лезвие под языком

Олега в полнолуние каждый раз выламывает. Он весь горит, пытается сопротивляться прорывающейся звериной форме, и иногда удается перебороть пробуждение огромного волка, но чаще он мечется по дому, шумно, по-собачьи дышит, а Сережа следует за ним на цыпочках. Смотрит, какой он стал: холка достает до потолка, вместо рук — когтистые лапы, а меж бедер свисает приличных размеров член. У Сережи от него в голове сбоит: раз это он расслабленный такой, то сколько сантиметров, когда встанет?.. Мысль дурацкая, неправильная, да и Олег разозлится, прочитает лекцию о том, что в волчьей форме он может его запросто убить, поэтому Сережа помалкивает. Следит за лунным календарем так внимательно, как девушки за своим циклом, наверное, не следят, и пытается успокоиться. Сегодня он никак не может выпустить Олега из постели. Тот лежит лицом к стене, а Сережа, обняв со спины, мягко трется носом о загривок, гладит по груди и плечам. Уговаривает: — Ты ведь большой плюшевый волк. Как игрушка. И нечего так нервничать, ничего ты мне не сделаешь… — Да у меня мозги затуманиваются каждый раз, — огрызается Олег. — Расколочу опять тарелки в невменозе, и где новые покупать? Икея-то тю-тю… Сережа теснее обнимает его и мурлычет: — Тарелки бьются на счастье. Так они и лежат до темноты. Олег тяжело дышит. Сквозь плотные шторы не пробивается луна, но в доме горят все лампы. Сережа гладит плечо Олега, бедро под одеялом, и на миг кажется, что сегодня он сдержится. Будет дрожать, хрипеть, но удержит себя под контролем, а завтра с больными от бессонной ночи глазами будет глушить кофе. Но под ладонью вдруг оказывается жесткая шерсть там, где еще недавно ее не было, и сердце привычно екает. Олег со стоном утыкается лицом в подушку, и по телу его проходит дрожь, дрожь такая сильная, что кровать начинает поскрипывать. Сережа крепче обнимает его, обхватывает за талию, и пальцы рук едва касаются друг друга. — Волчик, — шепчет он, — все хорошо. Я рядом. Олег словно выталкивает его с кровати — резко дергает ногой, нет, лапой, упирается ладонью в стену, и пальцы его темнеют, выскальзывают иссиня-черные когти. Рука стремительно покрывается шерстью, с хрустом рвется нижнее белье — говорил же, сними!.. А потом Олег отбрасывает одеяло, от порывистого движения Сережа едва не скатывается на пол, но вцепляется в Олега намертво. Нет, не в Олега уже — в волка, чьи лапы свисают с постели, который занял почти все пространство, чья широкая грудь раздувается от глубоких вдохов, а из пасти вырывается рык. — Олег, — бормочет Сережа, будто голосом может его успокоить, и гладит его по животу. — Уйди, — глухо рычит Олег и прижимается лбом к стене. — Не уйду, — шепчет Сережа. Не уйду, повторяет про себя, нет ничего плохого в том, что ты оборотень, я тебя любым принимаю и ни капли не боюсь, когда до тебя это уже дойдет? Он трется щекой о жесткую шерсть на его спине, кажется себе крошечным по сравнению с ним. Олег тяжело дышит. Подрагивает от жажды движений — ноги у него беспокойные в этой форме. Ладно хоть перестал убегать из дома и рассекать по парку, пугая прохожих и собирая испуганный лай собак… Сережа держит его в объятиях, хотя Олег запросто может его откинуть так, что он улетит на другой край комнаты. Но Олег сдерживается. Сережа ощущает, как вибрирует в нем напряжение. Как он окаменел. И вопреки всему — касается нежно, гладит по шерсти размашистыми движениями от груди до низа живота, и срывается невольно ладонь ниже — ну дай хотя бы потрогать, хоть разочек… Олег, недовольно рыкнув, приподнимает бедро, пытаясь спрятать пах, но упирается коленом в стену. А Сережа быстро ныряет рукой вниз, касается мягкой еще плоти, ведет по всей длине… ойкает: а на яйцах у него шерсть нежная. Олег вздрагивает. Хрипло лает: — Что… творишь… — Ничего, — чересчур быстро отвечает Сережа, но не трогать уже не может. Завораживает, какое у него там все огромное. Сердце начинает колотиться быстрее, и Олег несомненно чувствует запах его возбуждения — даже в человечьей форме говорил, что он пахнет по-особенному, когда заводится, а уж сейчас и подавно чувствует, как зарождается внизу живота пламя. Сережа потирает немного шовчик меж яиц и проводит снизу вверх по члену. Олег, дернувшись, встряхивается, будто мокрая собака, и приходится опять стиснуть его талию, чтобы не сбросил с кровати. — Да ладно тебе, — шепчет Сережа и опять трется щекой о его спину. — Неужели тебе никогда не хотелось?.. И сжимает член. Тот уже не такой мягкий. Напрягается, горит в ладони. Сережа ведет по нему медленно, дразнит под хриплое дыхание, под то и дело срывающийся из пасти недовольный рык. Невольно прижимается пахом к Олегу ближе. Шерсть грубая, но ему даже нравится. Остро колет возбуждение. Он втягивает воздух — пахнет не собакой, а чем-то мускусным, горьковатым. Сжимает кулак на члене Олега, окрепшем, и пальцы не смыкаются у основания. Словно раскаленную трубу держишь… Олег, опять зло рыкнув, резко встряхивает плечом, отталкивая Сережу, и переворачивается к нему мордой. От неожиданности Сережа сам сползает на пол. Сидит на коленях перед Олегом и смотрит в пожелтевшие звериные глаза, а прочитать в них — ничего не может. Олег скалится, с губы свисает ниточка слюны. — Нет, — рычит он искаженным превращением голосом. И Сережа почти соглашается — ладно-ладно, не трогаю, большой и злой волк… но взгляд его соскальзывает вниз. Член у него стоит. Он совсем не как человеческий. Толстый у основания, в буграх вен, сужается к маленькой головке, а она — алая, сочащаяся смазкой. Он машинально сглатывает. Резко вскидывает глаза на Олега, смотрит нагло, дурея от собственной храбрости, и, подавшись вперед, кладет обе ладони ему на бедра, пытаясь подтянуть к краю постели, но куда там — волчья туша неприподъемная, еще и противится… Он скребет ногтями по шерсти, лезет к нему, приподнявшись на коленях, и Олег небрежно отталкивает его лапой. Но толчок выходит столь слабым, что Сережа понимает: тает его сопротивление. Сейчас не устоит… И он опять подбирается ближе, ведет ладонью между бедер, вытягивает язык, почти уже чуя вкус смазки… Опять оказывается на полу. Олег тяжело смотрит на него. Прижимает лапой член к животу, словно скрывая его от Сережи, и медленно садится на край постели. Постукивает задней лапой по полу — эту жажду действий, просыпающуюся у волка, Сережа сразу узнает. Сердце колотится. Он опускает ладонь на свой член, сжимает через пижамные штаны, не отрывая взгляда от Олега, и тот склоняет голову, прикрывает глаза. И, будто это разрешение, Сережа плавно тянется к нему, становится между его коленей и мягко отводит его лапу в сторону. Чувствует не дрожь даже — вибрацию всего тела. Тихо спрашивает: — Боишься? Загораются желтые глаза. — Еле… еле держусь, — рычит Олег и кладет лапу на затылок Сережи, лапищу в два раза больше его головы. На мгновение страх легонько укалывает меж ребер — ведь если он сожмет пальцы, то может и череп проломить. Но Сережа осторожно проводит ладонями против шерсти по бедрам Олега, тянется к его члену ртом, касается губами, щекой… Прикрыв глаза, бесстыдно трется о него, привыкая к величине, к его жару, к бугристому стволу. Олег гортанно рычит, сжимаются его пальцы на волосах. И больше не дразня, Сережа берет в рот. Он солонее обычного. Скользит по языку головка с щелочкой, словно раздвоенная, скользит до самого зева, а член еще даже наполовину не внутри. Дыша через нос, Сережа пытается привыкнуть, пару раз насаживается, пускает за щеку, а Олег, теряя терпение, надавливает ему на затылок. Поперхнувшись, Сережа пытается пустить его в горло. Но член — бесконечный словно, он растягивает рот, затыкает глотку, из глаза рефлекторно падает слезинка. Лапищи на затылке лежат свинцовой тяжестью, но больше не насаживают. Сережа сглатывает, и Олег рокочуще стонет. От силы его рыка по позвоночнику бегут мурашки. Сережа немного выпускает его член, и кажется, будто бугорки и вены царапают горло, губы растягиваются так, что кожа в уголках почти лопается. Он что, еще больше становится?.. Конечно, он же весь огромный, эти бедра под ладонями, руки на затылке, рост — возвышается так, что свет от люстры собой закрывает. И Сережа со стоном насаживается снова, едва дышит от усилий, член проходит в горло неохотно, распирает собой. Он берет его у основания обеими руками, подстраиваясь под движения ртом. Слизистая словно стирается о наросты, ноет челюсть, языком он считывает грубый рисунок вен. Выпускает полностью, чтобы отдышаться, и слюна течет по подбородку вперемешку со смазкой. Поднимает взгляд на Олега — а тот уже сам не свой, зрачок залил всю радужку, узкий желтый ободок едва проглядывает, шерсть вздыблена, словно перед дракой. — Он очень большой, — шепчет Сережа и Олег, готов он поклясться, ухмыляется волчьей пастью. Он подталкивает Сережу к члену, надавливает на затылок, и во второй раз взять его легче, только помедленнее бы, но Олег с рыком натягивает его на член, грубо проникает в горло, тут же за волосы — вверх, чтобы головка скользнула по губам. Ахнув, Сережа едва успевает открыть рот пошире, чтобы не задеть зубами, а Олег насаживает его снова, не дает самому контролировать глубину и ритм, яростно трахает в рот, взяв обеими лапищами за голову, и Сережа в его пальцах — словно игрушка. Давится, сглатывает, член таранит глотку, будто палка с зазубринами, и он кашляет, сжимается горлом на нем, весь уже в слюне и слезах. Но все равно цепляется за бедра Олега, чтобы не вздумал пожалеть, не вздумал отстранить. Олег все быстрее насаживает его, стирая о член губы, натягивает ртом глубже, до удушья, а у Сережи стоит так, что чуть тронь — взорвется. Он надсадно дышит, гортанно стонет от бешеного темпа, и вдруг Олег резко оттягивает его за волосы. Сережа едва успевает прикрыть глаза. Бьет сперма на губы, на лицо, выплескивается обжигающими толчками. Он тянется к головке языком, и на него падают последние капли. Обхватывает ее губами и, стерев попавшее на ресницы, мутно смотрит на Олега — зареванный, в слюне, смазке, целый коктейль биологических жидкостей. А Олег смотрит в ответ. Склоняется, трется носом о висок. И пока он шумно дышит, пока его клыки в опасной близости от лица, Сережа касается себя через пижаму и нижнее белье, шепчет: — Свой тебе в рот не дам. Откусишь… Касается легко, едва трет — и с тихим стоном сгибается, прижимается к бедру Олега, кончает. В голове звенит. Какой же он огромный… и горло саднит. Голос, наверное, и назавтра будет хриплый. Дотрагивается до порванного уголка губы. И, подняв взгляд, улыбается. Олег больше не стучит нервно лапами. Не порывается бежать. Сережа сипло говорит: — Какой хороший способ тебя успокоить, да? Мерещится беспокойство в волчьих глазах, пока он оглядывает Сережу. Поднявшись, Сережа бредет в ванную, открывает воду в раковине и смотрит на свое отражение в зеркале. Раскраснелся весь, даже глаза красные, губы горят, а с подбородка медленно срывается вязкая капля спермы. И он улыбается себе тоже. Все еще взбудораженный, хоть еще раз лезь к Олегу. Умывается холодной, пытаясь отдышаться. Не замечает, когда Олег заходит к нему. Уже меньше ростом, пасть деформируется, становясь лицом. Шерстинки пропадают с его ушей. Обняв со спины, он уже обычным носом прижимается к шее. Прячет глаза. Тихо произносит: — Прости. Я себя совсем не контролирую… — Как ты быстро сдулся, — игриво отвечает Сережа и притирается к нему задом. Олег качает головой. — Короткая луна, — говорит. — Ты мог бы просто переждать… — И никогда не попробовать твой здоровенный волчий член? — веселится Сережа. Через отражение смотрит на смущенного донельзя Олега и говорит, глядя ему в глаза: — Я давно об этом мечтал. А может, в следующий раз попробуем в… — Нет, — выпаливает Олег и обнимает крепче. — Нет. — Посмотрим, — уклончиво отвечает Сережа. Сверкает глазами и принимает благодарные поцелуи в шею, а еще — резкий укус, будто клыки не до конца втянулись.