Наш Сынминни

— Блять… В субботнее утро Феликс в своей комнате совершенно один, ëрзает на кровати и шумно стонет, двигая мокрой силиконовой игрушкой по своему члену. Она почти выскальзывает из дрожащих пальцев и хлюпает, когда он начинает толкаться в неё сильнее, желая приблизиться к кульминации. Блондинистые пряди щекотят его лицо, и Феликс быстро заправляет их за ухо, опрокидывет голову назад. Совершенно раскалённый, зажимает в зубах краешек домашней кофты, пробегает ладонью по открытым впалому животу и груди и жмурится. Сегодня слишком жарко, слишком нужно и никого нет в общежитии, Феликс не мог терпеть. Он ни за что не смог бы справиться после того, как недавно узнал, что их прелестный щенок пользуется секс-игрушками той же фирмы, что и он. Это неожиданно ужасно заводит и, учитывая весь безграничный ассортимент на сайте, в голову мгновенно лезут мысли с картинками во всей красе, а вопросы просто не могут не появляться. Сосредоточиться нереально. Сколько бы Сынмин смог вставить в себя? Он любит колечки на член или препочитает вибраторы? Может, он ходит с очаровательной пробкой с камушком или балует себя чем-то бóльшим? Хочется узнать, взглянуть лишь раз и сделать это их маленькии секретом. Узналось это совершенно случайно около месяца назад, когда Феликс выкидывал мусор. Он уже собирался возвращаться, но краем глаза заметил подозрительно знакомую упаковку, лезущую из пакета. Смятая лиловая обёртка с блестящей чёрной надписью напоминала его собственные обёртки заказов, которые он получал доставкой из секс-шопа. Тогда, конечно, было немного неловко, но ведь с кем не бывает? Феликс понимает, ведь у его мемберов, как он знает, никого нет, поэтому расслабляться получается лишь собственными силами. Конечно, было интересно, кто именно этот шалун, но Ликс вряд ли решился бы спросить о таком интимном, даже если они все были довольно близки. Всего пару дней спустя он, как обычно копашась в Сынминовом ящике в поиске второй пары перчаток, обнаружил этот крошечный секретик: набор очаровательных сиреневых дилдо трёх разных размеров был аккуратно сложен в шёлковый мешочек в белой коробочке — просто у Феликса слишком любопытный нос —, рядом с ними розовое колечко для члена. И совсем неосознанно стало интересно, действительно ли у Сынмина такой размер. Феликс тогда быстро всё сложил на место и убежал в свою комнату, оставшийся без перчаток, но нашедший кое-что странное и особенное. Сейчас, от этих воспоминаний и разыгравшихся сценариев в голове, ноги крупно дрожат, перехватывает дыхание и сладкое удовольствие распространяется по всему телу, словно яд или океан. Феликс запрокидывает голову назад почти до упора, жмурится, немного пугаясь собственной хрипоты в глубоком стоне, когда кончает. Он шумно сглатывает и ждёт, пока пройдёт лёгкое головокружение, чтобы попить воды. Это было так сильно, что заложило уши, но определённо того стоило, хотя важно быть осторожнее и уважительнее, в конце концов, не один живёт и имеет ключи от комнаты. Его слегка передёргивает от воспоминаний о дне, когда Джисон запихнул привёл его в комнату Хëнджина, когда тот был наедине с Сынмо. — Это невозможно, — Феликс недовольно фыркает и трëт чуть затëкшую от позы шею сзади, снимает с члена игрушку и немного мнётся, прежде чем с шипением вытащить из себя длинную пробку с шариками, чувствуя как сжимается вокруг липкой пустоты. Всё это летит на заранее постеленную плëнку, чтобы потом вымыть, но сначала хочется помыться самому. Он наконец-то поднимается на ноги, чувствуя усталось, пьёт воду из бутылки, что стояла рядом, а потом глупо останавливается посреди комнаты, смотря в пространство. В голове так размыто, различные мысли до сих пор мечутся туда-сюда, и хочется просто лечь, ведь он совсем ничего не понимает. Его охватывают и смущение, и волнение, и что-то такое необъяснимое, от чего до сих пор чуть-чуть потряхивает; его ноги немного нестабильны от послевкусия расплывшегося по телу удовольствия, и от этого ощущения почему-то становится стыдно. Феликс очухивается уже через пару минут, немного раздражённо сгребая все свои игрушки, полотенце и чистую одежду. Под каплями воды в душе сразу становится легче. Хорошие водные процедуры всегда избавляют от стресса и помогают разуму очиститься ровно так же, как и телу, если не больше. Феликс лишь чуть прикрывает глаза, рассматривая полупрозрачное стекло душевой кабинки, по которой быстро стекают капельки. Он позволяет себе немного побыть наедине с приятной водой и своей уже пустой головой, потому что напор на насадке идеален, чтобы массировать кожу головы и щекотать лоб, и это умиротворяет. Хочется представлять. Он тихо выдыхает и жмурится как в первый раз, когда фантомные пальцы спешно пробегают вниз по его мокрой спине и талии, обвиваясь вокруг, чтобы немного собственнически прижать к себе. Поцелуи касаются его плеч сзади, нос бродит по пшеничным волосам, заставляя бабочек в животе вновь проснуться. И, наконец-то, Феликс почти чувствует это. Такое же мокрое тело позади своего собственного, эрекция, прижатая к его ягодицам и тихое знакомое хихиканье над ухом, которое заставляет дрожать от новой волны желания. — Феликс, ты нужен мне. Давай, любимый, чего ты хочешь в этот раз? — Сынминов голос распаляет, Феликс измотан, но у него снова начинает твердеть от того, как о него трутся сзади, раздвигая его ягодицы длинными пальцами. — Так хорошо помещаешься в мои руки... Ты растянут для меня? Хороший Хëн, позволь мне позаботиться о тебе… Феликс лишь кусает свою губу, прежде чем прошептать «пожалуйста», чувствуя, что на губе остаётся вмятинка. Ему так не терпится приступить к любимой части, где его любят нежно-нежно, глубоко целуют и держат совсем рядом. От ласкового шёпота и всех этих невесомых касаний он чувствует, что снова на пике всего через семь минут. Быстрее, чем в прошлые разы, но это ведь не имеет значения. Он облизывает сухие губы, прислонясь лбом к стенке душевой, почти кончает, медленно трогая себя в ритм невесомо-игривых пальцев сзади. Феликс почти уверен, что будь это настоящий Сынмин, он бы точно делал так: ужасно красиво дразнил, кусался, но противостоять его обоянию невозможно, просто нереально было бы не балдеть, когда он так хорошо толкался бы глубже и резче, зная превосходно все особенности тела своего Феликса. Он бы точно позволил изучить его и использовать это как только ему будет угодно, лишь бы попробовать и окунуться в его объятия. Фантомные руки несправедливо внезапно исчезают, когда приходится распахнуть глаза и вернуться из своих фантазий в реальный мир с розовым лбом от натирания прямо о стекло. Виновник — звонящий телефон, лежащий рядом на раковине. Феликс разочаровано стонет и быстро заканчивает без особого удовольствия, прежде чем вытереть руки и смахнуть вызов вверх, даже не взглянув на номер. — Здравствуйте, кто это? — в голосе чувствуется явное раздражение, даже если это старательно скрывается. — Мы идём домой, хочешь горячий шоколад? — Феликс чувствует, как ужасное чувство тут же покидает его, стоит сладкому голосу сказать пару слов. Сынминни. Он глупо улыбается и его плечи расслабленно опускаются. — Да, пожалуйста. Спасибо, Сынмин-щи. Ты скоро будешь? — Угу, я недалеко тут прохожу. Дождись уж меня, любимый. Феликс не может сдержаться, он хочет подразнить в ответ, но трубку бросают. Глупый, глупый, глупый! Щëки болят от широкой улыбки во весь рот. Сынмин разве знал, что он дома? Ну что за заботливое солнце, всегда такой внимательный и хороший, что хочется взять на руки и долго держать у себя, прижимая и чмокая в щëки. От упоминания горячего шоколада становится ещё лучше, так что Феликс быстро ополаскивается, обрабатывает свои игрушки должным образом и несётся в комнату, чтобы одеться более-менее прилично. Уже через 15 минут щёлкает дверной замок, Сынмин и Джисон входят, о чём-то споря. У первого, как обычно, широченная ухмылка победителя по жизни, а лицо второго выражает неизбежный проигрыш в этой таинственной игре. — Представляешь! Он надурил меня два раза, пока мы шли домой! Ужас! — Хан зачëсывает торчащие после снятия шапки волосы, эмоционально вешает куртку на крючок и дуется на Сынмина, который держит в руках два стаканчика с горячим шоколадом. Он передаёт их Ликсу, чтобы тоже снять верхнюю одежду, пряча хихиканье в своëм воротнике. — А что случилось? — Феликс перехватывает тёплые стаканчики в свои руки и вдыхает аромат через пластиковую крышку одного из них. — И ещё. Только две порции? — Он сказал, что у меня огромные щëки! А во второй раз- — Но это правда, — Сынмин восклицает, перебивая, и отбегает, прячется за Феликса, который старается не уронить напитки от беготни парней. — Хëн, спаси меня от него! — Сынмин громко хнычет на ухо, вцепляясь в рукава чужой футболки. — Сынмо, ты настоящий грубиян, —Феликс посмеивается, поворачиваясь к нему лицом, чтобы получить вид на до дури довольные горящие глаза. Конечно, все понимают, что это просто шутки. Хан скоро огибает их, звонко шлепая Сынмина по заднице, а потом ненавязчиво заползает руками в задние карманы его джинс, кладёт подбородок на плечо. — Так вымахал… Почему ты такой высокий? — Джисон очаровательно льнëт сзади, и Сынмин не может удержаться от того, чтобы погладить его щёку, потому что, ну, они действительно очень милые, даже если так и напрашиваются на поддразнивания. Хан вообще забывает, что говорили про его щёки, когда Сынмин почти торжественно разрешает выпить его порцию горячего шоколада — Спасибо, детка! Я никогда не забуду, честно, — он застенчиво невесомо целует в затылок и убегает в свою комнату, чтобы переодеться в домашнее и немного отдохнуть, прежде чем прибежит за своим драгоценным напитком. Когда Сынмин и Ликс остаются одни, они, улыбаясь, встречаются взглядами. Это забавно — то, какими могут быть их мемберы временами. Феликс задумчиво пробегается глазами по чужому нежному изгибу губ, немного рассматривает их. Как всегда в гигиеничке, сладкой и покрывающей искусанную поверхность тонким слоем. Если честно, ужасно хочется поцеловаться, принимая всю дневную приятную усталость в свои руки. Сынмин замечает, улыбается шире некуда и дразняще клацает зубами, заставляя Феликса выйти из маленького транса. — Я согрею покушать, переоденься пока, — он направляется на кухню, чтобы поставить шоколад и подогреть что-нибудь из вчерашней еды, а щенок говорит, что хочет в душ. И даже если Феликсу хочется поболтать, он кивает, зная, как важны эти Сынминовы потребности быть максимально чистым. Вместо этого он отвлекается на нарезание хлеба, который приготовил утром. После той удачной попытки с банановым хлебом, хотелось печь ещё больше и вкуснее. Да что там говорить, готовка была одним из самых любимых и основных хобби Ликса, тем более, что имелась возможность радовать других людей и себя в том числе. Это было очень важно. — Задумался о чём-то? — Феликс дёргается от неожиданного звучащего голоса сзади. — Что, даже не заметил, как я зашёл? — Хëнджин тихо смеётся и мягко массирует чужие плечи, заставляя расслабиться. — Да, привет, извини. Они долго молчат, потому что после недавнего разговора общаться нормально немного сложно, слишком неловко, но жалеть об этом не получится, даже если хочется. На днях после того инцидента в комнате Хëнджина Феликс на прямую всё спросил, между ними просто не могло быть тайн. … неделю назад ... Феликс неловко топчется у двери в комнату Хвана, когда Сынмин убегает, чтобы поймать Джисона. Хëнджин как раз натянул на себя футболку, повернувшись с немного розовым лицом и лохматыми волосами, с которых почти спала резинка. Он неловко оттянул подол футболки и сел на высокий табурет перед мольбертом, на котором стоял холст с начатым портретом Сынмина. Получалось так, словно туда вкладывают всю любовь. Они также молча смотрели друг на друга, Феликс беспомощно краснел, стараясь не пялиться вниз. Хëнджин тоже выглядел немного нервно, его губы чуть опухли от нежных поцелуев с покусыванием, которыми он наслаждался всего пару минут назад. — Ëнбок, что-то случилось? — Нет. То есть… У вас с Сынмином что-то есть, да? — Феликс совсем не замечает, как слова вырываются из его рта. Он впивается короткими ногтями в ладони, уже мысленно шлёпая себя по губам. Можно быть ещё тупее? Но отступать уже не хочется. Может быть, ему нужен этот шанс. Хëнджин хлопает глазами и растерянно разглядывает лицо Феликса, видит и чувствует его волнение, волнуется сам, в конце концов, опускает глаза на свои перепачканные красками ладони. — Почему ты спрашиваешь? — снова тихо, чтобы не спугнуть, встречает молчание и пронзительный взгляд преданных глаз. Сдаётся. — Ничего особого… Мы просто поцеловались. Ну и я… Мм… Только не говори ему, что ты знаешь. — Я понял, — Феликс как-то тяжело кивает и отводит глаза. Он почему-то нервничает и становится горячим. Должно быть, они целовались совсем незадолго до того, как Джисон притащил его сюда, глупо пошутив про любовничков. Получается, это вовсе не шутка? … Отвлекаясь на воспоминания, Феликс едва ли не цапает себе палец, а Хван, недавно стоявший тут, так же внезапно исчезает куда-то с Чанбином, что завалился в прихожую сразу же после. В общежитии снова шумно, скоро придут остальные, что значит ещё больший переполох, поэтому пришло время прятать свой драгоценный горячий шоколад. Феликс не мелочится, когда делает большой сытый глоток и напевает под нос какую-то глупую песню. Сынмин, тем временем, был занят самой важной подготовкой к водным процедурам, ради которых даже сбежал от домашнего солнышка. На деле же лежал на полу, залипая в бессмысленную игру и встал только, когда проиграл раз в пятый, неохотно рыская в комоде в поиске полотенца и домашней одежды. Он как раз сидел у комода, когда его сзади мягко обняли, прижавшись щекой к плечу. По уютному дорогому запаху стало понятно, что это Хëнджин, который снова просил немного внимания. Он коротко поцеловал Сынмина в шею и потëрся носом, заставляя кожу в этом месте чуть покраснеть. Невозможно соврать, он очень скучал и срочно захотел проявить небезразличие именно таким способом. Сынмин же не жаловался, подставлялся под руки и даже сам чмокнул в губы, прежде чем вернуться к поиску белья, слыша сзади довольное щебетание о новом ресторанчике за углом. Оба охнули, когда сверху их придавил ещё и Чанбин, обвив двоих руками и тихо засмеявшись, когда Хëнджин сдавленно запищал, зажатый между тел. И даже если Сынмин чувствовал себя немного устало и лениво, он всё равно присоединился, дразня Хвана, хотя сам был плотно прижат к полу. Было ужасно глупо, но за то он громко смеялся, раззадаривая Чанбина лишь сильнее. Они так сильно шумели втроём, что Феликс незамедлительно пошёл проверить их, безошибочно определив комнату Сынмина. Видеть трёх мужчин, в которых влюбился с первого взгляда, вместе — это нечто. Идеальное комбо для вспыхнувшего солнечного сердца. Феликс улыбнулся им и ещё раз внимательно рассмотрел эту горку из любимых мемберов, хихикнул и сел возле, мягко погладив Сынмина по волосам. Тот перенял улыбку и осторожно пошевелился, так что горка сверху всё поняла и свалилась с его спины сама. — Пойдëм? Сынминни, ты хотел помыться, — Феликс мягко напомнил, помог ему подняться и прижал к своей груди, обнимая со спины, пока глазел на Хëнджина и Чанбина, снова разлëгшихся на полу. Кажется, они начали делить тапок. Так что, держа Сынмина спереди и сплочëнно шагая с ним с ноги на ногу, Ликс вышел из комнаты. Они даже успели что-то обсудить из дорам на этом маленьком пути, заболтались и совсем не заметили как дошли до ванной. Зеркало всё ещё было покрыто лёгким конденсатом после недавнего приёма душа, пахло душистым фруктовым гелем. Сынмин лениво потянулся, всё ещё висня на Феликсе, когда запрокинул голову и затылком прислонился к его плечу. Феликс тихо рассмеялся, от тепла рядом пробежали мурашки, и его руки ненарочно скользнули под Сынминово поло, погладив его кожу. Сынмин ощутил лёгкое чувство дежавю и что-то знакомое, витающее в воздухе. Тело само по себе прижалось к старшему чуть плотнее, позволив тому немного осмелеть и погладить его животик. Он знает, что мемберам иногда нравится щупать его мягкость, и даже втайне гордится, что не имеет очевидных мускул и пресса. Иногда это льстит, когда его сажают к себе на колени и говорят, что он крошечный хороший щенок, сжимают в сильных руках его талию, заставляя чувствовать себя слабым и хрупким. Это ужасно стыдно, но, в то же время, ему ужас как нравится. Он поворачивает голову, через плечо смотря на Феликса, который чуть напрягся и заалел. Соблазнительным кажется сейчас просто подразнить его, прижаться плотнее и приглашающе вытянуть губки. — Ликси-хëн, твои веснушки почти сливаются с румянцем, — он улыбается протягивая руку, чтобы коснуться кончиками пальцев розовой щеки Феликса, который удивлённо моргает. — Знаешь, у тебя довольно широкая грудь, — Ким хихикает, лопатками плотнее впечатываясь в не такую уж и широкую грудь старшего. Сказал, как обычно, просто так. Такая кокетка. — Ты не часто вот так трогаешь меня. Это немного странно, — Феликс нервно посмеивается, но с удовольствием подставляется под ласки чужих длинных пальцев на его лице, которые уже проходятся по его носу, на котором тоже есть веснушки. — Осторожнее. Сынмин знает, но всё равно кивает, когда переворачивается в чужих руках, теперь двумя ладонями обхватив щëки своего солнечного Хëна. Он ласкает его большими пальцами, осознавая, как ему самому нравится это милое тёплое чувство. Словно котëнка гладит. Феликс даже прикрывает глаза и издаёт что-то похожее на игривое урчание, и они оба тихо смеются, оставаясь вот так ещё ненадолго, на самом деле позабыв, что Сынмину нужно было принять душ. Они даже не слышат, когда в дверь ванной стучатся. — Эй, Сынминни, ты не трогал моë... — парни вздрагивают и резко отстраняются друг от друга, когда в дверь просовывается голова Минхо. Он непонимающе моргает, и Сынмин чувствует себя так, словно их поймали за чем-то непристойным. Все втроём пялятся друг на друга, но Феликс держит руки на Сынмине так, как только что обнимал его. Минхо не кажется ревнивым сейчас, он даже растягивает свои губы в ухмылке, снова скользя взглядом по ним двоим, прежде чем с шумом закрыть дверь. — Чего это он? — Ээ, без понятия, но это неловко. Феликс кивает в подтверждение, хотя затем расплывается в улыбке, из него вырывается смешок, когда он отстраняется от Сынмина, подходя к зеркалу. — О, кажется, это его обычное поведение, не так ли? Будет смешно, если он думал, что мы целуемся. — Это как в тот случай, когда Бинни-Хëн и Санги вместе ползали под столом, и он подумал то же самое? — Сынмин быстро перехватывает это весёлое настроение, роясь на их общей полочке возле дверей в поисках своей любимой мочалки. Он улыбается, хотя что-то внутри немного волнуется. — Да-да, он ведь правда тогда на ужине все уши нам прожужжал. Феликс смеётся, и они обсуждают этот и ещё несколько случаев, пока Ким глазами выискивает свой любимый шампунь. Он наклоняется, чтобы проверить на полочке, которая находится ниже, но замирает там, задерживая вздох. Как бы вы отреагировали, увидев чужой мастурбатор и пробку с шариками, бережно сложенными на плëнке? Благо, оно выглядели чистыми, даже всё ещё влажными после мытья, иначе это было бы ещё более... слишком. Но Сынмин правда растерян. Он не уверен, что ему стоит сделать сейчас. В голове сразу сложилось, что все остальные мемберы отсутствовали утром, а Ликси был тем, кто принимал душ перед тем, как он и Джисон зашли в общежитие, потому что его волосы в тот момент были ещё мокрыми. От волны информации стало немного дурно. Феликс, несомненно, заметил внезапное молчание. — Сынмин-щи? Ты чего там завис? — он спрашивает немного небрежно, поправляя свои волосы, прежде чем обернуться на младшего, который уже разогнулся обратно, но выглядел немного бледно и неловко, приоткрыв свой рот. Ликс быстро схватил, что было не так. Его глаза метнулись к игрушкам, которые он попросту забыл в ванной на нижней, мать твою, полочке. Как он вообще об этом забыл?.. — Сынмин-а, я всё объясню!.. Но Сынмин останавливает его, приподняв руку. Конечно, он всё понимает, это нормально — мастурбировать и использовать разные предметы для удовлетворения, он не будет врать, что сам пользуется ими с удовольствием, но чтобы стать свидетелем? А ещё внутри появляется неожиданный, даже для него самого, вопрос: Ликси-хëн, он верхний или принимающий? Выглядит как универсал. В этот момент Сынмин поджимает губы, краснея всем лицом от стыда. Так не хочется признавать, что эта ситуация такая интригующая и возбуждающая. Феликс моргает, тоже краснея до самой шеи ещё сильнее, потому что видит, как младший словно изучающе рассматривает его; глаза бродят по всему его телу ужасно взволнованно, словно Феликс самая желанная загадка для подробного изучения. И, чëрт, это так горячо, что вот-вот у него встанет только от мысли одной из альтернативных версий того, что может произойти. Но это ведь не сон, когда его собственное тело само по себе движется вперёд, приближаясь к Сынмину почти вплотную. Тот не отстраняется, лишь с большими от любопытства глазами наблюдет за каждым шагом старшего, который умудряется нарушить все личные границы с немым "можно?" в его глазах. И если Ликс действительно застенчив и взволнован, он всё равно не разрывает зрительный контакт, когда дрожащими пальцами обхватывает запястье Сынмина, прижимая его ладонь к своему худому животу, а затем опускает её к паху, рискуя. Всё или ничего. Но от этого у обоих в животах пархают бабочки, слишком приятно, даже если через плотную ткань шорт. Приятно обоим. Сынмин внезапно находит себя, осторожно ласкающим Феликса, что кажется таким правильным сейчас, словно их могло тянуть друг к другу естественным образом, не беря в счёт эту случайную ситуацию. Его прищуренные глаза с некоторой жадностью наблюдают, как трепещут веки старшего, как приоткрыты его губы, и как он сдерживает свои глубокие звуки, вместо этого делая короткие вдохи, потому что их могут услышать. Он ведь всегда был таким симпатичным? Пальцы слегка сжимают чужой твердеющий в шортах член, встречая ответ в виде мягких медленных потираний навстречу. Бёдра Феликса двигаются плавно, скользя по руке Сынмина, который неожиданно взял контроль над ситуацией, и это делает его таким слабым, что он держится руками за чужие плечи. Наверное, это выглядит так странно со стороны, неожиданно и даже грязно, но почему это должно кого-то волновать? Феликс на самом деле набирается смелости, обнимая младшего поближе, когда тот убирает свою руку, вместо этого перемещая их на бëдра Ликса, и их стояки нечаянно скользят друг напротив друга, возбуждая лишь сильнее. Звук, который в это время издаёт Сынмин, самый драгоценный. — Я хотел тебя так давно... Сынмин-щи, прости меня, но ты слишком... слишком невероятный, — Феликс дышит через раз, совершенно ошеломлённый близостью, утыкается носом в шею Сынмина, ощущая тепло. — Ты мне очень-очень нравишься. Сынмин оказывается немного в ступоре, ослабляя свою хватку и смотрит вниз чуть растерянно. Его солнечный Хëн (всего на пару дней старше, ага) выглядит таким хрупким рядом, когда вот так прижимается и дрожит всем телом. Доверяет эти искренние слова. Оу, это было совсем неожиданно... Феликс поднимает голову на младшего, выглядя отчаянно нуждающимся, симпатичным и особенным. Сынмин решает подумать об этом потом, собственное возбуждение не даёт мыслить чисто, хотя стоило бы. — Дверь, — он напоминает мягко, большими пальцами вычерчивая круги на чужих бëдрах, остранëнно хмуро подмечая слишком непривычно выступающие косточки. Он ласково целует Феликса в его горячую щëку, отпуская и отходя на пару шагов. — Мы не можем сделать этого сейчас, прости. Феликс сначала растерянно поднял глаза, машинально тянясь за теплом объятий, но потом стал выглядеть опечалено. Он кивнул, поджав губы, чувствуя себя очень глупым и даже словно униженным? — Я понимаю, Сынмин, извини меня. Мне не стоило делать это так быстро, просто забудь, — он опустил голову и сделал поклон, сложив руки вместе, лишь бы Ким не увидел его покрасневшее от стыда и досады лицо, а ещё глаза, полные слëз от обиды на себя. — Я... Я пойду. — Нет, подожди. Ликси, эй, — Сынмин перехватывает его до того, как он разворачивается. Он берёт его маленькие руки в свои и ещё раз притягивает к себе, но уже не так близко. Его собственное лицо тоже горячее. — Ты не так понял. Просто это было действительно неожиданно, но ты мне не неприятнен, — он делает паузу, задавая себе миллионы вопросов, что же он может сказать? В конце концов, есть кое-что, о чëм он думает уже много дней или месяцев. Или даже лет? — Всё не так просто. Мне на самом деле нравится то, что мы делали сейчас, ты такой мягкий и милый. Если мы не будем торопиться, ты позволишь мне? Это правда. Сынмин провёл пару дней в чистых размышлениях о том, что сейчас происходит. Точнее сказать, происходит последний несколько лет с ним. Всё это началось с того, как вначале их проживания вместе, он набрёл на полуголого Чана ранним утром. Видеть такого лидера — даже полностью обнажённого — было нормой для их общежития. Смысла стесняться не было, и все они были такими невероятными и красивыми, что Ким любовался бы каждый день, но в тот раз было что-то не так. Его глаза слишком интенсивно впились в вид этого идельного пресса, накаченных мышц и груди. Чан что-то скроллил в своём телефоне и вообще был в наушниках, чтобы заметить маленького с утра Кима. Он только ойкнул и снял с себя наушники, широко и тепло улыбнувшись со своими очаровательными ямочками на щеках. Он спросил что не так, но Сынмин тогда так и остался с немного растерянным лицом, когда поймал себя на том, что пялится; как краешек его глаза цепляется за эту линию полотенца на бëдрах, которое сидело так свободно, что... Стоит ли говорить, что это был первый осознанный раз, когда Ким подумал о такой связи с мужчиной? Потом стало не лучше, когда он пьяный почти поцеловался с Чаном, во время того, как тот пытался уложить его в кровать в ещё их старом общежитии. Он делил комнату с тогда ещё малышом Чонином, который отважился быть тем, кто перенял его к себе, обнимая всю ночь. Было жарко. Они даже всё таки поделили крошечный поцелуй. Это был простой целомудренный чмок, после чего оба хихикнули и уснули. Но это не отменяло факта начала самых странных и невероятных мыслей в голове Кима. Позже он нашёл себя заинтересованным в bl лакорнах, порно и в том, какого это было бы — ощущать себя хорошо заполненным. Наверное, мысль покупать себе игрушки родилась всего год назад, до этого он использовал пальцы. Было сложно поначалу, но стало проще, когда у каждого появилась своя личная комната. Принимать себя, кстати, оказалось не страшно. Сынмин был толерантен к любым людям, не причиняющих вреда другим, поддерживал различные меньшинства. Так что, оказавшись заинтересованным в мужчинах, он лишь пожал плечами. Почему бы и нет? Повезло и с тем, что тактильность и игривые шутливые подкаты с его мемберами не означали ничего странного. Неуместные мысли после инцидента с Чонином не посещали его больше, когда они обнимались и дарили ласку друг другу. Не важно, кто это, но Сынмин имел уважение к его мемберам, так что запрещал себе даже думать о них больше, чем о друзьях, семье и так далее. И, лишь когда они начали заботиться о нём больше, начали появляться разные мысли. Особенно после того, как его начали звать поближе, хвалить, кормить и смотреть вот так. По-особенному? Это действительно льстило и заставляло чувствовать лишь благодарность и большую нежность внутри. Но это так же разжигало что-то очень горячее, похожее на чувство от вида пресса Чана, сильных рук Чанбина, губ Хëнджина, тактильности Феликса и Хана, длинных пальцев Чонина и обжигающего огонька в глазах Минхо. С Минхо-хëна на самом деле и началось вторая волна запретного влечения. Он первый стал таким неожиданно горячим, а Сынмин позволил себе утонуть в этой влюблённости, полностью отдаваясь всем шансам быть ближе к своим мемберам сейчас. Было похоже, словно он может нравиться им как парень. Правда ли это? Признание Феликса на самом деле добивает его. Ему нравится он. Нравятся все они. Он абсолютно влюблён в их глаза, улыбки и сердца, такие разные, но Сынмин не может ничего поделать с собой. Он влюблён. —Да, хорошо, — Феликс быстро соглашается, немного завороженный чужими блестящими глазами, не осознавая, что его собственные блестят не меньше. Он опускает их, чтобы посмотреть на то, как пальцы Сынмина обвиваются вокруг его ладоней, мягко поглаживая. В голове вертятся мысли, и самая первая вдруг вырывается, но звучит очень естественно и обыденно. Комфортно. — Хочешь тогда помогу вымыться? Я не буду смотреть. Сынмин на это улыбается. Нет, Ликси не может быть таким человеком, который может сделать что-то неприятное. Он внутренне хихикает от того, как тот отворачивается, чтобы не смотреть на голое тело младшего, хотя сам недавно просил потрогать себя. Но Сынмин на самом деле благодарен за это, потому что он тоже всё ещё застенчив. Феликс поворачивается лишь тогда, когда ему говорят, стараясь не опускаться взглядом ниже талии, хотя буквально чувствовал это пять минут назад. Но сейчас начинается их обычная рутина. Не было ничего страшного в том, что мемберы заходили в ванную комнату пока кто-нибудь там мылся, за почти шесть лет они так хорошо сблизились, было глупо опошлять такие простые действия. Это ещё не учитывая местные липучки по имени Чан и Джисон. Сынмин почувствовал только мягкие, но сильные пальцы на своей спине, растирающие и массирующие кожу. Было приятно, потому что Ликс знал толк в массаже. Он делал его немного жёстко, делая акцент не на лёгких касаниях, вместо этого проминая всю усталость прочь из мышц. Оба молча согласились не озвучивать то, что было до этого, дабы не заставлять обстановку снова становиться немного тяжёлой. Феликс так чертовски не хотел портить своё позорное признание только сильнее. Он хотел бы — правда хотел бы! — снова признаться, но объяснить всё своё странное поведение за последний месяц, хотя он ничего такого и не делал. Феликс чуть хмурится, пытаясь начать спорить с самим собой в голове, но нечаянно слишком сильно надавливает на место между шеей и левым плечом, заставляя Сынмина издать писк. Он дуется, когда поворачивается к Феликсу, потирая своё плечо. — Эй, это было больно, — он нарочно делает это своё лицо, такое надутое и очаровательно-круглое, заставляя Феликса чувствовать себя виноватым и влюблённым одновременно. Он мягко гладит тот чуть покрасневший участок кожи кончиками пальцев, пытаясь загладить вину. Затем Сынмин издаëт звук, привлекая внимание Феликса к себе. — В наказание... В наказание тебе придётся вымыть меня, хорошо, Хëн? Так больно ущипнул своего бедного младшего, — и Феликс на самом деле не знает, откуда это в их щеночке. Он определëнно умеет заставать врасплох своей неожиданной игривостью и смелыми словами. Ничего не остаётся, кроме как — несомненно с желанием — повиноваться. Ликс перенимает из рук Сынмо душевую лейку, начиная мочить уже мокрое тело. Вода свободно стекает по худой груди, и Феликс проводит по ней ладонью вслед за капельками. Это ощущается ласково и так мило. Маленькие ручки напоминают Сынмину кошачьи лапки, и этот сосредоточенный взгляд больших ярко-карих глаз... Хочется его к себе. Да, он не хотел торопиться, но ничего не будет страшного, если они помоются вдвоём? Они уже ходили вместе в сауну с несколькими мемберами и краешком глаза видели части прелестей друг друга. Почему сейчас нет? — Хочешь присоединиться? Обещаю, кусаться не буду, — сладкая улыбка заставляет сначала кивнуть, а потом уже подумать. Но все разнообразия голосов кричат "да!", и Феликс не вправе отказаться. Он тоже вспоминает про открытую дверь и подходит, чтобы запереть её со смущающим щелчком. На обратном пути к кабинке он снимает футболку, скидывая её рядом с Сынминовой одеждой, следом идут шорты и бельё. Он чуть не падает, когда снимает последнее, но его ловят, затаскивая прямиком под воду. — Прости, ты сегодня уже мылся... Я забыл подумать об этом, — Сынмин по-доброму улыбается, чувствуя как взволнованно его кожа трётся о чужую, когда они пытаются хорошо поместиться вдвоём. — Ничего страшного, я не мыл волосы, на самом деле... Думал сделать это вечером, — Феликс не упускает возможности схватиться за предплечья младшего, наблюдая за его выражением глаз. Они удивительно меняются от спокойных к взволнованным и обратно, но в основном они выражают знакомый комфорт, доверие и абсолютную привязанность. — Хани прав, ты стал высоким. Сынмин приподнимает брови и легко смеётся. Им всё же удаётся встать так, чтобы стало удобно и хватило места, хотя каждый втайне хочет побольше контакта кожи о кожу. — Стал? Они немного спорят в шутку, пока ладони машинально становятся чуть смелее. Они заводят непринуждённый разговор о недавно вышедшей игре, потому что так немного уютнее, и уже не хочется пищать от каждого поглаживания по плечам или груди. Феликс намыливает Сынминовы волосы, отмечая, как тому идёт тёмный цвет и такая неряшливая причëска; улыбается на лёгкую щекотку, когда руки младшего в отместку слишком щекотно касаются его пупка. То возбуждение, давящее в штанах, давно спало во время отвлекающих разговоров и не появлялось до этих самых пор. Только Сынмин снова чувствует себя недовольным. Что-то... не так. Он внимательно разглядывает лицо Феликса, и когда тот отвлекается, чтобы смыть пену с его головы, он тут же разрешает себе посмотреть ниже. Чëрт. Старший так похудел. Так нездорово похудел. Рëбра и косточки на его тазу выступают не так заметно, но сильнее привычного, и в целом тело кажется худощавее, даже мышцы не особо скрывают этого. Сынмин напрягает мозги, чтобы вспомнить ел ли что-нибудь Феликс на днях. Сегодня он точно принял от него горячий шоколад, позавчера они с мемберами обедали вместе в закусочной. А неделю назад? Старший тогда почему-то всё отнекивался от позднего перекуса и снэков во время привычной игры. Тогда это не так сильно настораживало, но теперь... — Хëн, — голос Сынмина звучит всё так же мягко, но уже строже. — Посмотри на меня. Феликс с любопытством переводит взгляд обратно на чужое лицо, которое сейчас почему-то выражает негодование. Он совсем не понимает в чëм дело, пока его не хватают за запястья. Конечно, теперь по чуть более очерченым скулам заметен результат той ужасной диеты. Почему Сынмин не заметил сразу. — Что ты делаешь? Что-то не так? Тебе больно? — старший начинает беспокоиться, что сделал что-то не так, потому что его прислоняют спиной к плитке позади него, опасно нависая. От этого сердце стучит быстрее, но младшему, кажется, не лучше, потому что от рассерженного выражения ничего не остаётся, только неуверенные морщинки между бровей, сведëнных к переносице. — Ты снова сидел на этой диете? Правда это делал? — сердце разрывается на части уже от тона голоса. Он старается быть собранным, но немного напряжения всё же заметны. Особенно больно от щенячьего взгляда, готового казнить Феликса прямо здесь. Он понимает, о какой диете говорит Ким. Кубики льда. Он иногда прибегает к ним, чтобы, конечно, похудеть для фото или шоу, чтобы стэй нравилось больше, да и чтобы он не казался себе таким круглым. Он любит людей, считает, что все прекрасны, только не он. Он ведь не может на самом деле быть таким? Феликс молчит, пытаясь придумать разумное оправдание, чтобы успокоить уже сильно нервного Сынмина, но тот делает внезапное движение, крепко прилипая к Феликсу, обнимая его так, как только может. — Хëн... — он жалобно просит, зарываясь носом в чужую шею, чтобы попытаться успокоиться. Это точно не время быть таким эмоциональным, но только от мысли, что его любимый мембер творит с собой такое, всё переворачивается внутри. Он никогда не мог терпеть, когда кому-то было плохо. Феликс всё так же пристыженно молчит, спешно обнимая в ответ, чтобы попытаться успокоить. Он гладит Сынмина по спине, чувствуя, что опять так сильно облажался перед ним. Он же хотел как лучше? Хотел нравиться больше, а по итогу? Его отвлекает лёгкий тычок губ в шею, когда Сынмин поднимает голову и делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он снова прибегает к этому трюку, заставляя слушать его: мягко обхватывает за щëки и прижимается лбом ко лбу, заставляя Феликса поднять глаза, взволнованно чувствуя близость. — Ликси, ты знаешь, что уже самый красивый, правда? — нет-нет-нет, он не может стать ещё более эмоциональным. — Ты такой идеальный в моих глазах. Пожалуйста, я очень волнуюсь за тебя, когда ты садишься на эти диеты. Мы все. Правда, Хëн. Это сладкое "Хëн" всегда обезоруживает и ласкает уши. Феликс будет готов расплакаться, если Сынмин продолжит прямо сейчас. Он так же ощущает эти прикосновения, которые немного обжигают его тело. Правда, только сейчас он замечает, что в ванной стало прохладно после того, как они выключили воду, непроизвольно вздрагивает от этого. Человеческое тело — забавная вещь. Он кладёт руки на чужие плечи,, потирая кожу ласковыми касаниями, как будто снова предпринимает попытку сделать чуть лучше. Сынмин, конечно, оценивает это, слабо улыбаясь. Ему всё ещё больно, но он обязательно сможет доказать Феликсу, что он не обязан делать все эти вещи со своим телом. Это была абсолютно его вина, что он не уследил. — Почему ты такой симпатичный? — Феликс уже тает, как только слова плавно вытекают изо рта Сынмина. Его голос такой завораживающий, что хочется слушать, а глаза, смотрящие с такой преданностью и заботой, абсолютно дополняют. Но сам Сынмин лишь наклоняет голову вбок, изучающе разглядывая это хрупкое выражение на лице старшего. Будет ли это честно, попробовать доказать через такой способ? Нет, не нужно думать, что он и раньше не говорил с ним, просто обычно это делали старшие, либо он не заходил так глубоко, боясь сказать что-то не так. Но раз Феликс сказал, что он нравится ему, разве будет плохо показать, что он тоже такой же драгоценный и любимый в ответ? Сынмин надеется, что нет, хотя от этих мыслей лицо начинает немного пылать. — Можно? Феликс тяжело сглатывает, когда понимает, что взгляд направлен на его чуть приоткрытые губы. Он машинально смыкает их вместе, выглядя наверняка немного глупо и очень растерянно. Он сейчас серьёзно? Не то чтобы Феликс был против... Пары лëгких кивков хватает, чтобы к нему наклонились ещё ближе. Собственное сердце вылетает куда-то за пределы, и он может представить, что у младшего внутри творится то же самое. Он даже сам не особо отдаёт себе отчёт, когда закрывает глаза и слепо тянется вперёд, издавая тихий звук от соприкосновения их губ. Это так нежно и невероятно, что хочется растаять тут ещё пару десяток раз, плавясь под жаркими губами и руками, прижимающих его кисти к плитке по бокам от его головы. "Прямо как фильме" — пролетает в голове, когда от его губ с чмоком отстраняются, переходя к его челюсти и подбородку, оставляя там пару влажных поцелуев. Их губы снова соединяются, заставляя прижиматься ближе, чувствовать трепет в груди и абсолютную лëгкость. Младший даже чуть смелеет и кусается за верхнюю губу, но делает это максимально осторожно, чтобы не вызвать какое-то неприятное ощущение. Кажется, Сынмин правда настроен серьёзно. Он поднимает взгляд на трепещущие веки старшего и отпускает одно его запястье, чтобы взять за талию, немного сжимая и поглаживая. То, как при этом вздрагивает Феликс, говорит о чëм-то, но об этом слишком рано думать, учитывая то, что эти милые реакции стоят более голубого изучения. Ким втискивается своими бëдрами в чужие, наблюдая за лицом старшего, но тот лишь тихо стонет, беря его за бёдра и притягивая ближе к себе, устраивая себя под более приятным углом. Руки Сынмина начинают немного блуждать, оставляя невидимые следы на предплечьях, рёбрах, опускаются вниз и за спину, немного робко касаясь чужих ягодиц. Довольный лепет в губы позволяет ему сжать их чуть сильнее в своих ладонях. Такие мягкие и приятные. Всегда было так приятно мацать чужие задницы? Тогда, пожалуй, он не может винить Минхо, когда он особо жадный до этого. Как бы это не смущало, мысли о другом старшем заставляют его стать ещё твëрже и почти заскулить, потому что от его ушей не скрывается довольный стон, а бëдра прижимаются ещё плотнее. Предэкулят из головки Феликса слегка пачкает Сынминову ляжку, но тот очарован другим зрелищем: перед ним вдруг медленно и осторожно, чтобы не поскользнуться, опускаются на колени, неловко выцеловывая застывшие на торсе капельки воды. По старшему видно, как тот немного смущëн, но он не хочет упустить свой волшебный шанс. Он почти что зеркалит это "можно?", и почти урчит, когда Сынмин слегка вздрагивает, невероятно горячий и взволнованный. Лицо Феликса так близко к его пульсирующиму от лёгкой стимуляции члену, что хочется скулить. Бёдра непроизвольно подаются вперёд, и Феликс мягко улыбается снизу-вверх. Они оба такие горячие и нуждающиеся. — Что ты там говорил обо мне? — Ликс пытается выпросить ещё немного комплиментов, пальцами обхватывая чужой ствол у головки, делая пробное движение. Звук и вид заставляют его почувствовать что-то. От одного простого касания Сынмин уже чуть напрягается. Его скомканное "что?" — самое прелестное богатство. — Я нравлюсь тебе? Правда красивый? — Самый лучший — выходит на выдохе, и ноги Сынмина чуть подкашиваются, когда его головки касаются тëплыми влажными губами, пробуя на вкус. Феликсовы губы выглядят так, словно он обхватил ими крупную клубнику, собираясь насладиться сочной ягодой, пока причмокивает и вылизывает языком весь сок. Это ощущается так хорошо, и это даже не середина всего того, что он может испытать. Его пальцы вплетаются в блондинистые волосы, слабо сжимая их, пока их владелец оттягивает кожу немного дальше, беря член ещё на пару сантиметров глубже. У Феликса же чуть плывёт в глазах от выступивших слëз и от чувства такого насыщения и радости, что лучшего момента тогда представить было невозможно. Последний его минет был в старшей школе какому-то мальчику, совершенно не похожего на их щеночка, который даже стонет так, словно из него тянется песня, пленящая всё дальше за собой. На вкус он такой же превосходный, живой и горячий, и Ликс однажды хотел бы, чтобы ему вставили так, как в его влажных фантазиях. Член просто великолепный. Он сосëт усерднее, беря глубже каждый раз, когда изо рта младшего срывалается похвала и комплименты. Пожалуй, он чувствует себя даже слишком тронутым теми словами, что Сынмо говорил до этого. Значит он действительно может быть таким драгоценным хотя бы для кого-то, кто такой же драгоценный для него? Это ощущается незабываемо, и, когда приходит запоздалое осознание, что внутри член его возлюбленного парня, он старается сильнее; щекотит головку за щекой, пока его пальцы немного слишком смело приближаются к ягодицам Сынмина, лаская и сжимая половинки. Его веки трепещут, и рот открывается в немом стоне, потому что мокрый палец скользит в его дырочку на две фаланги, дразня горящую плоть. На этом Феликс позволяет себе сделать передышку, потому что челюсть начала затекать, да и он слишком отвлекается на выражение Сынминового лица. Такой нуждающийся и открытый, превосходный во всех отношениях. Сложно поверить в то, что Феликсу вообще это не снится! Он на самом деле ублажает их крошечного Кима. Сынмин хорошо растянут, что позволяет Феликсу вставить ещё один палец, но оставаясь там не до совсем до конца. Он мягко надрачивает ему, время от времени беря в рот головку или вылизывая мошонку, пока его пальцы нежно дразнят его дырочку, двигаясь совсем немного. Но, как только Феликс замечает движения, он успокаивающе поглаживает ногу Сынмина, понимая, что ему нужно сейчас немного больше. И, когда розовая головка начинает пульсировать сильнее, Феликс снова обволакивает её своими губами, посасывая в более чувственном ритме. — Ликси! Я очень близко, — Сынмин собирал всё своё самообладание сейчас, чтобы выдавить из себя эти слова. Он бы хотел — очень! — кончить в рот старшего, но было бы ужасно не предупредить об этом. Правда, ему отвечают лишь лёгким кивком и чистым взглядом, полным обожания и привязанности. Феликс тоже начинает ласкать себя интенсивнее, стараясь двигать ртом в ритм своих толчков, а так же оставаться в меру тихим. — Кончи мне в рот. Приказной уверенный тон заставляет Сынмина захныкать, хаотично двигая бëдрами в чужой рот, который теперь с особой силой почти что высасывает из него всё, что возможно. Сперма обильными выстрелами заполняет почти всего Феликса, который слегка давится, но проглатывает всё, что может, упуская лишь капельки, испачкавшие щëку. Он мягко вытягивает свои пальцы из Сынмина, стараясь не доставить неприятных ощущений. На самом деле Ким потом будет даже благодарен, что вопреки его желаниям, его не трогали практически на сухую. Его Хëн действительно такой внимательный. — Ты в порядке? — немного времени спустя, Сынмин приходит в чувства, устало включает воду, берёт душевую лейку и медленно опускается рядом с Феликсом. Тот немного ëжится от того, как теперь прохладно ощущается воздух из-за тёплых капелек воды, мелко барабанящих по его голым плечам и подтянутым к груди коленям. Он ловит младшего к себе в руки, обнимая его и поливая его водой, делая объятия ещё более приятными. Они нежатся в душе ещё почти пол часа, помогая друг другу вымыться и просто немного дурачась. Сынмин делает пометку в своей голове больше хвалить своё солнце и следить за его питанием, чтобы он не чувствовал себя плохо или каким-то не таким. Ах, да, возможно, Хëны потом наругают их за потраченную воду, но пока они здесь друг для друга, не так страшно.