лезвие под языком

— Серый, а поищи салоны, где волосы выдирают, — просит Олег, раздеваясь на пляже. Сережа, сбросив шорты и футболку, удивленно смотрит на него: — Давай я сам тебя подстригу. — Не, не на голове, — смущается Олег. — Надо шерсть всю удалить… — Зачем? — возмущается Сережа. Смеривает Олега взглядом с головы до ног. Олег, если честно, не просто волосатый, он мохнатый. Поросль волос на груди, руки, ноги, дорожка на животе — все в волосах; стоит ему побрить пах — и лобок колется уже через пару часов; он бреет лицо — и к вечеру щетина соскабливает всю кожу на лице у Сережи во время поцелуев. Но он ни разу, правда, ни единого раза не упрекнул Олега!.. Олег вздыхает. Присев на разложенное на гальке полотенце, признается: — Я же так часто голым никогда и нигде не ходил. А тут постоянно все напоказ. Бриться уже надоело, да и раздражение на коже… — Стесняюсь спросить, — начинает Сережа, хотя ни капли не стесняется, — а в каких именно областях ты хочешь сделать эпиляцию? — Жопу, — коротко говорит Олег. — Междужопье. Пах тоже можно. Грудь бы еще. Кстати, на спине ведь тоже волосы растут, — вспоминает он. Сережа с мгновение безмолвствует. Никогда, никогда Олег не загонялся по поводу внешности, волосы его начинали волновать лишь в тот момент, когда пряди лезли в глаза, и он не считал зазорным сбрить их машинкой до состояния жесткой хрусткой щетки; а тут — посмотрите-ка, захотел стать вылизанным мистером бикини… — Олег, — серьезно говорит Сережа, — когда в промежности все выбрито, булки потеют и трутся друг о друга. Мозоль будет. — По себе судишь? — фыркает Олег. — А у меня не потеют, — хихикает Сережа и показывает ему язык. Да, по-детски, зато Олег смеется и забывает об эпиляции. Зато Сережа никак не может перестать ужасаться от мысли, что его Олег станет безволосым пластиковым Кеном. Он думает об этом и когда плавает — до тех пор, пока умные часы на запястье не говорят, что калорий он потратил достаточно; и когда они лежат и загорают, и Олег вытягивает мохнатые ноги, позволяя солнцу покрыть их бронзой; и когда едут домой, и волосатая рука Олега расслабленно лежит на руле; и когда после душа решают, в какой ресторан пойти. Сережа многое бы простил Олегу, но пойти на мучения ради того, чтобы испортить природную красоту?! Нет, немыслимо. Вечером Сережа начинает серьезную атаку, чтобы Олег не смел и заикнуться об эпиляции. Он, выйдя из душа, подныривает под руку Олегу, жмется к нему, целуя от плеча и выше, к шее и щеке, и мурлычет: — Сегодня особенно игривое настроение. А у тебя? — Всегда, — влюбленно отвечает Олег и целует Сережу в губы. Сереже и притворяться не нужно, чтобы осуществить свой коварный план: он вместе с Олегом всегда падает в омут, подрагивает от страсти, касаясь его, сходит с ума от того, какой Олег — сильный, чувствительный, как Олег его ощущает. Их близость на том запредельном уровне, когда точно знаешь, где тронуть, чтобы извлечь определенный вздох, звук, стон, когда тело возлюбленного знаешь так же, как свое собственное. Сережа обнимает Олега за шею, забираясь на него сверху, устраиваясь на бедрах, и ни на миг не прекращает целовать. Горячие ладони Олега ложатся на талию, его член становится тверже под ягодицами Сережи, весь он отдается поцелую, пускает язык в рот, поддается. Даже об этом спрашивать не нужно: оба интуитивно понимают, кто сегодня хочет быть сверху. Сережа влажно касается губами, языком, кромкой зубов шеи Олега, и тот подрыкивает, давит на затылок Сережи, требуя укусить сильнее. Мышцы его шеи, широкие, как канаты, напрягаются, и Сережа впивается зубами, оттягивает кожу, оставляя синяк, который будет сходить еще неделю. Приподнявшись, завороженно смотрит на Олега. Тот дышит через приоткрытые губы, грудь его часто вздымается. Он тянется к губам Сережи, проталкивает палец в рот, и Сережа обхватывает его, ведет языком. Олег слабо улыбается: — Это я тебе пальцы должен сейчас облизывать… Сережа плавно выпускает его палец изо рта и отвечает: — Не беспокойся, я справлюсь. Он спускается ниже, переступает коленом через бедро Олега, и тот, мигом поняв, переворачивается на живот, чуть выгибает поясницу. Сережа завороженно проводит ладонью по его спине — широкой, мускулистой. По татуировке, чуть поблекшей от времени. По ягодицам, покрытым темными волосками, и по бедрам, где у самого паха курчавятся черные волосы. Он любит Олега от и до, любит беспредельно: все в нем красиво и требует любования. Как он этого не понимает?.. Сережа, устроившись между его ног, касается губами ягодиц. Еще не целует, не трогает языком. Лишь проводит губами, дразнит, ладонями скользит по бокам, забирается под грудь и сжимает, чувствуя, как в треугольник между линиями любви и жизни утыкаются острые соски. Он, в этом полуобъятии, почти боготворит Олега. Целует половинки ягодиц, одну, не удержавшись, прикусывает, а потом все же высвобождает ладони и, разведя ягодицы, проводит между ними языком. Олег вздрагивает, подается навстречу, чуть приподнимается на коленях, подставляясь под ласки, и Сережа плавится от того, как чутко реагирует Олег. Он касается кончиком языка тесно сжатых мышц между ягодиц, обводит их кругом, не торопится. Ласкает до тех пор, пока Олег не начинает стонать — низко, глухо, пока Олег не начинает подаваться вверх, умоляя о большем. И тогда Сережа толкается языком в него, жарко выдыхает носом. Проскальзывает в его тело, и Олег дрожит. Сережа гладит его спину, бедра. Проводит ладонью по ягодице, ставя дыбом волосы, и погружает в него язык глубже. Олега трясет. Сережа знает: у него встал так, что хватит лишь одного языка. И пусть он сначала планировал провести этот вечер иначе… он все равно продолжает ласкать Олега, слюна капает меж его ягодиц, Олег рычит, мышцы его бедер мелко подрагивают, и еще пара движений — и он, всхлипнув, напрягается всем телом, замирает. Сережа плавно вытаскивает язык, мажет им по ягодицам, по спине Олега. Пока он, растекшись по простыне, шумно и глубоко дышит, Сережа опускается сверху и скользит членом между влажных от слюны ягодиц. Прикусывает кончик уха Олега, а тот, хоть и разбит еще негой оргазма, стремится навстречу движениям, прижимается ближе. Сережа дает ему пару минут прийти в себя. Целует, лениво и плавно толкается членом. А потом садится на пятки между ног Олега и тянется за смазкой. Он поддается на проникновение пальцев легко, охотно. Лежит щекой на простыне и, закрыв глаза, нежно ловит приоткрытыми губами воздух. Он завораживает Сережу: и его отросшие, ставшие чуть кудрявыми волосы; и резкая линия скул; и линия позвоночника, рельеф лопаток. Его бронзовая кожа, его сильные бедра. Олег — это ожившая мечта, и никого Сережа никогда в жизни не хотел так, как хочет его. Он прикусывает щеку изнутри, пытаясь успокоить сердцебиение. Проникает пальцами в Олега, берет его, касается так, чтобы Олег тихо застонал. Склонившись, вполголоса спрашивает: — Можно? — Тебе — всегда… — шепчет Олег. Сережа и сам чувствует, что он легко принимает пальцы, что мышцы его расслаблены. Он тянет Олега за бедра на себя, и Олег встает на колени, голову кладет на скрещенные предплечья. Сережа не удерживается и выпаливает: — Ты просто не представляешь, какой ты красивый. Он проводит ладонями по бедрам, по ягодицам. Язык бежит впереди него: — И твои мышцы, и твоя кожа, и волосы… Все ведь идеальное. — Он сжимает, мнет ягодицы Олега, признается: — В этом твой шарм. Я это в тебе люблю. Все мужское. Какой ты брутальный… — Серый, хорош, — выдавливает Олег, — я как будто в порнухе… — Сейчас камеру включу — точно будешь в порнухе, — обещает Сережа и в наказание, чтобы Олег больше не ворчал, цапает его зубами за ягодицу. Олег хрипло ахает. Дырочка между ягодиц у него блестит от смазки. Подрагивающими руками Сережа натягивает презерватив, толкается в Олега головкой. Входит один плавным, медленным движением, и стоит упереться лобком — Олег стонет. Спрятав лицо в изгибе локтя, он подрагивает всем телом. Сережа проводит ладонями по его спине, дает время отдышаться, привыкнуть, а потом сминает ягодицы — он ведь не врал, когда говорил, как Олег красив. Его хочется трогать, гладить, щипать, целовать, кусать, лизать — именно такого, с темным пушком на коже, мужественного. Сережа пытается прикусить язык, но все равно мечтательно тянет: — Да-а, ты меховой волчара… Олег стонет — на этот раз, кажется, не от удовольствия, а от испанского стыда, но Сереже наплевать. Он все равно знает, что Олегу нравится. И он начинает двигаться. Выходит почти на всю длину, до самой головки, сжимает ягодицы Олега и толкается обратно, под долгий тихий стон. — Серый… — шепчет Олег. — Сереж… — Да, Волч, — тихо отвечает Сережа и, склонившись, прижимается к его спине. Касается губами скулы. Толкается. Берет его мягко, обнимает за талию. Олег выворачивает, приподнимает голову, чтобы коснуться губ, и без сил роняет голову. Сережа спускает ладонь, касается его члена. В такт своим движениям ласкает его, целует плечи, загривок, упивается им. Шепчет: — Я так люблю тебя. У него нервы на пределе — уже не до игр, не до уговоров исподволь. Как и всегда — остается лишь танец тел, когда все движения, вдохи, стоны синхронны, и Сережа ускоряется, берет Олега, ласкает его, растворяется в нем. Поджимаются пальцы ног, низ живота сковывает судорогой, сердце выпрыгивает из груди, и он, задохнувшись, дрожит, изливаясь, замирает. Машинально кулаком — по члену Олега. Его сперма горячо бьет в ладонь. Колени Олега подгибаются, он падает на постель, раскинув ноги, и Сережа, распластавшись на нем, пытается отдышаться, справиться с этим мигом красивой, желанной смерти — с оргазмом. Когда он откатывается в сторону и бросает презерватив на пол, Олег бормочет: — Ладно. Я понял. Никакой эпиляции.. — Ага, — выдыхает Сережа. — Я тебе запрещаю. Он проводит ладонью по взмокшей промежности Олега — между ягодиц, а потом по их крепкой округлости. Он вовсе не домашний тиран, нет. Он просто ценитель красоты. А Олег с его естественным волосяным покровом по всему телу — самое красивое, что Сережа видел в своей жизни.