Верный шаг

Злость. Раздражение. Паника.       Главные составляющие дней Чимина, после того случая. Он совершил ошибку – проебался, причём конкретно.       Его план провалился. Разбился в дребезги. И ладно, если бы Хосок просто избегал его, чёрт с ним, можно было бы что-то придумать. Но нет. Он не появлялся в деревне уже несколько дней. Только Лу‌на знает, где он и чем занимается. Хотя, чем занимается альфа, что сбежал во время гона, было очевидным. И это ещё сильнее бесило.       Одна мысль о том, что Чон достался другой омеге, по вине самого Пака, вводила в бешенство. Он столько старался, не для того, чтобы его альфа сбежал и трахнул какого-то другого оборотня. А если вязка?       От всех этих мыслей голова трещит. Он хотел быть тем "несчастным" кого повяжет Чон Хосок во время гона, кого будет кусать и драть, пока не закончатся силы. Тем, кто по случайности залетит и тогда у альфы не будет и шанса сбежать. Но нет. Нет же, всё пошло наперекосяк.       И ладно, не так уж и страшно будет, если омега попадется ему из деревни. Но.. что если он пошел к Юнги? Что если он сейчас с ним? Выходит, Пак альфу на блюдечке подал, а-ля: ешьте, не подавитесь, мистер омежка-одиночка?       Ох.. и что там Джин говорил? Что этот цветок может убить? Хах.. тогда всё ещё веселее. — Хей, крошка Пак. Ты чего такой злой в последнее время? Чего-то не хватает? Может компания взрослых альф поможет тебе расслабиться, м? — мало знакомый голос, подобно лезвию, разрезает рой мыслей в голове Чимина. Белобрысый альфа вальяжной походкой приближается к омеге закидывая руку на чужое плече, приобнимая юношу. Только этого дерьма сейчас не хватало. И так на честном слове держится. — В чём дело? Неужели у тебя с твоими дружками всё на столько плохо, что приходится делить одного на всех? Эх, ребят, вы такие жалкие, прям как ваши попытки закадрить кого-то. — голос парня звучит обманчиво нежно, возможно даже "глупо", но что не сделаешь, чтобы поставить на место очередного придурка. — Съебался от сюда, пока эта омега не трахнула тебя чем-то большим и тяжёлым в зад. И поверь мне, этим чем-то может оказаться мой член.       Знаете, правду говорят, что улыбка убеждает людей. Особенно, если это злобный оскал. Особенно, когда твой голос был ниже обычного. Особенно, после чёткого удара локтем в солнечное сплетение обидчика.       Тренировочный лагерь, после ухода Хосока, превратился в ебучий ад. Злой Сокджин, который даже нос высунуть из лагеря не позволяет. Душит своим феромоном, травит, чёрт, раз за разом напоминая Паку о его проёбе в максимально грубой форме. Кажется, единственным лучиком света и местом, где можно выплакаться является Тэхён. Кстати о нём.. — Ким Тэхён. У меня есть пару вопросов касательно.. — омега врывается в комнату своего друга, ничего не подозревая, как вдруг замирает, молясь, чтобы челюсть не упала от шока. — касательно того, почему ты.. Чонгук?  А... Вы..? Почему ты.. на нем..? — Пак пальцем указывает то на одного, то на второго, пытаясь сложить все шестерёнки в порядок, но что-то не идёт и механизм заедает раз за разом, выбивая ошибку. — Что-то не так, Чимин-и? Мой любимый альфа сидит у меня на коленях, в моей комнате. Или ты думал, что я буду ходить гордо и одиноко, потому что ты так и не нашёл своё счастье? — хитрая ухмылка не заставляет себя долго ждать, расцветая на губах старшего, ну не мог Ким не похвастаться, подколов вместе с этим друга. Это выше его сил. А Чонгук, тем временем, молча наблюдает за происходящим и, по правде говоря, не очень догоняет кто и зачем его прервал. — Но ты.. а он... — Но я, а он. А ещё у нас у обоих метки. — пожимая плечами, сообщает альфа, словно в этом событии ничего неожиданного нет.       Что-ж.. проверьте пульс у Чимина. — Вы.. вы что? У вас.. Вы совсем с ума посходили!? Какого хуя блять? Нет.. ЧТО? Метки!? Вы... Вы вообще.. нет, я конечно не против твоих отношений, я рад, что ты подцепил себе хорошего мальчика, и я не сомневаюсь в Чонгуке, но.. МЕТКИ, ТЭХЁН!? — Чимин раз за разом прокручивает у себя в голове сей факт, и его мозг ломается. Крошится, подобно мелу в сильной руке. Не ожидал он подобного от Тэ.       Пак в курсе о его прошлых отношениях и как всё не сладко было, потому ожидал, что альфа будет по осторожнее, и, несмотря на симпатию к Чону младшему, долго не будет подпускать парнишку к себе, дабы проверить что да как... но уж точно не ставить друг другу метки так скоро. — Вы.. вы ебанутые? Или это всё шутка вселенной надо мной? Ох, Лу‌на, за что ты так со мной, а? — хнычет омега, упираясь спиной о дверной косяк. С него хватит. Это слишком. — Да-да, я сам в шоке... Но он сам меня укусил, я тут не причём, Ауч! — хотел было оправдаться Ким, как его не слабо так ущипнули в бок. — Но я ведь правду говорю! Ну да, я чутка перегнул палку, но кусал же ты! — Я сейчас ещё раз это сделаю. Просто чтобы наверняка. — подаёт голос Чонгук, приподнимая бровь. — Я всё ещё старший! — А я всё ещё владею острыми клыками, что не против вонзиться в твою шею. —А я всё ещё владелец члена, чт-.. — Так, нет, стоп, хватит! — прерывает этот сногсшибательный флирт Чимин, глядя на возмущённую парочку. — Чонгук, выйди не на долго, а лучше на долго, у нас с Тэ взрослый разговор намечается. Тебе ни к чему всё это. — Та схера ли? — возмущается юноша, растерянно глядя на своего парня, что, к слову, полностью солидарен с ним. — Давай-давай, сейчас у твоего кресла, по имени Тэхён, есть дела по важнее. Позже на нем задницу погреешь. — Нет. — строго отвечает Ким, прижимая своего возлюбленного к груди, показательно целуя в щеку. — Чимин, даже моя смерть будет таким важным событием, как визит Гук-и ко мне, так что, или говори при нас, или погуляй. — кровь в жилках у альфы кипит, ведь кто-то посторонний посмел прогонять его, а Чон тем временем зубами шею старшего кусает, потому что "какой, блять, "Гук-и", Тэхён!?"       А  Чимин... Чимин сейчас не уверен, как ему стоит поступить. Чонгук – младший брат того, кто нравится Паку до безумия, и с ним бы отношения дружеские сохранить, не вдавая в подробности всех, местами отвратительных, действий омеги. — Да.. Тэ, это действительно важно.. Чонгук, будь так добр, свали на минутку погулять. Нам с твоим.. парнем, нужно кое-что обсудить. Этот разговор не для твоих ушей. — Ещё чего? — возмущается младший, уже порываясь встать с колен своего альфы, дабы прогнать незваного гостя, но крепкие руки на ягодицах не дают этому случиться. — Чимин? — напряжённо тянет Ким, продолжая удерживать своего парня на месте, дабы тот случайно не прибил омегу. Может ведь. — Тэ, я умоляю тебя.. я бы не стал просить тебя о личном разговоре, если бы это не было бы чем-то важным.. — просит Пак, слыша в ответ лишь тяжёлый вздох старшего альфы. — Малыш, можешь выйти не на долго? Пусть этот психованный.. — переводит взгляд на своего друга, — ..выговорится уже и мы продолжим, м? –  Тэхён вновь устремляет свой взгляд на ничего не понимающего юношу, целует его ласково в лоб, после чего ладонью по ягодице того похлопывает, побуждая поднятся.       Чон же был готов возразить, возмутиться, но не стал, увидев немую просьбу в глазах напротив. Потому он, поджав губы в недовольном жесте, покидает комнату, не закрывая дверь до конца, дабы слышать о чем пойдет разговор. — Тэ... Я проебался... — начинает Чимин, выключая режим дерзкой сучки. — Я в душе не гребу где Хосок... А сбежал он из-за меня.. и из-за меня там столько херни может произойти... Мне же хуже будет из-за этого... — Мне нечего тебе сказать. — пожимает плечами старший, развалившись на кровати, вдыхая остатки феромона своего парня. — Ты придурок, Пак. — Придурок?! Ты издеваешься? Я всего лишь хочу взаимной любви от Хосока. И помочь Хосоку тоже хочу! Он наверняка с этим мятным омегой, а это против правил, чёрт возьми! Если главарь узнает... Ему же кранты.. а у меня и шанса не будет! — У тебя его изначально не было.. — тяжело вздыхает Ким, не понимая, куда девается мозг его друга в таких ситуациях. — И если жить по твоей логике, почему ты не встречаешься с половиной лагеря, м? — Но они мне н- — Не нравятся, верно? — договаривает альфа, получая в ответ лиш слабый кивок и ухмыляется. — Но они же тебе помочь хотят. Оберегают твою задницу от недотраха, а ещё тех проблем, которые ты можешь создать. Вот, кстати, одна из них. Хотел заполучить своего альфу максимально мерзким способом, как итог – он хуй знает где, хуй знает как и не факт, что живой. Браво, Пак Чимин. Другие оборотни в нашем лагере не сильно от тебя отличаются. Они просто хотят взаимности от своего возлюбленного. Только тебе, почему-то, не нравится роль того самого возлюбленного, чье внимание пытаются привлечь максимально грязно. Сечёшь? — Не сравнивай нас. — зло шипит омега, глядя на развалившегося Тэ. — А почему нет, Чимин-и? Вы одинаковые. Ты бы сильно обрадовался, если бы какой-то из них тебя напоил с целью трахнуть твою течную задницу? Или, если бы Хосоку угрожали? В чем разница между тобой и твоими фанатиками? У Чона есть чувства к другому? Да. Тебе на них похуй? Да. Ты пытаешься получить его используя грязные и опасные приемы? Да. А теперь смотрим на тебя и других Альф. Ты влюблен в другого? Безусловно. Твоим одногруппникам похуй на это? Хм, так же, как и тебе на чувства Хосока. Пытаются ли они тебя закадрить? Естественно. Единственная разница в том, что они не переходят черту. А ты уже одной ногой за ней. — Тебе легко говорить. У тебя не было не взаимных чувств. За тобой вот мальчишка бегает, который и метку тебе и всё на свете, блять. Не удивлен, что, пока никто не видит, он тебе свой зад даёт и скулит, желая быть похожим на омегу для тебя. — Пак язвит, не думает о последствиях, в принципе думать не хочет. Слова старшего задели за живое, заставляют дать отчёт своим действиям, анализировать их. Он этого не хочет. Ему не нравится признавать свою вину, сталкиваясь с реальностью. — Ну началось. На что я надеялся? — закатывает глаза Тэхён, поднимаясь с кровати. Он возвышается над омегой, строго гладя тому в глаза. Подходит как можно ближе и давит морально. Чимин такое не любит, потому сбежать захотел, но его схватили за руку и прижали к стене, не собираясь выпускать. — Я всё понимаю, классно ведь, жить в своём выдуманном мирке, где ты не конченный ублюдок, подобный тем, кого сам ненавидишь, а чёртов "спасатель", несущий свою тяжёлую ношу. Но, Чимин. Ты уже взрослый парень. Включай мозги. А если, ты перейдешь черту – вылетишь из моей жизни далеко и на долго. Теперь твои действия угрожают не только Хосоку и Юнги, но и моему Чонгуку. А ты, думаю, сам понимаешь, что я сделаю, если ему будет хуёво, по твоей вине. — рычит, на скрывая своей сущности. Душит омегу феромоном, вынуждая его в коленях согнуться, от неприятной боли по телу. Ким действительно зол на, так называемого, друга, которого сейчас придушить не жалко. Он ненавидит подобных особей и их поступки, но всё равно умудрился подпустить змею слишком близко к себе. Что-ж, от вредителя ещё не поздно избавиться.       А у Чона, тем временем, сердце в пятки грохнулось, а после, прокрутив не хилое такое сальто, встало обратно, вынуждая кровь в жилках кипеть. Этот омега перешёл все рамки, все границы. Зато, теперь ясно, почему он просил альфу выйти. Надеялся уберечь своё миловидное личико от возможных синяков и ссадин. Но даже тут умудрился облажаться.       Чонгук в комнату врывается, будучи готовым рвать и метать, как в нос тут же ударяет до боли кислый феромон его альфы, что замахнулся на прижатого к стене Пака. Кто-то другой на его месте налетел бы на старшего, спасая "бедного" омегу от возможного избиения, но младший услышал достаточно, чтобы быть полностью солидарным с желаниями своего парня. Две пары искрящихся от ненависти глаз уставились на юношу. Тэхён думал, стоит ли осуществить задуманное, поймет ли его мальчишка, а Чимин..       Все происходит слишком быстро. Омега жмётся к губам старшего, обвивая свои руки вокруг шеи, на носочки встаёт, чтобы быть ближе к своему, отныне бывшему, другу. И даже Лу́на не знает, на кой чёрт это было сделано. Может Пак на столько отчаялся, что решил наложить на себя руки подобным образом?       Чтобы его придурошный мозг там не придумал, это нечто стало точкой невозврата. — Ты – блядская тварь, Чимин! — слышится грубое, после звонкого удара по омежей щеке. — Ещё раз я тебя, блять, увижу рядом со своей семьёй, я убью тебя нахуй! — новый крик и новый удар, из-за чего одно из тел врезается в тумбу рядом, а за открытой дверью появляется пара любопытных глаз. — Сука, если из-за тебя мой брат пострадает, я убью тебя. Слышишь? Чимин! Я убью тебя и места живого на тебе не оставлю! — Чон клыки обнажает, бесится, кидает Пака из стороны в сторону, игнорируя все ответные удары и попытки Кима хоть как-то утихомирить разбушевавшегося альфу. — Так мало того, что ты к Хосоку, сучёныш, полез, так ещё и решил к парню моему, блять, пристать? Не вляпывай Тэ в своё дерьмо, псина!       Эти крики и рычание, кажется, по всему этажу скользят, а то и выше, вынуждая особо любопытных подобраться ближе к источнику шума, притащив за собой друзей. И как же забавно и, наверное, необычно, видеть в центре всех событий двух отличников второго и четвертого годов, а так же их друга омегу. Ещё более странным является тот факт, что последнего, похоже, избить хотят. А вот спасать омегу никто не спешит, лишь перешёптываются, делясь последними сплетнями. — Та отъебись ты от меня! Ты и твой тупорылый альфа! Оба пиздецки хороши! — подает голос омега, ударяя в ответ. — Один пиздюк агрессивный, а второй – альфа, который, сука, только и рад, что омегу из себя строить!  — кричит Пак, думая лишь о том, как бы по больнее парням сделать, вызывая новую волну обсуждений в коридоре. — За языком, блять, следи. — злым рыком вырывается из уст Кима. Терпение на грани, как и возможность адекватно соображать в данной ситуации. — А что, разве я не прав?! — срывается на смех Чимин, получая смачный удар кулаком Чонгука в нос, из-за чего назад пятится, ладонью собирая алые капли.       И вновь удивлённые вздохи со стороны незванных зрителей. Звуки шагов новых оборотней, что хотят поглазеть на разборки. Все уже в курсе и о том, для чего Чимин цветы украл и о недавней драке Чонгука с альфой из группы четвертого года. А вот про Тэхёна.. — Уж кому, но не бляди, в роде тебя судить моего парня! — рычит младший, а тело его всё трясет. В глазах всё размывается, а по ушам бьёт собственный пульс. И плевать как-то на зевак, что постепенно возле комнаты собираются – поглазеть на причину шума. Все равно на раскрытую тайну и возможные проблемы. К черту всё. — А что, Чонгук-и, не нравится осознавать тот факт, что твой любимый Тэ, крутил задницей перед другими альфами!? Смирись, блять, с тем, что Тэхен ничуть не лучше паршивой бляди, раз на такое пошёл! Тэ, скажи ему, признай, что тебя возбуждает быть объектом сексуальных фантазий других Альф! Покажи всем, что ты – конченный извращенец, что не против подсунуть свой зад под чей-то член, будучи альфой! — АХ ТЫ БЛЯТЬ! — срывается Чон, обращаясь в волка и набрасываясь на человеческую фигуру омеги, под удивлённые крики зрителей. — Пиздец... Позовите кто-нибудь старших! Какого чёрта вы тупо смотрите? — слышится чей-то голос вдали, а следом за ним и топот.

***

      Голову кружит, от, заполняющего лёгкие, феромона, от чужих всхлипов и нетерпеливого скулёжа, что отдается тягучим возбуждением в теле. Чон смотрит на омегу в своих руках, сжимает мягкие ягодицы пальцами и поверить в происходящее не может. Хочется прижаться ещё ближе, хотя уже некуда, слиться воедино с тем, кто заставляет сердце бешено колотиться. Хочется сжимать хрупкое тело, сдавливать, вгрызаться с особой жадностью, ни оставив и сантиметра кожи без собственной метки. Потому что Мин Юнги, одиночка, сбежавший из клана Мин, принадлежит одному Чон Хосоку, что ради этого омеги от семьи откажется, ведь самый родной для него оборотень здесь. Самое дорогое сейчас жмётся к горячей груди альфы, нуждается в ласке от одних единственных рук, в прикосновениях, в, мать её, любви, в которой Хосок готов сейчас же утопить своего возлюбленного.       А Юнги чисто и откровенно плавится в этот момент. Всё животное, что в нём когда либо было, проснулось, воет, царапает грудь и ребра изнутри, вгрызается острыми клыками в трусливое сердце, до которого голос разума пытается достучаться. Так нельзя. Это ошибка. У Хосока вся жизнь впереди. Он не должен.. Не должен игнорировать желания своего омеги, что сейчас нуждается в нем. И проигрывает, идя на поводу у чувств.       И вновь губы с губами сталкиваются, словно в первый раз, изучают друг друга, мнут, оттягивают жадно, желая запомнить любимый вкус. Языки в жарком танце сплетаются, изучают друг друга изголодавшись, ничуть не смущаясь из-за слюны, что остаётся стекать из уголка губ. Может это не так сексуально, не так горячо, как рисовали в тех, до ужаса пошлых, книгах с картинками, ну и пусть. Это то, что приносит удовольствие, это то, в чём сейчас так отчаянно нуждаются две души, что наконец-то нашли друг друга, получили возможность сплестись воедино, от которой отступать ненамерены.       И вновь стоны, вновь сердце, что замирает, сбиваясь со своего ритма. А виной всему два пальца, что проникли в горячее, влажное нутро омеги, растягивая и без того разработанные стеночки. Они дразнят возбуждённое тело, извиваться заставляют, потому что этого мало, ему нужно больше, глубже. — Хо.. — вырывается дрожащим, несдержанным стоном, что выливается прямиком во влажные губы напротив. И Чон, словно понимает чужую просьбу, толкается глубже, задевая комочек нервов, тем самым вызывая новую волну дрожи в чужом теле и сорванный скулёж. Но Мину этого мало, до чёртиков мало простых пальцев. Хочется чего-то большего, чего-то горячего, пульсирующего, того, что трётся об омежий член и живот, дразнит возбуждённый разум. — Я люблю тебя. — вырывается из юношеских уст в полусотне, после чего губы его вновь смыкаются в поцелуе с чужими, на этот раз в более чувственном и трепетном, нежели до. — Я никому тебя не отдам, как бы ты не пытался меня переубедить в обратном, ты – моя судьба и всё, что мне нужно, Юнги.. — Я.. тоже.. — шепчет тихо совсем, смущаясь собственных слов, — тоже тебя люблю.. — на выдохе шепчет омега, глядя в глаза того, кого действительно полюбил, как бы не брыкался, а сам чувствует, как собственные слёзы выступают, позволяя тем скатываться солёными дорожками по алым щекам. — безумно, Хо.. — добавляет тише, чудом не срываясь на отчаянный плач.       Такие лёгкие, казалось бы, простые слова, а режут, подобно острым когтям, вонзаются в грудь, вырывая окровавленное сердце и словно кричат: возьми, возьми его себе, посмотри на меня – я открыт перед тобой так, как не перед кем ранее, моё сердце только твоё, ничьё больше, возьми его и люби меня так, как никого ранее. И ведь возьмёт, дрожащими от чувств, от эмоций руками и сожмёт так бережно и нежно, подобно драгоценности, самому ценному в своей жизни сокровищу, не отпуская больше никогда. — Приподнимись.. пожалуйста.. — шепчет, сжимая влажную из-за смазки ягодицу пальцами, приподнимая бёдра старшего повыше. Мин же сопротивляется, не хочет отрываться от чужих бёдер, но быстро успокаивается, чувствуя, как нечто горячее скользит меж двух его половинок, вынуждая сжаться.       Член Чона давно изнывает, жаждет оказаться в горячем нутре омеги, что сожмёт его своими тугими стеночами. От одной этой мысли всё снизу узлом тугим стягивает, вынуждает возбуждение болезненно пульсировать от недостатка стимуляции. Мин скулит, чувствуя новые к себе прикосновения. Не знает, как действовать, из-за чего сжимается, не позволяя давящей на колечко мышц головке проникнуть внутрь. Он ноги шире расставляет, словно это поможет, жмётся грудью к чужой, и скулит, просит помощи у своего альфы, будучи растерянным и до безумия смущённым всем происходящим. — Юнги, прошу, расслабься.. — на выдохе шепчет Чон, направляя налившуюся кровью головку к дырочке, что не прекращает обильно истекать смазкой. — я буду осторожен, правда. Просто позволь мне.. — шипит, чувствуя как влажное нутро раскрывается перед ним, пропускает в себя, а после нещадно сжимает, изучая каждый миллиметр возбуждённой плоти. — Блять тебя.. — рычит Юнги, чувствуя, как по телу волна обжигающей дрожи скользит. Он вновь расслабиться старается, бёдрами ниже опускается, а снизу всё ноет, крутит, болит, вынуждая сжаться сильнее. Тело слушаться не хочет, дрожит, то ли в предвкушении, то ли в страхе почувствовать боль. Мин пальцами плечи чужие царапает, хватается за них, словно за единственное спасение для себя, якорь, что не позволит утонуть в страхе, закрепив сознание в нежном и приятном моменте.       И его спасают. Рукой талию обвивают, держат рядышком с собой, гладят, стараясь успокоить. Феромон альфы, кажется, гуще становится, заменяя весь кислород, в кровь попадает, перетекая по венам, позволяя воспалённому разуму постепенно расслабиться, отдаваясь моменту.       Чон поцелуи нежные на личике омеги своего оставляет, жмётся губами ко влажным щекам, шепчет о том, как любит и как обожает, о том, что рядышком и сделает всё для комфорта своего возлюбленного. Урчит, чувствуя, что, не так давно напряжённое, тело в его руках расслабляется, поглаживает рвано вздымающуюся спинку, придерживая старшего за влажные ягодицы, осторожно насаживая.       Животное в нём рвалось наружу, хотелось здесь и сейчас, ворваться во влажное лоно своей пары в погоне за желанным удовольствием и вязкой, дабы полностью присвоить Мина себе, но сердце.. сердце тает, глядя на Юнги, его вредного и независимого Юнги, что сейчас жмётся к альфе доверчиво, что целует его плечи в немой мольбе защитить, помочь, дать всё то, в чём он сейчас нуждается, несмотря на волну стыда, что захлёстывает его с головой.       И Хосока ломает. Он рычит по собственнический, изгибает губы в довольном оскале, ведь волк получил желаемое – доверие дорогого сердцу омеги. Ладони хаотично скользят по дрожащему телу, сжимают его, будто пытаются убедится в реальности этого момента, пальцы зарываются в слегка жёсткие волосы, прижимая голову старшего к собственной груди, дабы тот услышал, как бьётся сердце волка для одного Мин Юнги. Целует своего возлюбленного везде, куда только может дотянуться, толкается чуть смелее, но всё так же осторожно и трепетно, боясь навредить самому дорогому в своей жизни. Задыхается, из-за сжимающих член стеночек, что не привыкли к подобным действиям, урчит, желая успокоить своего возлюбленного, смыкая две пары губ в поцелуе.       И Юнги был бы и рад сейчас расслабиться, отдаться удовольствию с головой, но физически не может. Рычит, злиться на самого себя, что чувствительный сейчас такой, за то, что не может альфу своего принять, а ещё бесится из-за чужих размеров, желая назвать его "огромным", пусть и никогда на члены других оборотней не засматривался. — Почему ты не можешь быть меньше.. — шипит недовольно, прежде чем рвано вдохнуть, замерев, ведь орган глубже проник, растягивая его сильнее. Вновь скулит, ёрзает осторожно, потому что всё ещё страшно самому себе боль причинить, просит новую порцию ласки, которую получает сразу же, в виде поцелуев и поглаживаний. — Я не большой.. Просто мой омега очень маленький и хрупкий там. — шепчет любовно, а сам задыхается, потому что самому невыносимо, что скулить хочется. Но не посмеет, не сейчас, когда в его руках тот, кому тяжелее в разы. — Я клянусь, я сделаю всё, чтобы тебе не было больно.. Юнги.. прости, что заставляю тебя эт- — Помолчи! — шипит недовольно омега, вгрызаясь в губы юноши. Кусает их, царапает показавшимися клычками, а после алые капли слизывает, под утробное урчание своей пары. Сам старается ниже опустится, стонет прямиком в губы возлюбленного, чувствуя, как тот руками своими его обнимает, из-за чего сходить с ума заставляет с новой силой.       Невыносимо всё это. Больно, страшно, но при этом приятно чертовски и горячо. Бесится, потому что удовольствие от прикосновений нежных мешается со странными ощущениями там, внизу, где всё огнем горит от возбуждения и от члена, что растягивает девственную дырочку омеги.       Признаться честно, Юнги не вспомнит, в какой момент почувствовал, как ягодицами своими столкнулся с бедрами альфы, когда плоть возбуждённая полностью в его тело проникла, выбивая весь воздух из лёгких, хотя, вроде как, до них физически достать не может.       Мин скулит, он плачется недовольно, ёрзает задницей, не понимая, что делать ему теперь. На Хосока глаза поднять стыдится, потому что.. потому что всё это так странно и смущающе, потому что чувствует его не на себе, а в.. из-за чего его, и без того румяные, щеки алеют, вместе с ушками. — Ты умничка Юн-ни. Ты самый лучший омега на свете, слышишь? — шепчет Чон убаюкивающе, уткнувшись губами куда-то в висок своей пары. — Я люблю тебя. Безумно люблю тебя, ты мой лучик солнышка. — покачивается слегка, ладошками поглаживая горячую спину старшего. У самого слезы на глазах наворачиваются из-за передозировки чувствами и нутра омежьего, что член беспощадно сжимает, не особо торопясь расслабиться. Но альфа не злится на это, понимает, любит, терпит и ждёт, когда его возлюбленному легче станет. Целует, кусает его ласково, руками сжимая дрожащее тело, прижимая его ближе к себе. — Мой хороший.. — и слышится в ответ лишь тихое "угу", что улыбку умилительную вызывает, ведь в этом коротком звуке вся вселенная, кажется, схлопнулась.       И лишь Лу́на знает, сколько времени прошло, перед тем как омега бёдрами смелее стал вилять, привыкнув к заполненности в себе. Возможно прошло всего лишь пару секунд, возможно минут, им это было не особо важно, ведь они были вдвоем, становились ближе с каждым мгновением, опьяняя разум. — Хо.. я, возможно, готов? — неуверенно лепечет Мин, заглядывая в глаза своего альфы. Он губы кусает смущённо, ведь заплакать в любой момент готов. Урчит тихо совсем, когда чужие губы щек его касаются в заботливом жесте, когда целуют, смазывая прозрачные капельки слёз, слизывая их. — Я буду осторожен. — отвечает поцелуем Чон, бёдрами виляя, проверяя на сколько готов его партнёр. Шипит, когда его сжимают, впивается в губы напротив с поцелуем, слизывая ответные стоны с омежьего языка, смелеет постепенно, начиная двигаться снизу.       А Юнги бесится, ведь реальность сильно от книг со всякими пошлостями отличается, но всё равно к альфе своему тулится – тот пообещал быть рядом и спасти, а кто омега такой, чтобы не верить своей паре?       Сзади всё зудит неприятно, растягивается ещё сильнее из-за чужих действий, и даже вспоминать как-то не хочется о том, как старший, вроде как, совсем недавно, вылизывал этот самый член, думая, как тот окажется внутри, ведь сжиматься из-за этого сильнее начинает, вынуждая альфу своего шипеть болезненно.       По ощущениям, для этих двоих прошла целая вечность, прежде чем тело Мина привыкло, расслабилось окончательно, позволяя возбуждению своего альфы скользить внутри, задевая припухшие стеночки, попадая по особо чувствительному местечку. Омега дрожит, хнычет на каждый новый толчок, пряча своё покрасневшее, от смущения, личико в плече своего Хосока, не имея сил даже глаз на него поднять, ведь всё это слишком...       Он сердцебиение чужое слышит, кажется, чувствует того, в кого влюбился, каждой клеточкой тела и даже не сомневается, что Чон испытывает сейчас тоже самое. Его действия говорят это за него. Его руки, что так ласково гладят и сжимают дрожащее тело. Стоны, что выскальзывают из приоткрытого рта, где-то над ушком Юнги, доводя последнего.       Одна Лу́на сведетельница того, как горячее тело накрыло омежье, как старший лбом уткнулся в одну из рук своего альфы, целуя и кусая ту, пока Хосок толкался в разгорячённое нутро, вырывая из чужого горла стоны.       Будь Мин сейчас в состоянии, он бы точно постарался прикусить собственную губу, заглушить все те пошлые звуки, что рвутся из его рта в перемешку с хлюпаньем сзади. Но не может. Или не хочет. А может всё сразу. Из-за возбуждения, что тело волной накрывает, тяжело понять, разобраться в себе, ведь в голове крутится лишь одно: "он мой, Хосок мой. Не отдам. Мой. Мой. Мой." Словно в бреду. — Твой, Юн-ни, только твой. — шепчет альфа совсем рядом, ведь слышал прекрасно все те мысли своего возлюбленного, что вместе со всхлипами чужими рвались наружу. И это не может не улыбнуть. Эти слова сердце изнутри приятным теплом прожигают, с ума сводят, порождая ответное, — Я никому тебя не отдам. Мой Юнги. — тихое, шепотом, но вынуждающее омегу заскулить с новой силой, заглядывая в родные глаза напротив. — Люблю.. — срывается с уст Мина рваным, дрожащим, словно на грани срыва, — т..тебя. — совсем тихо и так невинно. Одна эта фраза заставила вселенную замереть на мгновение, чтобы после воскреснуть вновь, обволакивая пару влюблённых сердец алым пламенем с новой силой.       Этот мир сошёл с ума. В первый раз, когда позволил этим двоим родиться. Второй раз, когда познакомил их. И в третий, стоило приятной дрожи растечься по всему телу, вынуждая глаза закатываться.       Оборотень ничего не помнит, кроме ласкового шёпота своей пары, его рук на собственном возбуждении и поцелуев, что, почему-то, заставляли всё тело затрястись с новой силой. Или.. может дело было не втлько в поцелуях?