лезвие под языком

Перед поступлением они снимают комнату в коммуналке. Едва хватает подачек государства, чтобы оплатить два месяца. Надо немного продержаться, уговаривают друг друга, в августе уже дадут комнату в общежитии. Серый ничуть не сомневается в себе — бежит на экзамены в конце июня, возвращается сияющий, хотя списки прошедших на бюджет будут только через несколько недель. Олег даже не пытается поступить в университет — ему хватит и шараги, просто нужно закрепиться в столице рядом с Серым. Он бы бросил школу после девятого, чтобы получить специальность и начать работать, как почти все из приюта, но Серый не позволил. Возмущался и твердил, что Олег, в отличие от них, не тупой, и мог бы поприлежнее заниматься, и тогда… На этом моменте Олег обычно отключался и все слова Серого сливались в белый шум. Серый ухитряется после экзаменов познакомиться с другими абитуриентами, пропадает пару вечеров и возвращается опьяневшим, счастливым. Уговаривает: пойдем в пятницу вместе, я тебя со всеми познакомлю. Олег угрюмо отказывается. Незачем встречаться с будущими однокурсниками Серого, чтобы понять: он — другой, и они его в свою компанию не примут. Серый, подмигнув, выкладывает последний козырь: — Я тебя с девушкой познакомлю. Красивая. Олег вздрагивает. Они даже подростками замалчивали о своих симпатиях к девушкам. Серый порывался было рассказать, что целовался то с одной, то с другой, но Олег морщился в ответ, и тот замолкал. Не хватало еще слушать, как он переспал с кем-то. Достаточно разговоров других парней, перетрахавших почти всех девчонок приюта. Это тяготит, нечего и говорить. Все влюбляются, целуются, гуляют друг с другом, а он… ну, он пытался общаться с парой девочек, но холодел от одной мысли, что придется их касаться, лезть к ним под кофту. Вот если бы залезть к Серому под майку… У Олега скручивало живот от таких фантазий. Боялся, что случайно сболтнет. Поэтому — никаких разговоров о романтике. Июнь пролетает, словно один день, июль нагоняет следом. Серый находит себя в списке поступивших, и они празднуют дешевым портвейном. Олега зачисляют, как сироту, в шарагу без конкурса, но он не испытывает ни малейшей радости. Жаль только, что придется съезжать в общагу, и нельзя будет, засыпая, смотреть на кровать Серого напротив своей, слушать его дыхание и робко, пугливо мечтать, что это продлится вечность. В один из последних их дней в коммуналке Олег на ночь глядя спрашивает, чтобы хоть как-то унять тоску, сменить ее на боль ревности: — В тебя уже влюбились все девчонки? — Какие девчонки? — словно бы удивляется Серый. — Ну, с какими ты там гулял, — бормочет Олег, уже пожалев. Переворачивается на спину и таращится в потолок. В комнате так темно, что он словно смотрит в черную дыру. — Да там пара парней только осталась из компании, — отвечает Серый. — Тоже айтишники. Обсуждали всякое. Мне еще много прочитать надо, — вздыхает он. — Они на голову выше. В нормальных школах учились, — добавляет совсем тихо. На спине лежать неудобно. Повернувшись на бок, лицом к Серому, Олег представляет, как тот зеркалит его позу, подложив ладони под щеки, и тщится рассмотреть его в темноте. Молчание повисает между ними, покалывает поясницу привычной недосказанностью. Это ведь последние дни вдвоем, горько думает Олег, а дальше — только встречи по выходным, а потом и они сойдут на нет, у Серого ведь новая компания, новые друзья… Как же он будет жалеть, если ничего не скажет. И Олег, решившись, роняет: — Я ведь ни разу не был с девушкой. Даже не целовался. Как вообще к ним подступиться? Серый долго молчит. А потом осторожно задает вопрос: — А… а почему ты меня спрашиваешь? — Ты же вроде как эксперт. Олег, пользуясь темнотой, не скрывает болезненной гримасы, исказившей лицо. Слышит, как сглатывает Серый. — Ну… хочешь, покажу? — шепчет вдруг Серый. Олег не успевает отказаться — а Серый уже откидывает одеяло, опускает босые ноги на пол. — Не надо, — выдавливает Олег в тот миг, когда Серый ставит колено на край его постели. Олег каменеет. Острая коленка Серого касается его бедра. Он застывает над ним и неожиданно мягко говорит: — Не бойся. И ныряет под одеяло к Олегу, вытягивается в струнку, прижимаясь всем телом, и губы его касаются щеки. Сердце колотится в ребра, подскакивает пульс. Легкое прикосновение губ обжигает. Вскипает кровь, и Олег трется лопатками о стену. А Серый, будто не заметив бегства, устраивается удобнее, кладет ладонь на талию и соскальзывает губами ко рту. Прихватывает губу, словно в поцелуе, и скользит рукой по бедру. Гладит. Шепчет: — Просто покажу. Хорошо? Ничего… — он сбивается на миг, но выговаривает: — Ничего такого. Олег выдыхает. Ничего такого. Да. Ничего… Все в нем напряжено. Даже губы стали жесткими, непослушными. Серый касается их своими, проводит языком, пытаясь смягчить, но Олег не может расслабиться. Раскаленная ладонь Серого скользит под резинку трусов, приспускает их, а вторая лежит на груди — и он точно чувствует бешеное сердцебиение. Дыхание его касается лица. — Я бы на твоем месте, — тихо говорит Сережа, — положил ее вот так… на спину… — Он надавливает на бедро Олегу. — Если она зажата. Или боится. И вот так бы, осторожно, нежно… В такт своим словам он ведет ладонью от плеча до бедра. Олег поддается — ложится на спину, и Серый опускается ему на грудь, мягкими губами скользит по лицу. А еще — Олег чувствует животом его член. Его напряженный, твердый член. И тогда сдается. Это же ничего такого, Серый сам сказал. А значит, можно положить руки ему на талию, ткнуться губами в нежную шею. Спросить глухо: — Так? — Ага… Желание такое сильное, что затмевает рассудок. Подрагивающими пальцами Олег приспускает нижнее белье Серого, касается его гладкой кожи. Дотрагивается до выступающих косточек над бедрами. Какой же он… Олег задыхается и ищет его губы. Прижимается к ним своими, не зная, что делать дальше, и просто касается, трогает его, гладит по спине и ягодицам, по плечам, гладит везде. Серый, повозившись, вбивает бедро ему между ног, давит на член и своим прижимается ближе. Толкается, едва слышно простонав в рот, а Олег вскидывает пах в ответ. Пульс бьется во всем теле сразу — в кончиках пальцев, в висках, на веках. Серый ерзает на нем, прикусывает и облизывает губы, дрожит, пальцы его — на скулах, пальцы Олега — в длинных рыжих волосах. Под закрытыми веками — словно взрыв, ослепляет так, как никогда наедине с собой, и Олег бьется в слишком быстром, слишком ярком оргазме, мокро от спермы и смазки между их телами, и Серый быстрее потирается о его бедро, мажет головкой. Совсем тихо всхлипывает, и бедро обжигает его сперма. Олег одеревеневшими руками прижимает его к себе. Серый, положив щеку ему на плечо, шумно дышит. Вес его сверху приятно давит, и нужно бы сказать — я все понял, спасибо, что научил, только, черт возьми, чему научил? Как любить его в первый и последний раз под одеялом? Как обрести его на мгновение — и потерять навсегда? Олег обнимает его и никак не может отпустить. Севшим голосом спрашивает: — И ты… ты так с каждой? Ощущает, как Серый, еще секунду назад расслабленный, напрягается всем телом. Бормочет: — Вообще-то ни с одной. Я тоже с девушками ни разу. Сердце тревожно сжимается и резко ударяет в грудь. Слова, которых и так отчаянно не хватало, растворяются на языке. — Прости, — шелестит Серый и приподнимается на локтях. — Я очень хотел с тобой. Прости. Олег сцепляет пальцы в замок на его загривке. Не дает уйти в остывшую постель. Слова Серого прыгают эхом в черепе. Слова Серого — словно он тоже схватился за эту ночь, как последний шанс. Олег шепчет, почти понимая, что именно: — Тогда… может, еще потренируемся?.. Серый, выдохнув, вновь ложится ему на грудь. И они тренируются оставшиеся пару дней. А потом сдают ключи от комнаты хозяйке, разъезжаются, и Олег твердо знает, что полученные навыки не применит больше ни на ком. И почему-то ему кажется, что Серый — тоже.