Маленький цветочек

Мило вернулся в ту же минуту, в которую покинул Ригора в гостиной. Бросился на грудь, рыдая и умоляя простить за… Да он и сам уже толком не понимал, за что. Альфа продолжил его уверять, что он не должен извиняться, потому что не за что. Омега сминал его рубашку сзади так, что узкий стоячий ворот врезался в шею старшего и душил, но тот стоически переносил неприятные ощущения, не смея тревожить истерику. Потом у младшего началась рвота и Ригор подставил один из расписных кувшинов в мыслью «хоть где-то пригодился». Он собрал тёмные густые волосы в кулак, легко придерживая, другую ладонь положил на предплечье мужа. — Не смотри на меня, — в перерыве между позывами желудка жалобно и хрипло попросил Мило. Альфа зажмурился. — Не смотрю. Но я всё равно здесь и хочу помочь, золотко, — Ригор подождал, пока очередное извержение закончится, — И всегда буду с тобой. Громкие, не совсем приятные звуки привлекли внимание слуг, которые в соседней комнате протирали огромные золотые рамы картин. — Как ты думаешь, Эйван, господин опять избивает своего мужа? — задумчиво и лукаво проговорил бета. — С чего ты взял, что он его бьёт? — пробасил Эйван. — Да об этом уже все знают. Каждый раз, когда мимо их покоев кто-то проходит, неприметно слышит рыдания омеги. — Не преувеличивай. Часто, но не каждый раз, — альфа утвердительно кивнул. — Защищаешь хозяина? — прислужник растянул губы в ухмылке, — И скажешь, что младший супруг не появляется всё время с синяками и ужасно грустный? — Вот это уже точно враки, — Эйван перешёл к другой картине, но настойчивый бета настиг его с продолжением сплетен: — Ну тогда получи несколько правдивых фактов. Мило почти ничего не ест, скорее всего, ему муж запрещает, наказывает за что-то. Ещё он в последнее время сам ходить не может, вероятно, бедняга вынес немало. — Зачем ты так говоришь? — искренне удивился альфа, не разделяя энтузиазма товарища, — Даже если это и правда, в чём я сильно сомневаюсь, мы ничего не можем сделать со сложившейся ситуацией. А он, если так страдает, почему не написал письмо в родной дом своему влиятельному отцу, чтобы тот вызвалил сына из кошмара? — Глупый ты. Ригор же читает письма, чтобы информация о его жестокости не просочилась. — Неужели можно быть таким двуличным? — усмехнулся Эйван, — Он всегда вежлив, улыбчив, добр и сдержан с нами, даже с теми, кто совершает ошибки. При посторонних относится к супругу, как к драгоценному редкому цветку. Что же заставляет обижать его наедине? — Вас, альф, разобрать очень сложно, — пожал плечами бета и принялся болтать, посвещая соседа по работе в тучи сплетен о молодой венценосной паре. Эйван мужем ещё не обзавёлся. Всё-таки социальный статус низкий, денег и имущества маловато, семья по другим городам равномерно распределилась. Не жилось им вместе большой общиной, как велел традиционный уклад. Каждому хотелось чего-то своего, особенного и совершенно отличающегося от того, что выбрал другой родственник. Поэтому когда родители почти одновременно умерли, четверо братьев разъехались по разным конца государства. Не земли, и то спасибо. Альфы-отцы потенциальных женихов с сомнением поглядывали на красивого одиночку со сносным на вид характером. Хоть полученная должность смотрителя за порядком в парадной части дворца прибавила веса репутации. — Что скажешь? — сплетник толкнул локтем задумавшегося товарища. — Скажу, что не нашего ума это дело, — сосредоточенно выковыривая грязь из труднодоступного места в задней части рамы сообщил Эйван, — Чтобы нарушить закон, который их же династия придумала, должны быть веские причины. Может этот твой омега не так уж беззащитен и сам нарывается, — начал рассуждать альфа, но осёкся, — Хватит об этом. Тут двери распахнулись, и Ригор вместе с омежкой на руках плавно выплыл из гостиной. Парень жался к нему и дрожал, тяжело вдыхая и поверхностно выдыхая. — Там… Ваза испачкалась. Будьте добры, вымойте её, — попросил наследник. — Да, господин, — бас Эйвона раздался в тишине, потому что бета разглядывал Мило во все глаза. — Спасибо, — альфа проследовал к лестнице, оставляя за собой двух прислужников: задумавшегося печального и презрительно поджавшего губы. Младший старательно полоскал рот и лил на лицо воду, стараясь избавиться от остатков противной жижи. Или от её ощущения, потому что пять литров прохладной влаги явно были не обязательными, чтобы просто отмыться. Омега чувствовал себя вывороченным наизнанку, опустошённым, но зато противные мысли уступили место заботам о физическом недомогании. Ригор был прав. Боль снаружи заглушает внутреннюю. Вот только надолго ли? Альфа всё ещё держал копну волос, встревоженно замерев позади супруга, пока тот умывался. Он запутался. Мило пока не объяснил свои вчерашние мотивы, а уже за начало дня выкинул столько всего противоречивого. Это выматывало. Всё это. Два месяца постоянной борьбы с прошлым мужа за их общее настоящее. Внезапно ему стало не хватать папы, которому можно было на это пожаловаться и спросить, что, собственно, делать, чтобы выиграть затянувшееся сражение. Но ведь он решил, что пора взрослеть и обходиться без нытья в плечо любящего родителя. Однако именно сейчас захотелось перестать быть сильным защитником и ослабеть настолько, чтобы ничего не решать. А до сих пор такое удавалось провернуть только с папой. Даже с самим собой не получалось. Мило слишком долго промакивал личико полотенцем. Через несколько минут Ригор вынырнул из меланхоличного внутреннего мира и позвал: — Золотко? Спрятался от меня, малыш? Омега склонил голову в молчаливом согласии. Альфа с лёгкостью высвободил махровую тряпочку из цепких пальчиков, накинув её на плечи любимого. Потом, так же без усилий развернул худенькую фигурку и отыскал губами побледневшие от долгого отсутствия внимания губки. Синие глаза распахнулись, Мило упёрся ладошкой в грудь мужа и отстранился. — Тебе разве не противно? — спросил он, отвечая на недоумённый взгляд Ригора. — Противно? — переспросил тот. — Меньше четверти часа назад у меня изо рта лилась всякая гадость, — снова отворачиваясь и пряча взгляд объяснил омега. Тут же поймав его подбородок тремя пальцами, альфа вернул головку к себе. Он уже был готов отшутиться, иронично заметив, что хуже бы было, если бы «гадость» осталась внутри. Или рассказать правдивую историю о том, как будучи маленьким выпил слишком много молока, устроив за столом подобный фонтан — текло даже из ноздрей. Но увидя в глазах неподдельную грусть, вспомнив, как часто его омежка считал себя недостойным любви из-за каждой мелочи, Ригор решил не сворачивать в сферу юмора. — Ни капли не противно, — со всей серьёзностью заверил он. — Ты не сразу ответил. Не нужно говорить так, только чтобы меня успокоить, — не поверил Мило. — Я хотел использовать шутку, чтобы подбодрить тебя, поэтому задумался, — альфа приблизился, чтобы обнять мужа свободной рукой, — Но решил, что тебе сейчас нужнее чистая правда без кривляний. Братья и учителя использовали шутки, чтобы унизить, оскорбить или как-то по-другому показать его ничтожность. А Ригор нашёл другой способ применения и даже успел от него отказаться, потому что… А он опять оскорбил его недоверием. — Прости, — вероятно, в сотый раз за сегодня сказал омега. — Теперь-то за что, лисёнок? — Я подумал, что ты обманываешь меня. Зачем бы это ни было. Альфа всё-таки нежно прижался губами к губкам омежки, не захватывая, не проникая языком, просто касаясь одного из любимых местечек на теле мужа. Потому что когда Мило в настроении, он такое может вытворить этим горячим ротиком… — Давай поиграем в мою любимую игру, — предложил Ригор, — Ответь, из-за кого ты никому не доверяешь? Вместо этого омега потянулся за ещё одним поцелуем. Он посчитал, что раз ответ настолько очевиден, то его озвучивание ни к чему не приведёт. А теперь ещё добавилось понимание того, что любимому он тоже перестал доверять. Но ведь раньше такого не было? Где-то на середине супружеской жизни ему удалось найти в себе силы и убедить себя, что альфа не опасен. А потом с удовольствием поверить в это. Значит, теперь он сам виноват, это и есть ответ на загадку. Что-то случилось вчера, что оттолкнуло Ригора, заставило перестать видеть в нём защиту, насмеялось над жалкими попытками Мило выбраться из вязкого болота воспоминаний. Ригор несколько раз с чмокнул губки, щёчки, и, добравшись таким образом до ушек, прошептал: — Пойдём в покои, золотко? Полежишь немного, отойдёшь от переживаний. — Не хочу. Я эту комнату ненавижу! Ведь теперь в ряд мыслительных картинок, от которых мурашки бегут по спине и животу одновременно, встанет приобретённая там вчера. Только теперь изображение будет связана не с физической болью, потому что запечатлён на ней альфа, в ужасе наблюдающий за последствиями неудачного соития. — Я имею в виду, — попытался сгладить своё прошлое заявление омега, — Мы там постоянно были в последнее время. Надоело. Ригор мягко улыбнулся, снова приближаясь уже к другому ушку. — Ты у меня маленький лисёнок-хитрец. Скажешь правду? Мило покраснел. Альфа продолжил: — Чтобы мы туда не возвращались, достаточно было просто сказать об этом, малыш. Думаю, мы сможем поменяться с папой. — Нет, — омега тоскливо уставился на свои ладони. Не хватало сюда ещё Режинальда втягивать, — Мне просто нужно некоторое время. Я не хочу доставлять больше неудобств, чем у меня уже получилось. — Золотко, посмотри на меня, — ласково попросил Ригор. Тот перевёл взгляд исподлобья на смуглое лицо, — Единственное неудобство, которое у меня связалось с тобой, заключается в том, что я замучился краски к твоим глазам подбирать. Ни один цвет не смог передать твой изумительный оттенок. В остальном ты менее прихотлив, чем даже жеребец отца. Я с придыханием жду, когда ты начнёшь капризничать. — Начал уже, — тускло заметил Мило, — Я не хочу в наши покои, потому что мне обязательно вспомнится в мельчайших подробностях вчерашний провал с меткой. И ты будешь обречён выслушивать новый потоп извинений. Тебе это надоест и ты меня выгонишь. Отвечая на тираду расстроенного малыша, альфа встал, притянул его к себе и крепко обнял. — Я люблю тебя. Никуда не отпущу и никому не отдам. За это меня посадят в темницу императора, потому что сейчас ограничение свободы омег преследуется по закону. Должно, по крайней мере. — Тогда я пешком дойду до его дворца, — включился в игру омега, не меняя, однако, скорбной интонации, — И буду умолять тебя отпустить. — Но никто этого не сделает, потому что преступники должны быть наказаны. — Значит тоже что-нибудь преступлю и попаду к тебе в темницу. Лучше туда, чем обратно к отцу и братьям. Мило засопел, тоже обхватывая Ригора поперёк груди, только объятьями это сложно было назвать: слишком нервно и отчаянно вцепились хрупкие ручки в могучую спину. Альфа целовал подставленное темечко, гладил напрягшиеся плечики. — Пойдём на смотровую площадку, — предложил он, — Сегодня ветер не сильный и туман с утра рассеялся. Вид обязан быть прекрасным, как ты. Почему-то пока они шли, омега подмечал на себе сочувственные взгляды слуг. Ригор вёл его за руку, вдохновенно торопясь на свежий воздух из душных комнат. И чуть ли не каждый встречный чуть останавливался, посматривал на него испуганно, словно пытаясь задать бессловный вопрос. Хотя Мило было всё равно. Он только проверил, на месте ли воротник, потому что не хотел подставлять доброту альфы под удар. Огромный голубой небосвод с белоснежными перьевыми облаками раскинулся над ними. Переливистые крики чаек чудом доносились до слуха, сами птицы парили далеко, различались только маленькие силуэты, снующие над водой и взмывающие вверх. Ветер тут же обвил обоих, пробираясь в волосы и взметая полы одежды. Он был тёплым, как ладони Ригора. Омега восхитился открывшимся пространством и несмело подошёл к преградительной стене с каменными перилами, что доставала ему до груди. За всё время пребывания в прибрежном замке он видел по два-три судёнышка, разбросанных по бухте. Сейчас водную гладь заполнили многочисленные лёгкие парусники с пёстрыми дутыми от попутного ветра полотнами, лодочки рыбаков и искателей жемчуга. Что-то подобное пылилось в мастерской, перенесённое на холст. Но вживую природа в сочетании с человеческим вмешательством смотрелась в десятки тысяч раз лучше. — Мы объединились с одним иностранным государством и хотим построить огромный корабль. Который смог бы переплыть море, войти в океан, добраться до другого берега, — сказал альфа. Он незаметно оказался рядом с мужем и опёрся о перила, положив руки по обе стороны от его ладошек, — Так можно будет путешествовать быстрее и дольше. Пока лёд не скуёт нашу бухту. — Но ведь все плавательные приспособления рано или поздно тонут. А если это произойдёт в океане, никто не спасётся, — заметил Мило. — На корабле разместят множество плотов и лодок. Строители совсем не глупцы, уже полгода бьются над чертежами. Всё получится, вот увидишь, — Ригор чмокнул макушку вздохнувшего парня и обнял его, привлекая поплотнее к себе. Омега не прижался к нему доверительно, как обычно делал. Это немного обидело. — Золотко, поговори со мной, — тихо попросил альфа. — Мы же и так разговариваем, — ровно и с грустью в голосе ответил Мило. Даже речь у него за последние сутки изменилась, нотки искреннего чувства, несмелого заигрывания и наивного очарования заменила одна стылая печаль. — Ты слишком сильно изменился с того момента, как у нас секс не получился. Я понимаю, это очень многое для тебя значит. И мы будем пробовать, пока не получится, я ведь не обижаюсь, не злюсь и уж тем более не собираюсь наказывать или прогонять тебя. Но это слишком общие слова, которые вряд ли смогут помочь. Расскажи мне про вчера чуть больше. Как будто слова что-то изменят. Но он имеет право знать. — Когда ты надавил членом на мой анус, у меня в голове вспышкой пронеслись несколько вещей… — вдохнув поглубже он продолжил чуть тише, — Тот лекарь, который показывал, как правильно мыть себя внутри, сделал мне очень больно наконечником. И сказал, что это совершенно нормально. А Рандольф с альфами его возраста однажды ночью пробрались ко мне в комнату и попытались засунуть туда огурец. Большой и колючий, — тело непроизвольно сжалось, Ригор стремительно впечатал личико в свою шею. — Это ужасно, малыш, — высказал он свои мысли по этому поводу. Не все, конечно. Ту часть, где много крови и криков о помощи с примесью извинений он оставил не раскрытой. — Ты не сделал мне больно. Я просто вспомнил о том, как болело раньше и, видимо, опять испугался того, чего не будет. А дальше ты уже знаешь. — Думаешь, что я тебя брошу, найду другого мужа, а если и нет, то всю жизнь проведу в страданиях, потому что ты не достоин меня? — Да, — пару раз всхлипнув, омега развернулся в объятьях своего любимого защитника, — Только теперь это как-то странно. Я будто борюсь с собственными мыслями, они словно налетают на меня, а я их прогоняю, и так раз за разом. Это заставляет меня чувствовать себя таким безумно уставшим. Пока Мило ревел в голос, крепко держась за предплечья Ригора, тот усиленно думал, не забывая успокаивающе поглаживать головку и спинку маленького сжавшегося комочка. Ничего не приходило в мозги, обычно кишащие идеями относительно всего. Нужно обязательно посоветоваться с папой. Но до его приезда ещё полдня! Значит надо подождать, а потом потащить к нему омегу и поговорить уже в присутствии более опытного во всём человека. А если Мило не согласится? А если папа не захочет? Решительно тряхнув увесистым хвостом, альфа решил не поддаваться копированию поведения младшего. Оба уже поняли, что надуманные страхи — скверная пища для долгих размышлений. Вдруг омега сжал предплечья слишком крепко для обычного себя, легко выбрался из объятий, отпихнув руку Ригора. — Надо что-то сделать, нужно срочно что-нибудь с этим сделать, — забормотал он, закрывая уши ладонями и отступая от альфы на несколько шагов. — Осторожно! — крикнул тот, как коршун на добычу бросаясь к младшему. Зоркие глаза заметили, что он поскользнулся и летел затылком на встречу с массивными перилами. Старший успел подставить руку. Из-за стены за этой сценой наблюдали не менее глазастые слуги. — И вот скажи мне пожалуйста, — бета, ранее протиравший картины в парадном зале и подстрекавший стойкого Эйвана нашёл себе новые уши и теперь гипнотизировал венценосную чету с помощником повара, свободным после обеда, — Это же что надо сделать с мужем, чтобы тот полетел с балкона, лишь бы больше не жить такой жизнью? — Вероятно, сегодняшнее избиение стало последней каплей, — согласился поварёнок. Внезапно кто-то сильный и злой подкрался сзади и проворно ухватил бет за шкирки. — Я тебе разве не сказал, что дело не наше? — грозно пробасил Эйван, — Ещё раз увижу, что ты слухи разносишь, донесу на тебя господину. — Да ладно тебе, — бета попытался высвободиться из железной хватки, не причиняющей боли, но унизительно удерживающей на месте. — Я всё сказал. Вылетишь из дворца на задний двор, конюшни чистить, — альфа подтолкнул подглядывальщиков к лестнице, услужливо «помогая» спуститься, чтобы хотя бы сейчас они оставили в покое предмет своих сплетен. Мило болезненно медленно открыл глаза, запоздало дёрнувшись, словно пытался увернуться от перил, будучи уже далеко от них в самых безопасных объятьях на свете. — Тише, золотой мой, не надо так бояться, — успокаивал Ригор, — Не ударился? — Немного, — затылок пульсировал, доставляя в сравнительно небольшую область головы импульсы боли. Альфа зарычал. — Лекарь же уехал! Ничего, сейчас вызовем кого-нибудь из города, пойдём вниз, сейчас, лисёнок, потерпи. Мило положил дрожащую ладошку на пылающую щёку. — Всё само пройдет, у меня так уже было. Не переживай. Рык окреп, а натура альфы приказала Ригору обнажить клыки. Он сжал кулаки и злобно клацнул зубами. — Риг? — испуганно произнёс омега. В этот момент муж отдалённо напомнил отца. Только тот никогда так нежно не прижимал сына к груди, одновременно с этим дико скалясь. Предпочитал исключительно второе. — Тш-ш, — старший унял физические проявления праведного гнева и приложил палец к бледным губкам, — Ничего не говори. Это не для тебя. Тебе нужно прилечь. ••• Господин Тальсон потратил всю свою долгую жизнь служению омегам. Нет, он был не жрецом, создавшим новую религию (а такие в государстве водились). Будучи бетой, по совету родителей он занялся медициной, но скоро заметил, что большинство лекарей стремятся познать тайны организмов сразу всех трёх полов. Это делало их знания поверхностными и совершенно недостаточными для того, чтобы помочь человеку, особенно в критической ситуации. Учёный свет не отдал должное мнению юного врачевателя. Поэтому Тальсон самостоятельно взрастил его из мнения в обоснованный факт, с честью защитил доклад на международном уровне и с тех пор лекарей стали делить на специалистов по омегам, альфам-бетам (всё-таки их физиология достаточно схожа), а так же врачей общей практики. С тех пор знаменитый доктор занимался исключительно омегами. Интерес к данной области врачевания взрастил собственный муж, обладатель достаточно редкой болезни с последующей невозможностью иметь детей. Именно Тальсон выходил его и они подарили друг другу троих прекрасных малышей. Именно Тальсон сочувственным твёрдым голосом когда-то давно сообщил Режинальду, что его малыш так и останется единственным. И вот сейчас, с видимым удовольствием поднеся ко рту ложку со вкусно пахнущим варевом, лекарь застыл в изумлении, услышав в прихожей шумную возню. — К тебе кто-то собирался прийти? — спросил он супруга глубоким баритоном. Омега ответить не успел, потому что в столовую ввалились двое увальней. — Господин наследник Эвы требует к себе господина Тальсона, — прогромыхал один из них. — Господа, одну минуточку, — попросил пожилой доктор, — Во-первых, вы явились в уличной, как я погляжу, обуви. Сейчас на дорогах пыльно, это вредно для здоровья — приносить в дом осевшую на ботинках грязь. Во-вторых, что это такое значит «требует»? Неужели он так и сказал? — Ну… Нет, — пропыхтел смушённый вестник. — Господин попросил найти самого лучшего врача, — нашёлся второй пришедший, — Беда с его омегой. Услышав последнюю фразу (а может и предпоследнюю) Тальсон стремительно поднялся. — Значит вы, молодой человек, — обратился он к тому, что порасторопнее, — Ведите меня. А Вашему сослуживцу придётся подмести за Вашими болезнетворными сапогами пыль. Захватив средних размеров чемоданчик, лекарь устремился на помощь. Его омега ласково улыбнулся, наблюдая за вмиг ставшим серьёзным человеком, который полчаса назад успокаивал двухмесячного внука фразой «смотри, как дедушка умеет летать» и махал руками, крича петухом. Конечно, по дороге он выспросил посланца по супругов. По правде говоря, не только из медицинского интереса. По городу ходили разные слухи: и про загадочную метку, меняющую форму и цвет, и про магические синие глаза, дарующие вечную молодость, и про неслыханную жестокость Ригора по отношению к молодому мужу, который однажды порывался сбежать. Если первые две байки походили больше на россказни престарелых монахов и не заслуживали внимания, с последним заявлением Тальсон хотел спорить до посинения, слишком хорошо зная Режинальда, чтобы поверить, что он воспитал такого сына. Однако служитель дворца подтвердил, что неоднократно видел слёзы тщедушного парня, слышал крики из покоев четы и даже поделился свежими рассказами о сегодняшних побоях. Сам он не слышал, но приятель находился в соседнем помещении, мыл рамы картин. Поведал всё в мельчайших подробностях. Пребывая в растрёпанных чувствах, Тальсон преодолел ворота замка, невиданной красоты резные двери. Великолепное убранство изменившегося с его последнего визита дворца не интересовало заслуженного лекаря. В гениальной голове зрел план вызволения омежки. ••• — Прости, что напугал, — Ригор окончательно успокоился, бросил в слугу приказом о приведении Тальсона (в городе только самые новоприбывшие не знали о местной знаменитости) и таким обыденными, привычными движением уложил Мило на всё ещё расправленную кровать. Алан, видимо, загулял окончательно. Но никто сейчас об этом не думал. — А почему ты так завёлся? Я сказал что-то не то? — с волнением поинтересовался омега и поморщился от очередной болевой волны. — Молчи, золотко, — встревоженно попросил альфа, — Мы вообще не должны говорить. Закрой глаза и лежи спокойно, пока не придёт господин Тальсон и не скажет, что делать дальше. Удары головой очень опасны. Парень послушно замер. Ригор уселся на кровать, уложил на колени самую большую подушку и только потом аккуратно переместил бедовую головку. Через некоторое время он не выдержал: — Прекрати так сосредоточенно думать, что опять в чём-то провинился. Я рассверипел так, потому что ты сказал, что уже ударялся подобным образом. Почему-то не подумал, что ты мог просто упасть. Первой мыслью у меня промелькнуло, что кто-то посмел тебе преднамеренно навредить. И внутренний альфа проснулся, чтобы вершить правосудие. Уж ты тут точно не при чём. Старший положил руки на плечики, пальцами начиная гладить оголённые ключицы. Мило на мгновение сжал сомкнутые веки, но глаз не открыл. — Если бы я сам не нарвался, возможно, он бы никогда не показал своего апогея ярости, — прошептал омега, на ощупь находя ладонь любимого и несильно сжимая. — Кто? Что?! О чём ты говоришь? — рычание усиленно подавилось здравым смыслом, желанием не напугать омежку и страшной догадкой. — Отец года три ждал моего созревания. Спрашивал каждый месяц, не началась ли течка. А я так не хотел замуж, что скрыл первые две. Ну, ты знаешь. Никогда таким свирепым его не видел. Он долго кричал на меня, а потом поднял одной рукой и швырнул в стену. Сильнее намного, чем я сейчас упал. К тому же, ты… Руку-у-у… Ригор застыл каменной статуей, можно было смело выносить и рядом с Осбертовой ставить, не шелохнулся бы. Глаза застлала ужасающая картина, которую обладатель образного мышления представил во всех красках и подробностях. В эту печальную минуту и появился заряженный на побег Мило доктор. — Господин Ригор? — позвал слуга и решил сделать это громче, — Господин! Альфа вздрогнул, перевёл осоловелый взгляд на Тальсона. Тот, в свою очередь, глядел на омегу, тихонько поскуливающего и вцепившегося в ладонь супруга до белых отметин. — Да, — задумчиво произнёс наследник и тряхнул головой, — Да! Поставьте, пожалуйста, стул поближе к кровати, — обратился он к прислужнику, — Проходите, доктор. Располагайтесь. Тальсон расположился: нашёл на столе незаваленный кусочек и взгромоздил туда чемодан. Мило постарался быстро успокоиться при незнакомом человеке, Ригор, видя его смятение, вытер личико платочком. Омега прислушался к собственным ощущениям и разжал ладошку, взглянув на альфу, как тогда на свадьбе, испуганно и с мольбой о пощаде. — Малыш, ты не виноват сейчас, не был и тогда, — тихо проговорил Ригор, поглядывая на возившегося рядом со столом врачевателя, — Тальсон тебя осмотрит, а потом я поеду сверну шею поганому вымеску, — таким же нежным голосом, сопровождающим поглаживания, сообщил он. — Нет, пожалуйста! — прошептал Мило, клянясь про себя, что больше ничего не расскажет про оставшихся в живых родителя, — Он твоей ресницы не стоит, не связывайся с ним, прошу тебя, не уезжай! — Тише, тише, — альфа чмокнул вспотевший лобик, — Это всего лишь фигура речи. Специально к нему ломиться не буду, но если встретится на пути, я… — Не надо, — омега жалостливо сложил брови. — Господа! — провозгласил Тальсон, — Я готов. — Минуту, — попросил Ригор и прошептал на ушко мужу, — Хорошо, я не буду делать ему ничего, что ты не одобришь. Обещаю. Веришь мне? Лекарь пронаблюдал еле заметный кивок вкупе с закушенной губой, которую альфа тут же ловко выправил из плена белоснежных зубиков. Вместе с услышанными краем уха «вымеском» «нет, пожалуйста!» и «не надо» Тальсон сложил в уме неутешительный пазл. — Господин Ригор, я попрошу Вас выйти на время осмотра, — сказал врач, грозно смотря на молодого альфу. — Зачем? — удивился тот. — Вдруг господин Мило решит спросить что-то, что при вас постесняется, — лукаво объяснил бета. — Не захочу! — подал голос больной. — Или скажет мне что-нибудь, что вам не говорит в силу… Пола. — О небо, если это случится, я Вам полгорода пожалую в награду, — страстно заверил альфа. Тальсон вопросительно поднял брови. С минуту они играли в гляделки, и Ригор проиграл. — Золотко, давай сделаем, как просит лекарь, — заглядывая в грустно-испуганные синие глаза проворковал старший. — Не оставляй меня, пожалуйста! Мне он вообще не нужен, я же сказал, всё само пройдёт, — заупрямился Мило. Вздохнув, Ригор развёл руки в капитулирующем жесте. — Господин Тальсон, абсолютно все предыдущие доктора на удивление скверно с ним обошлись. Я знаю Вас практически с рождения, и папа рассказывал только хорошее. Но, думаю, Ваша профессия не позволит моему мужу спокойно находиться с Вами наедине. Ситуация разворачивалась явно не так, как великий врачеватель задумал. Судорожно соображая, что такого могли сотворить коллеги, позорящие призвание, он победно изрёк: — А если я поклянусь всеми своими тремя детьми, зятем и самым любимым внуком, что не буду касаться Вас, Мило? Тогда мы сможем справиться без Вашего супруга? Омега прикрыл глаза. Какой-то уж слишком настырный этот лекарь. Но если Ригор хочет… И Режинальд говорил только хорошее… — Можешь не отходить далеко? — тихо попросил подуставший от стремительно проносящихся событий парень. — Ну конечно, малыш, — с величайшей осторожностью выкарабкивая ноги из-под подушки заверил альфа. Постояв, разминая чуть затёкшие конечности, он стянул рубашку через голову и положил прямо в цепкие ладошки. — Я буду прямо за дверью. И не верьте ему, если скажет, что у него всё хорошо. Этот маленький хитрец у нас любитель свои страдания принижать. Омега фыркнул. — Я Вас услышал. Но перед выходом оденьтесь, молодой человек. В таких больших домах, как Ваш, сквозняки — постоянные жильцы. Хоть Ригор и тиран, наказывать его простудой было бы слишком просто и совсем не обязательно. — Ну-с, юноша, приступим, — Тальсон достал спички и зажёг небольшую свечку. Он косвенно, со слов слуги, знал, что произошло, но переспросил, конечно же не поверив в то, что Мило «сам упал». Затем проверил реакцию зрачков на приближающийся и отдаляющийся свет, выспросил про ухудшение зрения, слуха, памяти и на всё получил отрицательные ответы которые, естественно, подтвердил небольшими тестами. К счастью для омеги и к несчастью для беты всё оказалось в полном порядке. А ведь можно бы было припугнуть насильника тем, что нанёс слишком тяжёлые увечья. — Приложите к затылку холод и поспите. Если через несколько часов боль не пройдёт, вызывайте меня снова, будем разбираться с Вашей головушкой серьёзнее. — Спасибо, — пискнул омежка, скрывая половину личика за пахучей одеждой. — Запах господина Ригора помогает Вам чувствовать себя лучше? — постаравшись не вкладывать в тон презрение спросил Тальсон. Если их биология настолько схожа, безболезненно изъять помеченного получится с трудом. Парень кивнул. Видимо не желал общаться сверх меры. Или не разрешали. — А я вот не могу ощущать ароматы других людей, — лекарь поднялся, упаковывая в чемоданчик свечку, спички, разноцветные карточки и увеличительные стёклышки. Никакого ответа. Ни единого порыва начать беседу. Но в глазах отголоски сметения. Но пальчики слишком активно сжимают ткань. Но он видел, как омега плакал и слышал, что умолял альфу не делать чего-то. Вздохнув, Тальсон вернулся в кресло. — Слушайте, Мило, — сказал он тише, ниже и серьёзнее наигранного ранее тона, — Я хочу помочь. Мне можно доверять. — Да. Ригор говорил, что вы лучший доктор для омег. — Мне лестны его слова. Однако сейчас я хочу поговорить не об этом. Мило недоверчиво свёл брови на переносице и слегка подтянул к себе ноги. — Я не буду Вас ни о чём спрашивать. И у нас с мужем нет друг от друга тайн. Так что ни к чему его выгонять в следующий раз. — А почему Вы так уверены, что я ещё к Вам приду? — зацепился Тальсон. Порозовев, омега вспомнил про успокоительную речь Режинальда о том, что в беременности и родах ему будет помогать самый лучший врачеватель. Но пока думал, как об этом сказать немного странному человеку, которого впервые видел, этот самый человек сделал свои выводы поспешил выдать: — Мило, Ригор Вас обижает? Город и дворец кишат сведениями о том, что он бьёт Вас и морит голодом. А я застаю Вас в слезах и с разбитой головой. — Что? — выдохнул изумлённый парень. — Ничего не бойтесь. Я защищу Вас, заберу от него, мы натравим народ с негодовательным шествием, шутка ли: нарушить закон собственного великого предка! — Зачем народ? Какой закон? Почему сегодня все хотят меня забрать от Ригора? Я его люблю! — В Эве ещё прадед Ригора лично составил закон, запрещающий телесные наказания. — Вот оно что, — омега отвлёкся на новую порцию воспоминаний, пропуская мимо ушей потоки пламенной речи. —… тот, кто делает с Вами такие ужасные вещи, не достоин носить гордое звание старшего мужа. Пойдёмте со мной. Тальсон выкинул руку в приглашающем жесте. — Никуда я не пойду, меня никто не бьёт… Здесь… С чего Вы взяли? Позовите Ригора! — Мило уже с ногами забрался на подушку, потому что лекарь отнимал всё больше пространства. — Успокойтесь, он ничто против народного гнева. Если Вы опасаетесь, что он сможет помешать Вашему освобождению, то отбросьте сомнения. Я сей же час увезу Вас из-под гнёта тирана! — пожилой бета воинственно вскинул брови. — Да как вы не понимаете, — омега постарался усмирить эмоции и говорить уверенно, твёрдо, глядя собеседнику прямо в глаза, — Не нужно меня освобождать! Я… Я… — всё-таки накатившее возмущение не позволило продолжить начатое. — Ясно, — заговорил Тальсон сочувственно, — Он запугал Вас, и теперь я ничего не могу добиться. Но рассудите сами: разве это жизнь — с постоянными избиениями? Гнев страшен, если человек добрался до головы, представьте, что с Вами может случиться после? Мило злобно вздохнул. Его начала раздражать сложившаяся ситуация. Затылок немного побаливал, доктор немного забрался на кровать, Ригора немного считают зверским насильником. Стоило ли продолжать убеждать светило медицины, что он упал сам? Возможно ли его вообще переубедить? Откуда взялись грязные сплетни? — Идёмте же, — Тальсон продолжал тянуть руку, — Не беспокойтесь, мой дом в десяти минутах ходьбы от дворца, я позабочусь о Вас. — А метка? Обречёте меня на вечные мучения? — нашёлся Мило, чем тут же сбил боевой настрой неудачливого спасителя. Об этом он и правда не подумал. — Позовите Ригора, — попросил омега, воспользовавшись замешательством Тальсона, — Вы глубоко заблуждаетесь относительно него, и я не знаю, как Вам доказать Вашу неправоту. Спасибо за заботу и внимание к моей персоне, но на этот раз, слава небу, Вы ошиблись. Ригор — замечательный муж, и я никуда не уйду, ни с Вами, ни с кем-либо другим. Он пальцем меня не тронул, хотя, с моей точки зрения, было за что. Лекарь колебался. Жертва же не будет так спокойно рассуждать о мучителе? Или альфа настолько всё продумал, что бедняга заучил слова на случай, если кто-то его спросит? — Вы очень располагающий к себе человек. И я попросил бы о помощи, но она мне попросту не нужна, — добил Мило, видя замешательство Тальсона. Тот пытался уловить знак, который подсказал бы ему, что парень притворяется, чтобы не разозлить притаившегося за тонким слоем дерева супруга. Вдруг он там подслушивал. Но ни отчаянных взглядов, ни жалостливого выражения лица, ни слёз, ни заламывания рук не наблюдалось. К тому же выглядел омега по большей части сносно: тело по развитию соответствовало возрасту, худоба хоть и граничила с болезненной, всё-таки таковой не являлась. На не скрытых одеждой участках кожи — ни синяка, ни царапины. Лекарь кивнул и поднялся. Возможно, и правда стоило поменьше верить слухам. Выйдя из покоев, он стал невольным свидетелем того, как Ригор отчитывал слугу. Хотя слова, которые альфа укоризненно произносил, меньше всего походили на что-то ругательное. — Я что говорил? Нельзя. Таскать. Тяжести. — Господин, я же немного, это быстро… Рядом валялось скомканное одеяло. С виду и правда грузное. — Хотите выслужиться? Не нужно. Мы и так прекрасно всё знаем, любим Вас и ни на кого не променяем. — Не хочу, господин. Просто никого не было по близости, я подумал, что если быстро, то ничего не будет. Тяжёлая ладонь мягко опустилась на плечо «опального». — В следующий раз при таких крайних случаях зовите меня. — Как? Нет, господин, Вы не должны! — Это приказ. Ещё раз увижу Вас с ношей больше положенного — приставлю личного надсмотрщика. Если сами себя беречь не хотите. — Я буду беречь, господин! Простите… — Надеюсь. Тальсон приблизился и кашлянул, привлекая к себе внимание. — А, достопочтенный лекарь! Как Мило? Всё хорошо? Вы были долго, что-то пошло не так? Пожалуйста, скажите, что нет. С каждым словом молодого человека в правдивые истории о его жестокости верилось всё меньше. — Говорю: нет. Последствия удара минимальны, несколько часов — и Ваш супруг здоров. — Благодарю сердечно! — Ригор сжал ладонь Тальсона двумя руками, потряс её и направился к покоям, запоздало обратившись к слуге: — Алан, расплатитесь, пожалуйста. Омега провёл бету в зал на втором этаже, усадил за стол и вынул из ящика сундучок. — Скажите, мой юный друг, какова Ваша должность? — обратился врачеватель к сосредоточенному прислужнику, отсчитывающему монеты. — Горничный молодого господина. Вы его приходили лечить, — охотно отозвался он. Внутренний каратель Ригора возрадовался такому достоверному источнику информации. — И что же он, — Тальсон переливисто постучал по столу пятернёй, — Счастлив в браке? — Не знаю, господин. Я не спрашивал, — пожал плечами Алан, запер сундучок и пододвинул к визитёру горку медных кружочков. — Ну а старший муж не строг ли с ним? — бета отделил от кучки пару монеток и вернул их на первоначальное место рядом с изящной ладонью слуги. — Что Вы, — тот прищурился и махнул длинным рукавом, — Господин так любит его, на руках носит, с ложки кормит, постоянно оставляет свою одежду… Ну, чтобы запах… — Я понимаю. — Иногда Мило плачет, — снижая тон, словно по большому секрету сказал омега, — И только Ригор может его успокоить. На то и муж. Ещё три денежки отправились в путешествие по столу. У Тальсона таких дома было достаточно, и медяки не интересовали его так, как информация. — А когда вы переодеваете своего господина, — Тальсон решил ломиться напрямик, — Нет ли свежих шрамов, ран, следов крови? Чего-нибудь такого. Алан замотал головой. Он не догадывался, к чему клонит пришедший доктор, и было не похоже, что врёт. — Только разве что от зубов, — вспомнил слуга про недавно появившийся синячок на предплечье. — Много? — встрепенулся бета. — Два. Ну это уже было просто смешно. Даже Тальсон, не обладающий остервенелым альфьим инстинктом кусать любимого во все вкусно пахнущие места, оставил на супруге около десятка отметин в первую неделю после свадьбы. Невозможно притворяться настолько хорошо. Пожилой доктор вынужден был признать: Ригор отличный старший муж. В вопросах больше не осталось смысла. Пристыженный самим собой, надеющийся, что Мило не расскажет наследнику о внезапно проснувшимся рвении, Тальсон удалился. К слову сказать, Алан заставил его забрать все заработанные деньги с собой. ••• В это время Ригор укрывал своего омегу несчастным одеялом. Естественно, встряхнув перед этим от возможной грязи и заправив в чистый мешок с отверстием, сшитый из двух простыней. Название ему пока не придумали. — Поспи, золотко. Столько всего произошло. — Только с тобой, — попросил Мило, ощущая тяжесть покрывала на теле и родных ладоней на щёчках. — Никуда от тебя не денусь, малыш, — проворковал альфа, стягивая рубашку и штаны, чтобы не изжариться заживо. Он не умел так грациозно проскальзывать «в норку» его лисёнка, поэтому откинул край одеяла, лёг, прижал к себе любимого и укутал их двоих обратно, надеясь, что не растерял тепло постельного кокона. Но что-то мешало. — Что у тебя там? — удивился Ригор. Омега вытянул откуда-то снизу рубашку, которую ему торжественно вручили перед осмотром Тальсона. — Ой, — пискнул Мило, разглядывая место под воротником, — Кажется, я тут немного порвал. Он виновато поднял взгляд на спокойное ровное лицо. — И что ты хочешь сказать по этом поводу? На языке вертелось привычное «прости», но, судя по взгляду, сейчас от него ожидалось совершенно не это. — Что… — парень ощутил знакомые подушечки пальцев, нежно касающиеся лопаток, — Я попрошу Алана зашить? — интонация вышла вопросительной, но альфе, видимо, хватило и этого. На младшего посыпался град поцелуев и ласкового шёпота: — Ты же моё сокровище, умница! Подставляя под заботу всего себя, Мило счастливо улыбнулся. В первый раз за сегодняшний тревожный день.