выполняли роль фанатов, а Билл — не их одногруппника, а знаменитости, поэтому надо было сдерживать порывы послать их. Особенно перед камерой. — Хуже, чем к остальным пейрингам,— ответил Билл. — А с Юлианом? — Нормально,— Билл мог бы развить эту тему, но девочки явно хотят услышать не то, что он на самом деле думает по этому поводу и не то, что хотели бы услышать настоящие журналисты на настоящих интервью. Билл знал о существовании пейрингов среди фанатов, и знал, что от этого никуда не деться. Издержки известности, только и всего. Он даже пробовал читать фанфики — Лизе было безумно интересно, как он отреагирует. Основная реакция Билла заключалась в возмущении о том, что он бы так никогда не поступил, и даже неважно, о чем шла речь. Чаще всего его сводили с Юлианом (с подачки того) и Тимуром. И если к первому Билл относился вполне себе нормально, то ко второму испытывал как минимум лёгкое раздражение. Ещё его часто пытались свести с Яной. И если с мальчиками его сводили в основном на просторах интернета, то про Яну ему говорили и в жизни довольно часто. К ней Билл относился как к сопернице по мировым рекордам, и уж точно не рассматривал ее как возможного партнёра, но людям ведь не объяснишь, что его не привлекают девушки. Идея их с Юлианом пары зародилась ещё пару лет назад, когда они были совсем детьми, но уже набрали небольшую популярность. Восхищение Юлиана люди восприняли за влюбленность и тут понеслось. — Если вы в первой разминке выступаете, то вам надо бы поторопиться, — Билл показал глазами на табло, надеясь от них избавиться.

* * *

Оставшись в одиночестве, Майк сел на кровать, будучи полностью потерянным. Давление ему уже померили, как и пульс. Медсестра сказала переодеться в пижаму и разложить вещи, если они есть. Из вещей были только телефон, книга и пара виджетов, чтобы вертеть их в руках. Грудь сдавило от внезапного ощущения брошенности. — Здравствуй, — в палату зашла уже другая медсестра. Майк поднял глаза,— Как ты тут, освоился? — Домой хочу... — пробормотал Майк. — Тебе нужно полечиться. А потом будешь хорошо себя чувствовать и поедешь домой. Сейчас поставим капельницу, попозже тебе принесут обед, а в четыре часа у тебя будет занятие с психологом. В соседних палатах тоже есть ребята, можешь зайти познакомиться в свободное время. Майк неопределенно мотнул головой. Он не хотел знакомиться ни с какими ребятами. Он просто хотел назад к Биллу. — Ложись на кровать и давай левую руку,— попросила она.

* * *

— Can you imagine, they don’t sell tequila here! And alcohol in general. I already don’t like Russia in advance — вернувшаяся с двумя охранниками Хелен села рядом с подругой, держа в руке коктейль, внешне напоминающий голубую лагуну, но явно безалкогольный. Джейн улыбнулась. Она не пила, в отличие от коллег по цеху, не курила и даже не пробовала наркотики. Ее воспитали таким образом, что с одной стороны — алкоголь и любые вещества, изменяющие сознание, являются страшным грехом, а с другой — это вредно для мозга, лёгких, печени, репутации, свободы и дальше по списку. Отцу Джейн, подошедшая к взрослому возрасту, была склонна верить больше. К тому же, в семье Реймонов не пил никто. — There are children here, — сказала Джейн,— Unsurprisingly, alcohol is prohibited. In Russia this is more strict Они сидели в вип-ложе. Джейн не особо задавалась вопросом как, но отец организовал им это место буквально за день. Возможно ли, что оно было не занято? Эмили стояла у панорамного окна , прислонив к нему ладошки и завороженно наблюдала за трибунами. Каток был ещё пуст, до первых выступлений ещё оставалось время. — And she's happy, right? — спросила Хелен, бросая долгий взгляд на ребенка и закидывая ногу на ногу. — The skaters haven't come out yet. When she watched the World Cup with us, she was ready to explode with delight. — This year's championship was truly fantastic. I can’t imagine how these Axels jump. — Bill said that teaching them is difficult and painful, — проговорила Джейн, втыкая трубочку в принесённый до этого официантами бабл-ти,— but then they turn out almost on their own. And on the quad axel ears pop. — Why didn’t Ichiro go?— спросила Хелен, и Джейн дернулась, чтобы хлопнуть ее по губам, но в последний момент передумала и села назад. — There is no need to say such things out loud here. — Джейн обернулась, проверяя, слушает ли их кто то, — He works for my father as usual. I have enough scandals in my life, and if we show up in public together, they will find out about it in a moment, and everything will fall on me. — He's the same security guard. Who cares? — пожала плечами Хелен, беря в рот трубочку от напитка. — Oh honey, — Джейн склонила голову,— you know who.

* * *

Зная, что подходит время выступлений, Майк открыл трансляцию, чтобы тоже посмотреть выступления. Не с трибун, так по телефону. Он позвонил маме пару минут назад и она согласилась снять блокировку интернета на час.

* * *

В первой пятерке на разминку вышли, согласно жеребьёвке, Юлиан, Диана, Серафима и две новые девочки. Даша и Марьяна — прямо как дочка Аделаиды Эдуардовны — Юлиан уже успел с ними познакомиться. Обе были ещё юниорками. Проскользив по кругу и размяв ноги, Юлиан все никак не мог решиться зайти на прыжок. Он всем нутром чувствовал, что что-то не так, но не мог понять что именно. Шестое чувство подсказывало, что стоит уйти с катка прямо сейчас и сняться с соревнований, но он быстро откинул эту мысль. На трибунах его фанаты. Он не может так их подвести. Тревога внутри ещё не ушла с нападения Лизы. Юлиан все ещё чувствовал это состояние страха и опасности и решил свалить все на это. Зайдя на двойной аксель, он оттолкнулся и докрутил, но при приземлении нога подвернулась. Приземлившись на руки, Юлиан сжал зубы, чувствуя резкую боль в лодыжке. Ничего. Ничего страшного. Не в первый раз... — Открывает соревнования шестнадцатилетний Юлиан Ковальчук. Двукратный чемпион России, двукратный победитель финала Гран-при, чемпион Европы, двухкратный вице-чемпион Мира.... Билл снял наушники и, услышав голос спортивного комментатора с экрана, тут же подорвался и почти бегом вышел из зала. Он должен был посмотреть. — Куда? — Мейсон остановил его, возникнув из ниоткуда. — Посмотреть. Юлиан выступает, он один из главных соперников. Я должен увидеть, чтобы рассчитывать силы. — Тебе в любом случае надо выступать в полную силу, даже если он будет двадцатым. Тебе заняться нечем? — Мне есть чем заняться, до моего выступления ещё куча времени, я уже готов,— Билл разозлился, понимая, что теряет время, и протиснулся между отцом и стеной. Мейсон проводил его глазами, не останавливая второй раз, ведь на них уже были направлены камеры. Юлиан остался на льду в одиночестве и выехал на середину под оглушающий звук аплодисментов с трибун. Вскинув руки, он поздоровался со зрителями и поприветствовал их ослепительной улыбкой. Елизавета Константиновна была где-то в другом месте, что было очень странно. Доскользив до середины, Юлиан встал в начальную позу. Он открывал соревнование и пытался настроиться на хороший прокат. Он знал, что должен был показать больше трёх квадов. Пойти на максимум. Четыре? Или попробовать пять? Он чувствовал в себе силы, но внутри терзало беспокойство, нарастающее с каждой минутой. Его коньки кто-то трогал, это было ясно, как день. И он вроде проверил их полностью после того, как закрепил лезвия, но чувство, что что-то не так, не давало покоя. Началась музыка. Сначала скольжение, прогиб назад и полный круг руками. Оборот вокруг себя через кораблик, и длинный заход на каскад. Тройной лутц-тройной тулуп был первым в программе. Заход спиной с длинной дуги, толчок правой ногой.... Юлиан чудом успел подставить руки и не разбить себе нос с чудовищной скоростью стукнувшись об лёд. Он поднялся и понял, что не может продолжать программу. Правое колено точно пострадало. Спустя секунду Юлиан понял: в момент толчка на правом коньке лопнули шнурки. Прокат пришлось прервать. Билл поджал губы, начиная беспокоиться. Падение выглядело страшно и он очень надеялся, что Юлиан не пострадал. Но шнурки лопнули как-то слишком легко, будто держались на маленькой ниточке. То, что тому больно, прекрасно читалось во взгляде. Майк, смотря на этот момент через экран, совершенно ничего не почувствовал и даже в лице не изменился. Он понимал, что происходит что-то внештатное, но ни интереса, ни волнения не ощутил. Юлиан быстро, насколько это позволяла сильная боль в колене, доехал до бортика. Елизавета Константиновна уже была там. — Будешь программу продолжать? — быстро спросила она, доставая аэрозоль лидокаина и нашатырный спирт. — Да, — произнес Юлиан, быстро завязывая узел и скрепляя этим лопнувшее место на шнурках. Драгоценные секунды уходили слишком быстро, а ему и так должны снять баллы. И каскада он уже лишился. Он не улыбался, так как все силы уходили на то, чтобы унять трясущиеся руки и поскорее закончить дело. Тренер заморозила колено и эффект Юлиан ощутил почти сразу. Крайне неприятный, но теперь он мог продолжать. Трибуны замерли в оцепенении. Казалось, теперь на них было тихо, как никогда. Даже удивительно, что такое огромное количество народа может сидеть так беззвучно. — Пиздец,— прошептала Лиза на ухо Джессике. Они сидели на трибунах и также наблюдали за этим. Та кивнула. Вдохнув нашатырь, Юлиан почувствовал себя лучше. Быстро отъехав на середину, Юлиан вскинул руки и заставил себя улыбнуться публике, показывая, что все в порядке, и он может продолжать. Трибуны зашумели. Люди хлопали, кричали слова поддержки, а музыка тем временем началась заново. Пока что он не думал о том, что это было, сами ли по себе лопнули шнурки, или в этом его тоже подставили. Об этом он подумает потом. Сейчас нужно было закончить прокат. Юлиан надеялся, что дрожь в теле не помешает ему, но понимал, что так он лишь обманывает себя. Какие тут четыре квада, приземлить бы хоть что нибудь. Мозг кричал уйти и не позориться, но сердце требовало завершить программу во что бы то ни стало. Вновь заход на прыжок, лутц сделан, тулуп... Толчок левой ногой. Юлиан упал второй раз точно так же, как первый. Юлиан поднялся, чувствуя, как слезы застилают глаза. Вновь подъехав к бортику, он начал проворачивать все те же процедуры со вторым коньком. — Прекрати, Юлиан. Ты покалечишься,— произнесла Елизавета Константиновна. Смахнув плечом слезинку, Юлиан упрямо помотал головой. Нет. Обезболивать пришлось и второе колено тоже. Билл очень сопереживал. Он не помнил, чтобы вообще когда-либо испытывал подобные чувства к сопернику. Обычно ему было все равно, а каждое падение конкурента лишь приближало к победе самого Билла. Но теперь... Трибуны шумели, но это не было радостью. Юлиан вновь встал в начальную позу. Он ещё не заработал ни одного балла, но в минус ушел уже настолько, что на место в первой десятке не стоило и рассчитывать, но внутри проснулось упрямство. Он не улыбался, и отсутствие улыбки на лице было настолько непривычным, что Юлиан чувствовал себя голым перед всей этой толпой. Когда началась музыка, он вновь улыбнулся. Тройной лутц-тройной тулуп. С очень кривым выездом, но сделано. Дрожь била все тело, и Юлиан действовал совершенно на автомате, не проживая программу так, как он делал это всегда. Никогда ему не было так сложно прыгать тройные. Тройной аксель. Недокрут почти в половину оборота, но он смог выехать. За него Юлиан беспокоился меньше, так как аксель делается с замаха, а не толчка, и давления резкой силы на шнурки не происходит. Трибуны взорвались оглушительным аплодисментами. Ласточка. Чисто и ровно, как всегда, конечно же не вышло. Он чувствовал, как дрожат колени, даже сквозь обезболивающее. А вот дальше было тяжело. Следующим шел сложный каскад — четверной Тулуп, ойлер, тройной Сальхов. При толчке на четверном Юлиан почти почувствовал, как затрещали шнурки на левом коньке. Ойлер. Тройной Сальхов. Скорее всего на минусы, потому что приземление было на обе ноги, но тем не менее он приземлил четверной! Бауэр и хороеграфическая последовательность. Юлиан чувствовал, что не может влиться в программу. Он знал ее как свои пять пальцев и мог выполнить ее даже во сне, но вот вжиться в роль сейчас было просто невозможно. Снова тройной аксель. Приземление случилось, но нога задрожала и он чуть не упал. Сквозь заморозку он не мог нормально прочувствовать мышцы, что крайне мешало. Четверной Тулуп-тройной Тулуп. Нет. Юлиан понял, что не справится. Не смог оттолкнуться. Пропустил каскад. Ещё двух тулупов шнурки не выдержат. Вторая дорожка шагов с твиззлами. Юлиан не мог вжиться в роль, не мог почувствовать музыку, и его очень ощутимо трясло, потому что животный страх окутывал изнутри. Возможно, это была паническая атака, а может — просто реакция организма на то, что два раза он был в шаге от как минимум перелома. Четверной флип. Оттолкнувшись правой, Юлиан решил спасти прыжок во что бы то ни стало. Он понимал, что упадет, ещё в момент отталкивания, и так и случилось. Бедро обожгло болью и холодом льда, но это не было большой проблемой. Не впервые. Поднявшись, он продолжил программу. Гидроблейд вышел слишком высоким для того, чтобы быть чем-то приличным. Нужно было почти лечь параллельно льду, но Юлиан сейчас не так сильно доверял своим ногам. Тройной флип. Новое падение. Комбинированное вращение. Заклон, либела со сменой ноги, кантилевер, и вновь либела, вместо запланированного пистолетика, потому что колено не выдержало бы нагрузки. Финальная поза: вскидывание всего корпуса с головой наверх и резкое расслабление на финальном аккорде со сбросом всей верхней части тела вниз — смерть. Трибуны взрываются аплодисментами, но Юлиан прекрасно понимает, что они его поддерживают, а не радуются. Чувство того, что он подвёл их — их всех — сжирало изнутри. Нестерпимо хотелось плакать, но Юлиан вновь улыбнулся сразу, как поднял голову. Зато теперь "Ромео и Джульетта" в его исполнении заиграли абсолютно новыми красками. Действительно трагично вышло. Теперь он будто играл совсем не Ромео, совсем не влюбленность и желание свернуть горы ради любви. Жестокую судьбу, случай, разрушивший обе жизни, непонимание, повлекшее за собой ужасные последствия. — Держись, — прошептала Диана, снимая чехлы, когда Юлиан выходил со льда. Она выступала второй. Справиться с дрожью в руках и нормально вытереть лезвия от снега и надеть чехлы оказалось задачей не из лёгких. Все закончилось, жуткие пять минут позади, дальше будет лучше, это не конец жизни, от этого старта ничего не зависит, но — ком в горле и слезы в глазах. — Юлиан, — Елизавета Константиновна притянула его к себе и обняла,— Все хорошо. Он кивнул, зарываясь носом в ее кофту. Все хорошо. Да. Это всего лишь неудачный прокат. Он ничего не сломал, все обошлось. — Сможешь сам посидеть в КИКе? — серьезно спросила она,— Сможешь принять баллы? — Смогу,— прошептал Юлиан и отстранился, вытирая глаза. Тренер подала ему салфетницу, чтобы высморкаться и вытереть глаза, и Юлиан, благодарно улыбнувшись, пошел к площадке. Фигуристам редко приходилось в одиночку сидеть на объявлении результатов, но сейчас был именно такой случай. Фигуристы, имевшие представителей в виде родителя или тренера, от которого происходил переход, сидели с ними, а вот у Юлиана не было ни того, ни другого. Обняв мягкую игрушку в виде барашка, служившую ему салфетницей, Юлиан улыбнулся и помахал в камеру. Взгляд тянулся к спонсорскому мороженому, разложенном у для фигуристов рядом, но он запретил себе прикасаться. Не заслужил. — Юлиан Ковальчук! — объявил голос диктора. Привычного волнения перед объявлением результата не было, ведь Юлиан знал, что это точно худший прокат в его карьере. Повезет, если баллы выйдут за сотню. — Сто восемь целых и двадцать семь сотых балла! — объявили с небольшой задержкой. Юлиан вытер намокшие глаза и вновь улыбнулся, не зная как реагировать на баллы. Невероятно мало для фигуриста его уровня, он даже в десять лет получал баллы больше, но подозрительно много для полностью заваленной программы. Даже как-то слишком. Бросив взгляд на Билла, Юлиан встал и медленно направился к бригаде врачей, уже прибывших на место. Перелома точно нет, иначе он не смог бы закончить прокат, но это ведь не единственная возможная травма. Идти было трудно. Не очень больно, благодаря заморозке, но трудно, потому что ноги казались ватными, а колени дрожали. Адреналин отпустил, и теперь плакать хотелось намного сильнее, чем до этого, хотя после смерти бабушки он себе этого не позволял. Старался не позволять. Билл зашёл обратно в коридор и направился в зал в очень смешанных чувствах. Юлиана было жаль, правда, невероятно жаль, но весь прокат Билл с замиранием сердца следил за каждым прыжком, понимая, что каждый раз Юлиан мог бы получить перелом, и с завершением его программы у Билла будто камень с плеч свалился. По крайней мере, перелома нет. — На лёд выходит восемнадцатилетняя Диана Медейко! Олимпийская чемпионка в личном и командном зачётах, двукратная Чемпионка России, Европы и Мира, и пока что самая титулованная спортсменка России! Четвертый сезон подряд она тренируется во взрослом составе сборной России и четвертый сезон подряд она владеет четверным тулупом! Билл надел наушники, погружаясь в музыку из своей программы. Чуть размяв ноги, он зашёл на прыжок. Тройной лутц вышел чистым, как и четверной лутц сразу после него. Это было очень хорошим знаком, очень хорошим.

* * *

Врачи осмотрели оба колена и ничего особо страшного не обнаружили. Связки целы, кости тоже. Тем не менее при ещё одном падении суставы могли бы не выдержать. На колени наложили бандаж и запретили выходить на лёд и вообще на тренировки в ближайшие дни во избежание более серьезных травм. Подруги помогли ему добраться до гримёрки и не отходили от него все это время, страшно переживая, пока Юлиан, наконец, не набрался смелости попросить оставить его наедине. Оставшись один, Юлиан расслабил лицо. Больше не было нужды выдавливать улыбку. Он совершенно не мог понять, что чувствует. Если коньки были сломаны, то он — жертва, но почему-то чувство вины и стыда сжирало изнутри до слез. — Юль,— В комнату зашёл Женя и, заметив его, подошёл ближе и присел на корточки рядом,— Ты как? — негромко спросил он. Женя был искренне обеспокоен, и сомнения Юлиана по поводу него развеялись. — Нормально,— Юлиан хихикнул, понимая, что больше всего сейчас хочет заплакать. Женя, кажется, это понял. — Что-то не так с коньками? Юлиан кивнул, смотря в пол. — Винты были скручены и ослаблены. И шнурки лопнули на обоих. — Хорошо, что обошлись без стекла...— вздохнул Женя,— Мы решим этот вопрос, мы найдем кто это сделал. Извини, что не разбудил утром. Юлиан поднял голову. — Ты очень крепко спал и я не смог разбудить тебя сразу. Я ушел раньше и думал, что ты опоздаешь, но проснешься,— Женя неловко отвёл глаза,— А потом на тренировке... В общем, мы публично поссорились с Русланом, он начал нести херню про прошлое и после этого я не заходил в комнату и ушел разбираться с Дианой, потому что наши отношения были на грани, и если бы я ей все не объяснил... — Ничего страшного,— Юлиан понимающе кивнул. Женя зажмурился, понимая, что этого можно было бы избежать. Если бы Юлиан пришел на тренировку утром, он бы уже там понял, что с коньками что-то не так. Если бы Женя зашёл в комнату после окончания тренировки, у Юлиана было бы больше времени разобраться с коньками. С другой стороны, он не мог разорваться и уж точно не предполагал, что так будет. Диана в тот момент оказалась важнее. — Все равно извини,— Женя вздохнул и отвернулся к окну, пытаясь унять чувство вины. Юлиан не умел обижаться и был невероятно отходчивым, да и поводов для ссоры не было, и из-за этого было ещё хуже. Лучше бы обиделся.