лезвие под языком

На Патриках темно, словно в подъезде на окраине, и Олега это более чем устраивает; он несет рюкзак, содержимое его звякает от каждого шага. Серый вносит посильный вклад: тащит пакет из Мака, пахнет так, что Олег постоянно сглатывает слюну. Серый увлеченно рассказывает, как защищал реферат на парах, как дискутировал с преподом по философии, а Олег засматривается на его волосы, лезущие из-под шапки, и мечтает коснуться их губами, но пока что может себе позволить лишь глядеть. Время уже позднее, в девять вечера тьма непроглядная, но люди все равно сидят на лавочках и на земле. Выбрав место поближе к воде, Олег вытаскивает из рюкзака старую куртку, бросает ее под ноги. Серый тут же садится, смотрит на него снизу вверх и улыбается — ловит все-таки его улыбку свет одного-единственного фонаря, тлеющего поодаль. Он такой счастливый в каждый свой день рождения, думает Олег, и ему жмет в груди от тоски. Неважно, есть подарок или нет, нашли они деньги на празднование или опять закусывают дошираком портвейн; он все равно счастливый. А может, счастлив потому, что Олег два месяца назад вернулся из армии. Эта мысль только и держит Олега на плаву, не дает прийти в отчаяние от того, как плохо жизнь складывается. Точнее, вообще никак не складывается. Он опускается на куртку рядом с Серым, тот прижимается бедром и, словно читая все в его голове, говорит: — Как же я рад, что ты вернулся. Без тебя не справлял даже. Какой это день рождения, если без тебя? Олег обнимает его за плечи. Быстро целует в щеку. Паршиво, что в общагу Серого не пройдешь, слишком бдительная вахтерша. И к себе в комнату его не приведешь — четверо соседей мигом доложат хозяйке. А на квартиру денег нет. Денег вообще, честно говоря, ни на что нет. — Каждый день рождения, который я пропустил, мы отпразднуем в этом году, — обещает Олег. Врет, конечно. Откуда у него бабки, чтобы праздновать. Ему и подарить-то нечего. Не открытку ж самодельную, как в детстве. Он мог бы спереть из магазина, в котором дежурит, что-нибудь, но не стал. Гопстопнуть тоже мог — да противно. В результате он вытаскивает из рюкзака бутылку российского шампанского, две кружки — керамические, взял с кухни — и отдает одну Серому. — Хочешь, ты открой, — предлагает Олег. — Нет, давай ты. Рванет ведь. Ты ее натряс. — Ага, рванет. Серый в восторге улыбается, Олег и сам тупо лыбится ему в ответ, ничего не может поделать с собой — видит его и разрывается от радости, два года без него провел, только редкие встречи, когда Серый приезжал в часть, и то — гуляли, как два идиота, по местной набережной, и искали, где можно позажиматься в углу, а ему хотелось только обнять и не отпускать, и дышать им, и волосы его нежные гладить. Олег смотрит на него, откручивая проволочку — мюзле, звучит самодовольный голос Серого в ушах, — и не может налюбоваться. Его сияющими глазами, его возбужденной улыбкой, его покрасневшим от холода кончиком носа. Олег наклоняется, украдкой целует в этот холодный нос и начинает вытаскивать пробку. Она вырывается сама, отстреливает гильзой, и Серый взвизгивает, смеется, его смех так звенит, так ласкает, что Олег еще тысячу бутылок натрясет и разольет, лишь бы он хохотал. Пена льется на руки, на одежду и на колени. Олег облизывает ладонь — липко. Серый вдруг хватает его за руку, тянет ее к себе и шершаво проводит языком с внешней стороны, по костяшкам. У Олега все внутри замирает. Он мечтает о нем постоянно, он думает только о нем, он каждую свободную минуту — к нему, с ним. Серый, улыбаясь, тянет руку за бутылкой. Делает глоток из горла. Он и без шампанского пьян. Так и пьют эту бутылку по очереди, глядя друг на друга. — С днем рождения, Сереж, — говорит Олег, как десяток раз до этого. — За тебя. Он приподнимает бутылку, допивает. Чувствует ладонь Серого на своем бедре — мокром от пролитого шампанского. В носу щиплет от пузырьков. У него с собой еще портвейн. С ним они уже не торопятся. Прерываются, чтобы съесть по биг-маку, Серый обляпывается, Олег снимает у него с пряди волос зеленушку — салат из бургера ухитрился посадить на волосы. — Лучший день рождения, Волч, — восторженно произносит Серый. — Ты так каждый раз говоришь, — отвечает Олег. И все равно он счастлив слышать его радостный голос. Однажды, думает он, заработаю денег и устрою для него настоящий праздник. С воздушными шарами под потолком, тортом со свечами, подарками, песнями и танцами. Оденемся красиво, а не в поношенные шмотки из секонда. И будем пить из хрустальных бокалов. Или из каких там пьют богачи. Серый тщательно вытирает руки, лицо, куртку салфетками. Пьет портвейн, поджигает сигарету. Он затягивается глубоко и запрокидывает голову, когда выдыхает дым. Профиль его, изгиб шеи сводят Олега с ума. — Серый, я тебе обещал на день рождения салют подарить, — говорит Олег и лезет в рюкзак. — На салют немного не хватило, но все равно взрывы будут… Он вытаскивает пакет с пригоршней петард. Серый отдает ему сигарету, хватает пару петард — бабочки — и снова радуется: — Ого, Олег, это же лучше салюта! Давай твоей зажигалкой, удобнее будет. Он поджигает хвостик первой бабочки и швыряет ее прочь от себя. Она падает на проталину, жужжит и резко взрывается с коротким цветным всполохом. — Класс! Давай сразу две! Олег, зажав сигарету во рту, поджигает хвостики, а Серый знай себе швыряет бабочек, пьяный и счастливый. Петарды грохочут. По наитию Олег оглядывается. Сует Серому в руки последнюю бабочку, прячет в рюкзак пустые бутылки и говорит: — Поджигай и погнали. Серый, оглянувшись, тоже замечает ментов, те ускоряют шаг. Он поджигает хвостики, бросает бабочек в сторону ментов и, вскочив, бежит вдоль пруда, а Олег — за ним. Серый хватает его за руку, смеется, задыхаясь, ноги у них скользят по тонкой корке льда, схватившейся к ночи. Лицо горит, по спине с загривка пот течет, Серый хохочет, и Олег тоже начинает смеяться. От ментов они сбегают. Выкидывают потом бутылки и мусор — Серый ухитрился захватить опустевший пакет из Мака, не забыл, надо же — и спускаются в метро. До закрытия полчаса. Садятся в первый же подошедший вагон — пустой и ладно. Серый, привалившись к плечу Олега, бормочет: — Спасибо, Олеж. Олег обнимает его за плечи. Серый поднимает лицо, целует — долго, так долго и сладко. Олег запускает руку ему под шапку, во влажные от пота волосы. Сердце бьется до боли в груди. Серый лезет ему под куртку, шумно дышит, целует так жадно, так благодарно, у Олега уши и щеки горят от удовольствия. Вагон начинает тормозить, и Серый, напоследок мазнув щеку губами, отстраняется. Садится и смотрит перед собой, в отражение в стеклах напротив. Раскрасневшийся, расхристанный. На станции никто не заходит, и он вновь приникает к Олегу, и они будут целоваться, пока не доедут до конечной.