Наш Новый Год

      На часах было уже почти семь вечера, но настроение новогоднего чуда так и не пришло.       Утро 31 декабря началось для Арсения с гнетущей тяжести, которая не отпускала весь день. Он лениво потянулся на кровати, но вместо привычного бодрствования ощутил лишь усталость. Антона рядом не оказалось, тот умотал на последнюю съемку рекламы в этом году и это сильнее растоптало настроение. За окном медленно кружился снег, город постепенно погружался в праздничную суету: машины торопливо пересекали дороги, прохожие с увесистыми пакетами спешили домой. Всё казалось таким чужим, будто он смотрел на этот день из какого-то другого измерения.       Обычно в такие дни Арсений не давал себе шанса застрять в мыслях. Были традиции, привычки: утренний кофе, пара звонков близким, покупки недостающих продуктов для праздничного стола. Но сегодня всё это казалось бессмысленным. Он сидел на кровати, глядя на голые стены, и чувствовал, как внутри разливается холод. Это был не тот холод, что ощущается телом, не лёгкий озноб от сквозняка или прохлады зимнего утра. Этот холод шел изнутри, цеплялся за кости, за дыхание, проникая в самую суть. Он словно окутывал каждую мысль, каждую эмоцию, поглощая их в вязкой пустоте.       Всё вокруг будто замерло, даже звуки. Тикали часы в другой комнате, но этот ритм не приносил привычного уюта. Он раздражал, как капли воды, падающие в умывальник в темноте.       Его собственное дыхание казалось слишком громким, слишком резким. Оно нарушало эту гнетущую тишину, но не приносило облегчения. Арс пробовал вдохнуть глубже, но воздух словно застревал где-то в груди, становясь тяжёлым комком.       На мгновение он закрыл глаза, но от этого стало ещё хуже. В темноте всплыли очертания вещей, которые он хотел забыть. Ощущения поражений, моменты, когда он был недостаточно хорош, слова, сказанные в гневе или отчаянии, лица, которые уже давно не видел. Всё это хлынуло на него, как ледяная волна. Арсений открыл глаза, но не почувствовал облегчения.       — Почему так холодно? — тихо спросил сам себя, но ответов не было.       Когда стрелки часов приблизились к вечеру, Арсений уже сидел в гостиной, окружённый мерцающими огоньками гирлянд. По ощущениям, Антон должен был уже вернуться и если быть честным с самим собой, Арс не знал чего он на самом деле хочет: спрятаться и встретить этот Новый год в одиночестве или укрыться в крепких объятиях любимого.       — Арс, — тихо зовет мужчина, как только зашел в гостиную, взволнованным взглядом изучая. Из Арсения будто все краски жизни выкачали, пропал тот задорный огонек в голубых глазах, от которого голову сносило и дыхание замирало. И это пугало так сильно, до необъяснимой болезненной тяжести в груди, ведь Антон не знал причины и поэтому понятия не имел как помочь. Он ожидал увидеть его светящимся ярче самой яркой звезды, широко улыбающимся и уже одетым в праздничный костюм.       Но Попов по прежнему сидел на краю дивана, уткнувшись локтями в колени и опустив голову на ладони. На секунду могло показаться, что тот даже не дышит, настолько он был погружен в себя и скован. Антон медленно моргнул и всё же решился сделать шаг ближе, перед этим скинув куртку, чтобы хотя бы попытаться узнать причину такого состояния. Может он заболел?       — Кисунь, — почему-то шепчет, словно боясь спугнуть, и садится рядом прямо на пол с тихим кряхтением. Чуть хмурит брови, пытаясь заглянуть в голубые глаза, и от этого на лбу появляются несколько морщинок, на что Арсений бы обязательно обратил внимание. Но тот продолжал молча сидеть, зажмурившись, и никак не реагировать на чужое присутствие. Шастун рукой потянулся к тёмным волосам и, вплетая ещё холодные от мороза пальцы, пригладил волнистые пряди. — Поговори со мной, м?       И снова ответа не следует. Любой другой человек бы ушел, закатив глаза и высоко подняв подбородок, или же учинил бы скандал, но Антон сидит. Терпеливо ждёт, не давит, ведь знает насколько Арсу бывает тяжело поделиться переживаниями, такими сокровенными мыслями и чувствами, которые всегда усердно прячет за высокими и непроглядными стенами. Знает и чувствует его так хорошо, что на протяжении почти получаса сидит у мужчины под боком, легонько поглаживая по бедру и нежным взглядом его осматривая. Наблюдает за каждым вдохом и выдохом, замечает как иногда те становятся сбивчивее и тяжелее, пытаясь успеть за уходящими тревожными мыслями.       В такие моменты хочется всего себя отдать этому человеку, показать что вот, погляди, ты не один, с тобой рядом тот, кто любит тебя больше всего на свете. Любит каждую морщинку и родинку, каждый изгиб тела, каждый миллиметр, доказывая это горячими поцелуями, оставленными на этих местах. Взглядом хочется передать то, что словами выразить невозможно, ведь таких слов не придумали и никогда не придумают! Одним… единственным прикосновением испепелить навечно боль, что съедала изнутри, оставляя за собой зияющую рану.       В один миг, вся атмосфера праздника испарилась. Разноцветные огоньки гирлянд вдруг перестали светить так ярко и насыщенно, украшения и игрушки будто потеряли весь свой шарм, все волшебство. Фонарь за окном казалось и вовсе погас, погружая улицу во мрак и создавая ощущение нереальности.       Но для него все что сейчас было важно — Арсений, который наконец приоткрыл глаза и теперь смотрел прямо в душу. Туда, где бегали и суетились воображаемые существа, пытаясь собрать все по частям, чтобы сердце вновь начало отбивать привычный ритм. Он чувствовал себя обнаженным. Иначе просто не объяснить интимность момента, которая накрыла с головой.       Попов положил ладонь поверх руки Антона, невесомо провел большим пальцем по костяшкам и приподнял уголок губ, не в силах оторвать взгляда от мужчины. Только с приходом Шастуна в его жизнь он почувствовал какого это, когда не нужно притворяться и можно быть уязвимым, не боясь осуждения. Рядом с ним можно было не играть. Можно быть собой.       — Обнимешь меня? — просит на грани слышимости. Голос чуть охрип от наверняка долгого молчания, ведь Антон уверен, что это началось ещё до его прихода. Арс продолжал сидеть неподвижно, только глазами бегая по чужому лицу, пытаясь найти хоть нотку раздражения или отторжения, но безуспешно. На него никто и никогда не смотрел и не посмотрит так, как это делал Шастун.       И тот без единого слова встает и садиться рядом на диван, завлекая в теплые объятия. Согревшейся ладонью скользит вниз, к пояснице, притягивая ближе и укладывая подбородок на плечо Арсения. Дыхание того наконец выровнялось и Шастун сквозь ткань одежды почувствовал как его сердце стало биться спокойней.       Арсений осторожно выдохнул, чувствуя, как тепло Антона буквально растворяет лёд внутри. Он прижался ближе, спрятав лицо в плечо, словно желая остаться там навсегда. В такие моменты всё — ёлка, гирлянды, праздничный стол, который, к слову, не был ещё накрыт, — переставало существовать.       Был только Антон.       Тишина в комнате вдруг показалась не такой гнетущей. Она наполнилась дыханием, стуком сердец, что забились в унисон, спокойствием, которой так сильно не хватало весь день. Этот момент, в котором они оба остались вдвоём, был полон какого-то особенного смысла, который нельзя было выразить словами. Атмосфера изменилась, как если бы вся комната внезапно стала живой, наполненной их присутствием, их тихими, но сильными эмоциями. Антон осторожно вдыхал, как будто боясь нарушить хрупкость этого ощущения. Его дыхание было ровным, мягким, как и его прикосновения к Арсению. Каждый раз, когда его рука касалась плеча или бедра, он ощущал, как мир вокруг становится чуть более настоящим. Он чувствовал, как тепло его тела передаётся Арсению, и, хотя никакие слова не были произнесены, это было самым важным на свете. Именно в эти моменты, в тишине, среди всех этих мелких жестов, простых прикосновений, они и находили друг друга.       Арс стал ещё ближе, хотя казалось что расстояния между ними и вовсе не осталось. Его глаза закрылись, а сердце, тяжело бьющееся ещё совсем недавно, стало биться в такт с дыханием Антона, с его присутствием.       — Ты здесь, — шепчет он, как будто проверяя, правда ли это. Голос его был низким, все ещё слегка охрипшим, будто слова были тяжёлыми, как камни, вырвавшимися из груди. Но в этих словах было всё — и признание, и надежда, и любовь.       Он наклонился чуть ниже, чтобы его лицо оказалось рядом с лицом Арсения. Нежно, чуть осторожно, он коснулся губами его щеки, оставив на коже теплоту, которая должна была растопить всё напряжение. Арс не отстранился, наоборот, он закрыл глаза и позволил себе раствориться в этом поцелуе. Весь его мир, вся его жизнь, вся эта боль и тяжесть стали чем-то далёким, неважным.       — Ты не один, — прошептал Шастун, чувствуя, как его слова, наполненные любовью и заботой, проникают в самого Арсения. — Я с тобой. Я всегда буду рядом.       Попов открыл глаза и встретился с его взглядом, в котором было столько глубины, столько неподдельной искренности, что его сердце на мгновение застыло. Он почувствовал, как внутри что-то перевернулось, как эта тишина, которая ещё недавно была непереносимой, стала светом, согревающим его изнутри. Это было нечто большее, чем просто утешение. Это было обещанием, что всё будет хорошо. И этот мир, который казался пустым и холодным, теперь снова наполнялся смыслом.       Арсений почувствовал, как все снова обретает краски, как жизнь снова проникает в его тело, в его сознание. Он отстранился от мужчины, но не ушёл далеко, а просто чуть откинулся назад, переводя дыхание. Взгляд его стал ясным, глаза начали вновь сверкать — уже не тем мёртвым светом, что был до этого, а живым, тёплым.       — Нужно накрыть на стол, — Арс слегка прикусывает губу и будто чуть виновато смотрит из-под ресниц. У него был весь день для этого, но все прошло как в тумане. Он протянул Антону руку, в которую тут же вложили ладонь, следом поднимаясь с дивана.       — Я купил зефир, — отзеркаливает улыбку, делая пару шагов и вместе направляясь на кухню.       Теперь их движения были синхронны. Шастун открыл кухонный шкаф и достал красивые тарелки, которые они обычно использовали для особых случаев. Каждый элемент стола стал частью восходящей гармонии. Это было больше, чем просто украшение стола и подготовка ужина. Это было возвращение в мир, который они так ценили.       — Может, сюда поставить эти свечи? — Арсений обратился к Антону, уже совершенно другим тоном. В его глазах снова вспыхнуло знакомое игривое отражение, и Шаст почувствовал, как в груди ярким пламенем горит то самое окрыляющее чувство. Он кивнул, и они вместе принялись расставлять свечи по столу, наполняя комнату мягким светом, который как будто собирал их обоих в этом уютном пространстве. Скоро на столе появилась еда: нарезанные сыры, оливки, канапе, и маленькие закуски, которые они готовили вчера. Арс накрывал всё с таким вниманием, с такой любовью, что даже в мелочах было видно, как он возвращается в своё привычное состояние. Изнутри его будто рождалась новая энергия.       Когда стол был накрыт, и вся комната наполнилась праздничной атмосферой, Арсений остановился, оглядывая результат их совместной работы. Его взгляд был удовлетворённым, а по губам снова скользнула та самая искренняя улыбка.       Арс почувствовал горячее дыхание на своей шее и слегка повернул голову, сталкиваясь кончиком носа с виском Шастуна. Тёплый воздух, исходящий от него, обжигал кожу. Антон оставил мягкий поцелуй на его шее, и этот жест был таким нежным, таким внимательным, что на мгновение Арсений почувствовал, как сердце замирает.       Он медленно развернулся в объятиях мужчины, почувствовав, как его тело сразу откликается на близость, на этот момент взаимного доверия. Взгляд Арсения встретился с глазами Шастуна, зелёные, глубокие, как тихий лес, смотрели на него с такой искренностью, что его живот сжался от непередаваемых эмоций. В этих глазах он читал не только любовь, но и понимание, и силу, которые всегда были рядом.       Арсений задержал взгляд на его лице, касаясь пальцами щеки Антона. Было что-то успокаивающее в этом прикосновении, что-то такое родное и настоящие, что заставляло его чувствовать себя живым. Он прислонился лбом к его, зажмурив глаза и позволяя себе на мгновение полностью раствориться в этих объятиях, в этом мире, где только они оба и больше никто.       — Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю, — прошептал Арсений, голос звучал низко и сдержанно, но в нём было столько искренности, что даже воздух вокруг, казалось, замер. Он ощущал, как каждое слово выходит из его груди, как оно наполняет пространство, и ему становилось легче.       Антон мягко отстранился, но только настолько, чтобы снова заглянуть в его глаза. Он касался пальцами его подбородка, осторожно проводя по коже, и его взгляд был полон нежности и любви. Не говорил ничего, потому что слова в этот момент были лишними. Вместо этого он просто тянулся к нему, чтобы снова поцеловать, но поцелуй был не требовательным, не страстным, а тихим, как обещание, как ответ на те чувства, которые не требовали подтверждения, потому что они были поняты без слов.       — Я тебя тоже очень сильно люблю, — тихо сказал Антон, едва ли не на грани дыхания. Он снова прижался к его груди, ощущая знакомый ритм его сердца. Мир вокруг исчез, осталась только эта близость, которая давала ему силы продолжать.       — С Новым годом…       — С Новым годом, Арс, — шепчет и, не дожидаясь ответа, нежно снова накрывает его губы своими.       И вдруг с улицы раздаётся громкий хлопок. За ним — второй, третий. Салюты разрывают ночное небо, их разноцветные вспышки проникают через шторы, освещая комнату мягким мерцающим светом. Арсений слегка отстраняется, улыбаясь уголками губ.