лезвие под языком

— Олег, не молчи, — просит Сережа и пинает камушек. Тот глухо ударяется о проржавевший гараж-ракушку. Олег угрюмо отводит взгляд. Затягивается. Выдыхает сизый дым в прохладный весенний воздух. А что говорить-то? Ну и вали на свое свидание? Удачи? Если пососешься с ней, то мне не рассказывай? Олег действительно не знает, что сказать в ответ на восторженное "Рита согласилась погулять!". Сережа, устав топтаться на месте, поправляет растянутую вязаную шапку, хоть и тепло уже с непокрытой головой. Через крупные петли сиреневой шерсти поблескивают его огненные волосы. Весь он угловатый, вытянувшийся, тощий, лицо обкидано прыщами, местами расковырянными до крови, но Олег все равно ощущает к нему та-ко-е, что плевать на мелочи, на изъяны внешности, которые каким-то необъяснимым чудом самого Олега обошли стороной. Сережа начинает бродить кругами по двору, наконец садится на качель, и от каждого движения она заунывно скрипит. Олег морщится и, бросив сигарету, затаптывает горящий кончик. — И во сколько вы идете? — спрашивает Олег, подходя к Сереже. Тот замедляется. Смотрит на Олега снизу вверх. Щурится — солнце яркое, бьет в глаза. — Завтра после уроков. Сережа протягивает ему свой рюкзак, и Олег закидывает на плечо цветастую сумку вместе со своим портфелем. Пытается сделать вид, что ему вовсе не обидно, что не злится. Что не хочет рвать и метать от того, что Сережа то и дело пытается кого-то пригласить на свидание. Что не злорадствует, когда ему вновь и вновь отказывают. Хороший же друг… А теперь, когда единственная девчонка согласилась, даже порадоваться не может. — Ладно, — сдается Олег. — Пойдем уже. — А ты не хочешь… — Нет, — отрезает Олег. Сережа искоса смотрит на него. Они идут к остановке. — Все наши гуляют с девчонками, даже хромой, — говорит Сережа. — Кроме нас. — Ты тоже теперь гуляешь. Выходит неожиданно зло. Сережа, оторопев, замыкается, и до приюта они едут молча. Олег перебирает в голове извинения, но вот загвоздка — просить прощения не хочется, хочется разругаться вздрызг, обвинить Сережу во всех грехах, словно он Олега смертельно обидел и оскорбил, а не на свидание намылился. И только когда они подходят к крыльцу, Олег находит в себе силы выдавить: — Прости. Удачи, Серый. И сматывается за дом играть в футбол до отупения. Пару раз, поскользнувшись, падает в грязь, разок со злым рыком заряжает мячом в табло приятелю, а потом долго и нудно отстирывает под ледяной водой куртку от грязи. Останавливается, лишь когда уже не чувствует рук. Вечером они с Сережей ведут себя так, словно не ссорились: вместе ужинают и вместе идут в душевые, Олег сторожит его одежду и полотенце от приютских, а потом они меняются местами; сидят рядом, пока Олег играет в тетрис, а Сережа рисует. Но почти не говорят. Олегу кажется, будто он дикобраз, выпустивший иглы, и Сережа не может дотронуться до него, не поранившись. К ночи, когда собираются ложиться в постели, это почти оказывается правдой: Сережа касается было плеча Олега вместо пожелания спокойной ночи привычным движением, но тут же отдергивает руку. Олег впервые поворачивается к нему спиной и таращится в стену. На следующий день уроки, обычно тянущиеся бесконечно, пролетают как один миг. На голову Олега сыпется бесконечное число замечаний от училок за то, что ловит ворон; он сталкивается плечами со всеми в коридоре, бычит и даже забивает стрелку спортсмену из 11б; про себя думает — да он же меня одним ударом в землю вгонит… Да и черт с ним. Заканчивается шестой урок. Олег, взяв в столовой бесплатный сиротский обед, без энтузиазма съедает суп, мысленно каламбуря: сейчас съем щи и пойду получать по щщам. Но сначала — покурить за гаражом-ракушкой, он уже взрослый парень, без перекура — никуда. И он с легким весом своего полупустого портфеля, без Сережиного цветного рюкзака, набитого ручками, карандашами, блокнотами, тетрадями, всякой ерундой (однажды там даже кусок мыла, украденный из учительского туалета, обнаружился), идет за гаражи. Завернув за угол, столбенеет: его ждет Сережа, попинывая камушек. Он вскидывает голову, услышав шаги Олега, встречается с ним глазами. Щеки его едва заметно розовеют. Приблизившись, Олег выбивает из пачки последнюю сигарету — вот почему последняя вечно оказывается перевернутой?.. Подкуривает и спрашивает: — Что, она уже отшила? — Наверное. Не знаю. Я не пошел. Сережа чуть улыбается. Олег медлит, переваривая. Не пошел… С чего бы вдруг? Переволноваться и слиться от страха он точно не мог. Дел важнее свидания у него нет. Олег, помолчав, спрашивает: — Почему? — Ну, мы же с тобой на свидания не ходим, с девчонками не гуляем, — нарочито весело говорит Сережа, и фальшь в его голосе режет ухо. — Угу. Олег затягивается и решает не продолжать допрос. Главное — что не пошел. Главное — что не бросит его ради девчонки. И не будет с ней обжиматься, сосаться и сопливо признаваться в любви. — Лучше пойдем с тобой на свидание и будем с тобой гулять, — все еще шутливо произносит Сережа. Руку вдруг прошивает дрожь — и Олег роняет едва начатую сигарету. — Черт… — Извини, — выпаливает Сережа. — Глупая шутка… Он шумно втягивает воздух. Олег переводит на него взгляд. Красные пятна ползут по лицу и шее Сережи. Олегу чудится, будто его ударили по затылку: в ушах звенит, язык едва шевелится во рту, сердце тревожно колотится. — Я бы… я бы хотел с тобой гулять, — выдыхает Олег. Теперь его лицо начинает гореть. И он надеется, что Сережа не понял его, что он сам — не разобрал, что хотел тот сказать… Нельзя ведь им. С девчонками — можно, а им вдвоем — нельзя. Сережа вдруг тянется к нему ладонью, сжимает плечо, и Олег, не задумываясь, зеркалит его жест, привычно кладет руку на тощее плечико, как тысячу раз до этого, но на этот раз выходит так интимно, словно это поцелуй. Сережа вздрагивает. Сглатывает. Олег случайно соскальзывает взглядом на его искусанные губы. И, пытаясь перестать думать о запретном, непослушным ртом складывает слова: — Пойдем на стрелку? Посмотришь, как меня бить будут. — Я за тебя сам кого угодно изобью, — категорично говорит Сережа. — Олег… на удачу, — выпаливает он и, резко приблизившись, касается губами щеки. Тут же отстраняется. Олег медленно подносит пальцы к поцелую, словно тот оставил шрам. Когда же прошло детство, и Сережа перестал обнимать его по поводу и без, тискать и тюкать губами?.. Олег бы полжизни отдал, лишь бы и теперь Сережа трогал и целовал его, словно любимую игрушку. Олег кое-как растягивает рот в улыбке. — Теперь точно буду победителем, — говорит. И они идут на полупустой школьный двор драться, а Олегу кажется — что на свидание.