По ту сторону удачи и неудачи

      Когда Масамунэ открывал позднему гостю дверь, он ещё не догадывался, с какой неожиданностью столкнётся. Нет, кто к нему нагрянул так поздно, ему вполне было известно. Но вот состояние того… Оно, мягко говоря, удивило. А если откровенно — вышибло из колеи. Хватило одного лишь взгляда гостя, чтобы Масамунэ впал в растерянность и не знал, как из неё выбраться.       — Ты не хочешь меня впускать?       Только после вопроса он обрёл способность двигаться и отошёл в сторону. Сказать же хоть слово у него пока не получалось. И не потому, что говорить было нечего, а потому… Да какого чёрта случилось вот это вот?.. Что именно, у Масамунэ даже вообразить не получалось.       — Если для тебя уже слишком поздно, то просто скажи. Я не стану досаждать тебе своим присутствием.       — Да не, проходи, — еле нашёлся со словами Масамунэ. — Я просто… не ожидал.       Имел он в виду явно не сам поздний визит — кто бы сомневался — Канэцугу. Они частенько захаживали друг к другу, чтобы поговорить за чаем, иногда за кофе, иногда и за чем-нибудь покрепче. Обсуждали обычно группы — тяжёлые или нет, — забавные случаи и трудности во время экскурсий. Чуть реже речь заходила о каких-то увлечениях друг друга. Но часто за такими разговорами они засиживались допоздна, а временами один ночевал у другого, потому что оказывался не в состоянии добраться домой. Поздние визиты, конечно, тоже случались — перед выходными. Поэтому Масамунэ нисколько не удивился, когда увидел Канэцугу на пороге. Вся неожиданность заключалась в состоянии того…       Наоэ сам на себя не был похож. Весь подавленный, словно душа его попала под пресс, тихий, мрачный, как туча, из которой вот-вот хлынет дождь. Когда обычно воодушевлённый, громогласный до рези в ушах, излучающий свет, подобно солнцу. Конечно, Масамунэ не ожидал — перед ним словно совсем другой человек предстал!       — Что будешь пить? — пытаясь выловить обычную для их бесед атмосферу, поинтересовался он. Сам же впрочем подумал, что хорошо бы взять какой градусный напиток, но не вспомнил, осталось ли в запасах хоть что-то такое.       — Пить? — удивился вдруг Канэцугу. Да так искренне, будто действительно нечто странное услышал. — А, спасибо. Мне хватит.       Наконец Датэ уловил сладковатый запах сакэ, при приготовлении которого, вероятно, использовались сливы. И напрягся. Уже спустя две недели знакомства с Канэцугу он выяснил, что тот напивается довольно быстро и, стало быть, должен пить исключительно с кем-то. На публике желательно алкоголь, крепостью не выше восьми процентов. Дома пределом становились двадцать процентов. А получалось… Масамунэ не хотел думать, что Канэцугу пил один и превысил публичную норму. Даже целенаправленно убеждал себя, мысленно повторяя: «Тот пил где-то рядом и с Уэсуги!» Потому что в противном случае просто бы отругал на чём свет стоит. Потому что не смог бы молчать, когда коллега… приятель? Может, друг? В общем, опять такой идиот!       Но сейчас негодование — а исходи оно от Канэцугу, было бы определённо праведным, чёрт побери! — могло всё испортить. Случилась слишком неприятная неожиданность. А Масамунэ оказался о ней ни сном ни духом, поскольку только в прошлую ночь вернулся с маршрута… Однако даже без идей, что произошло в его отсутствие, он пытался выстроить стратегию.       — Есть хочешь? Могу что-нибудь быстро приготовить, — сообразил Масамунэ.       Тогда же, когда вскрылось, что Канэцугу быстро напивается, всплыло и ещё одно — алкоголь делает того более эмоциональным. Правда, обычно неудержимо радостным. Впрочем пили они всегда — почти — вместе и в хорошем настроении, а значит, алкоголь может просто усиливать уже имеющуюся эмоцию. Рассчитывая на последнее, Масамунэ предложил поесть. Подумал — градус в крови понизится, и Канэцугу немного придёт в себя. Он действительно хотел, чтобы так вышло…       — Не хочу! — обиделся Наоэ. Да настолько от души, что глаза его заполонили слёзы. — Я хорошо с тобой знаком, поэтому знаю, что ты не слепой. Видишь же, что мне нечто важное сказать тебе нужно. Почему же тогда игнорируешь это?       «Что же случилось, пока меня не было?» — задавался вопросом Масамунэ. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вернуть Канэцугу улыбку. А меньше всего — обижать того.       — Мы обычно говорим с тобой за столом… — растерянно ответил он.       — Ах, точно! — теперь уже разозлился Канэцугу. — Тогда чего мы ждём? Идём на кухню! — решительно заявил он. Так же бы и прошёл на кухню, если бы его не вело из стороны в сторону, как юнгу по палубе в первом плавании.       Масамунэ следовал за Канэцугу по пятам, желая, но не смея поддержать… за руку? Или за талию? К счастью, тот добрался самостоятельно. Плюхнулся на стул и уставился с явным укором.       Как бы сильно Масамунэ не хотел обижать Канэцугу, выходило всё с точностью да наоборот. И он терялся только больше. А потому начинал возмущаться. Чёрт возьми, ему ни о каких неожиданностях не сообщали! Когда у него должно было найтись время для того, чтобы понять, как себя сейчас вести? Он вообще ещё час назад спал, восстанавливая силы после долгого заключительного на маршруте дня. Уж выложил бы Канэцугу всё сразу!       Не поддаваясь возмущению, Датэ сел на своё обычное за столом место и всем своим видом выразил готовность слушать. По крайней мере, так ему казалось. На деле же он нахмурился и вперил взгляд в неожиданно другого Канэцугу. Как если бы тот был совершенно новым человеком в его жизни, к которому ещё только предстоит найти подход.       — Ты вообще хочешь сегодня слушать? — на этот раз расстроился до дрожи в голосе Канэцугу. — А хочешь ли вообще… выслушивать… — почти прошептал он.       Единственный глаз Масамунэ дёрнулся оттого, как явно слышалось в невысказанном «меня». А факт, что он в поздний час открыл дверь, ни о чём не говорил? Даже попытки создать нужную атмосферу для разговора значения не имели, что ли? Масамунэ чувствовал, как вскипает.       — Я жду, когда ты скажешь, что происходит, — насколько мог спокойно ответил он.       — Правда? — с надеждой спросил Канэцугу. Масамунэ с силой кивнул в знак подтверждения. — Я очень боялся, что тебе не интересен. Мы обычно же говорим о работе, почти никогда о личном… Как будто граница между нами и перейти её вроде нельзя. Вот… Ты точно хочешь выслушать меня сегодня?       Ещё раз с силой кивнув, Масамунэ подумал, что убьёт любого, кто довёл Канэцугу до такого неожиданного состояния. Потому что… желал, чтобы тот не испытывал боли? Иначе с чем ещё Наоэ столкнулся — и вероятно, до сих пор сталкивается, — если сейчас то обижается, то злится, то падает в уныние? А не желать избавить от боли… наверное, всё-таки друга было невозможно. Любой человек захотел бы стереть с лица земли источник проблем ради блага близкого. Ведь так?       — Случилось нечто неожиданное… — наконец собрался с духом Канэцугу, но пока лишь подтвердил догадку Масамунэ. Затем ещё минуту колебался, прежде чем наконец выпалил: — Короче говоря, я влюбился.       — И? Это же радостная новость вроде? — всё-таки не сдержал своего негодования Датэ.       — В тебя! — закончил Канэцугу. По щекам его струились слёзы то ли отчаяния, то ли облегчения. — Ночь не спал, потому что тысячу раз себя спрашивал, точно ли это любовь. И да, она самая! Но как быть, если между нами граница? Мне кажется, я умру от своих чувств, — так же легко и обильно струились признания.       «Ну да, я не подарок, — признал Масамунэ. — Но чтобы так сокрушаться… — всё ещё зацикливался не на том он. Ведь не себя, не накрутившего проблему Канэцугу ему не представлялось возможным убить. — Стоп, что?» — наконец дошло до него.       — В меня? Влюбился? Не, Канэцугу, ты просто перебрал. Давай утром поговорим.       Масамунэ только поднялся, решив немедленно приготовить вторую постель, как тут же оказался в объятиях. Он даже испугаться не успел — так быстро всё произошло.       Но потому-то и понял, что всему виной был не столько алкоголь: Канэцугу дрожал всем телом и дышал так часто, будто застыл в шаге от истерики, а за него цеплялся, как за единственно возможное спасение. Тогда Масамунэ поверил в слова того. И впервые в жизни почувствовал себя идиотом, потому что за объятиями последовала совсем уж отчаянная мольба:       — Прошу, не гони меня, не дав никакого ответа. Я всё вынесу, только не молчание. Мне действительно важно знать сейчас.       — Канэцугу… я… — чуть ли не начал с оправданий Масамунэ.       Опомнившись, он поднял взгляд на Наоэ. Просто хотел прочесть в глазах того, что стоит говорить, а что нет, но в них и потерялся. Сейчас цвета земли после дождя. А обычно… Масамунэ не знал, каких, потому что уж если куда и смотрел, то на губы, изогнутые в мягкой улыбке. Той, которой теперь так не доставало. И Масамунэ молчал бы об этом дальше. Но в плену глаз совершенно не заметил, как озвучил то, что ворочалось в мыслях:       — Ты не представляешь, как я соскучился по твоей улыбке, — Датэ действительно так чувствовал. С тех пор, как он открыл дверь, желание избавить Канэцугу от боли и вернуть тому улыбку его не покидало. Но у него не было в планах это озвучивать!       Как ни странно, Канэцугу улыбнулся. По обыкновению тепло и мягко. Или же… Нет, всё-таки по-другому: будто пытался одарить всем самым светлым и благостным одной лишь улыбкой. Только взглянув на неё, Масамунэ ощутил, что сердце его забилось как-то по-новому. И потерялся, казалось, окончательно без права вернуться в реальность. Но…       — Можно я сегодня останусь? — спросил Канэцугу.       Чем и привёл Масамунэ в чувства. Ожидаемо взъерошенные, как его волосы, но вполне справедливые. Наконец-то можно было выплеснуть всё скопившееся негодование и возмущение. Наконец-то можно было насладиться, растягивая такое уместное:       — Идиот, — на губах Масамунэ тоже заиграла улыбка. — Я поднялся как раз затем, чтобы постель тебе приготовить. Неужто думал, что тебя в таком состоянии кто-то вообще отпустит?       Вряд ли он знал, что после его ответа неожиданность лишь получит новый виток. Вряд ли даже в полной мере понимал, почему Канэцугу всё ярче улыбается. И уж тем более вряд ли был готов к утру, которое ему придётся встречать в обжигающих, но таких уютных объятиях. Потому что сейчас слишком радовался, чтобы думать. Ведь он всё-таки избавил Канэцугу от боли и вернул тому улыбку.