Совместная жизнь

Пока Меркурий сидел на кровати, как царь на огромном троне, вторая планета поводила шваброй под этой самой кроватью. Закончив с влажной уборкой, Венера пластом легла на пол. Пришлось потрудиться, чтобы разглядеть нужную вещь. Из-под кровати она выудила фотоальбом с красным корешком. Венера выпрямилась и слегка мокрой микрофибровой тряпкой стёрла с него пыль. Альбом оказался красивым. Оформленным в красных тонах и украшенным буквами с завитушками, что когда-то были покрыты краской блестящего цвета. Местами она кое-где ещё сохранилась. Она села на кровать рядом со своим парнем и протянула ему довольно большую книгу. Тот открыл её на самой первой странице и пододвинул поближе к Венере. — Ахах, ты тут такой карапуз! — Посмеялась Венера с детской фотографии Меркурия. На этом фото первая планета Солнечной системы была розовощёким малышом в комбинезоне, что держал в руке яркую пластмассовую лопатку и с неподдельным удивлением смотрел на большой мухомор. — Думаю, ты в этом возрасте выглядела так же мило. — Если мой фотоальбом существует, то он остался в квартире у предков. Я тебе не смогу сказать, как я выглядела в детстве. Давай, показывай, что там дальше. Меркурий хмыкнул и перевернул страницу. Венера конкретно посмеялась с фотографии, на которой первая планета системы, которой на вид лет шесть-семь, сидит на корточках на улице с полуприкрытыми глазами. Видимо, его сняли, когда он моргал. В руке держит молоток, а перед ним на тротуаре лежит кокос, под которым в луже кокосового сока находилась разбитая стеклянная тарелка. — Это я в первый раз в жизни пытался открыть кокос и мне в голову не пришло ничего лучше, чем положить его на тарелку. Стеклянную. — Боже, чем ты думал? — Прохихикала Венера. — Ну, я тогда полагал, что кокос разобьётся, а жижка вытечет в тарелку. Но я не учёл того, что кокос твёрже стекла. — И тебя не стали за это бить? — Поинтересовалась вторая планета. — Нет, конечно. Мы все посмеялись, правда, меня потом заставили убирать осколки и мыть тротуар из шланга. — Меня за разбитую посуду хлестали ремнём. Большим, военным, с тяжеленной бляхой. — Блин, это же... жестоко. — Та всё нормально, не парься. Давай листать дальше. Меркурий перелистнул страницу, и взгляд Венеры привлекла фотография Меркурия в "пингвинячьем" костюме, мальчик с улыбкой во весь рот сидел за школьной партой, держа букет астр. И рядом с этой фотографией было общее фото класса, где Меркурий был самым низким. — Поверить не могу, что я был таким маленьким, — сказал первый, глядя на прото-планету в пиджачке, которой он когда-то был. — Скучаешь по прожитым впустую одиннадцати годам? — Ничего не впустую. Я учился, получал знания. — Лапшу будешь на уши другому идиоту вешать. А ну ка, синус девяноста градусов? — Один? Я правильно сказал? — Не знаю. Я сама не помню, как считаются синусы-хуинусы. — Я тоже уже подзабыл. — А что ещё ты полезного почерпнул в этой шизанутой колонии одиннадцати лет ада? — Я... умею писать слова почти без ошибок, хорошо считаю, знаю о физических и химических процессах, которые происходят в тесте... Да в общем-то, достаточно. — А тебе пригодилось знать, что хотел сказать автор, когда он написал, что у главного героя его книги, который ни разу не йоба-писатель, в комнате висят синие шторы? — Ну, тут нужно учесть психологическое значение цвета. В кондитерском деле это очень важно, так что синие шторы могут обозначать либо спокойствие, либо депрессию. Зависит от оттенка. — Какой ты душный. Пойду, открою окно, а то дышать нечем.